Ты – это я

А когда пришли квитки за январь, он с удивлением и радостью обнаружил, что общая сумма была куда приятнее. Расценки остались прежними, скромными, но к ним прибавилась солидная премия и какое-то загадочное начисление – «за обслуживание и ремонт оборудования».

«Молодец, Вадим! – с теплотой подумал Влад. – Не забыл, выполнил обещание». Но почти сразу же за этой благодарной мыслью пришла тревожная: «А ведь это не законно. Мастер рискует не только должностью, но и свободой. Надо его как-то отблагодарить».

В день зарплаты, получив в кассе заветную бумажку с печатью, Влад после работы зашел в винно-водочный, отстоял небольшую очередь и купил бутылку «Столичной». Вадим жил в общежитии для специалистов, неподалеку от завода. Оно разительно отличалось от того, где ютился Влад: не длинные коридоры с множеством дверей, а аккуратное здание квартирного типа, с отдельными входами, почти что однокомнатные квартирки со всеми удобствами.

Подойдя к нужной двери, Влад услышал из-за нее приглушенный смех, музыку и топот ног. Он нажал на кнопку звонка. Дверь открыла высокая светловолосая девушка с смеющимися голубыми глазами. На ее лице еще не сошла улыбка от какой-то только что услышанной шутки.

– Вам кого? – спросила она, окидывая Влада дружелюбным, оценивающим взглядом.

– Мне Вадима, можно? – улыбнулся в ответ Влад.

Девушка повернула голову и, криво улыбаясь, крикнула вглубь квартиры: —Вадик! Тебя спрашивает молодой, симпатичный юноша!

В дверях, жуя что-то, появился Вадим. Увидев Влада, он игриво хлопнул девушку по бедру: —Отстань, у него своя Маруся есть. Тебе здесь ничего не светит. Про«свою» Вадим, конечно, присочинил для красного словца, но Владу было от этого почему-то приятно.

– Мне надо на пару слов, – сделал шаг назад Влад, давая понять, что не собирается мешать.

Вадим вышел на площадку, прикрыв за собой дверь. От него пахло одеколоном и легким духом спиртного. Влад протянул ему сверток с бутылкой и полез в карман за деньгами.

– Спасибо тебе, Вадим, за все. Очень выручил. И, пожалуйста, возьми еще это, – он протянул мастеру пятьдесят рублей. Ровно половину той «прибавки», которую он тщательно подсчитал.

Вадим взял деньги, не глядя сунул бутылку под мышку, быстрым движением отсчитал десять рублей и вернул их Владу. —Сорок с меня хватит. Так и будем считать – это постоянная сумма, – он помолчал, а потом взглянул на Влада каким-то новым, изучающим взглядом и тихо, почти доверительно сказал: – А ты, я смотрю, парень смышленый. Слушай, заходи к нам.

Влад начал было отнекиваться, но Вадим уже взял его под локоть и решительно повел в квартиру.

Комната была наполнена теплым, густым воздухом, пахнущим табаком, колбасой и чем-то еще неуловимо праздничным. За столом, уставленным тарелками с закуской, сидели трое: та самая Маруся, еще одна девушка, попроще, но с добрым лицом, и высокий худощавый парень в тельняшке. На тумбочке у кровати стоял катушечный магнитофон «Яуза», и из его динамиков лился хриплый, надрывный, невероятно пронзительный голос. Он не пел, а скорее, выговаривал под гитару странные, цепляющие за душу слова:

«Если друг оказался вдруг И не друг, и не враг, а так… Если сразу не разберешь, Плох он или хорош…»

Песня врезалась в сознание с первой же ноты. Она была непохожа ни на что, что Влад слышал до этого – ни на эстрадную гладкость, ни на комсомольскую бодрость. В этом хрипе была такая настоящая, почти физическая боль и сила, что мурашки побежали по коже.

– Это кто поет? – не удержался он, обращаясь к Марусе.

Та сияла. —Это? Это Владимир Высоцкий! – произнесла она с гордостью, как будто говорила о своем близком друге. Ее глаза стали влажными и подозрительно блестели. – Кстати, Вадик очень на него похож. И голосом, и статью.

– Да брось ты, Мара, – засмеялся Вадим, наливая всем по стопке. – Он гений, а я так… мастер на все руки.

– Нет, правда! – включилась в разговор вторая девушка, Наташа. – Очень похож, даже внешне.

