Нимфа для огненного деспота

Salina

Нимфа для огненного деспота

Глава 1 . Утро, которое стоило бы не начинать

– Талия! Талия! Отпирай сейчас же! – голос, громкий, как раскат грома, пронзил сонную тишину.

Талия вздрогнула, распахнула глаза. Несколько секунд она не понимала, где находится: свет из окна, смятое одеяло, постельное тепло – всё казалось смутным, будто кадры сна.

А потом она увидела его.

На подушке рядом, спокойно, почти ангельски, спал мужчина. Его волосы падали на лоб, дыхание было ровным, губы тронула слабая улыбка. Какой же он милый, когда не рушит чьи-то судьбы, – пронеслось у неё в голове.

Грохот за дверью усилился. Теперь к крикам добавился отчаянный стук – хотя «стук» было слишком мягкое слово: дверь будто пытались вышибить плечом.

– О, боги… – простонала Талия, хватаясь за голову. – Только не это. Только не сегодня.

Парень в её постели – абсолютно без одежды, впрочем, как и она сама, – даже не шелохнулся. Спал, словно дитя, не подозревая, что сейчас его невеста, разъярённая Катрина, стоит по ту сторону двери и требует объяснений.

Талия осмотрелась по сторонам.

Её комната – маленькое пространство на четвёртом этаже женского общежития – выглядела так, будто буря прошла сквозь неё и решила остаться жить. На подоконнике стояла кружка с засохшими ромашками, рядом – раскрытый учебник по античной поэзии и тетрадь, исписанная заметками о метафорах Гомера. На полу валялись джинсы, пара кроссовок и рассыпавшиеся конфетные фантики.

Из коридора тянуло запахом кофе и жареного хлеба – утро уже началось, и общежитие просыпалось.

А вместе с ним – и крики за дверью.

– Талия! Открывай, я знаю, что ты там! – голос, полный ярости, с каждой секундой звучал всё ближе.

Талия сжала виски, стараясь собрать мысли в кучу.

Что вчера было?.. – пронеслось в голове.

Она попыталась воспроизвести события: вечеринка филологов, смех, музыка, спор о древнегреческих мифах, кто-то наливал вино… и Стив.

Стив – тот самый, что сейчас спал в её постели, без малейшего намёка на одежду.

А за дверью его невеста, судя по звукам, уже подбиралась к стадии «выбить дверь плечом».

Талия судорожно выдохнула , сжала виски, чувствуя, как в голове проносится одно и то же слово: оправдание.

Какое, чёрт возьми, оправдание можно придумать для того, что жених её подруги спит в её кровати – да ещё и без одежды?

Она прикрыла глаза, стараясь сосредоточиться.

Голова гудела, мысли путались, но обрывки вчерашнего вечера постепенно складывались в цепочку.

Да, была вечеринка – окончание учебного года, весь курс собрался у Катрины.

Не сказать, чтобы они были подругами, но общались вполне неплохо.

До этой ночи – точно.

И вдруг её словно накрыло – будто внутри что-то оборвалось, и на неё вылили ушат ледяной воды.

Перед глазами вспыхнула другая картина – лес, залитый мягким светом.

Высокие стволы сияли изумрудом, воздух дрожал от пения птиц, а на траве – цветы, каких не бывает на Земле: лепестки, мерцающие, как звёзды, и аромат, от которого кружилась голова.

Талия сидела на лужайке, босая, счастливая, слушала, как её сестры-нимфы перешёптываются, сбивчиво рассказывая последние вести.

– Что происходит? Что происходит? – восклицала одна, в панике теребя венок из полевых цветов. – На днях к нам пожаловал Пан! Сам бог животных!

Талия удивлённо подняла голову.

– Мы просто пели, – торопливо продолжала нимфа. – Пели и танцевали на поляне, как всегда… И вдруг – из кустов выскочил он. Рога, копыта, смех – страшный, дикий… Все разбежались кто куда!

