Заговор королей

Заговор королей

Зигфрид герцог фон

Дизайнер обложки Нейрохолст

© Зигфрид герцог фон, 2025

© Нейрохолст, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0068-4063-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Аналитико-художественное предисловие к изданию

«ДИПТИХ ВЛАСТИ: ЗАГОВОР КОРОЛЕЙ И НА СЛУЖБЕ ЕЁ ВЕЛИЧЕСТВА»

Перед вами – литературный эксперимент, исследующий анатомию власти в её двух ипостасях: уходящей вглубь веков и существующей в бестелесном цифровом пространстве. Этот диптих – не просто два романа под одной обложкой, а сознательное сопоставление двух систем, управляющих миром: системы крови и системы алгоритма.

«Заговор Королей» – это реквием по видимой власти. Власти, которая говорит на языке гербов, портретов предков и замковых стен. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что потомки Габсбургов и Бурбонов ведут борьбу не за троны (это было бы наивно), а за нечто более ценное – право на легитимность. Их трагедия в том, что они – живые носители исторической памяти в мире, предпочитающем исторической амнезии. Их сила – в понимании, что настоящая война ведётся не в пространстве, а во времени.

«На службе Её Величества» – это диагноз невидимой власти. Власти, которая отказалась от регалий в пользу анонимности. Где правило «миссия важнее агента» становится абсолютным законом цифровой эпохи. Если аристократы «Заговора» – пленники своей истории, то шпионы «Службы» – заложники безымянности. Их драма – в осознании себя переменной в уравнении, которую можно исключить без последствий для результата.

Художественная оптика исследования

Оба текста используют единый метод: микроскоп традиционного романа, приближенный к клеточной структуре власти.

В «Заговоре» это проявляется в сакрализации детали: складке на платье от Valentino, возрасте вина в бокале, намёке в светской беседе

В «Службе» – в десакрализации человеческого: агент как инструмент, любовь как уязвимость, правда как разменная монета

Образ святой Зиты, возникающий между романами, становится точкой сборки:

«Santa Zita, umile e pura…»

Её смирение и верность службе – единственный мост между миром, где служат Династии, и миром, где служат Системе. Она напоминает: любая власть держится не на силе, а на согласии служить.

Аналитический каркас

Власть как нарратив

Оба романа доказывают: реальная власть – не в распоряжении ресурсами, а в праве рассказывать истории. Аристократы продают миф о преемственности. Спецслужбы – миф о безопасности. Кто контролирует нарратив – контролирует реальность.

Иерархия против сети

«Заговор» исследит вертикаль крови – жёсткую иерархию, видимую в генеалогических древах. «Служба» – горизонтальную сеть, где связи важнее статуса. Но в обоих случаях предательство становится главным двигателем сюжета.

Анатомия предательства

Предательство в «Заговоре» – это нарушение кровного долга. В «Службе» – отказ от роли инструмента. Интересно, что в обоих случаях система карает не за действия, а за неправильную идентичность.

Философский подтекст

В конечном счёте, оба романа задают один вопрос: возможна ли честь в системах, основанных на цинизме?

Леопольд фон Габсбург и агент «Поэт» – двойники в зеркальной галерее истории. Один служит тени империи, другой – тени демократии. Оба обнаруживают, что служат не идеалам, а механизмам самосохранения системы.

О стилистике

Если «Заговор» – это барокко (сложные метафоры, многослойность, игра с историческими аллюзиями), то «Служба» – это минимализм (жёсткий ритм, обезличенность, клиническая точность). Такое стилистическое противопоставление – не недостаток, а метод. Он позволяет увидеть, как форма власти определяет форму её описания.

В заключение

Это издание – не чтение на один вечер. Это – интеллектуальный вызов. Предлагая их вместе, мы предлагаем читателю провести сравнительный анализ двух моделей власти: той, что хочет быть вечной, и той, что хочет быть невидимой.

И задать себе самый неприятный вопрос: какая из них ближе к нашей реальности?

Автор благодарит историков, экспертов по геральдике и специалистов по истории спецслужб, чьи консультации помогли сохранить баланс между художественным вымыслом и фактологической точностью. Все совпадения с реальными лицами и событиями случайны, хотя внимательный читатель найдёт в текстах множество аллюзий для интеллектуального упражнения.

