В ожидании Большой волны

Человека, лежащего на рельсах, Райт заметил слишком поздно. Он споткнулся, перелетел через него вместе с лестницей, которую нёс и больно ушибся локтями о насыпь.

– Какого чёрта! – рявкнул Райт, поднимаясь.

Ответа он не дождался. Склонившись над человеком, он рассмотрел его. Лицо было ему незнакомо.

– Какого чёрта?! – ещё раз произнёс Райт. – Вы чего тут разлеглись? Вам что здесь, лужайка с травкой, или скамейка в сквере?

Человек наконец соизволил ответить. Он оторвал голову от рельсов исказал:

– Что вам надо? Идите прочь.

Райт некоторое время с удивлением рассматривал его, потом до него стало доходить.

– Ещё один! – произнёс он с удивлением. – Ты ждёшь поезда, несчастный дурачок?

– Выбирайте выражения, – оскорбился лежащий. – Вы хоть и начальник станции, но я вас всё-таки попрошу…

– Да, я начальник станции, теперь уже бывшей станции, и как начальник станции заявляю: поезда не будет!

– Как? – лежавий приподнялся теперь уже на локтях. – Я смотрел расписание.

– Расписание! – горько усмехнулся Райт. – Оно уже в прошлом. Пароходик проплыл мимо.

– Какой ещё пароходик?

– Такой! С надписью «Счастье». Поднимайтесь. Нашу ветку упразднили. Поезда по ней больше ходить не будут.

– Вот чёрт! – лежавший встал с рельсов и принялся отряхиваться.

– Вы только что хотели свести счёты с жизнью, а теперь вас волнует вид вашего костюма.

– Я надел лучший костюм, – лежавший закончил с пиджаком и теперь отряхивал брюки. – Человек всегда должен выглядеть прилично, даже в час смерти.

– Хм, – Райт поднял с насыпи лестницу. – А я вот как-то не подумал.

– А что, вы тоже… – человек осёкся и повторил: – Вы тоже?

– Да!

– А вы-то по какому поводу?

– Разве в этом жестоком мире их мало?

– Да-да, вы правы, – согласно закивал лежащий. – Вы чертовски правы!

Райт уже собрался уходить, потом взглянул на лежавшего и указал рукой в темноту.

– Ближайшая ветка отсюда в пяти милях, так что если не лень… Часа за полтора доберетесь. На курьерский уже не успеете, но к утру пойдет товарный, так что запаситесь одеялом, иначе до утра околеете.

– Спасибо! – поблагодарил Райта лежавший. – Чёртов городишко. Приличному человеку даже свести счёты с жизнью негде. Чёртова страна!

– Да, в этом вы правы, – согласился Райт и сочувственно посмотрел на человека. – Знаете что, поищите другой способ. Лечь под поезд это вульгарно и не эстетично. Отрезанная голова, растерзанное тело. Ну, сами понимаете. Вот вы предстанете перед Господом в модном костюмчике, а голова? Под мышкой? Лучше придите домой, выпейте бутылку хорошего вина, откройте газ… Райт достал из кармана бутылку и протянул лежавшему, – вот хлебните для верности, заодно согреетесь. Я тоже подготовился.

Лежавший отхлебнул из бутылки изрядную дозу и протянул почти мечтательно:

– Да, газ! Это хорошо, но у меня семья.

– Вот и у меня тоже.

Оба посмотрели друг на друга потеплевшими взглядами. Видимо, вышеприведённое обстоятельство как-то сближало их.

– А можно ещё знаете как, – начал было Райт, но лежавший поднял вверх палец.

– Стоп, я знаю! Спасибо, что отговорили от этого э-э… метода. Есть другой.

– Ну, тогда удачи вам, – протянул ему руку Райт.

– И вам удачи, – сжал его ладонь лежавший.

Они посмотрели друг другу в глаза и разошлись в разные стороны.

Райт шёл вдоль полотна, пока перед ним не замаячил семафор. Приставив к нему лестницу, он забрался наверх, соорудил из одного конца верёвки петлю, накинул её на шею, а второй конец привязал к светофору. Прежде чем уйти, Райт окинул взглядом землю. Было немного жаль. Так бывает всегда, когда знаешь, что больше не вернёшься. В это время на светофоре загорелся зеленый свет. Райт засмеялся.

– Зёленый! Я понял тебя, Господи!