Лес, который всегда был их домом, теперь казался тревожным. Даже птицы смолкли.

– Но Пан, – продолжила нимфа, – не просто так пришёл. Он ищет себе жену. И не спрашивает, согласна ли девушка или нет.

Талия насторожилась, вглядываясь в лицо рассказчицы.

– И что дальше? – тихо спросила она.

– Что? – переспросила нимфа, и в её голосе звучала горечь. – Мы все бросились бежать. Кто в реку, кто в густую чащу… Казалось, он гонится сразу за всеми. Его смех звенел отовсюду, как эхо – в листве, в ветре, в сердцах.

Она судорожно вздохнула и продолжила:

– Одна из наших, бедная Мерилла, спряталась в дупле своего дерева. Пан подошёл, рассмеялся и крикнул: «Выходи! Будешь моей женой!» Но она не ответила, даже не шелохнулась. От страха, наверное… Тогда он приказал своим слугам срубить дерево.

Голос нимфы дрогнул.

– Мерилла плакала, умоляла не трогать… ведь её жизнь связана с тем деревом. Но он не слушал. Удары топоров звенели по стволу, листья сыпались, будто капли крови… Когда дерево рухнуло, Мерилла умерла.

Повисла тишина.

Талия нахмурилась, обхватила колени и тихо произнесла:

– Вот и зачем, спрашивается, делать себе такие привязки?

Остальные нимфы ахнули, зашикали на неё, будто её слова были кощунством.

А рассказчица покачала головой, глядя на Талию с тревогой и жалостью.

– Но Пан не успокоился, – продолжала нимфа, дрожащим голосом. – Он бросился бежать дальше и вскоре оказался на небольшой поляне.

Там росло множество цветов – ярких, душистых, таких прекрасных, что от их запаха кружилась голова. Ветер ласкал их лепестки, и один цветок особенно выделялся среди остальных – пышный, золотистый, склонявший тяжёлую головку то в одну сторону, то в другую.

– Покачиваешься, красавица? – усмехнулся Пан, приближаясь.

Он наклонился и протянул руку.

Да, именно в этом цветке жила нимфа – Амелия, белокурая, нежная, самая тихая из сестёр.

– Выходи, – приказал Пан, – будешь моей женой.

Из глубины цветка донёсся тонкий, звенящий голосок:

– Ни за что. Никогда.

Пан пожал плечами, будто не расслышал отказ.

Затем сорвал цветок с корнем, поднёс к губам и, словно забавляясь, сделал из него дудочку.

С тех пор, – тихо закончила рассказчица, – Амелия навсегда с ним. Её голос звучит в той дудочке, но мелодия у неё… печальная.

Рассказчица не выдержала – слёзы потекли по щекам. Остальные нимфы потянулись к ней, утешая, обнимая, стараясь заглушить рыдания.

Талия молчала.

Ветер шевелил её волосы, и она смотрела в сторону, туда, где солнце пробивалось сквозь ветви.

– Талия! – вновь раздался голос за дверью. – Открывай, говорю, по-хорошему! Иначе…

Талия застонала, закатив глаза. Подойдя к раковине, она повернула кран – холодная вода обожгла кожу, но помогла немного прояснить мысли.

Капли стекали по щекам, а вместе с ними – и остатки сна.

Но воспоминания снова нахлынули, яркие и живые, будто кто-то сорвал печать внутри её сознания.

…Лес. Тот самый.

Она идёт по солнечной поляне, между стеблей, усыпанных росой.

Взгляд цепляется за один цветок – помятый, с надломленным стебельком. Кто-то прошёл, не заметил, наступил.

Талия присела, протянула ладонь.

– Ах ты, маленький… больно тебе? – прошептала она с нежностью.

Её пальцы едва коснулись лепестков – и чудо произошло: стебелёк выпрямился, головка вновь поднялась к солнцу.

– Вот так. Хорошо, – сказала Талия, вставая.