Зигфрид фон Бабенберг

Заговор Королей

Стихи о святой Зите Габсбургской

Santa Zita, umile e pura,

Nel silenzio servi con amore,

Tra le mura di una casa sicura,

Porti luce, grazia e dolcezza nel cuore.

Pane ai poveri, conforto ai bisognosi,

Con le mani operose e il cuore gentile,

Nei gesti semplici, nei giorni laboriosi,

Sei esempio di fede, umiltà e stile.

O Santa Zita, prega per noi,

Guidaci nella via della carità,

Insegnaci a servire come te,

Con amore, umiltà e sincerità.

герцог Зигфрид фон Бабенберг

ПРЕДИСЛОВИЕ

Уважаемый читатель,

Перед вами – роман-исследование. Исследование тех сил, что продолжают незримо формировать нашу реальность, скрываясь за фасадом современности. Мир давно отказался от королей, но не от идеи иерархии. Он лишь заменил гербы на логотипы, а мантии – на дорогие костюмы от Brioni.

«Заговор Королей» родился из парадокса: в эпоху тотальной демократии и цифрового равенства интерес к аристократии, её этике, эстетике и особенно – к её тайнам – лишь растёт. Мы инстинктивно тянемся к историям о династиях, потому что они предлагают то, чего так не хватает в нашем стремительном мире: чувство преемственности, долга и принадлежности к чему-то большему, чем собственная жизнь.

Этот роман – попытка взглянуть на современную Европу глазами тех, кого принято считать анахронизмом. Но что, если именно эти «анахронизмы» видят картину целиком, пока мы увязаем в сиюминутном? Их борьба – это не попытка вернуть троны (это было бы наивно), а стремление вернуть себе место за столом переговоров, где на кону – душа целого континента.

Я старался избегать карикатурности. Мои герои – не злодеи из комиксов и не святые. Они – продукт многовековой селекции, трагические и одновременно величественные фигуры, обречённые нести бремя своего происхождения. Их трагедия в том, что они рождены править в мире, который больше не верит в правителей. Их сила – в том, что они умеют ждать.

Особое внимание было уделено деталям: топонимике, архитектуре, этикету, языку жестов. Ведь именно в мелочах скрывается подлинная сущность этого мира. Диалоги построены так, чтобы за светской беселой проступали вековые интриги, а намёки значили больше, чем прямые угрозы.

Это также и роман о выборе. О том, что важнее: долг перед предками или ответственность перед потомками? Можно ли оставаться верным традиции, не становясь её рабом?

Я благодарю всех, кто помогал мне в работе над этой книгой: историков, экспертов по геральдике, потомков старых семей, любезно согласившихся поделиться историями (иногда – при условии анонимности). Все совпадения с реальными лицами, разумеется, случайны, хотя читатель, знакомый с европейской элитой, несомненно, узнает некоторые аллюзии.

В конечном счёте, «Заговор Королей» – это приглашение к размышлению. О власти. О деньгах. О прошлом, которое никогда не отпускает. И о будущем, которое начинается прямо сейчас.

Приятного чтения.

Автор

Осенью 2022 года.

Роман в трёх частях

КНИГА ПЕРВАЯ

[Verse]

В подвале короля

Вино красное налито

Во рту пьянящий вкус

Испанская Изабелла

[Verse 2]

С ума сводит ностальгия

Воспоминания обжигают

Я ложусь на постель

В одежде. Один

[Chorus]

Испанская Изабелла

Вино и страсть ночей

Вся в мечтах она

Я лежу Вспоминая о ней

[Verse 3]

В небе звёзды мерцают

Глаза её со мной

Запах вина волнует

В эту тихую ночь

[Bridge]

Воспоминания греют

Как красное вино

Сан-Себастьян зовёт

Где она

Ждёт меня

[Chorus]

Испанская Изабелла

Вино и страсть ночей

Вся в мечтах она

Я лежу

Вспоминая о ней

ПРОЛОГ. Замок Амбрас, Инсбрук. Зима

Снег падал за окнами замка, укутывая Тирольские Альпы в безмолвное покрывало. В кабинете, где время, казалось, застыло в позолоте рам и дубе панелей, эрцгерцог Леопольд фон Габсбург склонился над пергаментом с генеалогическим древом. Его пальцы провели по линии, ведущей к Карлу V. – Опять эти плебеи в Брюсселе говорят о «демократии», – тихо произнёс он, обращаясь к портрету Марии-Терезии. – Как будто история – это выборы, а не кровь и долг. В камин упало письмо от цюрихского банкира. Пламя лизало бумагу, высвобождая строки: «Ваша Светлость, капитал ищет корни…» Леопольд улыбнулся. – Корни? Мы – не корни, мы – ствол. А они… листья на ветру.

