Игра в правду

Игра в правду

Кристин Эванс

© Кристин Эванс, 2025

ISBN 978-5-0068-4095-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ИГРА В ПРАВДУ

Глава 1. Комната №7

Дождь стучал по крыше старого особняка с таким упорством, будто хотел продавить ее и смыть в небытие всех, кто собрался здесь сегодня. Аня смотрела в запотевшее окно, следя, как капли растекаются по стеклу, словно слезы. Идеальная метафора для ее жизни – размытая, нечеткая, вечно плачущая по какому-то несуществующему идеалу.

«Анонимные лжецы». Какое пафосное и одновременно точное название. Она бы рассмеялась, если бы не боялась, что смех превратится в истерику. Вместо этого она сжала пальцы на коленях, ощущая, как дорогой шерстяной костюм, ее доспехи, вдруг стал невыносимо тесным. Здесь, в этой уютной, потертой гостиной, пахнущей старыми книгами и кофе, вся ее броня была бесполезна. Здесь требовалось обнажить душу. А она разучилась это делать.

– Аня, не хотите поделиться?

Голос ведущего, немолодого мужчины с мудрыми глазами, был мягким, но настойчивым. Она вздрогнула, словно пойманная на воровстве. Поделиться? Чем? Тем, что ее жизнь – это великолепно срежиссированный спектакль, где у каждой улыбки есть цена, у каждого слова – скрытый смысл? Что она, старший партнер в успешном PR-агентстве, днем продает сказки, а ночью не может уснуть от звона собственной лжи?

– Я… – ее голос прозвучал хрипло. Она откашлялась. – Я сегодня солгала трижды. До того как прийти сюда.

Она делала это каждую неделю. Начинала с малого. С будничной, бытовой лжи. Это было как разминка перед главным матчем.

– Первый раз – своему ассистенту. Я сказала, что задерживаюсь из-за важного звонка. На самом деле я просто сидела в кабинете и смотрела в стену. Просто… не могла заставить себя двигаться.

В комнате повисло понимающее молчание. Ее не осуждали. Здесь все были знаменитостями в мире неправды.

– Второй раз – матери. Сказала, что у меня все прекрасно, что проект идет по плану. А на самом деле…

Она замолчала, глядя на свои идеально отполированные ногти. Когти хищницы. Бесполезные в этой клетке с бархатными стенками.

– На самом деле я чувствую себя так, будто бегу по беличьему колесу. Быстро-быстро, а толку ноль. Только ветер в ушах и истошный визг от постоянного напряжения.

Она позволила себе этот кусочек правды. Маленький. Незначительный. Но от него перехватило дыхание. Словно она сняла с себя часть тяжеленного корсета, в котором ходила годами.

– А третий раз… – она потянулась за стаканом воды, чтобы выиграть время. Ее взгляд скользнул по дверному проему.

И тут мир остановился.

В дверях стоял он.

Игорь Орлов. Владелец «ОрбИТ Технолоджис». Ее заклятый враг. Человек, с которым они на прошлой неделе разрывали друг друга на части на совещании по поводу ребрендинга телеком-гиганта. Он был в темных джинсах и простой черной водолазке, без пиджака, без галстука – без своих привычных доспехов. Но от этого он не казался менее опасным. Напротив. Он выглядел… настоящим. И от этого было еще страшнее.

Их взгляды встретились. В его темных, почти черных глазах мелькнуло то же самое ошеломленное неверие, что и в ее. Шок. Паника. Быстрый, как вспышка, расчет – признать или сделать вид, что не знает? Но правило клуба было железным: никаких масок. Только правда.

Он медленно прошел в комнату, занял свободное кресло напротив нее. Воздух сгустился, стал тягучим и горьким, как дым после залпа. Аня почувствовала, как по спине бегут мурашки. Он видел ее. Видел ее безоружной. Видел ту самую трещину в ее броне, которую она только что продемонстрировала всем.

– Продолжайте, Аня, – мягко напомнил ведущий.

Она сглотнула ком в горле. Третий раз. О чем она говорила? Ах, да. О лжи.

– Третий раз… – ее голос дрогнул, и она возненавидела себя за эту слабость. – Я солгала себе. Утром. Глядя в зеркало. Я сказала себе, что я сильная. Что мне все нипочем. А на самом деле… на самом деле я устала. До костей. До самой глубины души.

Она произнесла это, глядя прямо на него. В вызов. В отчаянии. В надежде, что он сожжет ее своим презрением, и ей не придется чувствовать эту унизительную уязвимость.

