Творческие символы тантрического буддизма

Печально осознавать, что у богов даже меньше возможности обрести Просветление, чем у голодных духов или существ ада. К несчастью, очень непросто обрести Просветление, находясь в состоянии незамутненного блаженства и удовольствия. Гораздо легче, хотя все же необычайно трудно, продвинуться духовно, находясь в состоянии сильного страдания. Страдание выступает как катализатор, оно заставляет нас быть осознаннее. Люди, столкнувшиеся с серьезной болезнью, изменениями тела и болью, переживающие сильное потрясение, часто обретают духовный опыт такой глубины и силы, которые не так легко обрести в более приятных обстоятельствах. В такие времена мы более чутки, более подвержены духовным влияниям. Речь, конечно, идет не о страдании, причиняемом самому себе: Будда явственно дает понять, что умерщвление плоти столь же далеко уводит нас со срединного пути, сколь и потакание ей, другая крайность.

Значит, жизнь в измерении богов ничего не дает нам с духовной точки зрения? Это просто трата времени? Не обязательно. Это сродни сну, а мы знаем, что сон – это не пустая трата времени, он необходим для здоровья и самого нашего существования. Если вы вели здоровую, положительную жизнь, время, проведенное в измерении богов для вас – отдых от мирского существования, возможность накопить и переварить опыт. Тогда, если совокупность искусных деяний стала причиной вашего перерождения в мире богов, вы можете обрести счастливое и хорошее человеческое перерождение (как тот, кто проснулся обновленным после доброго сна) и снова прикладывать благие духовные усилия. Но тогда, когда вы действительно находитесь в измерении богов, как и во сне, трудно (если не невозможно) вообще прикладывать усилия.

Довольство, безусловно, слишком легко становится самодовольством, и это главная ловушка жизни в небесном измерении. В «Драгоценном украшении Освобождения» тибетский учитель Гампопа говорит: «Как случилось, что мы еще не обрели состояние Будды? Причина в том, что люди, подобные нам, подпадают под власть четырех преград, посредством которых отдаляется достижение состояния Будды. Они таковы: привязанность к чувственным переживаниям в этой жизни, к чувственным удовольствиям этого мира, к самодовольству и к неведению относительно средств достижения состояния Будды»4 Гампопа, «Драгоценное украшение Освобождения», пер. Г. В. Гюнтера, Райдер, Лондон, 1970, с. 41.

Попав в ловушку первой из преград, вы принимаете как должное, что мир в таком состоянии будет существовать всегда. Попав во вторую ловушку – принимая удовольствие как высочайшую ценность, – вы хватаетесь за сиюминутное удовольствие и забываете о долговременных интересах. В тисках третьей помехи, самодовольства, вы удовлетворены собой, а что может быть худшей преградой? Вы говорите: «У меня все хорошо, я счастлив, все идет прекрасно, я медитирую каждый день», – и утрачиваете ощущение неотложности по отношению к духовному развитию.

Крайне важно понимать, что эта преграда действительно существует. Утвердившись на духовном пути, медитируя, посещая ретриты и общаясь с людьми, разделяющими ваши ценности, вы естественно и справедливо чувствуете, что вам очень нравится текущее состояние дел. Но это время сказать себе: «Я должен остерегаться самодовольства. Я должен идти вперед». Продолжайте задаваться вопросом о том, помогает ли ваша ситуация продолжать расти духовно.

В то же самое время нельзя преодолеть самодовольство, просто усложняя себе жизнь. Можно самодовольно радоваться и тому, что вы – человек, которому приходится много бороться и прикладывать усилия в жизни. Вы не обязательно растете, если страдаете, особенно если вы вполне довольны собой, потому что всегда с чем-то боретесь. Поэтому, хотя обычно люди, склонные к жадности, легче поддаются на уловку самодовольства, чем склонные к ненависти, вторые тоже, так или иначе, становятся его жертвой.