Неожиданно со стороны, куда ушел Человек, донёсся приближающийся топот чьих-то ног, а затем и голос самого Человека, который взволнованно повторял:

– Мистер Райт! Мистер Райт!

Райт недовольно отозвался:

– Ну, что ещё?

Наконец, из темноты возник и сам Человек. Это был давешний лежащий. Он протянул Райту руку:

– Я Кесседи Вильям. Биолог.

– Я Райт, – сказал Райт. – Начальник станции. Теперь уже бывший начальник.

Чтобы пожать своему новому знакомому руку, Райту пришлось спуститься на две ступени ниже. Он сделал это и спросил:

– Вы что-то хотели мне сказать.

Кесседи чуть помялся и произнёс:

– Да, мистер Райт. Спешить нам особо некуда, я вот и подумал, а что если нам того…

Возникла пауза. Райт непонимающе уставился на Кесседи. Он начинал его раздражать.

– Чего «того»?

– Разрешить эту авантюру по-другому.

Райт, начав было подниматься по лестнице, остановился:

– Чего ради? Если вы вдруг испугались и раздумали, это ваше дело. А я доведу дело до конца.

Райт залез в карман. Достав бутылку, сделал пару глотков и протянул её Кесседи:

– Держите! Вам нужней, а я уже на финишной прямой, и ничего меня не остановит.

– Подождите, – принимая бутылку произнёс Кесседи. – Дело как раз в том, что я не испугался. Я прозрел! Внезапно! Понимаете? И сразу побежал к вам, чтобы вы не наделали глупостей.

Райт покосился на петлю, до которой оставалось подняться на пару ступенек, и сказал:

– Хороши глупости!

– Вы поймите, жизнь прекрасна, – заторопился Кесседи. – Уродлива цивилизация. Вы только подумайте, из-за чего вешаетесь?

– Вы лучше сами подумайте, – посоветовал ему Райт и поднялся на ступень выше.

– Я подумал.

– Ну, и из-за чего?

– Из-за шлюхи, которая получала от меня секс в каждое мгновение, когда бы не захотела. В итоге, пресытившись, ушла к другому за новыми ощущениями и получила вскоре такую же пресыщенность. Тогда она нашла третьего. И всё повторилось. А надо было всего-то держать кобылку в стойле на голодном пайке. Так чтобы секс не появлялся у неё, стоит только его пожелать.

Кесседи задрал голову и посмотрел на Райта. В зелёном свете светофора его лицо выглядело как физиономия существа, явившегося с того света.

– А что было дальше?

– Дальше? – Кесседи на некоторое время задумался. – Я человек впечатлительный. Да! Но мне повезло. Я нашёл Женщину. С большой буквы. У вас закурить есть?

Райт полез в карман, достал пачку «Лайки Страйк», протянул одну сигарету Кесседи, вторую закурил сам. Они сделали по несколько затяжек.

Райт ожидающе взглянул на Кесседи.

– И всё, что было до неё, мне казалось просто дурным сном, – продолжил тот. – Отработкой грехов, чтобы стать достойным лучшего. Но сегодня утром меня уволили с работы. Я не скажу, что встретил это с улыбкой. Я очень огорчился, но у меня была Джесика, и с такой женщиной ничего не страшно, и я поспешил домой. И знаете, что я увидел, войдя в дом? Джесику в постели с другой женщиной.

– И?

Кесседи пожал плечами:

– Дальнейшее помню плохо. Пришёл в себя только тогда, когда вы об меня запнулись. Спускайтесь, Райт. Я знаю, вернее, весь городок знает, что вы остались без должности. Вы подумайте, из-за чего собрались вешаться. Из-за того, что лишились какого-то малого кусочка блага?

– Нуну, – с наигранным интересом произнёс Райт.

– А что вы, собственно, имели? – продолжил Кесседи. – Жалование начальника станции, которое позволяло выбрать в магазине кусок телятины посочней? Возможность съездить лишний раз на побережье, чаще менять автомобиль? И, утратив такую малость, вы готовы покинуть этот потрясающий мир с его рассветами в росе, закатами в огне, мир, полный прекрасных женщин?.. Из-за лишнего куска колбасы? Да вы псих!

– Вы тоже!

– Я уже нет. А вы хотите стать самоубийцей. Таким, как вы, на сковородку в аду даже масла не подливают, чтобы зад не подгорел. Так и будете жариться вечность всухую. А мимо будет проплывать прекрасная голубая планета.

Кесседи замолчал. Райт, поколебавшись, сошёл на ступеньку ниже.