Зима в Тироле не была временем года – она была состоянием мира. Воздух, кристально чистый и обжигающе холодный, словно хранил молчание веков. Заснеженные пики, подобные исполинским зубцам, пронзали низкое свинцовое небо, а первые лучи зимнего солнца пробивались сквозь облака, окрашивая снег в нежные перламутровые тона. Свет этот был обманчив – он не грел, а лишь подчеркивал величавый, безжалостный покой долины.

Замок Амбрас возвышался на утесе, неотъемлемая часть пейзажа, высеченная из самого времени. Его стены, сложенные из грубого тирольского камня, вобрали в себя многовековой холод. Они не просто стояли здесь – они наблюдали. Они помнили звон мечей, шепот заговорщиков, тяжелую поступь имперской гвардии. Готические окна с свинцовыми переплетами смотрели на мир подобно глазам старого хищника: устало, но с непоколебимым сознанием собственного превосходства.

Внутри царила тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в гигантском камине из черного мрамора. Воздух пахл стариной, воском для полировки древесины и едва уловимой нотой сухих роз – ароматом, который не выветрился со времен императрицы Сисси.

Кабинет эрцгерцога Леопольда фон Габсбурга был сердцем этой каменной твердыни. Стены его были сплошь увешаны портретами предков. Карл V с его знаменитым габсбургским подбородком, смотревший на потомка с холодной, вселенской усталостью. Мария-Терезия в парче и жемчугах, ее взгляд полон несокрушимой воли. Франц Иосиф с усами щеточкой и печалью в глазах, видевший закат империи. Они не просто смотрели со стен – они судили. Их молчаливый укор витал в воздухе, смешиваясь с дымом от камина.

За массивным бюро работы красного дерева, изготовленным в XVIII веке для одного из его прадедов, сидел сам эрцгерцог. Леопольд фон Габсбург. Он не был старым – ему едва перевалило за пятьдесят, – но в его осанке, в манере медленно откидываться в кресле, в самом взвешенном ритме дыхания чувствовался вес не прожитых лет, а унаследованных столетий.

Перед ним на столе лежало не генеалогическое древо. Лежала карта. Карта не земель, но крови. Пергамент, испещренный причудливыми линиями родства, брачными союзами, угасшими ветвями и теми, что еще тянулись к солнцу. Он изучал ее не с ностальгией поэта, вглядывающегося в утраченное прошлое. Нет. Он проводил инвентаризацию. Хладнокровную, точную, беспристрастную оценку активов. Каждый брак, каждая смерть, каждая лояльность – все это были активы и пассивы великой корпорации под названием «Династия».

Его превосходство не было позой. Оно было таким же органичным, как цвет его глаз – холодных, серых, унаследованных от бесчисленных поколений. Он не думал о том, что он лучше. Он знал это на клеточном уровне. Это знание было его крестом и его короной. Он физически ощущал тяжесть династии – давящее бремя долга, ожиданий и ответственности, что лежало на его плечах с момента первого вздоха. Иногда ему казалось, что он слышит их – всех этих Карлов, Фердинандов, Леопольдов – настойчивый, требовательный приказ истории.

Первая нить

Сумерки начали затягивать долину, окрашивая снег в синие тона. Леопольд отложил перо и зажег настольную лампу, абажур которой отбрасывал мягкий золотистый свет на столешницу.

Внезапная тишина была нарушена почти неслышным скрипом двери. Вошел Франц, его дворецкий, человек, чья собственная семья служила Габсбургам три поколения. На серебряном подносе лежало единственное письмо.

– От господина Хуберта, Ваша Светлость. Из Цюриха, – произнес Франц бесстрастным тоном, ставя поднос на край стола.

Леопольд кивнул. Франц растворился так же бесшумно, как и появился.

Конверт был из плотной, дорогой бумаги, с едва заметным тиснением в виде геральдической лилии – логотипом частного банка «Хуберт & Компаньон», основанного в 1789 году. Леопольд вскрыл его перочинным ножом с рукоятью из оленьего рога. Письмо было кратким, отпечатанным на той же фирменной бумаге.