Если учение о семенах имеет смысл, во имя духовного продвижения лучшее для нас – стремиться к перерождению в человеческом измерении, где «слиты радость и беда», как говорит Блейк. Но и это нелегко. В «Дхаммападе» Будда говорит: «Трудно обрести человеческое состояние»5 «Дхаммапада» (перевод Сангхракшиты), Вайндхорс Пабликейшнз, Бирмингем, 2001, строфа 182. Это утверждение можно истолковать двояко, традиционно и более современно. Традиционно утверждается, что обрести человеческое рождение трудно в буквальном смысле слова, и это воззрение иллюстрируется посредством сравнения. Говорится, что шанс родиться человеком столь же ничтожен, как и шансы слепой черепахи, поднимающейся со дна океана лишь раз в сто лет, продеть голову в деревянное ярмо, плавающее на его поверхности6 «Мадджхима-никая, 129, 24 («Балапандита-сутта»), а также в других источниках.

Вероятно, это не стоит воспринимать буквально. Без сомнения, статистическая вероятность того, что живое существо переродится человеком, крайне мала, учитывая, сколько миллиардов насекомых, рыб и других существ есть вокруг нас – в этом смысле человеческое рождение действительно большая редкость. Но вряд ли те, что рождались людьми в предыдущих существованиях, не переродятся людьми. Обращаясь к этому представлению о том, что достичь человеческого состояния очень трудно, полезнее задаться вопросом, что действительно значит быть человеком. Это приводит нас к более современному истолкованию данного утверждения. Каково человеческое состояние? Непременно ли вы человек, если напоминаете высших обезьян? Кто есть человек?

Если мы говорим о рождении человеком, мы относимся к человеческому бытию с точки зрения обычной биологии. Но если речь идет об обретении человеческого состояния, это предполагает, что недостаточно быть человеком лишь в биологическом смысле. Нужно развить определенные качества, чтобы считаться человеческим существом. Процесс становления в качестве человека заключается в полном развитии таких качеств, как самосознание, эмоциональная позитивность, ответственность, верность и способность к сотрудничеству. Так что стать человеком не так уж легко, человеческое состояние, как говорит Будда, «труднодостижимо».

Мы должны задуматься о смысле этого учения о зернах. В нем говорится не о том, сколько буквально красных, черных и желтых зерен есть в животном, человеке и так далее. Его не стоит воспринимать научно. Это просто напоминание о том, что мы, люди, обладаем огромными возможностями для духовного развития и, следовательно, должны стараться развивать данный нам потенциал. Воспринимаем ли мы шесть уделов существования буквально или вмещаем их в человеческую жизнь, это учение должно вдохновлять нас, напоминать нам, что всегда есть возможность обрести Просветление. Если вы человек, а не существо в человеческом обличье, этот потенциал больше. Но даже если ваш ум полон адских мучений или жажды, даже если вы невротичны или агрессивны, потенциал духовного развития все же присутствует – вы можете идти вперед. Пока вы человек, в вас есть семя Будды.

В третий раз пристально вглядевшись в зеркало, мы увидели, каковы мы, каково наше состояние ума, какой шаг нам стоит предпринять. Теперь мы должны снова вглядеться в зеркало. На этот раз мы видим картины, изображенные у обода Колеса Жизни: старика-слепца с его тростью, горшечника с кругом и горшками, обезьяну, карабкающуюся на цветущее дерево и так далее. Это двенадцать нидан или звеньев, которые показывают, как все происходит, как мы переходим из одного состояния существования в другое, одного состояния ума в другое. Это процесс, который я назвал реактивным умом. И видя его, действительно узрев его, мы освобождаемся от него. Мы узрели реактивный ум и вышли за его пределы. И через некоторое время мы снова смотрим в зеркало.

На этот раз мы видим монстра, в чьих когтях крепко зажато колесо. Мы встречаемся лицом к лицу со смертью, с фактом вселенского, космического непостоянства. Мы видим, что обусловленное существование – то есть существование, которое возникает в зависимости от причин и условий – не только непостоянно, но и, в конечном счете, нереально. Но в то же самое время мы видим в глубинах нереальности обусловленного существования, как жемчужину, сияющую на дне моря, реальность, абсолютную, окончательную реальность. На самом деле, она неотделима от нереального, но составляет иное его измерение.