Парня в тельняшке звали Артем. Он оказался мастером с «Ташсельмаша», из шестого цеха. Девушки работали в ОТК на том же заводе. Вадим поставил на стол принесенную Владом бутылку и торжественно провозгласил: – Ну что, путешествие в мир грез и настоящей поэзии продолжается!

Катушка была целиком заполнена песнями этого удивительного артиста. И каждая была откровением. То он уводил их в заснеженные горы с альпинистами, то в лихую автомобильную гонку, то в самые потаенные уголки человеческой души. Это была не просто музыка – это был театр одного актера, целая жизнь, пропущенная через сито гитарных струн и сорванного голоса.

Позже, Влад увидит фильм «Вертикаль», увидит на экране это изможденное, мужественное и бесконечно обаятельное лицо Высоцкого, услышит эти песни снова, и поймет, что тот вечер в феврале 1967-го, в тесной комнате заводского общежития, навсегда поселил в его сердце любовь к этому поэту, актеру, певцу – гению, чьи строки стали soundtrackом для целой эпохи, эпохи надежд, разочарований и вечной жажды искренности. И всегда, слыша этот хрип, он будет вспоминать запах ташкентской весны, тепло дружеской компании и Вадима, который рисковал ради него, простого рабочего парня, и открыл ему дверь в новый, огромный мир.

Глава 7

Весна в Ташкенте – это самое лучшее время года. Еще не наступила изнуряющая летняя жара, воздух чист и прозрачен, деревья набирают цвет, а некоторые уже цветут вовсю, запах непередаваемый, девушки в летних легких платьях, из открытых окон льется легкая музыка, все улыбаются друг другу. В такие дни  по восемь часов стоять за станком было невыносимо. Зато в воскресенье Влад «отрывался» по полной. Он садился в автобус, ехал несколько остановок, выходил и шел куда глаза глядят, заходил в парк, стоял у фонтанов, садился на трамвай и выходил из него неожиданно, импульсивно, не интересуясь что это за остановка, шел дальше, заходил в магазины, заговаривал с продавцами, интересовался товаром, в общем, занимался пустым времяпровождением.

В начале апреля Мишку и Сережку с пятого пролета призвали в армию. Так как они жили по соседству и знали друг друга с детства, проводы решили устроить совместные. Влад был приглашен одним из первых. Они жили в частных домах в районе городской радиостанции. Радиовышку было видно издалека, и Влад проезжал мимо ее каждый день, добираясь  автобусом на работу. Проводы были назначены на воскресенье, вечером. Влад, с утра пораньше,  уже был готов к этому грандиозному событию, ему уже не сиделось дома, и он решил выдвигаться в тот район. Адрес он знал, как проехать туда тоже. Не доезжая одной остановки до места, Влад сошел с автобуса, потому, что увидел кинотеатр, мимо которого они только что проехали. В кинотеатре с утра крутили фильм «Кавказская пленница». Кинотеатр был старый, обшарпанный, а вот фильм был новый и, по слухам, очень интересный. Влад купил билет и зашел в полумрак зала. Перед этим, только что закончили показ фильма, зрители вышли через боковые двери и воздух в зале стоял не очень свежий. Правда, сразу же включили мощные вентиляторы, и под их шум Влад пошел искать свое место. Через пять минут воздух посвежел, и вскоре вентиляторы выключили. Свет медленно погас и начался фильм. Это было что то! Влад таких фильмов еще не встречал, тем более наших советских. Здесь сошлось все: красота актеров, природы, сюжета, мастерство режиссера, кинооператора, композитора. Особенно была хороша Наталья Варлей.  Влад влюбился в нее раз и навсегда. До конца фильма, он сидел не-шелохнувшись, не отрывая глаз от экрана. Он забыл про все, про то, что Мишки и Сережки завтра уже не будет на работе, что не кем будет поржать над конторскими девчонками, не с кем задушевно перекурить. И даже в столовую не с кем сходить. Как только зажегся свет в зале,  Влад  стремглав вылетел на улицу и поспешил обратно к кассе за билетом на этот же фильм. Второй раз, просматривая его, он уже просто сидел и наслаждался великолепной игрой актеров.