«Ваша Светлость,

Надеюсь, зима в Тироле приносит Вам умиротворение. Времена меняются, и ветер с севера приносит не только холод. Капитал, как и вода, ищет стабильность. Истоки. Он устал от песка и миражей.

Возможно, настал момент вспомнить о прочном фундаменте.

С неизменным уважением, Ваш старый друг, Э. Хубер».

Леопольд перечитал послание дважды. Это не было предложением. Это было напоминанием. Зондом, осторожно запущенным в воду, чтобы проверить направление течения. Банкир из Цюриха, чей прадед давал ссуды его прадеду, напоминал о себе. О том, что настоящая сила – не в титулах, а в доверии. И в деньгах, которые это доверие обеспечивают.

Медленным, почти ритуальным движением Леопольд поднес лист к пламени свечи, горевшей на столе. Бумага вспыхнула, почернела и свернулась, превращаясь в пепел. Он наблюдал, как огонь пожирает осторожные слова банкира.

Когда от письма осталась лишь горстка серого пепла, он аккуратно стряхнул ее в массивную бронзовую пепельницу, отлитую в форме имперского орла. Двуглавый орел, хеттский символ власти над Востоком и Западом, теперь держал в своих когтях лишь прах от слов о силе капитала.

Леопольд откинулся на спинку кресла и снова посмотрел на портрет Карла V.

– Истоки, – тихо произнес он в тишину кабинета. – Они всегда начинаются с нас.

Первую нить заговора только что закинули. И он ее принял.

ГЛАВА 1: УЖИН В СЕН-ЖАН-КАП-ФЕРРА

Принцесса Изабель де Бурбон поправила складки платья от Valentino. На столе – хрусталь Baccarat и лимонное оливковое масло с её плантаций в Андалусии. – Чарльз, – обратилась она к гостю, – вы пробовали это? Выращено на земле, которую моя семья хранит с времён, когда Лондон был римским портом. Лорд Чарльз Спенсер (из Виндзоров) поднял бокал. – Восхитительно. Напоминает мне наши яблоневые сады в Норфолке. Кроме шуток, плебеи сейчас помешаны на «органике». А мы… мы просто живём в этом. – Живём? – Изабель улыбнулась. – Нет, дорогой. Мы этим дышим. И именно поэтому, когда ветер перемен становится ураганом, люди ищут укрытие у наших стен. Они говорили о вине, погоде, но за каждым словом сквозила идея: Европа, уставшая от потрёпанных политиков, жаждет твёрдой руки. Руки в перчатке от Dior.

Воздух на Лазурном Берегу был иным – тёплым, солёным, пропитанным ароматом цистуса и моря. Он не обжигал лёгкие, как альпийский холод, а ласкал, обещая вечную весну. Вилла «Эклипс» белела среди кипарисов и оливковых деревьев, её строгие классические формы и огромные панорамные окна обращены к бескрайнему синему линию моря. Это была не крепость, как Амбрас, а стратегический командный пункт, замаскированный под райский уголок.

Терраса, где был накрыт ужин, висела над самым обрывом. Последние лучи заходящего солнца золотили скатерть безупречной белизны, играли в гранях хрустальных бокалов Baccarat и отражались в полированном серебре столовых приборов с гербом Бурбонов. Всё было бесшумно, идеально, выверено до миллиметра. Слуги в белых перчатках двигались как тени, предвосхищая любое желание.

Принцесса Изабель де Бурбон сидела во главе стола. Её платье от Valentino – шелковое, цвета шампанского – не кричало о себе, но безоговорочно доминировало. Каждая складка лежала идеально. Она не была красавицей в классическом понимании, но в её осанке, во взгляде холодных голубых глаз была та безупречная уверенность, которую не купить ни за какие деньги. Её красота была производной от власти.

Её гость, лорд Чарльз Спенсер, с видимым удовольствием откинулся на спинку плетёного кресла от Hermès. Он излучал ту особую, слегка потрёпанную элегантность, которую культивируют в себе английские аристократы – его пиджак был слегка поношен у локтей, но сшит на Сэвил-Роу, а часы на его запястье были старыми Patek Philippe, доставшимися от деда.