Когда мы еще раз всматриваемся в зеркало, мы видим Будду – на этот раз не в углу картины, а в самой гуще происходящего. Мы видим, короче говоря, само Просветление. В терминах Дзен это наш изначальный лик. Мы непосредственно ощущаем, каковы мы действительно, в своей сути, в глубинах нашего существования. А затем мы видим Бодхисаттву. Именно это символизирует заяц в полной луне – Бодхисаттву, Будду в одной из его предыдущих жизней. Согласно традиционным историям-джатакам, будущий Будда переродился как заяц и пожертвовал свое тело огню, чтобы стать мясом для голодного гостя. Как часто случается в подобных легендах, этот гость оказался переодетым царем – на этот раз Индрой, царем богов. Он вернул зайца к жизни и поместил его изображение на полной луне как вечное свидетельство духа щедрости и самопожертвования7 Джатака, 316. Вот почему, согласно индийской легенде, вы видите зайца на луне (а не лунного человечка, как мы считаем на Западе) и в наши дни. Каждый раз этот заяц напоминает вам о щедрости самопожертвовании Бодхисаттвы.

Бодхисаттва не представляет собой лишь одну личность. Видеть Бодхисаттву – значит узреть дух Просветления в движении космоса и свое участие в этом труде. Видя Будду, наш изначальный лик, вне времени, мы видим, что тот же принцип Будды работает во времени, посредством времени, в деятельности Бодхисаттвы.

Последний раз взглянув в зеркало, мы вообще ничего не видим. Само зеркало исчезает. Нечего видеть и некому видеть. И в то же время таинственным образом все зримо. Все слышимо. Все понимаемо. Все постигаемо. Символизм тибетского Колеса Жизни стал запредельным – и полным.

Тантрическая ступа

Будда Гаутама, основатель духовной традиции, ныне известной как буддизм, жил в Индии примерно 2500 лет назад. Тем не менее, мы знаем о нем достаточно много – о событиях его жизни и о характере самого человека. Сохранились многотомные записи его учений. Также нам известны многочисленные описания людей, на которых он повлиял своим примером за сорок пять лет проповедей: мужчин и женщин, которые составили раннебуддийское монашеское сообщество, и его последователей-мирян – царей, аристократов, продавцов гирлянд, трубочистов, мусорщиков, купцов, торговцев и священников.

Из этих записей мы можем узнать многое о том, как люди реагировали на Будду – и на его учения и на тот факт, что где-то на дорогах Индии каждый день можно встретить Просветленного. Некоторых это очень впечатляло, их охватывала радость, что рядом с ними по земле ходит во плоти Просветленное человеческое существо. Но были и другие, которым такая идея вовсе не была по душе, кто отказывался видеть в Будде Будду. Пока одни считали его Просветленным, другие видели в нем всего-навсего человека, которому довелось покинуть свой дом, клан Шакья, и стать бродячим проповедником. Некоторые считали его просто еще одним духовным учителем, некоторые – просто добрым человеком, некоторые – великим йогом, некоторые – кудесником, а довольно многие критиковали и поносили его, считая печально известным возмутителем спокойствия. Из писаний нам известно, что все эти мнения о Будде существовали среди его современников.

У нас есть также довольно много информации о культурных условиях, которые преобладали в северо-восточной Индии того времени. Очевидно, что во времена Будды формы государственного устройства в целом поменялись с республиканских на монархические. Социальные условия, расслоение общества на систему каст и так далее, хорошо описаны в документах. Нам также известно, в каких экономических условиях находилась страна: какая велась торговля, кем и где. По-видимому, торговые связи простирались до самой Вавилонии, а, возможно, и еще дальше. Все это нам известно.

Но, что касается жизни Будды, больше всего нам известно о двух ее эпизодах. Первый – это, конечно, обретение им Просветления, когда в возрасте тридцати пяти лет высшая реальность вещей наконец открылась ему в медитации. Что касается второго, то это паранирвана, его окончательный уход, отделение этого высочайшего опыта Просветления от физического тела, в котором и даже посредством которого этот опыт был получен. На самом деле, паранирване посвящен отдельный, внушительный текст, «писание о великой немощи», которое существует в нескольких версиях (палийская версия озаглавлена «Махапариниббана-сутта», а санскритская – «Махапаринирвана-сутра»). Этот великий труд включает детальное, очень связное описание последних нескольких месяцев жизни Будды8 «Махапариниббана-сутта» (пали) – единственное детальное описание последних месяцев жизни Будды, см. «Длинные проповеди Будды», пер. Мориса Уолша, с. 231-277. В «Махарапанирвана-сутре» смерть Будды вообще не описывается, она главным образом посвящена длинным толкованиям учения. См. Сангхаракшита, «Вечное наследие», Тарпа, Лондон, 1985, с. 237-248. Она следует за ним шаг за шагом, говоря, куда он пошел, кого он встретил, какие учения и как дал. Это благоговейный и трогательный рассказ, кульминацией которого стало явление, которое, как считалось, обладало глубоким смыслом.