После обеда Влад, все еще находясь под впечатлением фильма, пошел искать дом Сережки Степанова, проводы собирались устроить там. Дом оказался стареньким, но за то, с небольшим двором, где уже были расставлены  столы и скамейки. Гостей было не очень много, несмотря на то, что провожали сразу двоих молодых парней. В основном это были родственники от двух семей и соседи.   На удивление Влада, молодежи почти не было, а самое главное, не было девушек. Как же так, ни у Мишки, ни у Сережки не было зазноб, да и друзей то, раз, два и обчелся. А ведь никак не скажешь, что ребята из породы «ботаников» или скромняг. На словах то они были  «Казановы», а Мишка, вообще внешне смахивал на киноактера Ивашова.  У такого красавчика, девушек должно быть вагон и маленькая тележка. 

– Мне кажется, здесь, кого то не хватает, начал издалека Влад, когда после первых рюмок водки друзья отошли в сторонку перекурить.– А, понял, не хватает прекрасного пола.

–  А зачем они здесь, – скривил губы Сергей,– чтобы сырость разводить? Мы с Мишкой договорились заранее, завязать с кралями, чтобы уйти в армию свободными, и их не грузить обещаниями.

– А обо мне вы подумали,– шутливо возмутился Влад,– я так рассчитывал на их подруг 

– Вот здесь мы немножко лохонулись, –  засмеялся Михаил, – но не переживай, острые ощущения мы тебе гарантируем. 

Вскоре, Влад понял, о чем шла речь. На очередном перекуре Мишка подмигнул Сергею, и они  потащили, ничего не понимающего Влада, к заднему двору.  Там за сараями начиналось широкое поле, огороженное колючей проволокой. В середине стояла  радиовышка высотой чуть ли не под облака. Впрочем, в темноте не было видно ни облаков, ни вершины этой вышки.

– Сейчас будем проходить тест на вшивость, – строго сказал Сергей и повел компанию к замаскированному проходу в колючке.  Через десять минут они стояли у основания вышки. Сережка залез куда то вовнутрь и  приглушенно громыхнул там чем то железным.

– Путь свободен, двигайте сюда, – вполголоса позвал он ребят.

Дверь в железный коридор, ведущий к вертикальной лестнице, была распахнута настежь и друзья цепочкой  полезли вверх. Чем выше они поднимались, тем не по себе становилось Владу. Хорошо, что было темно, и подъем ощущался только в мыслях, и в усталости рук и ног. Внизу была темная ночь и не понятно, с какого этажа ты сейчас смотришь на землю. Для Сережки и Мишки это восхождение было привычным делом, вот Влад выше пятого этажа в жизни не поднимался. Все-таки хорошо, что было темно.

На самом верху было закреплено какое то оборудование, вокруг которого шла железная неширокая , опоясывающая  площадка с тонкими перилами из металлического прута. Сережка и Мишка привычно без лишних движений спокойно сели на край площадки и свесили ноги вниз.

– Ну, давай, садись рядом, не трусь, – почти одновременно, бодрыми, веселыми голосами пропели они, пристально вглядываясь в лицо друга. Они хотели увидеть там  страх, ужас, растерянность но… «хорошо, что было темно»  уже в который раз  подумал Влад. Он вцепился в перила мертвой хваткой и тяжело, неуклюже опустился рядом с ними. Вниз смотреть было бесполезно, там была все та же ночь, а вот по сторонам открылась завораживающая картина. Огни улиц разбегались в разные стороны, в домах поближе, светились слабым огнем малюсенькие окна, движущиеся огни автомобилей сливались в сплошную красную и оранжевую реку.

– Красиво, аж жуть! – с неподдельным восхищением произнес Влад и два его друга поняли, что он сдал испытание на «отлично».

Назавтра, утром проезжая на автобусе мимо радиовышки Влад,  окинул взглядом тот путь, который они вчера проползли вертикально, почти незаметную площадку на самом верху, где сидели свесив ноги, и ему стало по настоящему страшно, и в то же время его распирала гордость, что он, скорей всего, единственный из всех пассажиров этого автобуса, кто побывал на той площадке. Да что там автобуса, всего завода, не считая, конечно, Мишки и Сережки.