– В этом мире всё, вплоть до самой крохотной козявки, борется за жизнь до конца. Говорю это как биолог. И никогда не покончит с собой. Всё, кроме человека, венца природы, как он мнит о себе. А на самом деле круглого болвана, который не сумел даже органично вписаться в эволюцию. И испоганил всё, до чего только сумел дотянуться своими липкими ручонками.

– Я тоже не псих, что дальше, – Райт, наконец, покинул лестницу и встал на насыпь. – Чёрт! Откуда вы взялись, Кесседи. Я порвал все связи с миром.

– Я знаю один рыбацкий поселок на побережье. Простая жизнь, простые радости, а ещё океан с закатом в придачу и церковь. Что у вас с семьёй?

– Я ушёл. Мы чужие. Сказал, что ухожу вешаться.

– Мы тоже, как вы, наверное, поняли, теперь чужие. Идёмте. У меня недалеко машина, – Кесседи развернулся в сторону, откуда пришёл, и легко, как свободный человек, зашагал по рельсам.

Райт, волоча с собой лестницу, поплёлся за ним. Его походка была, несомненно, тяжелее. Кесседи несколько раз оглянулся на него и сказал:

– Мистер Райт, вы хотите быть человеком с лестницей?

– Что? – не понял Райт.

– Там, куда мы едем, семафоров нет. Не к чему будет приставить.

– А! – наконец дошло до Райта. – Чёрт! – он метнул лестницу за насыпь. – Машинально как-то. Просто лестница на какое-то время оказалась самым нужным предметом.

Луи, выйдя из дома Декарта, сначала направился в заведение Полы. Народу в нём оказалось гораздо больше, чем полтора часа назад. Сама хозяйка, завидев вошедшего Луи, блеснула ему ослепительной улыбкой. «Просто пожар, не женщина», – подумал Луи и достал из-под пальто трубу, которую прятал там, чтобы она не остыла на холодном воздухе. Холодная труба всегда казалась ему просто куском мёртвого железа.

Первым Луи исполнил, как и обещал, «Цвета лиловые полей», а потом закатил попурри из десяти мелодий. Вышло больше, чем полчаса. Забулдыги, сидевшие в зале, даже стали притоптывать своими ботинками об пол.

– Смотри-ка! – удивилась Пола. – А я думала, что их ничем уже не расшевелить.

Покинув заведение Полы, Луи решил идти по железнодорожному полотну. Ночь стала непроницаемой – ни луны, ни звезд. Только кое-где одинокие фонари лили свой желтый свет на улицы, которые ползли от рельсов вверх на гору.

Декарта не стало. Луи ещё не осознал это до конца, но на душе уже было скверно. Он шёл по шпалам, пока не достиг светофора. Здесь он соскочил с рельсов, добрёл до своей улицы и зашагал в гору. К этому времени ему сделалось совсем тошно. Навстречу из темноты выплыла фигура. Луи, приглядевшись, узнал Кеслера, их соседа, который поприветствовал его взятием двух пальцев под козырёк кепки.

– Салют, Луи!

– Салют! – ответил Луи.

– Ты из центра?

Луи кивнул.

– Случайно начальника станции там не видел?

– Зачем он тебе? – удивился Луи.

– Говорят, он пошёл вешаться.

– Я слышал.

– На нём ботиночки совсем новые. Я вчера видел. А зачем покойнику новые ботинки. Жмут, наверное, ещё к тому же. Понимаешь? Только никому не говори. А то набежит желающих.

Кеслер взглянул на Луи, заржал, как лошадь, и довольный собой, пошёл дальше. Луи покрутил пальцем у виска и продолжил путь.

Бабушка Луиза сидела за столом и читала газету. Луи, едва войдя в дом, произнёс:

– Луиза, Декарт умер!

Луиза отложила газету, сняла очки и взглянула на Луи.

– Прими, Господи, душу усопшего раба твоего и прости ему прегрешения вольные и невольные и даруй ему царство небесное. Он был хорошим человеком!

– Декарт попадёт в рай? – спросил Луи.

– Да! Он жил скромно и тихо, была слышна только его музыка, и не роптал, а со смирением нёс свой крест. У тебя его труба?

– Да, он подарил мне её. А куда попадет Райт?

Луиза удивленно вздернула брови.

– Райт? Начальник станции? Он тоже, что ли?

– Он сказал жене, что пошёл вешаться, и больше его не видели.

Бабушка перекрестилась.

