Не сбудется

В отличие от Маши, Максим прекрасно понимал, чего (вернее, кого) ему не хватает. Конечно, он не стал расспрашивать Андрея, но жадно вслушивался в его разговоры с одноклассниками, пытаясь уловить обрывки сведений о Маше – что с ней, не нужно ли чем помочь, когда она появится и прочее. Если он не видел ее больше одного дня, начиналась "ломка". И однажды он не выдержал.

– Откуда ты взялся? – смеясь, спросила она, впуская его в квартиру.

– Сегодня четверг, – смущенно сказал он.

– Я помню.

– Хотела прогулять? Тебе от меня так просто не отделаться!

– Да я и не собираюсь. А как ты адрес узнал?

– В журнале посмотрел, тоже мне – секрет Полишинеля. Даже код подъезда написан, никакой интриги, скучно, ей-богу.

– Конечно, гораздо веселее торчать у закрытой двери без кода и ждать, когда выйдет какая-нибудь подозрительная бабулька и тебя впустит. Ей, правда, придется сказать пароль – кто такой, к кому идешь и цель визита. Зато провожать тебя соберется целый почетный караул из самых активных бабулек подъезда. Штук семь или восемь. А то еще можно покричать в окно, – развеселилась Маша. – В том случае, конечно, если окно выходит на нужную сторону и если оно не на пятом этаже, тут уж как повезет.

– Фантазерка ты, – засмеялся Максим. – Есть гораздо более простые способы войти в запертый подъезд.

– Например?

– Например, присмотреться, какие кнопки у кодового замка стерты больше других. Это означает, что их чаще нажимают. Или поискать на двери комбинацию из трех цифр (не путать с тремя буквами), обычно разные склеротики оставляют себе шпаргалку. А еще – может, слышала – мобильные телефоны недавно изобрели.

– Так просто? – разочарованно спросила Маша. – Даже жаль, что в журнале оказался код от моего подъезда, интересно, какая из версий сработала бы. Я бы на бабулек поставила, они проворнее.

– Теперь ты этого никогда не узнаешь.

– Зато ты слишком много знаешь, как взламывать подъезды.

– У меня была бурная молодость.

– Расскажешь?

– Прямо у порога? Или все же впустишь?

– Я тебя заражу страшным вирусом.

– Это вряд ли. Я все детство мечтал им заразиться, но, похоже, он боится меня больше, чем я его.

– Ну проходи, что ж с тобой делать, – притворно вздохнула она.

Максим расстегнул куртку и достал из-под нее белую розу.

– Это тебе. Она тоже колючая.

***

– Ну как кофе? – поинтересовалась Маша, когда основные школьные новости были пересказаны, самые интересные косточки перемыты, а планы на каникулы перетерты.

– Оно какое-то особенное? – Максим с любопытством заглянул в чашку.

– Он, – смеясь, поправила Маша. – Ты разве не знаешь, что кофе – это он?

– Знаю… наверное. Просто каждый раз забываю. Слишком похоже на какое-нибудь сено или поле. Я вообще-то совсем не умею пить кофе, не отличу хороший от плохого.

– Ну вот, а я так хотела тебя поразить. Варить кофе – одно из моих немногих достоинств. Возможно, даже единственное.

– Не преувеличивай. Точнее, не преуменьшай. Ты почти на сто процентов состоишь из достоинств.

Маша поперхнулась кофе, пытаясь не смеяться с полным ртом.

– Господи, как мне тебя не хватало, – наконец простонала она, справившись с напитком и смехом. – Почти?

– Да. Погрешность измерений – плюс-минус примерно ноль-ноль-ноль-одна десятитысячная процента, – серьезно объяснил он, и снова Маша смеялась над словом "плюс".

Они болтали и смеялись так, как будто каждый день сидели и пили кофе на этой кухне, Маша забыла, что еще утром отказывалась вставать с постели, и только периодический чих напоминал о том, по какой причине они оказались здесь вдвоем.

– Куда ты все время смотришь? – она ревниво оглянулась назад, на полку за спиной. – На фотографию? Это с нами в Крыму один фотограф отдыхал, он сделал еще летом.