 Весна в Ташкенте – это не просто время года, это состояние души. Воздух, еще не успевший раскалиться до изнуряющего летнего зноя, был чист и прозрачен, словно хрусталь. Он дрожал и переливался, напоенный ароматами цветущих абрикосов и вишен, пьянящим дыханием молодой зелени. Деревья, еще недавно стоявшие голыми и черными, теперь набирали цвет, а кое-где уже вовсю бушевали бело-розовыми облаками соцветий. Город сбрасывал с себя тяжелую зимнюю одежду, и его жители спешили сделать то же самое: на улицах появлялись девушки в летних, легких, словно пух, платьях, из распахнутых окон лилась нежная, бравурная музыка, и даже суровые лица прохожих смягчались бессознательными улыбками. Казалось, сама жизнь, замедлившая на зиму свой бег, теперь била через край, торопясь наверстать упущенное.

И на фоне этой всеобщей эйфории восемь часов стояния за гудящим станком в пыльном цехе казались Владу особенно невыносимыми, каторгой, отгородившей его от всеобщего праздника. Каждый оборот шпинделя, каждый лязг металла отзывался в душе тупой болью упущенного мгновения. Потому, в воскресенье, он «отрывался» по полной, с лихвой компенсируя вынужденное заточение. Его ритуал был прост и прекрасен: он садился в первый подошедший автобус, ехал несколько остановок, выходил наобум и шел, куда глаза глядят. Он мог зайти в парк, подолгу стоять у фонтанов, ловя радужные брызги, мог сесть на трамвай и выйти из него на совершенно незнакомой остановке, поддавшись внезапному импульсу. Он заходил в маленькие магазинчики, заговаривал с продавцами о пустяках, внимательно рассматривал товары, которых никогда не купит, – словом, предавался самому сладкому и бесцельному времяпровождению на свете.

В начале апреля случилось непоправимое: Мишку и Сережку с пятого пролета призвали в армию. Они были неразлучными друзьями с детства, жили по соседству в частном секторе у самой городской радиостанции, и проводины решили устроить совместные. Высокая, устремленная в небо радиовышка была их негласным символом, маяком, видимым издалека. Влад каждый день проезжал мимо нее в автобусе по дороге на завод, и она всегда напоминала ему о друзьях.

Влад был приглашен одним из первых. Мероприятие было назначено на воскресный вечер, но с утра ему уже не сиделось дома. Ожидание грызло его изнутри, и, не в силах его больше терпеть, он решил выдвигаться в тот район пораньше. Адрес он знал, маршрут был отчеканен в памяти. Но судьба, как это часто бывает, внесла свои коррективы.

Проезжая мимо старого, обшарпанного кинотеатра, он увидел афишу: «Кавказская пленница». Слухи о новом, невероятно смешном фильме уже ходили по городу. Не раздумывая, Влад спрыгнул с подножки автобуса, не доехав одну остановку. Он купил билет и вошел в полумрак зрительного зала. Воздух был спертый, пахший пылью и вчерашним табаком – сеанс только что закончился. Но вот с грохотом заработали мощные вентиляторы, и под их убаюкивающий гул Влад нашел свое место. Через несколько минут зал проветрился, вентиляторы умолкли, свет медленно погас, и началось волшебство.

Это было нечто! Влад не видел ничего подобного, особенно от советского кинематографа. Сошлось всё: ослепительная, почти ирреальная красота природы, блестящий, как отточенная сталь, юмор, виртуозная игра актеров. Но главным открытием стала она – Наталья Варлей. Ее Нина была не просто красивой девушкой; она была воплощением весны, легкости, озорства и чистоты. Влад влюбился в нее сразу, бесповоротно и навсегда. Он сидел, не шелохнувшись, впитывая каждый кадр, забыв о проводах, о заводе, о том, что завтра на работе уже не будет Мишкиных подначек и Сережкиных баек, не с кем будет перекурить в долгой, задушевной паузе. Когда зажегся свет, он стремглав вылетел из зала и, не дав себе опомниться, купил билет на следующий сеанс. Второй просмотр был чистейшим наслаждением, медленным вкушением каждой шутки, каждой мимической реакции, каждого поворота сюжета.

Под вечер, все еще находясь под гипнозом увиденного, Влад направился к дому Сережки Степанова. Тот оказался стареньким, низеньким, под черепичной крышей, но с уютным, хоть и небольшим, двориком. Там, уже суетились взрослые; были расставлены длинные столы, сбитые из досок, на них теснилась незамысловатая, но обильная закуска; горы отварной картошки в мундире, пахнущей укропом, маринованные помидоры и огурцы, ломящиеся от начинок пироги, селедка под шубой из вареной свеклы, и, конечно, в центре стола – ряд поллитровок с водкой, гордо сверкающих на заходящем солнце, стеклянными боками.