В одном месте текста (в данном случае – палийской «Махапариниббана-сутты») о смысле этого события говорится особо. Будде и его спутнику Ананде подносят в дар золототканые одеяния, но лик Будды столь ярок, что затмевает блеск этих новых одеяний. Тогда Будда объясняет, что лишь дважды во время Будды его тело испускает столь яркий свет: когда он обретает Просветление и когда он близок к вхождению в паранирвану. Символизм этой истории очевиден: паранирвана сопоставима по значимости лишь с самим Просветлением.

Почему так происходит? Кажется, что для самого Будды в этом не было ничего столь уж особенного. Для него это представляло собой лишь «сбрасывание» физического тела – его опыт оставался тем же. (С философской точки зрения это, безусловно, не такой простой вопрос, но мы не будем вдаваться в детали.) Однако для его учеников дело обстояло совсем иначе. Когда Будда обрел Просветление, никого не было рядом, не было свидетелей его Просветления – по крайней мере, тексты о таких свидетелях не упоминают, кроме, возможно, девов. Но, несомненно, множество людей присутствовало при его паранирване. Возможно, уже сам этот факт имеет особое значение – не с точки зрения Будды, а для других людей. Или, возможно, паранирване придавалось столь большое значение, потому что она ассоциировалась со смертью. Она показывала, что даже Просветленному придется умереть, как самому обычному человеку.

Давайте же проследим за Буддой в этом его последнем путешествии. К тому времени, когда он приблизился к нему, он был уже восьмидесятилетним старцем. Он прожил долгую, полную событий жизнь и знал, что вскоре умрет, знал, что Просветление не избавляет его от общего проклятия человечества. И все же, будучи Буддой, он оставался совершенно спокойным и беспристрастным. Он, несомненно, знал, когда точно умрет, и просто думал: «Что мне лучше всего сделать за то короткое время, что мне осталось?» Говорится, что он подумал, что негоже ему достичь паранирваны, не простившись с друзьями и учениками, не дав им последних кратких увещеваний и наставлений.

Сопровождаемый лишь Анандой, Будда провел «ретрит сезона дождей», период во время дождливой поры, когда в силу необходимости монах остается в укрытии, медитируя или спокойно общаясь с друзьями. Затем два друга отправились в долгое путешествие по северо-восточной Индии, и, как повествует сутра, история медленно двигалась к возвышенному и трогательному последнему эпизоду. Мы видим, как Будда и Ананда прибывают в место, известное как Кушинагар – всего в нескольких милях от нынешней непальской границы – и отправляются в рощу деревьев сал. Деревья сал очень красивы – у них длинные, прямые, гладкие стволы, несколько коротких ветвей и прекрасные бледно-зеленые листья. Эта роща принадлежала республиканскому племени Малла, которое было хорошо знакомо Будде, поскольку многие его ученики и последователи были членами этого племени.

К этому моменту Будда уже очень устал. Он шел пешком, возможно, каждый день, в течение многих месяцев, и совсем не берег себя, растягивая последние крохи энергии, посещая друзей и последователей, говоря с ними, даруя им последние наставления. Будучи столь уставшим, он просит Ананду приготовить ему ложе между двумя саловыми деревьями, и Ананда снимает верхнее, довольно толстое одеяние, и устраивает из него грубое ложе на каменном возвышении под деревьями. Здесь Будда и ложится. Затем, согласно, «Махапариниббана-сутте», случается чудо. В это время года саловые деревья не цветут, но внезапно на них распускаются цветы. И цветы – прекрасные белоснежные цветы, огромные, в великом множестве – осыпают тело Будды. Деревья словно подносят эти цветы, поклоняясь ему, будто сама природа решает почтить Будду перед его уходом. И не только: с облаков разносятся небесные ароматы ладана, звучит неземная музыка богов и богинь, и воздух наполняется прекрасными звуками и запахами в знак почитания Будды. Но Будду, по-видимому, совсем не прельщают все эти чудеса – можно даже предположить, что за сорок пять лет он порядком от них устал. Он просто смотрит вверх и говорит Ананде, что все это – белые цветы, благовония, падающие с неба, райская музыка – на самом деле не составляет поклонение Будде. «Тот, кто будет поклоняться мне, – говорит он, – пусть следует моему учению. Это истинное поклонение».