И в тот миг за спиной запахло чем-то резким – смесью зверя, дыма и мокрой земли.

Она медленно обернулась.

Перед ней стоял Пан.

Волны густых волос ниспадали на плечи, в бороде запутались листья и мох. Лицо грубое, но странно притягательное, глаза – янтарные, светящиеся изнутри. На его висках – закрученные рога, а вместо ног – тёмные козлиные копыта, чуть шевелившиеся на мягкой траве.

– Попалась, – усмехнулся он, обнажая острые зубы.

– Попался, – отозвалась Талия с лёгкой усмешкой, не двинувшись с места.

Пан удивлённо приподнял бровь. Впервые нимфа не закричала, не побежала прочь.

Мгновение – и растерянность промелькнула в его зверином взгляде.

– Иди, Пан, – спокойно сказала Талия, складывая руки на груди. – Погуляй в другом месте. Тут тебя никто не боится.

Он постоял, будто не понимая, как реагировать. Потом опустил голову, развернулся и ушёл, тяжело ступая копытами по траве.

Талия смотрела ему вслед.

Ветер шевелил её волосы, а внутри зарождалось странное чувство – лёгкое, как смех, и опасное, как вызов судьбе.

Пан ушёл с поляны, оставив Талию в покое.

Тишина повисла между деревьями, только ветер шевелил листву, словно сам не верил, что всё закончилось.

– Не такой уж он и страшный, – сказала Талия, довольно вскинув подбородок. – Только вид делает.

Она засмеялась – звонко, легко, как журчание ручья.

Из-за кустов стали выглядывать её сёстры-нимфы: испуганные глаза, волосы, переплетённые с листьями.

Они смотрели на Талию с удивлением – никто не мог поверить, что она заговорила с Паном… и осталась жива.

А Талия, будто ничего не случилось, расхаживала по поляне, высоко задрав голову, поправляя венок из ромашек.

Смех её звенел над травами, солнечный, дерзкий.

Но Пан ушёл не просто так.

Шагая по лесным тропам, он не чувствовал ни запаха хвои, ни пения птиц – только стук сердца в висках.

Впервые нимфа не убежала от него.

Впервые – посмотрела прямо в глаза.

И Пан ощутил странное жжение – не гнев, не ярость, а что-то иное, глубокое, непривычное.

– Эта нимфа будет моей женой, – произнёс он хрипло, и голос его утонул в густом воздухе леса. – Я попрошу Зевса помочь мне.

Он направился к Олимпу, туда, где вершились судьбы.

Его копыта выбивали ритм по камням, а в глазах отражалось одно желание – Талия.

Над Олимпом стоял густой аромат амброзии, и даже облака, лениво плывшие у ног богов, казались опьянёнными . За мраморными колоннами сверкали молнии .

На троне, украшенном золотыми орлами, сидел Зевс – величественный, но скучающий.

Перед ним стояли Афродита, рассеянно крутившая прядь волос, и Гермес, лениво подбрасывавший свой жезл.

И вдруг – топот копыт.

По мраморным плитам, не кланяясь, не останавливаясь, в зал ворвался Пан.

Листья в его волосах ещё шевелились от ветра, а глаза сверкали, как янтари.

– О, боги Олимпа! – прокричал он, распахнув руки. – Я пришёл просить о великом!

Гермес усмехнулся:

– Только не скажи, что снова потерял козу.

– К чёрту козу! – рявкнул Пан. – На этот раз – женщина! Нимфа!

Зевс приподнял бровь, едва заметно.

– Женщина? Ты, Пан, и так уже заполнил леса своими “великими делами”. Чем же эта отличилась?

– Она другая, – произнёс Пан, опустив голос. – Не убежала. Смотрела прямо в глаза. Смеялась надо мной.

Афродита улыбнулась, облокотившись на колонну:

– О, это, должно быть, задело твою гордость, дикарь.

– Не гордость! – возразил Пан горячо. – Сердце!