Игорь не отвел взгляда. Он слушал. Внимательно. Без тени насмешки, которую она видела на их последней встрече. Его лицо было невозмутимым, но в глазах плавало что-то сложное, непонятное. Не сочувствие. Нет. Скорее… узнавание.

Ведущий кивнул и перевел взгляд на нового гостя.

– Игорь. Мы рады новым лицам. Не хотите рассказать, что привело вас к нам?

Все взоры обратились к нему. Аня замерла, сжавшись внутри. Сейчас. Сейчас он устроит представление. Начнет говорить общие фразы. Или, что хуже, воспользуется моментом, чтобы уколоть ее, выставив ее слабость на всеобщее обозрение.

Игорь откинулся на спинку стула, его поза была расслабленной, но кулаки на коленях были сжаты. Он на несколько секунд закрыл глаза, словно собираясь с мыслями.

– Я сегодня солгал один раз, – его голос был низким, глухим, без привычных деловых интонаций. Он звучал устало. По-настоящему. – Своему партнеру. Я сказал, что иду на деловой ужин.

Он сделал паузу, посмотрел прямо на Аню. Взгляд был тяжелым, гипнотизирующим.

– Я сказал, что встречаюсь с перспективным клиентом. Что это очень важно для компании. Что от этого зависит наше будущее.

Он медленно выдохнул.

– Все это было ложью. Я здесь, потому что… потому что моя ложь стала слишком громкой. Она заглушает все остальное. Даже мои собственные мысли. Я пришел сюда, потому что мне нужно услышать тишину. Настоящую. Даже если она будет болезненной.

Аня почувствовала, как что-то сжимается у нее в груди. Это была не та ложь, которую она ожидала услышать. Это не было про деньги, власть или контракты. Это было про что-то гораздо более глубокое. Про то же самое, что гложет и ее.

Ведущий предложил им стать партнерами на сегодняшнюю сессию. Правила были просты: задавать друг другу вопросы и отвечать на них честно. Только честно. Без уловок.

Они перешли в маленькую боковую комнату – бывшую кладовку, где стояли лишь два кресла и торшер, отбрасывающий мягкий свет. Дверь закрылась, отсекая внешний мир. Они остались одни. Враги. В ловушке вынужденной искренности.

Несколько минут они просто молчали. Аня изучала его лицо при этом приглушенном свете. Оно казалось моложе. Усталым. Без привычной маски холодного превосходства. Он делал то же самое – изучал ее. Его взгляд скользнул по ее лицу, заметил, наверное, следы усталости под глазами, которые она так тщательно маскировала тональным кремом.

– Зачем ты здесь? – наконец спросила она. Голос звучал резче, чем она хотела. – Это какая-то новая тактика? Узнать слабости противника?

Он усмехнулся. Сухо, беззвучно.

– Если бы это была тактика, я выбрал бы способ попроще, чем исповедь в комнате для неудачников, Аня.

Она вздрогнула от того, как он произнес ее имя. Без привычной язвительности. Почти мягко.

– Тогда почему? Ты же преуспевающий человек. У тебя все есть.

– Все? – он перевел взгляд на ее руки, все еще сжатые в замок. – А ты? У тебя разве не все есть? Успешная карьера, репутация, деньги. Чего не хватает тебе, чтобы по вечерам смотреть в стену?

Ее пронзило. Он использовал ее же собственную правду против нее. Быстро. Безжалостно. И абсолютно честно.

– Не хватает правды, – выдохнула она, сама удивляясь своим словам. – Ее нет нигде. Ни в работе, где я продаю воздух. Ни в отношениях, где я играю роль. Ни даже в зеркале. Я уже сама не знаю, где заканчивается ложь и начинаюсь я.

Игорь внимательно смотрел на нее, и в его взгляде было что-то новое. Не враждебность. Интерес.

– Я понимаю, – сказал он просто. – У меня то же самое. Ложь стала системой. Автопилотом. Я управляю компанией, людьми, проектами, а сам будто нахожусь в стеклянной коробке. Все видно, но ничего не чувствуется. И самое ужасное, что ты начинаешь верить в собственную ложь. Ты становишься ей.

Аня кивнула. Да. Именно так. Это было именно так.

– А на наших совещаниях? – не удержалась она. – Эта наша… вражда. Это тоже ложь?

Он помолчал, его взгляд стал пристальным, изучающим.