Спустя некоторое время Ананда задает вопрос. Это практический вопрос – он практичный человек и не может не думать наперед. Он спрашивает: «Владыка, когда ты умрешь, когда достигнешь паринирваны, что делать с твоим телом?» Будда говорит: «Ананда, не заботься об этом. Продолжай духовную практику, это гораздо более важно». Он говорит, что есть верные последователи-миряне, которые займутся его физическими останками. Это пример беспристрастия и даже строгости Будды. Он не потерпит сентиментальности, ни на мгновение не допустит, чтобы тот, кто посвятил себя пути духовного развития, отвлечется от того, что на самом деле важно.

Но Ананде, который еще не обрел полного Просветления, очень трудно принять столь отрешенное отношение. На самом деле, он очень опечален тем, что Будда вскоре покинет этот мир, – столь опечален, что в этот момент он не в силах оставаться с ним рядом. Он уходит в дом неподалеку и, опершись на косяк, рыдая, говорит себе: «Мне еще столь многому нужно научиться, а мой учитель, который был столь добр ко мне, скоро уйдет».

Тем не менее, прибывают другие ученики и собираются вокруг Будды. Будда замечает, что Ананда, что совсем на него не похоже, отсутствует, и спрашивает, где он. Услышав, что Ананда ушел потому, что очень опечален, Будда просит позвать его, и один из учеников приводит его за руку к Будде. Будда утешает его такими словами: «Ананда, не сожалей, что ты еще не обрел полного Просветления. Ты обретешь его, и очень скоро. Вскоре после моей паранирваны и ты обретешь совершенное Просветление». Затем, обратившись к другим ученикам, Будда восхваляет Ананду за все его превосходные качества, и особенно – за такт, с которым он всегда обращался с посетителями.

Уже середина ночи, и все понимают, что до ухода Будды остается лишь несколько часов. Все сидят вокруг, тихо и благоговейно, в саловой роще Малла, ожидая паранирваны. Затем, посреди тишины и благоговения, появляется неожиданный посетитель. Кажется, Будда не может даже умереть спокойно. Ананда приветствует пришедшего: «Будда вскоре покинет нас. Ты не можешь встретиться с ним, уже слишком поздно». Но Будда слышит эти слова и говорит: «Ананда, пусть подойдет. Это простой, прямой человек, и как только я объясню ему истину, он поймет. Пусть подойдет». И человек – известный как странник Субхадра – становится последним учеником Будды, знавшим его лично. Он подходит к нему и, кратко поговорив с Буддой, обретает духовное озарение.

Теперь, наконец, уход Будды близок. Поднявшись, он дает последние наставления ученикам. Особенно он настаивает на том, чтобы они не теряли учителя. Он оставляет учителя с ними, говорит он, – учителя, что будет с ними всегда. Этим учителем будет Дхарма, истина, преподанная им. Другими словами, Будда духовно присутствует в своем учении. Если вы встретились с Дхармой, вы встретились с самим Буддой. И, наконец, он напоминает, что все вещи непостоянны. Все вещи, все существа, даже Будды, преходящи. Все рано или поздно уплывет вдаль, подобно водам великой реки. Он призывает их бодрствовать в его истине и не впадать в сон. А затем он входит в состояние глубокой медитации, в котором и наступает паранирвана.