Он ударил себя кулаком в грудь, отчего листья осыпались на пол. – Я хочу, чтобы она стала моей женой. Дай мне твоё благословение, Зевс.

Зевс хмыкнул, глядя на Гермеса.

– Что скажешь, посланник?

– Скажу, что Пан влюбился, – лениво ответил тот. – А значит, беда не за горами.

Афродита рассмеялась:

– Нимфа, говоришь? Имя её хотя бы знаешь?

– Талия, – выдохнул Пан. – Лесная нимфа.

Зевс некоторое время молчал.

Молния сверкнула где-то за облаками, отражаясь в его глазах.

– Если она согласится, – произнёс он наконец, – благословение твоё.

– А если нет… – вмешался Гермес с лёгкой усмешкой, – ты ведь не заставишь её, правда?

Пан скривил губы, но промолчал.

– Ступай, – велел Зевс. – И не тревожь Олимп пустыми капризами.

Пан поклонился, но в его глазах полыхнуло что-то дикое.

Он уже знал: согласится Талия или нет – она будет его.

День стоял тихий, прозрачный.

На поляне, залитой солнцем, нимфы, как обычно, делились новостями: кто видел перелёт журавлей, кто нашёл новый ручей, кто сочинил песню о росе.

Воздух звенел от их смеха и шелеста платьев, сотканных из лепестков.

И вдруг свет вокруг словно изменился – стал гуще, мягче, полнее.

Из золотого сияния, будто шагнув из утреннего тумана, появилась Афродита.

Её присутствие сразу наполнило поляну ароматом роз и сладкого меда. Волосы богини струились по плечам, как волны заката, глаза искрились тёплым светом.

Нимфы мгновенно притихли, не смея пошевелиться.

– Где Талия? – спросила Афродита, и даже ветер, казалось, остановился.

Талия вышла вперёд, слегка склонив голову, хотя внутри всё похолодело.

– Я здесь, богиня.

Афродита улыбнулась – мягко, но глаза её оставались серьёзными.

– Зевс желает видеть тебя, дитя. Немедленно.

На поляне воцарилась тишина.

Нимфы переглянулись – никто не осмелился даже выдохнуть.

– Меня? – спросила Талия, и голос её прозвучал чуть глуше, чем хотелось бы.

– Да, – коротко ответила Афродита. – Тебе следует идти со мной.

Талия знала, что противиться воле Олимпа – всё равно что бросить вызов буре.

Она лишь кивнула, расправила плечи и, под удивлённые взгляды сестёр, шагнула к богине.

Афродита едва коснулась её руки – и мир вокруг исчез.

Мгновение – и запах цветов сменился ароматом амброзии, а под ногами больше не было травы, только холодный мрамор.

Талия стояла посреди огромного мраморного пространства, ощущая на себе взгляды богов.

Слева, на возвышении, восседал Зевс – величественный, неподвижный, словно сама гроза в человеческом облике.

Молнии медленно скользили по его плечам, растворяясь в золотом свете.

Он наклонился вперёд, глядя на Талию с любопытством, в котором сквозила усталость.

– Пан хочет жениться, – произнёс он громко, и голос его раскатился эхом под сводами. – Пришло его время.

Талия не успела ничего ответить, лишь непонимающе моргнула.

Зевс продолжил:

– Его… пылкость уже утомила нас. Слишком много жалоб от нимф. – Он бросил взгляд куда-то в сторону, где стояла Афродита, которая только пожала плечами. – Но что поделаешь – мать его была нимфой. Вот его и тянет к вам.

Талия почувствовала, как внутри всё холодеет.

Зевс говорил спокойно, почти буднично, словно решал судьбу, не имеющую значения.

– И потому я принял решение, – сказал он, поднимая руку. – Пора женить Пана.

Он посмотрел прямо на Талию, и молния тихо сверкнула у его ладони. – Ты станешь его женой.