– Частично. Это преувеличение. Гротеск. Я не ненавижу тебя, Аня. Я… – он искал слово. – Я восхищаюсь твоим умом. И одновременно бешусь от твоей изворотливости. Ты заставляешь меня быть лучше. Острее. И да, это бесит. Потому что расслабляться нельзя ни на секунду.

Это было настолько честно, что у нее перехватило дыхание. Не ненависть. Восхищение. Признание в ней равного. Достойного противника.

– А твоя улыбка, – продолжил он, и его голос стал тише, интимнее. – Та, что ты даришь направо и налево на переговорах. Она красивая. Искренняя. И абсолютно фальшивая. Я это всегда вижу. В глазах у тебя остается холод. Как у меня.

Она смотрела на него, не в силах отвести взгляд. Он видел. Насквозь. Он видел ту самую пустоту, которую она прятала за блестящим фасадом. И это было страшнее любой ненависти. Потому что это было узнавание. Узнавание себя в другом.

– Почему ты решил прийти именно сегодня? – спросила она, пытаясь вернуть контроль над беседой.

Он откинулся в кресле, провел рукой по лицу.

– Потому что сегодня утром я подписал контракт. Очень выгодный. Тот самый, из-за которого мы с тобой спорили на прошлой неделе. И ты знаешь, что я почувствовал? Ничего. Абсолютно ничего. Пустоту. Как будто я просто поставил галочку. И тогда я понял, что я… болен. Моя ложь отравила даже вкус победы.

Он говорил, глядя куда-то в пространство за ее спиной, и в его словах была такая горечь, такая усталость, что Ане вдруг захотелось… протянуть ему руку. Коснуться. Дать понять, что он не один. Это было иррационально, безумно, но это было именно так.

– Я понимаю, – прошептала она. – После того как мы проиграли вам тот тендер, я пошла домой, налила вина и… расплакалась. Не из-за поражения. А потому что мне пришлось звонить клиенту и говорить утешительные слова. Лгать. Что мы сделали все возможное. А на самом деле я думала лишь о том, как же я устала. Как я все ненавижу.

Она никогда никому этого не говорила. Никогда. Это был ее самый постыдный секрет. Профессионал, плачущий не о работе, а о собственной исчезнувшей душе.

Игорь смотрел на нее теперь с новой, жуткой интенсивностью.

– Мы сошлись с тобой во мнениях впервые за все время нашего знакомства, – горько усмехнулся он. – Мы оба ненавидим ту ложь, которую сами же и создаем.

Они замолчали. Тишина в комнате была уже не неловкой, а насыщенной, густой, как мед. Они выложили друг другу свои самые уязвимые части. И не нанесли ударов. Это было ново. Это было страшно.

– Что будем делать? – спросила Аня, и ее голос прозвучал почти как мольба.

– Не знаю, – честно ответил Игорь. – Но я впервые за долгие месяцы почувствовал что-то настоящее. Этот разговор. Этот… дискомфорт. Он живой. Он настоящий. И он… ценный.

Он посмотрел на нее, и в его глазах было что-то неуловимое, какая-то искра, которой она никогда раньше не видела.

– Страшно, – призналась она, и ее плечи ссутулились под тяжестью этого признания.

– Знаю, – он кивнул. – Мне тоже.

И в этот момент, сидя в полумраке комнаты с выцветшими обоями, Аня осознала, что за все годы вражды они впервые увидели друг в друге не соперников, а людей. Со своими трещинами, страхами и усталостью. И эта правда была страшнее, опаснее и притягательнее любой лжи, в которой они жили.

Она смотрела на него, на его сильные, сжатые руки, на упрямый подбородок, на усталые глаза, и чувствовала, как в ней просыпается что-то давно забытое. Не вражда. Не ненависть. Жалость? Нет. Понимание. И что-то еще, тревожное и теплое, что заставляло сердце биться чаще. Что-то, от чего на душе становилось и страшно, и спокойно одновременно. Что-то, похожее на начало.

Глава 2. Первая искра

Тишина в маленькой комнате висела густая, звонкая, как натянутая струна. После его слов «Мне тоже страшно» говорить дальше казалось кощунством. Словно они обнажили друг перед другом самые уязвимые места, и теперь любое движение, любое слово могло причинить невыносимую боль.

Аня отвела взгляд, чувствуя, как жар разливается по щекам. Она смотрела на свои руки, все еще сжатые в белых узлах на коленях. Его признание эхом отзывалось в ней. «Мне тоже страшно». Игорь Орлов, человек из стали и льда, чей холодный расчет сводил с ума ее всю команду, боялся. И этот страх был тем же, что и ее собственный. Это было почти интимнее, чем физическое прикосновение.