– Нет, не на фотографию. На него, – Максим кивнул на затейливую фигурку на полке. – Мне кажется, я ему не нравлюсь.

Маша нежно взяла в руки куколку и недоверчиво взглянула на Максима. Она стеснялась своего увлечения, хоть и проводила большую часть своего свободного времени на сайтах, посвященных авторской кукле. Андрей этого не одобрял, считал блажью и детскими пережитками, сердился, когда она тратила на это время (конечно, большей частью вместо учебы, а где его еще взять?). Маша лепила и шила по ночам, когда он засыпал. Но Макс был серьезен.

– Это Шаванха, – наконец сказала Маша. И, чуть помедлив, добавила: – А это – Макс.

– Очень приятно, – шутливо поклонился он. – Скажи ему, что я не собираюсь тебя обижать.

– Вряд ли его это интересует. Он мне не защитник, – улыбнулась она.

– А кто? Ну расскажи, – попросил он настойчиво, видя, что она медлит.

И она решилась.

– В индуизме много богов. Около тридцати самых известных, которым все поклоняются. Около трех тысяч всяких мелких, если считать божества разных отдаленных провинций. А если сложить все размножившиеся сущности (у них это называется аватары), то говорят, что миллион наберется. Шаванха общается только с шаманами и не снисходит до простых людей, поэтому он и не известен так, как Шива или Вишну. Он всемогущ. Может выполнить все, о чем его попросят. Даже воскресить мертвых. Только никто не может знать, что он потребует взамен. Он может ничего не взять. А может забрать самое дорогое, так что пожалеешь о своей просьбе, а сделать уже ничего не сможешь. И будешь вечно страдать, зная, что сам, своими руками сделал это с собой. Поэтому прежде чем обратиться к нему, нужно правильно расставить приоритеты в своей жизни. Это непросто. Люди часто считают важными вещи, которые в действительности ничего не значат. Например, один пастух хотел жениться на девушке, но ее родители были против. Он обратился к Шаванхе и получил девушку. На следующий день после свадьбы жена принесла ему обед в поле, там ее увидел бык, и она чем-то не понравилась ему. Бык напал на нее, и, конечно, пастух заслонил ее своим телом и сам попал под рога. Бык повредил ему… один нужный орган. После этого пастух не смог быть счастлив со своей женой, зная, что испортил ей всю жизнь. Она тоже не была счастлива, зная, что он пострадал из-за нее. Детей у них по понятным причинам не было. А жили они очень долго, ежедневно напоминая друг другу, что являются причиной несчастья другого. Пастух жалел, что бык не забодал его насмерть, а его жена жалела, что он не дал быку совершить то, что тот задумал.

Максим слушал серьезно, и Маша постепенно увлеклась, рассказывая историю куколки.

– Он так и не сказал ей никогда, что ходил к Шаванхе, – закончила она.

– Вот гад, – как-то одобрительно оценил Максим. – Боги вообще любят ставить эксперименты над людьми. Вспомни хотя бы яблоко раздора. Или Авраама и Исаака. Мораль этой истории – никогда не обращайся к богам. Сделай свою судьбу сам.

– Да, но тогда некого будет винить.

– И так некого. Тот пастух сам пошел к Шаванхе, никто его не принуждал. Никогда и ничего не просите. Особенно у тех, кто сильнее вас.

– Сами предложат и сами все дадут? – продолжила Маша цитату.

– От такого дождешься, пожалуй, – Максим улыбнулся и взглянул на Шаванху без прежней неприязни. – Он не обидится, если я его возьму?

– Не знаю… Попробуй.

Максим осторожно взял фигурку из ее рук и подержал несколько секунд, пристально вглядываясь.

– Откуда он у тебя?

Маша колебалась, не зная, как он отнесется к правде. Когда пауза слишком затянулась, Максим поднял голову и вопросительно взглянул на нее.

– Ну… вообще-то это я его придумала. И сделала.

– Это ты? Сделала сама? – Максим взглянул на фигурку с каким-то даже ужасом. – Ты меня обманываешь!