– Но… – начала было Талия, но Зевс перебил её, даже не повысив голоса:

– Не благодари меня, дитя.

Он чуть улыбнулся, как будто всё уже решено.

– Сейчас Гермес проводит тебя в твои покои. Надо готовиться к свадьбе. Она будет шумной… и весёлой.

Из тени колонны вышел Гермес, слегка насмешливый, но безмолвный.

Он кивнул ей и жестом указал следовать за ним.

Талия, стараясь не дрожать, сделала шаг.

Но прежде чем уйти, взгляд её невольно скользнул в сторону.

Там, в полутени, стоял Пан.

Лицо его сияло счастьем, глаза блестели, как у зверя, наконец заполучившего добычу.

А у Талии в голове стучало одно и то же:

Надо бежать. Надо бежать. Надо бежать.

Но как?

Как сбежать с Олимпа, где каждая тропа охраняема ветрами, где каждый шаг слышит небо?

Талия шла по длинному коридору из белого мрамора, за Гермесом.

Стены сияли мягким светом, воздух был наполнен ароматом лотосов и чем-то металлическим – запахом молний, что витал над Олимпом.

Под ногами мерцала полупрозрачная дымка – облака, медленно плывущие под дворцом богов.

Гермес шёл впереди легко, почти вприпрыжку. Его шаги не издавали ни звука, сандалии с крылышками мягко касались пола, а на губах играла улыбка.

– А ты не выглядишь счастливой, – сказал он весело, бросив на неё взгляд через плечо. – Неужели не хочешь стать женой Пана? Жить на Олимпе, среди богов?

– Нет, – ответила Талия сухо.

Ответ был коротким, но в нём прозвучала такая твёрдость, что Гермес вскинул бровь и хмыкнул.

– Надеюсь, ты не собираешься бежать? – спросил он, пряча усмешку. – Противиться воле Зевса даже я не осмелюсь.

– А есть возможность сбежать отсюда? – произнесла Талия, словно не слыша его слов.

Гермес тихо рассмеялся, звук его смеха отразился под сводами, как серебряный звон.

– Ха! Ты смелая, нимфа. Знаешь, я уже начинаю завидовать Панy – такая красивая и дерзкая ему досталась.

Но Талия не слушала. Она шла чуть позади, разглядывая его – гибкого, вечно улыбающегося, с глазами, в которых плясал свет.

Её взгляд скользнул к его груди – там, на золотой цепи, поблёскивал амулет, тонкий диск с выгравированным символом крыльев.

– А ты кто, на Олимпе? – спросила она, не сводя с него глаз.

Гермес остановился, обернулся и усмехнулся.

– Я? – переспросил он, притворно удивлённый. – Посланник богов.

Он чуть поклонился, прижимая руку к груди.

– Проводник душ, вестник ветра, вор, торговец… и тот, кто всегда знает дорогу.

– Значит, ты умеешь… уходить.. с Олимпа? – тихо уточнила Талия.

Гермес прищурился, взгляд его стал внимательнее, чем прежде.

– Вижу, ты задаёшь опасные вопросы, нимфа, – сказал он с мягкой улыбкой. – Очень опасные.

Они шли по мраморной галерее, и тишина Олимпа казалась сейчас ещё острее – здесь не слышно было ни шелеста листьев, ни далеких голосов леса, только легкое эхо шагов Гермеса. Талия держалась ровно, стараясь скрыть дрожь в коленях. Она уже сказала себе, что не будет убегать: «Если так суждено – стану женой Пана», – думала она и пыталась примириться с мыслью. Но в глубине души вопросы не утихали: как можно свободно уходить и возвращаться с Олимпа? Почему одни боги могут пересекать границы, а ей это запретили?

– Я не собираюсь убегать, – тихо сказала Талия, – раз уж так велено, я приму это. Но… скажи мне хотя бы одно: как тебе удаётся покидать Олимп, когда хочется, и возвращаться обратно?