Изабель легким движением руки указала на небольшую фаянсовую рамочку с тёмно-зелёным маслом, в которую обычно макают свежий хлеб. – Чарльз, – голос её был низким, бархатным, с едва уловимым французским акцентом, – вы пробовали это? Выращено на земле, которую моя семья хранит с времён, когда Лондон был римским портом. – В её интонации не было хвастовства, лишь констатация факта, простого и неоспоримого, как восход солнца.

Чарльз поднял бокал с белым бургундским, изучая цвет вина на свете заката. – Восхитительно. Напоминает мне наши яблоневые сады в Норфолке. Кроме шуток, плебеи сейчас помешаны на «органике». – Он откусил хлеб, сделал паузу, наслаждаясь вкусом. – А мы… мы просто живём в этом. Мы даже не задумываемся об этом. Это как дышать.

Изабель позволила себе лёгкую, едва заметную улыбку. Её взгляд скользнул по бескрайнему морю, где яхты-призраки скользили к бухте Святого Трофима. – Живём? – Она мягко поправила его. – Нет, дорогой. Мы этим дышим. И именно поэтому, когда ветер перемен становится ураганом, люди инстинктивно ищут укрытие у наших стен. Они ищут не роскошь. Они ищут ту самую почву под ногами, которую мы никогда не теряли.

Они продолжили ужин, беседуя о последней выставке в Фонде Маг, о качестве улова в этом сезоне, о скандале в семье Гримальди. Их слова были лёгкими, светскими, отточенными. Но за этим фарфоровым фасадом скрывался стальной каркас. Каждая фраза о погоде была намёком на политическую нестабильность, каждое упоминание о вине – аллегорией к терпению, которое сейчас требовалось.

Они говорили на языке, понятном лишь тем, кто унаследовал право на него по крови. Они не планировали заговор. Они его предчувствовали. Они знали, что Европа, уставшая от потрёпанных временщиков-политиков, подсознательно жаждет твёрдой руки. Не грубой диктатуры, а уверенной, твёрдой руки в безупречной перчатке от Dior.

И они готовились эту руку предложить.

ГЛАВА 2: ОХОТА В БАВАРИИ. Лес близ Хоэншвангау

Утро встретило принца Фридриха Гогенцоллерна морозным дыханием. Его рука с ружьём Purdey не дрогнула. Выстрел прозвучал как аккорд в симфонии природы. – Превосходно, – сказал Леопольд фон Габсбург, наблюдая за добычей. – Ты всё тот же искусный стрелок. – Охотиться – не значит убивать, Лео. Это значит – помнить о порядке вещей. Кабан – в лесу, мы – наверху. А эти… – Фридрих мотнул головой в сторону невидимого города, – …верят, что можно переписать правила, сев за компьютер. Они шли через лес, и их разговор касался не денег, а духа. – Изабель предлагает фонд, – заметил Леопольд. – Фонд? – Фридрих хмыкнул. – Я предпочитаю дубы. Они живут дольше, чем любая валюта.

Утро в баварском лесу было не временем суток, – оно было ритуалом пробуждения мира. Воздух, морозный и острый, как лезвие штыка, обжигал лёгкие. Иней серебрился на ветвях вековых елей, превращая лес в хрустальный дворец. Каждый хруст подошвы по насту отдавался в тишине подобно раскату грома. Здесь, среди заснеженных холмов и тёмных силуэтов пихт, время текло иначе – медленно, величаво, подчиняясь вековым ритмам, а не тиканью биржевых часов.

Принц Фридрих Гогенцоллерн стоял неподвижно, как одна из сосен. Его лицо, обветренное и жёсткое, с орлиным профилем, выдававшим происхождение, было бесстрастно. Он не просто ждал добычу – он сливался с лесом, становился его частью. В его руках – изящное, но смертоносное ружьё Purdey, изделие оружейников с Сэвил-Роу, которое служило его семье три поколения. Оно было не оружием, а продолжением его воли.

Внезапно в чаще что-то качнулось. Мгновенная реакция. Плечи Фридриха развернулись плавно, почти лениво. Мускулы не напряглись, а собранно подчинились многолетней памяти. Выстрел прозвучал коротко, сухо, без эха. Не грубым взрывом, нарушающим гармонию, а точным, завершающим аккордом в великой симфонии природы.

Из-за ствола могучего бука вышел Леопольд фон Габсбург. Он был одет в безупречный тирольский лоден, и на его лице играла тень уважительной улыбки. – Превосходно, Фридрих. Ты всё тот же искусный стрелок. Без суеты, без лишнего шума. Как и подобает.