– Нет, – смущенно сказала Маша. – Я люблю их делать. Я бы показала тебе других, но они здесь не задерживаются, находят себе хозяина и уходят. Один Шаванха остался, уж не знаю, почему.

– Потому что ты ведьма, – объяснил Максим. – Ты же сама говорила, что он общается только с шаманами. Видимо, не нашлось более сильного шамана, чем ты, не с кем ему общаться.

– Может быть, – серьезно подтвердила Маша. – Но вот с тобой же он заобщался.

– А ты ревнуешь? – усмехнулся Максим.

– Что-то вроде того. Он раньше ни на кого не обращал внимания, и его никто не видел. А тебя, видите ли, заметил. Да еще и отношение к тебе показал. Кто ты такой вообще?

– А к Шевцову он как относится?

– Никак. Они друг для друга не существуют.

– Значит, дело не в любви к тебе, тут мы в равном положении. Остаешься ты.

– При чем тут я?

– Не знаю. Тебе виднее, ты же его придумала. Но что-то в твоем отношении ко мне ему не нравится. Придумай дальше.

– Уже невозможно, – грустно вздохнула Маша. – Это не так происходит. Когда я их делаю, они как бы рассказывают о себе, знакомятся. Тогда про них можно многое узнать и понять. Даже спросить, если интересно. А когда уже готовы, они больше не говорят, во всяком случае, со мной. – Она вдруг смущенно замолчала. – Я сумасшедшая, да?

– А ту историю про пастуха он тебе рассказал? – Максим кивнул на Шаванху, отстраненно стоявшего между ними.

– Он. Они иногда рассказывают очень интимные вещи, – как бы оправдываясь, объяснила Маша.

– Машка… ты сумасшедшая, – вдруг объявил Максим со смехом. Но это был совсем не обидный смех, и Маша улыбнулась вместе с ним. – Ты еще какая сумасшедшая, и я не представляю, как жил раньше без тебя. Знаешь, тебе все же удалось поразить меня сегодня, только не кофе, а вот этим, – он снова показал на Шаванху. – Ты его никому не отдавай, ладно? Он тебе не простит. Да и тому, кому он достанется, несладко придется.

– Почему?

– А разве непонятно? Он в тебя влюблен.

– Перестань. Он такими глупостями не интересуется.

– Это он так сказал? Верь ему больше.

– Он вообще не интересуется людьми, пока они к нему не обратились.

– Может быть, он хочет, чтобы люди так думали? И нечего так злобно на меня смотреть, я тебя все равно не боюсь.

Максим протянул руку и осторожно перевернул фигурку лицом от себя. Маша заметила на тыльной стороне его руки два одинаковых круглых пятнышка, похожих на шрамы. Она и раньше их видела, и все не решалась спросить. Сейчас, когда она сама так разоткровенничалась, момент показался ей подходящим.

– Что это у тебя? – она вдруг неожиданно, даже для себя самой, провела кончиками пальцев по отметинам.

Максим отдернул руку, как от электрического разряда, вскочил с места и встал у окна спиной к Маше. Долго молчал.

– Никогда больше так не делай. Если не готова продолжать. Ты меня всего… взбудоражила. Внутри.

Маша очень хорошо понимала, что он имеет в виду. Она и сама чувствовала то же самое, это была некая буря чувств и эмоций, накладывающихся друг на друга и мешающих осознать, как будто произошло что-то важное и непоправимое.

– Извини, – виновато сказала она его напряженной спине. – Я просто давно хотела спросить, что это за шрамы.

– Ожоги от сигарет, – неохотно объяснила спина.

– Ты куришь?

– Курил. В прошлой жизни.

– А руки зачем жег?

– Так было принято бороться с болью… там. Физическая боль отвлекает от душевной.

– Что это была за боль?

– Уже не имеет значения. Его все равно больше нет.

– Кого?

– Того… которому было больно. Только шрамы остались. Крестик на могилке.

Максим, наконец, повернулся, и Маша увидела, что он не сердится. Она облегченно улыбнулась.

– У тебя тоже есть шрам, – многозначительно произнес Максим, меняя опасную тему.

– Как ты заметил? Его почти не видно, – Маша нервным движением поправила короткие прядки на правом виске.