– Ему-то чего не хватало. Прости, Господи, душу грешную. Райт попадёт в ад, как все самоубийцы.

– Луиза, ты всегда упоминаешь Бога, но ты же не ходишь в церковь.

– Милый, весь этот мир с церквями, попами, проповедниками и грешниками давно покоится на ладони у дьявола. А Спаситель дал всего одну молитву и сказал, чтобы не вопили и не суетились. Бог не глухой. Да и не люблю я ручки попам целовать. Я думаю, грех это. Иисус сказал: «Не сотвори себе кумира». А то окружат – кланяются: «Святой отец! Святой отец!» А когда ручку тебе целуют, лицо своё перед тобой комкают, то недолго и в прелесть впасть, святым себя возомнить.

На похороны Декарта народа пришло немного: несколько чёрных джентльменов в поношенных костюмах и вся богемная тусовка с улицы Роз.

Они были с девушками и немного шумны, но говорили про Декарта исключительно хорошо и принесли много цветов, несмотря на то, что жизнь непризнанных гениев скудна и теплится на сущие гроши. А ещё была Эльза «Фашистка». Она принесла большой букет роз и держалась в сторонке от всех других. На неё посматривали с удивлением. Все, кроме Луи. Он знал от Декарта, что, несмотря на свой суровый вид, где-то в глубине души Эльза сентиментальна. И она, как по расписанию, два раза в неделю приходила слушать его трубу. Декарт никогда не слышал от неё и слова, но платила она щедро.

День хоть и выдался тёплым, но с мелким дождиком и порывистым ветром, и провожающие, как только гроб опустили в могилу и забросали землёй, поспешили уйти. Возле могилы остались только Луи, Эльза и священник. Эльза в полном молчании положила на могильный холм алые розы и ушла. Священник, дочитав молитву, тоже поспешил прочь. Перед тем, как уйти, он подошёл к Луи и сказал:

– Держитесь, сын мой. Жизнь полна скорбей, но Бог милостив.

– Я стараюсь, – с трудом разжал окаменевшие губы Луи.

…Баржу слегка колыхнуло волной от проходящего теплохода, который направлялся в сторону океана. Луи прервал своё повествование и посмотрел теплоходу вслед.

– Иногда я описываю вещи, при которых сам не присутствовал, – сказал он. – А людская молва, сами понимаете, не всегда достоверна и много разных домыслов, но иного источника у меня нет. – А чтобы моя история не казалась путанной, я расскажу и о других её участниках, например, об Эльзе.

Луи продолжил повествование:

Эльза вошла в квартиру, расположенную в станционной пристройке, прошлась взад-вперёд по ней и глубоко вздохнула, пытаясь отогнать похоронное настроение. Потом махнула рукой, скинула с себя одежду, достала из шкафа дедовский мундир генерала вермахта и надела его, затем водрузила на голову фуражку и снова прошлась по комнате. Стало как будто немного легче.

Эльза спустилась в подвал и вытащила оттуда старый французский проигрыватель, который привёз с собой дед. К проигрывателю прилагалось с десяток пластинок. Эльза выбрала одну из них, с итальянскими тенорами. Последним штрихом явилась бутылка бурбона, поставленная в центр стола. Эльза присела на стул и налила сразу полстакана. Сначала она помянула Декарта, потом деда, который был для неё идеалом мужчины. Он не только вывел свою дивизию из окружения под Сталинградом, но и потом, в сорок четвёртом, сумел избежать русского плена, уйдя из Германии на норвежском рыболовецком судне к американцам. Ко всему прочему, прихватил двадцать своих офицеров.

Когда в двери постучали, Эльза была изрядно пьяна.

– Войдите! – произнесла она.

Дверь распахнулась. Вошёл худой, длинный человек в железнодорожной форме, насквозь промокшей от дождя. Это был станционный буфетчик Зибельман. Форма на нём смотрелась нелепо. Как-то не по случаю. Станции практически уже не существовало.

– Мэм… – начал было он.

Однако Эльза не дала ему договорить. Она вскинула вверх руку, заставляя Зибельмана замолчать и налила ему полный стакан бурбона.

Зибельман колебался только секунду, а потом сделал три строевых шага к столу, принял у Эльзы стакан, в один приём осушил его и вскинул вверх руку, как Эльза. Получилось нечто вроде фашистского приветствия.