– Что теперь? – ее голос прозвучал сипло, сорвавшимся шепотом. – Мы просто… выйдем отсюда и сделаем вид, что ничего не было?

Игорь медленно покачал головой, его взгляд был тяжелым и пристальным. Он изучал ее, словно видел впервые. Не соперника, а феномен. Загадку.

– Правила сессии еще не закончились, – напомнил он, и в его тоне появился знакомый оттенок деловитости, но сейчас он звучал иначе, без привычной язвительности. – Мы должны продолжать. Задавать вопросы. Отвечать честно.

– Прекрасная пытка, – горько усмехнулась Аня. – Придумали бы что-то попроще. Вроде дыбы.

Уголок его рта дрогнул. Слабая тень улыбки.

– Согласен. Но, похоже, это единственное место, где можно не лгать. Даже если больно.

Он помолчал, перевел дыхание.

– Хочешь задать мне вопрос? Настоящий. Не про работу.

Сердце Анны екнуло. Она хотела и не хотела одновременно. Ей было страшно услышать ответ. Еще страшнее – задать вопрос. Потому что настоящий вопрос требовал настоящего ответа. И она уже понимала, что Игорь не станет лгать. Не здесь.

– Хорошо, – она выдохнула, собираясь с духом. – На прошлой неделе, на совещании по проекту «Феникс». Ты сказал, что моя концепция – это «гламурное позерство, лишенное глубины». Ты действительно так думаешь?

Она ждала услышать оправдание, увидеть смущение. Но он даже не моргнул.

– Да, – ответил Игорь просто. – Я так думал. В тот момент.

«В тот момент». Эти слова повисли в воздухе.

– А сейчас? – не удержалась она.

– Сейчас? – он откинулся на спинку кресла, и его взгляд стал задумчивым. – Сейчас я понимаю, что это была не концепция. Это была твоя броня. Блестящая, отполированная, идеальная. Чтобы никто не догадался, что внутри сидит уставшая женщина, которая смотрит в стену. Ты не вкладывала душу в ту презентацию, Аня. Ты просто отыгрывала роль успешного креативщика. И я это почувствовал. И поэтому счел поверхностной.

Ее пронзило. Он был прав. До жути, до боли прав. В тот день у нее не было сил выдать что-то гениальное. Она просто собрала все свои профессиональные штампы в красивую упаковку. И он, черт возьми, это увидел.

– Почему ты никогда не улыбаешься? По-настоящему? – вдруг спросил он, перехватывая инициативу. – На всех фото, на всех переговорах – только дежурная улыбка. Как маска.

Вопрос застал ее врасплох. Она хотела ответить что-то колкое, отшутиться, но правило «только правда» висело между ними, как обоюдоострый меч.

– Потому что… – она замолчала, подбирая слова, чувствуя, как в горле снова встает ком. – Потому что настоящая улыбка – это слабость. Это открытость. А в нашем мире открытость – это приглашение ударить тебя в незащищенное место. Я… разучилась. Кажется, последний раз я улыбалась по-настоящему лет пять назад. Наверное.

– Когда? – не отпускал он. Его настойчивость была почти жестокой.

Аня закрыла глаза, пытаясь отыскать в памяти тот счастливый момент. Это было трудно. Словно копаться в завале пепла.

– Я тогда только начинала. У меня была собака. Такса, ушастая, нелепая. И вот я пришла домой после первого по-настоящему крупного заказа, который получила сама, без протекции. Сижу, считаю деньги, не веря своему счастью. А она… а она подошла и положила свою морду мне на колени, и посмотрела на меня своими глупыми преданными глазами. И я рассмеялась. Просто так. От счастья. От того, что меня кто-то любит не за что-то, а просто так. Вот тогда. Это была моя последняя настоящая улыбка.

Она открыла глаза, боясь увидеть в его взгляде насмешку. Но его лицо было серьезным. Задумчивым.

– У меня была кошка, – вдруг сказал он. – В детстве. Я тоже ей улыбался. Потом ее не стало. А потом… потом и улыбка куда-то делась. Осталась только деловая. Для галочки.

Они снова замолчали. Но теперь тишина была другой. В ней не было неловкости. Было понимание. Словно они обменялись не признаниями, а кусочками своей потерянной души.