– Наверное, слишком внимательно смотрел, – предположил Максим, демонстрируя своими насмешливыми серыми глазами, как он это делал. Маша смутилась под этим взглядом и быстро ответила на незаданный вопрос:

– Коньком.

– Кто?

– Это случайно.

– Шевцов?

– Я же говорю, случайно, – упрямо повторила Маша.

Максим вовсе и не думал, что нарочно. Но он содрогнулся, представив ее ну пусть не на волосок, но на пару сантиметров от смерти, и снова отвернулся к окну.

– Тебе было больно? – тихо спросил он.

Маше стало смешно. Она никогда всерьез не воспринимала тот случай, восемь швов всего, подумаешь, на следующий день уже на льду была, видела она травмы и посерьезнее.

– Нет, – ответила она, едва сдерживая улыбку и, когда Максим удивленно обернулся, пояснила: – Я потеряла сознание. – И все-таки не удержалась, захохотала. – Извини… ты так смешно реагируешь. Ты же вроде собираешься стать врачом.

– Это не одно и то же, – смущенно проворчал Максим. Он прекрасно знал, что все эмоции отражаются у него на лице, как ручкой написанные, и он давно научился с этим справляться, но с Машей ему не хотелось думать о самоконтроле. Он быстро сменил тему. – Ты поэтому бросила?

– Нет, конечно! – с возмущением ответила Маша.

– А почему?

– Все сложно.

Маша погрустнела, и Максим, неверно истолковав ее хмурое выражение лица, засобирался домой. Пока он одевался, Маша вдруг осознала, что по-прежнему говорила только она, а Макс ловко выуживал у нее информацию ненавязчивыми вопросами.

– Макс, так нечестно. Почему ты о себе-прошлом совсем ничего не рассказываешь?

– То был не я, то был другой…

– Но ты обещал!

– Когда это я такое обещал? – насмешливо спросил он.

– А про бурную молодость?

– Ничего подобного. Я просто спросил, прямо у порога тебе про нее не рассказывать или пригласишь войти, и я уже там не расскажу.

– Почему я про себя все рассказала, а ты про себя ни слова не говоришь?

– Не все. Есть еще одна вещь, которую я хочу знать.

– Какая?

– Не скажу, – поддразнил он ее. – Не сегодня. Кажется, мне пока хватит впечатлений.

– Ну и пожалуйста, – Маша обиженно вздернула подбородок. – Умру от любопытства.

– Не умрешь. Он тебе не позволит, – Максим кивнул на Шаванху, выглядывавшего со стола кухни и делавшего вид, что не слушает, что происходит вокруг.

– Вот возьму и нажалуюсь ему на тебя, – пригрозила Маша.

– Не трудись. Я и так уже у него в черном списке. Из-за того, что рассказал тебе его тайну.

– И что тебе за это будет?

– Я бы тоже хотел это знать.

***

Маша забралась с ногами на диван и плотнее завернулась в шаль. Ей надо было понять, что произошло сегодня. Или не надо? Ну дотронулась она до его руки, что тут такого? Вон Разумовского она могла обнять и даже поцеловать, Марику любила ерошить кудрявые и жесткие рыжие волосы, Рыжикова недавно пыталась задушить, когда он во время репетиции спрятал ее туфлю и не хотел отдавать, уверяя, что будет искать хозяйку по всему королевству. И никто из них не реагировал так остро. И ее саму не волновали эти прикосновения, нельзя же жить в обществе и быть свободной от прикосновений к его членам. Маша улыбнулась этому слабенькому аргументу и вдруг заметила насмешливый взгляд Шаванхи.

– И ничего я не влюбилась, – проворчала она. – Отправляйся-ка на свою полку.

Шаванха послушно переставился на полку, но Маше показалось, что он готов показать ей язык и закричать "тили-тили-тесто".

– Поверну к стене, – пригрозила она. Шаванха принял обычный отстраненный вид.