– Мой дед был генералом вермахта, а этот мерзавец Райт сначала завёз меня в эту дыру, а потом бросил здесь, – произнесла прокурорским тоном Эльза. – Вешаться он пошёл! С тех пор ни трупа, ни Райта. Уже как месяц. Так долго не вешаются.

Зибельман чуть заплетающимся языком проговорил:

– Мэм, позвольте выразить своё соболезнование.

Эльза встала из-за стола и выпрямилась. Мундир распахнулся, обнажая полные груди с нежными розовыми сосками.

– Выражайте!

У Зибельмана пересохло во рту. А десять минут спустя он жарко выражал своё соболезнование в спальне, лёжа на голой, сладко стонущей Эльзе. Спинка кровати билась в стену, словно таран.

Спустя полчаса, когда Эльза в изнеможении издала последний стон и затихла, Зибельман сел на кровати и осторожно произнёс:

– Вообще-то я по другому поводу.

Эльза удивлённо уставилась на него.

– В нашем районе нет ни одного заведения, где мог бы нормально отдохнуть приличный человек. Наш буфет как можно лучше подходит для этого, да и само место что надо. Вам как вдове сдадут его в аренду за гроши.

Эльза почти не размышляла. Это был шанс. Если бы растяпа Райт способен был соображать, он бы тоже мог додуматься до этого, вместо того чтобы уйти вешаться.

…Субботний вечер обещал быть скучным и длинным, как, впрочем, и другие осенние вечера. Эд Болл знал, что его ждёт, если он сейчас же ничего не предпримет – банальная пьянка в одиночку. Он снял трубку телефона, позвонил Питеру и обрисовал ситуацию.

– Ерунда, – бодро ответил Питер. – На станции открылся ресторан, можем туда заглянуть.

– А что там за публика?

– Если ты о женщинах, то не беспокойся, мы придём со своими.

Час спустя Болл, Питер и с ним ещё три спутницы подошли к станции. Вывеска с названием станции была снята за ненадобностью, вместо неё над входом висела другая: ресторан «Конец пути». Одна из женщин ткнула в неё пальцем и засмеялась. Питер задумчиво поскрёб подбородок:

– Да! Понимай как знаешь.

– А как же станция? – спросила женщина, перестав смеяться.

– Розмари только сегодня приехала, ещё не в курсе, – пояснил Питер Боллу. – Видишь ли, Розмари, станцию закрыли, её начальник по привычке выходил на перрон и всё смотрел в сторону горизонта, где смыкались рельсы, но поездов не было. Так прошёл месяц. Рельсы проржавели, а начальник станции повесился. Вдова открыла ресторан.

– Печально, но романтично, – произнесла Розмари и первой шагнула в распахнувшуюся дверь заведения. Остальная компания проследовала за ней.

Было многолюдно. Зибельман стоял за стойкой. Эльза разносила пиво и виски. Стрелочник, мистер Рульо, зарабатывая на выпивку, аккомпанировал себе на гитаре и пел о крышах Парижа, о любви и ещё о чём-то, чёрт знает о чём, до невозможности красивом, очень далёком и несбыточном, о том, что он никогда не знал и вряд ли узнает, как, впрочем, и все посетители ресторана. И лишь буфетчик Зибельман, слушая мистера Рульо, многозначительно щурился. У него была перспектива и обширные планы на будущее – пристроить к ресторану колбасную лавку.

Так прошла осень и зима. За это время «Конец пути» обрёл настоящую популярность. А к Эльзе в середине апреля пришли проститутки из центра и попросили позволения работать на территории ресторана за разумный процент. Эльза ответила, что здесь не бордель, но парочку она, пожалуй, возьмёт для антуража, и выбрала натуральную блондинку, польку Веру, и чёрную до синевы негритянку Малоки из Чада, с потрясающей фигурой. Девчонки, каждая по-своему, были хороши. Оттеняя друг друга, они выглядели как две розы в петлицах джентльмена.

Луи шёл вдоль ограды заброшенного сквера, дикие яблони которого уже цвели белым цветом – весна была ранней. Ветра не было, и их аромат клубился над сквером, кружа голову прохожим. Неожиданно Луи остановился и, привлеченный рычанием собаки, вгляделся в глубину сквера, где увидел незнакомую, богато одетую девочку лет десяти, на которую скалила зубу крупная собака. Вокруг не было никого, кто мог бы помочь. Девочка выглядела здорово перепуганной, она неподвижно стояла, прижавшись спиной к дереву, и ничего не предпринимала. Луи пошарил глазами по земле, обнаружил камень, поднял его и швырнул в собаку. Бросок оказался удачным – камень угодил ей по хребту, но пёс на это почти не прореагировала.