Фридрих не ответил сразу. Он опустил ружьё и медленно подошёл к трофею – старому, секачу, могучему и грозному даже в смерти. – Охотиться – не значит убивать, Лео, – произнёс он, его голос был низким и глухим, словно вобравшим в себя тишину леса. – Это значит – помнить о порядке вещей. – Он тронул сапогом могучий бок кабана. – Он – внизу. В лесу. Мы – наверху. Так было всегда. – Принц резко мотнул головой в сторону, где за холмами и туманом должен был находиться невидимый Мюнхен. – А эти… эти новые господа жизни, верят, что можно переписать эти правила, сев за компьютер. Устроить всемирную ярмарку тщеславия, где всё можно купить и продать. Даже место под солнцем.

Они пошли по тропе, утопая в снегу. Егеря сзади загружали их добычу. Разговор тек так же неторопливо, как их шаги.

– Изабель предлагает фонд, – заметил Леопольд, ловко обходя замшелый валун. – Консолидировать ресурсы. Влиять на умы через медиа, на политику – через лоббирование. Это разумно.

Фридрих Гогенцоллерн хмыкнул, и из его рта вырвалось облачко пара. – Фонд? – В его голосе звучала лёгкая, почти отеческая снисходительность к наивности партнёра. – Бумаги, цифры, договоры. Всё это мишура, Лео. Ветер перемен сдует её в один миг. – Он остановился и положил ладонь на шершавую, покрытую инеем кору старого дуба, стоявшего на опушке. Дереву было лет триста, не меньше. – Я предпочитаю дубы. Вот они – настоящие активы. Они молчат, растут и видят всё. Они живут дольше, чем любая валюта, любая империя и любой фонд на свете. В их кольцах – настоящая история. А не та, что пишут в учебниках.

Леопольд молча последовал за его взглядом, в котором читалась не просто любовь к природе, а глубокая, непоколебимая вера в незыблемый порядок, установленный не людьми, а самими основами мироздания. Они говорили на разных языках – один о духе, другой о механизмах. Но их цель была едина.

ГЛАВА 3: КАБИНЕТ В «САВОЙЕ» Лондон, отель «Savoy»

Лорд Чарльз Спенсер встретился с Кириллом Орловым, российским олигархом. Тот вертел в руках пепельницу Fabergé. – Ваша светлость, – начал Орлов, – я могу купить всё. Но как купить… это? – Он указал на портрет королевы Виктории. – Дорогой мой, – Чарльз улыбнулся, – это не покупается. Это арендуется. На условиях полного соблюдения протокола. Например, не надевать коричневые туфли после шести. Даже в Кремле. Орлов засмеялся. – Ладно. Что вы хотите? – Ваши ресурсы. Наш… бренд. Мы создадим фонд. Вы получите доступ в мир, где даже ваши деньги покажутся скромными. Потому что там считают не в долларах, а в веках.

Апартаменты River Suite. Кабинет в «Савое» был иным миром. Не мир застывшей истории Амбраса или солнечного величия Лазурного Берега. Здесь царила бесшумная, дорогая, современная мощь. Панорамные окна открывали вид на Темзу, где неспешно проплывали баржи, а на другом берегу высились стеклянные клыки Сити. Воздух пахл дорогим табаком, кожей и деньгами – старыми и новыми.

Лорд Чарльз Спенсер стоял у камина, в котором потрескивали настоящие поленья. Он держал в руке бокал с выдержанным виски, его взгляд был рассеянным, будто он оценивал не столько собеседника, сколько его место в сложной системе мироздания.

Его собеседник, Кирилл Орлов, сидел в глубоком кресле. Его массивная фигура, облаченная в идеально сидящий костюм от Kiton, казалось, излучала неукротимую энергию. Он нервно вертел в мощных пальцах пепельницу Fabergé – миниатюрное яйцо из горного хрусталя и золота, безделушку, стоившую как хороший автомобиль.

– Ваша светлость, – начал Орлов, его русский акцент придавал словам вес и некую прямолинейную грубоватость. – Я могу купить всё. Яхту. Футбольный клуб. Остров. – Он сделал паузу, и его глаза устремились на стену, где висел парадный портрет королевы Виктории в бриллиантовой диадеме. – Но как купить… это? Эту… уверенность? Этот взгляд? Как купить пятьсот лет истории?