"Если не готова продолжать", – сказал он. Нет, она была совсем не готова продолжать, одна мысль об этом приводила ее в ужас. Но откуда он это знал? И если он понял это, значит ли, что он понимал о ней и все остальное? Например, что для нее это прикосновение тоже значило очень много, так много, что оно до сих пор хранится в кончиках пальцев, что она вряд ли решится еще раз на это.

– Но ведь может же быть просто дружба между парнем и девушкой, без всяких лишних чувств? – обратилась она к Шаванхе. Он скептически хмыкнул. – Этого не может быть, потому что я люблю Андрея, я это точно знаю. А Макс мне просто… нравится. Да, нравится! – твердо повторила она готовому отпустить сальную шуточку Шаванхе. – Он умный и необычный, много знает… и вообще с ним интересно. И… он меня понимает. Ну вот скажи, если бы он был девочкой, ты же не смотрел бы на меня так? А в чем разница, если любимый человек у меня уже есть? Я ведь не обязана общаться только с ним?

Маша вдруг поняла, что говорит вслух с собственной куклой и испуганно оглянулась, забыв, что она одна дома. Андрей бы покрутил пальцем у виска. "А Макс и сам с ним говорил", – шевельнулось где-то в душе. Но она отогнала сравнительные мысли, твердо решив для себя, что одного любит, а другой – просто друг, и "что в этом такого".

Только вечером почему-то на вопрос Андрея, откуда роза, неожиданно для себя соврала, что приходили папа с Олегом, и украдкой погрозила кулаком слишком громко посмотревшему на нее Шаванхе.

Глава 7. Рано или поздно, так или иначе

Максим стоял перед новым театральным расписанием у малого зала и пытался сообразить, какие из назначенных репетиций относятся к нему, и не пересекаются ли они с дополнительными занятиями по предметам. Допзанятий оставалось немного, он хорошо потрудился в первой четверти и особенно в каникулы, когда времени было много, ненужных мыслей еще больше, и все это надо было куда-то девать. Он морщил лоб, пытаясь составить для себя распорядок хотя бы на завтра, как вдруг две холодные ладошки прикрыли ему глаза, и он уловил знакомый цитрусовый запах.

– Машка, – улыбнувшись ласково сказал он и отнял ее руки от лица.

– Как ты узнал? – засмеялась она.

Вместо ответа он вдруг не поворачиваясь прижался губами к ее запястью, к тому месту, где кончалась (или начиналась?) линия жизни. Они стояли так всего пару секунд, но для каждого из них эти секунды значили слишком много. Бывают дни, недели, возможно, и месяцы, которые менее наполнены смыслом, чем – иногда – пара секунд. Маша наконец отняла свою руку, Максим повернулся и встретился глазами с ее испуганным взглядом.

– Машка… – начал он, даже не зная еще, что собирается сказать.

Но она вдруг замотала головой, повернулась и убежала.

***

Максим догнал ее в квартале от лицея. Она шла медленно, немного опустив голову, и мягкие снежинки падали на ее черные волосы, Маша не признавала шапок.

– Эй! – окликнул Максим.

– Ты что, следил за мной? – не слишком приветливо поинтересовалась она.

– Да, – без особого раскаяния подтвердил он.

– Зачем?

– А вдруг ты решишь сбежать?

– И что? Тебе не кажется, что это мое дело?

– Машка… ты ведь расстроилась из-за меня, да? Тогда это и мое дело.

Она повернулась и снова пошла к дому. Максим шел рядом. Она не возражала.

– Просто… ты подошла так близко, я не удержался, – оправдываясь, объяснил Максим. – Прости. Этого больше не повторится.

– Я не расстроилась, – наконец сказала она. – Я испугалась.

– Испугалась? Меня? – удивленно спросил Максим и даже остановился. – Машка… Ты с ума сошла! Я никогда тебя не обижу, ты же знаешь. Ты не должна меня бояться!

– Я боюсь не тебя, а того, что ты делаешь со мной. И того, что может произойти…

– А оно может произойти?

– Ты ведь всегда добиваешься своего – рано или поздно, так или иначе.

– Это что-то из Фрая, – вспомнил Максим. – Вершитель? Нет, я не такой. К сожалению.

Она молчала. Не хотела спорить. Они снова медленно шли по направлению к ее дому.