Гермес шагнул в сторону, остановился и посмотрел на неё с той самой легкой, проворной улыбкой, что всегда играла у него на губах. Он не выглядел осуждающе – скорее заинтригованным.

– О, – ответил он, – искусство простое для тех, кто умеет слушать дороги. Но не для всех.

Он слегка прикоснулся к цепочке, которая висела у него на груди. На ней покоилась амулет – небольшой круглый диск, размером с ладонь, тонко вырезанный. По краю шли узорные гравировки, похожие на крылья, а в центре был вырезан символ – переплетённые линии, напоминавшие дорожную сеть. Когда Гермес коснулся его, металл зашептал – не голосом, а вибрацией, будто ветер.

– Это не просто украшение, – сказал он, поднимая амулет ближе к свету. – Это талисман переходов. Помогает тем, кто знает слова и пути.

Талия подошла ближе, вгляделась в узоры. Амулет выглядел старым, но поверхность его не теряла блеска; в гравировках играли тени, словно в них жила собственная маленькая тень. Она протянула руку, почти невольно, но остановилась – не дергать же у вестника богов украшение с цепи.

– И как он работает? – спросила она, глотнув сухой ком в горле.

Гермес улыбнулся так, будто вот-вот поведает смешную тайну и одновременно предупредит: «Не злоупотребляй». Он положил ладонь на амулет и сжал его.

– Он реагирует на намерение, – начал Гермес. – На слово. На образ. И на цену. Все переходы имеют цену. Амулет открывает дороги между мирами: между Олимпом и землёй, между берегами забытых рек и дорогами людей, между тем, что было, и тем, что ещё может быть. Но не бесплатно.

Он наклонил голову и, как бы между прочим, прошептал несколько слов – старинных названий рек, которые Талия не могла не узнать: «Стикс… Ахерон… Лета…» – и в этот момент металл амулета едва заметно поблёк, а воздух вокруг них дрогнул. В дальнем конце галереи, там, где мрамор переходил в туман, мелькнуло пятно света – как разрез в ткани мира; на долю дыхания перед ними промелькнула картина: узкая улочка с мокрым булыжником, запах жареного хлеба, гул людской речи – мир, далекий от цветов и звонкого смеха нимф.

Талия вздрогнула: чувствуя ту мелькнувшую сцену, она поняла, что амулет не просто переносит – он открывает взгляд на другой мир.

Гермес улыбнулся и убрал амулет обратно. Свет вернулся к своему обычному спокойствию, пятно в конце коридора исчезло.

– Видишь? – произнёс он мягко. – Одно касание, одно слово – и дверь приоткрывается. Но учти: амулет не любит, когда им играют. Если использовать его слишком часто, если не платить цену… – он произнёс это как загадку, – он треснет. Или хуже – перестанет подчиняться.

Талия внимательно смотрела на него, вслушиваясь в каждое слово. Её сердце билось быстрее, и в голове росла мысль, от которой стало жарко и страшно одновременно: можно украсть его. Можно унести его и уйти.

– Какая цена? – осмелилась спросить она.

Гермес отвёл взгляд, на мгновение стал серьёзнее, чем позволялось ему быть обычно.

– Цена бывает разной, – сказал он. – Иногда это отпущение чего-то дорогого: память, имя, запах родного места. Иногда – обязанность вернуть долг. Иногда – простой предел: им можно воспользоваться лишь однажды. И ещё… – он пожал плечами, будто хотел смягчить сказанное, – амулет знает, кому можно доверять. Не каждому он распахнёт путь. Но я… я мог бы дать тебе урок.

Он с дружеской усмешкой посмотрел на Талию. Глаза его в этот момент стали странно глубокими, как будто в них скользнул отблеск далёких дорог и множества историй.

Они остановился у высоких резных дверей, украшенных золотыми ветвями и белыми лилиями. За ними находились покои Талии – просторные, но чужие. Мрамор пола светился мягким отражённым светом, а из окон виднелись вершины облаков, плывущие под небом Олимпа.