– Эй, мисс, не бойтесь, я сейчас, – крикнул Луи и направился вдоль ограды в поисках чего-нибудь потяжелее. Вскоре ему на глаза попался обломок толстой доски. Луи, подобрав его, взвесил в руках, – с этим уже можно было идти в бой – по крайней мере, сразу не сожрут, перекинул доску через ограду, затем перелез сам. Едва он подобрал с земли своё оружие, как собака кинулась на него. Из прошлого опыта Луи знал одно – нельзя боятся и тем более показывать страх перед такими тварями. Луи взмахнул доской и огрел ей собаку по голове. Собака остановилась, скорей от неожиданности, чем от испуга. Луи, не теряя времени перешёл в наступление и второй раз ударил собаку. На сей раз угодил ей прямо по носу. Собака, завизжав, отскочила в сторону. Луи бросился к ней. Собака попятилась и кинулась в кусты. Луи бросил в неё доску и подошёл к незнакомке. В белом с розовым платье, она показалась Луи очень красивой. На шее девочки висел золотой кулон.

– Спасибо! Вы такой смелый! – произнесла она.

– Я испугался не меньше вашего.

– Нет, вы очень смелый.

– Вы приезжая? Я вас раньше не видел.

– Да, мы приехали к родственникам погостить. Вообще-то здесь скучно. Но сквер мне нравится. Я прихожу сюда посидеть.

Девочка внезапно приподнялась на носках и поцеловала Луи в щеку.

– Спасибо, вы меня спасли!

Луи окатило жаркой волной. Он не знал, как себя вести и что говорить.

Девочка посмотрела на часы.

– Вообще-то мне пора. Приходи сюда завтра в шесть часов вечера. Придешь?

– Приду.

– Как тебя зовут?

– Луи!

– А меня Наташа.

На другой день в пять вечера Луи распахнул дверцу шкафа и критически осмотрел свой гардероб. Он был невелик: школьная форма, ещё потрёпанные джинсы, чёрные брюки и пара рубашек. Поразмышляв, Луи решил надеть брюки и белую рубашку, а потом опять задумался. Ему было тринадцать, и он никогда не ходил на свидание, а потому понятия не имел, как при этом себя вести и что надо делать. Хорошо бы сводить девочку в кино, но за отсутствием денег этот вариант отпадал. Можно было поводить её по городу, но что в нём такого, чтобы его показывать? Их городишко не имел славного прошлого, а также и настоящего. Здесь никогда не рождался известный человек и тем более не умирал. в нём оседали неудачники и бездари, не сумевшие найти себе применения в больших городах, таких, как Лос-Анжелес. Третьеразрядные врачи, третьеразрядные адвокаты, банкиры и владельцы мелких магазинов прогуливались вечерами по центральной улице, рассуждая о коммерции, большой политике и степенно здоровались друг с другом.

Был, правда, один памятник… с историей. Многие называли его романтичным. Таковым он и выглядел, особенно если на него приходили смотреть под закат, когда тусклые лучи покидавшего мир солнца оседали на него золотой пылью.

Луи же ничего оригинального в двух фигурах, мужской и женской, шествующих в обнимочку, да ещё с вёдрами в руках, не находил – был слишком юн, чтобы постигнуть некоторые грани жизненных коллизий.

А история была такова: в шестьдесят втором году, летом, в самую жару город по какой-то причине (сейчас уже мало кто помнит, в чём там было дело) остался без газировки. Никакой колы, пепси или иной шипучки. И в этот же день в город приехала певичка: джаз, блюз, спиричуэл. Для городка, не избалованного вниманием такого рода, это было событием. Певичка была весьма хороша собой, но имела один бзик: из холодных напитков ничего кроме колы не пила. Бедняжке нечем было утолить жажду. Местный богач Джез Лукул решил компенсировать этот недостаток шампанским, а заодно и произвести впечатление. Уж больно певичка понравилась Джезу. Но один отчаянный парнишка, которого звали Люк, тоже видел певичку, и она ему тоже очень понравилась. И тогда он выкатил из ангара старый отцовский биплан, летавший ещё в тридцатых, и, рискуя разбиться, поднял его в воздух. Пока Джез в своём саду наполнял ванну шампанским, Люк, рискуя свернуть себе шею, слетал в соседний город и вернулся с колой.