Гостей, однако, было негусто. Несмотря на то, что провожали сразу двоих, собрались в основном родственники и соседи-старики. Создавалось впечатление какой-то нарочитой, подчеркнутой будничности. И, к изумлению Влада, почти не было молодежи. Совсем не было девушек. Это казалось странным: оба парня были хоть куда. Мишка, высокий и статный, с волевым подбородком и ясным взглядом, был вылитый молодой Ивашов из «Баллады о солдате». Сережка, коренастый и жилистый, с хитринкой в глазах, славился как заводила и балагур. Казалось, у таких, должны были толпиться поклонницы.

Когда после первых, обязательных за родителей и скорую службу, рюмок друзья отошли в сторонку перекурить, Влад не выдержал: – Знаете, а мне кажется, здесь кого-то не хватает, – начал он, закуривая. – Не хватает… ну, ну вы поняли. Прекрасного пола. Где все вашие казановские завоевания?

Сережка скривил губы, выпуская струйку дыма. – А зачем они тут? Чтобы нюни распускать? Мы с Мишкой заранее договорились – завязываем с кралями. Чтоб свободными уйти и никого тут своими обещаниями не грузить.

– Ну, вы-то свободными, а обо мне кто подумал? – шутливо возмутился Влад. – Я так рассчитывал на компанию ваших подруг. Хоть глазком порадовать себя в ваш прощальный вечер.

Мишка хлопнул его по плечу, его лицо озарила хитрая ухмылка. – Здесь мы, конечно, лохонулись, брат. Про подруг не подумали. Но не печалься! Острые ощущения мы тебе обеспечим. Такие, что никакие девки тебе не нужны будут.

Влад лишь недоуменно пожал плечами. Вскоре предсказание начало сбываться. После нескольких тостов, когда сумерки окончательно сгустились в густую, бархатную ночь, а за столом зазвучали тихие, задушевные разговоры и матери украдкой смахивали слёзы, Мишка подмигнул Сережке. Они дружно встали, взяли под руки ничего не понимающего Влада и поволокли его вглубь двора, под предлогом «подышать воздухом».

За покосившимся сараем начиналось большое поле, огороженное колючей проволокой. А в центре него, теряясь своим верхом в черном бархате неба, стояла та самая радиовышка – гигантский стальной исполин, молчаливый страж района.

– Сейчас, друг, пройдем проверку на вшивость, – с напускной суровостью произнес Сережка и ловко отодвинул в ограждении несколько прутьев, образуя аккуратный лаз.

Через несколько минут они, спотыкаясь о кочки, были у самого основания махины. Сережка исчез в темноте, и через мгновение Влад услышал приглушенный лязг и скрип отворяемой железной двери. – Путь свободен, – донесся из темноты его шепот. – Двигайте сюда!

Их ждал узкий железный коридор, ведущий к вертикальной лестнице, уходящей в абсолютную тьму. Друзья цепочкой полезли вверх. С каждым новым пролетом сердце Влада сжималось все сильнее. Хорошо, что было темно. Жутковатая высота ощущалась лишь по набухающей в мышцах усталости, по звону металла под ногами и по вою ветра, который становился все громче и пронзительнее. Для Мишки и Сережки это, видимо, было привычной дорогой – они взбирались легко и быстро, словно альпинисты. Влад же, чей жизненный опыт ограничивался пятым этажом хрущевки, чувствовал, как по его спине бегут мурашки. «Слава богу, хоть темно», – снова и снова твердил он про себя эту матру.

Наконец они достигли вершины. На самом верху, под самыми звездами, находилась небольшая металлическая площадка с жиденькими перилами из тонкого прута. Отсюда, как на ладони, был виден весь ночной город. Мишка и Сережка с привычной бесшабашностью уселись на край, свесив ноги в бездну.

– Ну, давай, приятель, садись с нами! Не бойся, не укусим! – почти в унисон прокричали они, и Влад почувствовал, как они вглядываются в его лицо, жадно выискивая в нем следы паники, страха, растерянности.

И снова он мысленно поблагодарил темноту, скрывшую его бледность. Из последних сил, вцепившись в холодные перила мертвой хваткой, он тяжело опустился рядом с друзьями. Смотреть вниз, в черную пропасть, не было ни сил, ни желания. Но когда он осмелился посмотреть по сторонам, дух у него захватило по-настоящему.