– Машка… давай договоримся. Ты не должна меня бояться, – твердо повторил Максим. – Потому что имеет значение только твое решение и твой выбор. Я никогда не сделаю того, чего ты сама не захочешь.

– Ты уже сделал.

– Этого больше не повторится, я же сказал.

– Да нет, – она, наконец, улыбнулась. – Влюбился в меня.

– А, это… Значит, ты этого хотела, – выкрутился Максим и тоже улыбнулся, поняв, что она не сердится больше.

– Какая удобная формулировка!

Они хохотали оба и к Машиному дому подходили уже вполне примирившиеся друг с другом и с судьбой.

– Зайдешь? – спросила Маша.

– Нет… У меня там дела еще. И ключ от классной, – он вынул из кармана колечко с ключом и покачал его.

– Ну и что? У охраны еще один есть. Кому надо будет, войдут.

– На какую безответственность ты меня толкаешь? – возмутился Максим. – А кофе сваришь?

Шаванха, конечно, не обрадовался такому гостю, но его мнением никто не интересовался. На приветствие Максима он даже головы не повернул. Маша тихо хихикнула, с усилием поворачивая ручку кофемолки.

– Дай мне, – он отобрал у нее механизм. – Как это делается?

Маша смеясь показала.

– А ты в курсе, что изобрели электрические кофемолки?

– Да, мне говорили. Они для лохов. Молоть зерна перед варкой – часть ритуала. Это же магия. Чтобы получить грозу, а не козу, нужно пройти все этапы полностью и правильно.

– Ага. Теперь я понял. Раньше я просто пил неправильный кофе. Вместо хвоста нога, а на ноге рога.

– Именно, – подтвердила Маша.

И они снова хохотали. Потом обсуждали настроение Шаванхи. Потом рассматривали крымскую фотографию Маши. Максим допил кофе и собирался уже уходить, когда Маша вдруг предложила:

– Хочешь, покажу другие фотографии?

Максим на секунду задумался и решительно покачал головой.

– Нет.

– Почему? – удивилась Маша.

Он смутился.

– Ну… ты там с другим… и я не хочу этого видеть.

– От того, что ты чего-то не видишь, факты не изменятся.

– Если ты этого очень хочешь, я посмотрю.

– Да нет, не очень… Просто так принято – показывать гостям фотографии. Уж не знаю, почему.

– Хорошо, покажи мне те, где ты фигуристка, я тебя такой совсем не знаю.

Теперь смутилась Маша.

– Те… их нет. Теперь и не узнаешь.

– Ты хочешь сказать, что вас ни разу не фотографировали? – не поверил Максим.

– Фотографировали, конечно. Просто они… Может быть, у Андрея есть или у мам. Я вряд ли когда-нибудь буду на них смотреть.

Он заметил ее быстро нахмурившиеся брови, сжавшиеся губы и спросил о том, что давно его интересовало.

– Что тогда случилось?

– Почему ты думаешь, что что-то случилось?

– Потому что у тебя там болит.

Маша вздохнула.

– Да ничего особенного не случилось. Я была фигуристкой. Теперь – нет. Это все.

– Но почему-то же это произошло?

– Это были танцы. Они не делаются в одиночку. Это парный вид фигурного катания. Когда у меня не стало партнера, мне тоже пришлось уйти.

Максим вспомнил фотографию в холле на первом этаже.

– Но ведь твоим партнером был Шевцов?

– Да. Он решил, что пора заниматься делом и перестать тратить время на развлечения.

– А для тебя это не было развлечением?

Маша испытала что-то вроде благодарности за то, что ему не нужно ничего объяснять, он всегда понимал, что она чувствует, даже если по каким-то причинам считал, что это неправильно.

– Для меня это было жизнью. Я себя без фигурного катания совсем не знаю, с трех лет была на льду. И мне казалось, что так будет всегда.

– Но ведь тебе было не обязательно уходить? Ты же могла остаться, с другим партнером.

Маша грустно улыбнулась.

– Ты думаешь, по нашему захолустью толпами разгуливают свободные партнеры и ждут, когда какой-нибудь Шевцов освободит для них место?