– Твой ход, – тихо сказал Игорь. – Спроси что-нибудь. Что-нибудь… личное.

Аня почувствовала, как по телу разливается странное тепло. Страх уступал место чему-то другому. Острому. Запретному.

– Почему ты так зол? – вырвалось у нее. – Всегда. На переговорах, в редких интервью, которые ты даешь. В тебе сидит какая-то постоянная, сдержанная ярость. На кого? На что?

Он замер. Его лицо на мгновение стало каменным. Она уже пожалела о своем вопросе, испугалась, что разрушила хрупкий мост, который только что начал выстраиваться между ними. Но потом он медленно выдохнул, и маска спала, обнажив усталую, изможденную болью гримасу.

– На отца, – прошептал он так тихо, что она едва расслышала. – Он… он был блестящим предпринимателем. И тираном. Для него не существовало ничего, кроме успеха. Никаких слабостей. Никаких оправданий. «Чувства – для слабаков, Игорь. Любовь – для неудачников». Он сломал мою мать. Он пытался сломать меня. И у него почти получилось. Эта ярость… – он провел рукой по лицу, – это топливо. Оно заставляет меня двигаться, доказывать, что я чего-то стою. Даже ему, хотя его уже давно в живых нет. И эта же ярость… не дает мне быть нормальным человеком. Чувствовать. Жить. А не существовать.

Аня слушала, затаив дыхание. Перед ней был не тот Игорь Орлов, которого все знали. Это был раненый мальчик, запертый в теле успешного мужчины. И в этот момент она поняла, что их вражда, их язвительные перепалки – это всего лишь отголоски их личных, никому не видимых войн. Они сражались не друг с другом. Они сражались с призраками своего прошлого.

– Мой отец, наоборот, был слабым, – вдруг сама себе удивившись, начала она. – Он постоянно искал одобрения. Всех любил, со всеми пытался дружить. И в итоге его постоянно использовали. Предавали. И я… я дала себе зарок никогда не быть такой. Никогда не показывать слабину. Всегда быть сильной. Жесткой. Чтобы никто не мог подойти близко и… сделать больно.

Она посмотрела на него, и их взгляды встретились. И в этой встрече было все: и признание, и боль, и то самое, жуткое узнавание.

– Мы с тобой, как две стороны одной монеты, – горько произнес Игорь. – Ты бежишь от слабости своего отца, я – от тирании своего. И в итоге прибежали в одно и то же место. В комнату для сломанных кукол.

– Сломанных, но все еще блестящих, – с горькой иронией парировала Аня.

На его губах снова мелькнула тень улыбки. Настоящей. Крошечной, едва заметной, но настоящей.

– Да. Все еще блестящих.

Он помолчал, его взгляд стал пристальным, почти физическим.

– А что для тебя… секс? – спросил он, и вопрос прозвучал как выстрел в тишине.

Аня вздрогнула, почувствовав, как по телу пробежали мурашки. Это было уже за гранью. Слишком откровенно. Слишком интимно.

– Игорь… – начала она, пытаясь остановить его.

– Только правда, Аня, – мягко, но непреклонно напомнил он. – Только здесь и сейчас.

Она сглотнула, чувствуя, как горит лицо. Она не могла говорить об этом. Это было табу. Самое главное табу.

– Это… инструмент, – с трудом выдавила она. – Иногда – разрядка. Как пробежка или бокс. Иногда – валюта. Чтобы получить что-то. Расположить к себе. Никогда… – ее голос дрогнул, – никогда не было иначе. Никогда не было… честно.

Она ждала осуждения. Брезгливости. Но в его глазах она увидела лишь то же самое понимание.

– У меня тоже, – тихо сказал он. – Механика. Контроль. Еще один способ доказать свое превосходство. Никакой самоотдачи. Только взятие под контроль.

Он посмотрел на ее губы, и его взгляд был таким тяжелым, что она почувствовала его на своем теле, словно прикосновение.

– А тебе никогда не было страшно? – спросила она, чувствуя, как ее сердце колотится где-то в горле. – Что однажды ты проснешься и поймешь, что за всей этой ложью… тебя самого нет?

Он медленно кивнул.

– Каждый день. Это как смотреть в зеркало и видеть пустоту. И самое ужасное, что ты не знаешь, как вернуться. Как снова стать настоящим.

– Может, мы уже начали? – прошептала она, сама не веря своим словам. – Становиться настоящими. Здесь.