Город лежал у его ног, сияя и переливаясь тысячами огней. Улицы расходились лучами, образуя причудливые узоры. Окна далеких домов светились крошечными, как булавочные головки, желтыми точками. Фары автомобилей ползли внизу, сливаясь в медленные, ленивые реки из расплавленного золота и рубина. Было тихо, только ветер пел свою вечную песню в стальных перекладинах вышки.

– Красиво… – выдохнул Влад с неподдельным, первобытным восторгом. – Аж жуть берет.

В его голосе не было и тени страха, только чистое восхищение. Друзья поняли – испытание пройдено на «отлично».

На следующее утро, проезжая в переполненном автобусе мимо все той же вышки, Влад невольно поднял голову. Лучи солнца уже золотили ее вершину. Он разглядел ту самую площадку, крошечную и невероятно далекую, и его вдруг бросило в жар. Спина покрылась ледяным потом, и он с силой вцепился в поручень, чтобы не пошатнуться. Его охватил запоздалый, животный ужас.

Но следом за страхом, согревая изнутри, поднялась новая, пьянящая волна – гордость. Он, Влад, простой парень с завода, сидел там, на краю света, свесив ноги в пустоту. Он был там, а все эти спешащие на работу люди в автобусе – здесь, внизу. Он один из немногих, кто видел их город таким – огромным, сияющим и безмолвным, как на ладони. Эта мысль согревала его куда лучше утреннего солнца.

Глава 8

В середине недели к Владу подошёл Вадим и позвал посмотреть остановившийся вдруг фрезерный станок. 

– Я, конечно, могу сейчас вызвать бригаду ремонтников, но давай для вида сначала МЫ с тобой  покопаемся в станке. Пусть все видят, что ТЫ там в чем то ковыряешься. Это, так сказать, на всякий случай.

 Влад уже догадался, о чем речь и мысленно поблагодарил мастера за находчивость. 

 Рядом со станком,  фрезеровщик смолил сигарету за сигаретой и тревожно поглядывал по сторонам.

– Ну, и в чем дело? Что случилось? – деловито спросил Влад, прикуривая свою сигарету от его, –  наверное, обороты не по режиму установил?

– Причём здесь обороты, станина замерла. Ни туда, ни сюда, – зло ответил фрезеровщик, косясь на мастера.

– Сейчас, глянем,  чего это она закапризничала, – Влад начал подозревать, что поломка здесь связана с электричеством. Если это так, то считай, ему повезло: в электрике Влад неплохо разбирался ещё со школьных времен. Он обошел вокруг станка, заглянул в электрошкафчик, потом под станину.

–  Надо концевые выключатели проверить, – пробурчал Влад, обращаясь к мастеру. Вадим удивлённо поднял бровь, посмотрел на парня и спросил:

– Инструмент нужен какой-нибудь?

– Пока достаточно отвертки.

Мастер ушёл за отверткой, а Влад залез под станину и увидел, что один из проводов на концевом выключателе ослаб и не контачил  с клеммой.  Влад с силой протолкнул провод на место и пошел включать питание.  Когда мастер пришел с отверткой, то станок уже вовсю работал.  Вадим  удивился ещё больше и, радостно похлопав Влада по плечу, ушёл в свою будку.

Вечером, сидя за столом в своей комнате,  Влад в письме родителям похвастал, что с ходу починил станок в своем цехе. Надо сказать, что своё первое письмо отсюда, из Ташкента, Влад написал родителям сразу же, как только устроился на работу. Родители моментально ответили и письма регулярно пошли в ту, и другую сторону.

Спокойствие близких людей для Влада было в приоритете.

 Утром, перед работой, Влад зашёл в заводскую столовую позавтракать. Перекусить сел за ближайший столик лицом к очереди. Сосредоточившись на сухой котлетке в тарелке, он вдруг почувствовал на себе, чей то взгляд. Влад поднял голову и встретился глазами с девушкой, стоящей в очереди. Она тут же отвела их, и  больше не смотрела на Влада. Он же, почему то забеспокоился и стал пристально вглядываться в девушку. Она была прекрасно сложена и удивительно красива. Черные брови, черные глаза, взгляд которых так неожиданно врезался в память, высокая прическа, белая чистая кожа. Влад дождался, когда она позавтракает и незаметно проследовал за ней до её цеха. Там спрятаться было легче, и он проводил её до самого места. Оказалось, что девушка работала в ОТК.