Однако на этом «Махапариниббана-сутта» вовсе не заканчивается. Будда уходит, и его тело остается под двумя саловыми деревьями. Те его ученики, что еще не обрели Просветление, очень опечалены, они стенают и плачут, но Просветленные просто спокойно сидят у тела, и их ум не тревожит даже окончательный уход Будды. Они сидят там, и проходят часы, и наступает рассвет. Маллы, в чьей саловой роще это происходит, слышат новости об уходе Будды, и на протяжении следующих нескольких часов и дней готовят его тело к кремации с царскими почестями. Когда тело полностью поглощает огонь, они разыскивают среди пепла и собирают фрагменты костей, запечатывая их в золотой сосуд. А затем они поклоняются останкам в этом сосуде, поднося им цветы, благовония и благодарственные гимны.

Отовсюду прибывают гонцы от царей, народов и племен, и все они требуют отдать им часть останков Будды. Но маллы не готовы расстаться с ними и говорят: «Будда почил на нашей территории, и останки принадлежат нам». Различные племена требуют своей доли останков, и почти разражается ссора. Но находится мудрец, который решает поговорить с представителями всех этих царей и племен, и убеждает их, сколько недостойно то, что они почти дошли до насилия в таком священном вопросе. В конце концов, все соглашаются разделить реликвии, золотой сосуд открывают, и останки почтительно делят на восемь равных частей. Все остаются довольны. Они забирают свою часть реликвий в свои уделы и с великими почестями устраивают для них алтари, сгребая над ними, в избранном месте, огромные горы земли. Эти горы впоследствии стали известны как ступы.

Таково начало традиции, которая стала одной из самых примечательных черт буддийской жизни и культуры во всем буддийском мире. Ступы известны по всей Азии, везде, где развивалась история самого буддизма. Где бы ни распространялся буддизм, появлялись и ступы, ставшие самым важным и повсеместным из визуальных воплощений буддизма. Этот факт может показаться удивительным. Когда мы думаем о буддийском искусстве, первое, что приходит на ум, – скорее всего, изображение Будды. Но ступа – более древний символ, вероятно, более характерный для буддизма. Образ Будды появился в Индии спустя долгое время после паранирваны. На самом деле, ранние буддисты в целом были против изображений Будды. В конце концов, в своей сути Будда – воплощение неуловимой реальности. Как изобразить это? Как передать этот опыт? Конечно, не изобразив человеческое тело материальными средствами. Более того, сам Будда говорил, что люди не могут узреть его, не могут истинно понять его, даже во время жизни, потому что его природа столь глубока и необъятна. Вопрос о природе Будды после смерти – а с этим вопросом особо обращались к Будде разные люди несколько раз – еще более труднодоступен. Он – одна из «невыразимых вещей», то, о чем нельзя сказать ничего ни словами, ни любыми художественными средствами. Поэтому несколько столетий после паранирваны Будды изображений Будды не делалось.

Но ступы появились в первые дни после паранирваны; в каком-то смысле они существовали еще до времени Будды. В древней Индии, а также во многих частях мира в так называемый героический век существовал обычай после смерти великого человека возводить земляную насыпь над его останками. Древние греки чтили так погибших героев, а древние бритты насыпали землю над останками в виде длинных или круглых курганов, которые все еще можно видеть во многих частях Англии. Именно потому, что в Индии существовал обычай чтить память умерших царей таким образом, последователи Будды воздвигли ступы над останками Будды. После смерти Будды они склонились перед ним, как перед великим царем. На самом деле, именно им они и считали Будду – не земным царем, а царем духовного мира, царем истины, Дхармараджей (это слово на самом деле стало одним из титулов Будды).

Согласно индийской традиции, сохраненной в тибетских источниках, вопрос о постройке монумента над останками Будды после его смерти обсуждался еще при жизни Будды. История гласит, что ученики пришли к нему и спросили, какой памятник лучше воздвигнуть. Видимо, Будда ответил что-то в дзенском стиле. Он не сказал ничего, он просто показал, чего он хочет. Он был одет, как обычно, в три робы – одна вокруг груди, другая на плече, а еще одно, толстое одеяние, он использовал, чтобы укрыться им ночью или плащ во время путешествия. Он снял верхнее одеяние и сложил его вчетверо, а затем опять вчетверо, сделав грубый куб из материи. Затем он взял чашу для подаяний, скорее всего, черную, лакированную, и, перевернув, поставил ее сверху сложенного одеяния: «Сделайте ступу вот так». И именно такими стали очертания ранних форм ступы – куб с полусферой сверху.