– Твоя комната, нимфа, – с лёгким поклоном сказал Гермес. – Отдохни, приведи себя в порядок. Скоро начнётся праздник – Пан уже не может дождаться своей невесты.

Талия сдержанно кивнула.

– Спасибо, Гермес, – произнесла она, и в голосе её мелькнула сухая нотка.

Он усмехнулся.

– Не думай слишком мрачно. Кто знает, какие пути ещё откроются? – И с этими словами он повернулся, и в одно мгновение растворился в воздухе, оставив за собой лёгкий аромат свежего ветра и шалости.

Талия осталась одна. Но лишь на мгновение.

Двери отворились снова – и в покои вошли служанки богини Геры, стройные и безмолвные, с мягкими шагами, будто их ступни не касались мрамора. Они не задавали вопросов, не обменивались взглядами. Их задача была одна – подготовить невесту к браку.

Талия не сопротивлялась. Она позволила снять с себя тонкую ткань, и тёплая вода в мраморной купальне приняла её тело, окутала ароматами розовых лепестков, мёда и лаванды. Над водой плавали свечи – их огни дрожали, отражаясь в её глазах.

Служанки расчёсывали её волосы, длинные, густые, цвета спелой пшеницы, с лёгким золотистым отливом, который в солнечном свете почти светился. Они заплетали их в мягкие волны, вплетая тонкие серебряные нити и крошечные жемчужины, похожие на капли росы.

Когда она поднялась из воды, на её кожу лёг лёгкий блеск масла, пахнущего амброй и жасмином. Затем – лёгкая ткань, почти невесомая, прозрачная, сотканная, казалось, из облака. Служанки надели на неё платье цвета персиковой розы – оно спадало мягкими складками, открывая плечи и плавно обрамляя талию.

На запястьях засияли браслеты из белого золота, на шее – ожерелье с каплей янтаря, внутри которого будто застыл солнечный луч.

Но самым поразительным в её облике были глаза – большие, глубокие, зелёные с янтарным отблеском, словно отражали в себе и свет Олимпа, и зелень тех полян, где она когда-то пела с сестрами. В них жила смесь тревоги, решимости и тихого непокорства.

Когда служанки отступили, Талия подошла к зеркалу из полированного серебра. Оттуда на неё смотрела яркая, красивая девушка, но в этом совершенстве было что-то печальное, человеческое. Нимфа выглядела как сама весна, заключённая в оковы ритуала.

Её губы – нежные, чуть дрожащие, цвета персикового лепестка. Кожа – светлая, с лёгким сиянием, будто отражала лунный свет. Волосы падали по плечам волнами, переливаясь оттенками золота и меда. Платье подчёркивало каждое движение – лёгкое, текучее, словно само дышало.

И всё же под этой красотой чувствовалась буря. Талия не смотрела на себя с восхищением – скорее, с удивлением и растерянностью.

Это – не я, подумала она. Это чужая невеста.

Из-за двери уже доносились звуки готовящегося праздника: музыка, звон чаш, гул голосов. Олимп оживал в ожидании свадьбы.

А Талия стояла перед зеркалом, и в её взгляде уже появлялась решимость.

Теперь она знала, что сбежит сегодня ночью.

Солнце стояло в зените, и Олимп блистал – в буквальном смысле.

Воздух был наполнен ароматом цветов, вина и музыкой флейт, звеневшей отовсюду. В садах, где даже тени сияли золотом, нимфы и хоры муз украшали дорожки гирляндами, рассыпая лепестки. По мраморным лестницам поднимались боги, в шёлковых хитонах, увешанные драгоценностями, каждый со своей свитой.

Всё напоминало подготовку к великому празднику – ведь сегодня женился Пан, сын бога Гермеса и нимфы Дриопы, – тот самый, кто веками не знал покоя и гонялся за всеми, кто лишь мелькнёт в его поле зрения.