Игорь не ответил. Он просто смотрел на нее. И в его взгляде было столько боли, одиночества и… надежды, что у нее перехватило дыхание. В этом взгляде было больше правды, чем во всех их словах.

– Время, – раздался голос ведущего за дверью, заставив их обоих вздрогнуть, словно лунатиков, разбуженных посреди ночи.

Магия рухнула. Реальность ворвалась в комнату грубым и бесцеремонным вторжением. Аня мгновенно отпрянула назад, в свое кресло, чувствуя, как на нее снова наползает привычная маска. Игорь тоже изменился в лице, его черты снова застыли в привычной сдержанности.

Но что-то изменилось. Навсегда.

Они молча вышли из комнаты, не глядя друг на друга. Общее собрание подходило к концу. Аня слышала, как ведущий говорил что-то об «исцеляющей силе искренности», но слова доносились до нее как сквозь воду. Все ее существо было сосредоточено на мужчине, сидевшем в нескольких метрах от нее. Она чувствовала его кожей, каждым нервом.

Когда собрание закончилось, они поднялись одновременно. Их взгляды встретились на долю секунды. В его глазах она прочитала то же смятение, что бушевало в ней самой. И что-то еще. Что-то темное, горячее и обещающее.

Он молча кивнул ей, поворачиваясь к выходу. Это был не кивок врага. Это был кивок сообщника. Человека, с которым тебя связала опасная, шокирующая тайна.

Аня смотрела, как он уходит, его широкая спина скрылась в дверном проеме. Она стояла, ощущая на губах привкус чужой исповеди, а в груди – странное, щемящее чувство пустоты и… наполненности одновременно.

Они обменялись не словами. Они обменялись ранами. И впервые за много лет эти раны не болели. Они пели. Тихо, тревожно и так, будто только что начали заживать.

Глава 3. Поцелуй

Воздух на парковке был холодным и влажным, пахнущим мокрым асфальтом и осенней гнилью. Он обжигал легкие, возвращая Анну в реальность с таким жестоким простодушием, что она чуть не задохнулась. Она стояла, прислонившись к холодной двери своей машины, и не могла заставить себя вставить ключ в замок зажигания. Руки дрожали. Предательски, мелко, как в лихорадке.

Внутри все было разворочено. Словно пронесся ураган, сметая годами выстроенные баррикады, оставляя после себя лишь голую, израненную землю. Она слышала его голос. Чувствовала его взгляд на своей коже, жгучий и неумолимый. Он видел ее. Не Анну-специалиста, не железную леди с обложки Forbes, а ту самую испуганную девочку, которая боялась, что ее разоблачат, что увидят, какая она на самом деле – пустая, уставшая, одинокая.

«Секс – это инструмент». Она сказала это. Вслух. Самому опасному человеку в своей жизни. И он… он понял. Не осудил, не воспользовался. Он признался в том же. Это было хуже любой насмешки. Это была исповедь сообщника.

Стук каблуков по асфальту заставил ее вздрогнуть и резко обернуться. Из темноты, из-под редких фонарей, отбрасывающих длинные, искаженные тени, шел он. Игорь. Его фигура, высокая и прямая, казалась еще более монументальной в скупом свете. Он не смотрел на нее, уставившись куда-то перед собой, но она знала – он идет к ней. Так же, как она не могла уехать, он не мог просто уйти.

Они встретились взглядами у капота ее автомобиля. Несколько секунд они просто молчали, измеряя друг друга этим новым, невероятным знанием, которое теперь висело между ними, как заряженная молнией туча.

– Я не могу сесть в машину, – хрипло произнесла Аня, и ее голос прозвучал чужим, сорванным. – Я не могу просто поехать домой, сделать чай и лечь спать, как будто ничего не произошло.

– Я знаю, – его ответ был коротким, таким же обреченным. – У меня тоже.

Он остановился в паре шагов от нее. Так близко, что она чувствовала исходящее от него тепло, смешанное с холодом осенней ночи. Его лицо было освещено с одной стороны, и в его глазах бушевала настоящая буря. Все то, что он так тщательно скрывал за маской холодного превосходства, теперь было на поверхности – боль, ярость, усталость. И желание. Острое, животное, неуместное и неотвратимое.

– Что мы делаем, Игорь? – прошептала она, и в ее голосе слышались отчаяние и мольба. – Что это было?

– Правда, – отрезал он. Его собственный голос был низким, сдавленным. – Самая настоящая правда за последние десять лет моей жизни. И теперь я не знаю, что с ней делать.