Солнечная капля. Изгнанник на чужбине. Книга 1

Leo Wolfarl

Солнечная капля. Изгнанник на чужбине. Книга 1

Пролог

1000 год от Сотворения Мира, земли Дебры, Антия

Лучи летнего, слепящего человеческие очи солнца простирались над лесной долинной. Долгое время эти земли были пусты и ни один уважающий себя род не поселился бы здесь, не позволил бы своим детям и внукам родиться на этой безлюдной и, как могло с начала показаться, бесплодной земле. Но тем, чья нога только что вступила в здешние владения Хозяина Леса, не знали иного пути. Упорно и верно они следовали за своим предводителем, Мудреславом, сыном Белогора, род которого был могущественен на протяжение многих столетий, что существует племя северянцев – потомки первых поселенцев, быстро сумели расселиться на Северо-Востоке Антии и создать собственные княжества, с мощными стенами и могущественными князьями.

Но некоторые северянцы до сих пор жили в раздробленности, которым не было место среди тех, кому Боги даровали своё благословение на выживание и долгую дивную жизнь.

Недалеко от дремучих лесов расположилась зелёная поляна с длинным руслом реки, воды который был столь прозрачны, словно бы утренняя роса. На её берегах раздробленные северянцы сделали перевалы, дабы мужики сумели набраться силы, женщины накормить и успокоить кричащих младенцев и детей.

Окинув взглядом всю поляну и взглянув в лица своей молодой жены, что держала в руках их новорождённого сына, здоровье которого ухудшалось почти с каждым днём, Мудреслав, вытащив из хлопкового мешка горшки и черепушки и, поклонившись Водяному, хозяину речных вод, стал набирать то священное добро, что даёт Мать-Земля.

Вытерев пот со лба рукавом рубахи, что сшила для него его покойная мать – последней подарок от неё самой – Мудреслав поднял взгляд своих серо-зелёных глаз вверх, на голубое небо, где Дажьбог, повелитель плодородия, ввёл Небесное Светило на своей колеснице, запряжённую золотогривыми конями.

Прикрыв веки глаз и сделав на груди прямой знак – символ Дажьбога – сын Белагора стал молить бога солнца о том, чтобы дальнейшая их дорога была успешна, чтобы дети многих раздробленных родов северянцев сумели выжить и стать опорой будущего поколения. О молился за своих покойных родителей, чтобы души тех нашли покой и благодать в полях Ирия, за свою жену, Светлянку, за их общего сына Тополя, жизнь которого стояла на грани от Мира Мёртвых. При этом он просил ничего за себя, потому что душа его была чиста, и он с ранних лет, как учил его отец, привык думать об долге над родом и просто привык думать о всех людях.

Антские племена – один большой народ, с общими богами и корнями.

Мудреслав молился от всего сердца, выговаривал каждое слово с нужной тому искренностью, как того требовали обычаи предков.

Внезапно люди, что до этого смотрели на молящегося Мудреслава с искренней благодарностью, разом ахнули. Кто-то успел закрыть рот руками, кто-то в тот же миг упали на колени, когда их взору открылся висящий над Мудреславом золотой обруч.

В один миг над поляной поднялся тёплый ветерок, листья дремучих деревьев, казалось бы, тут же ожили и покрылись светло-зелёным оттенком. Некоторые дети и старики, что недавно страдали от недуга, разом словно бы заново родились, когда в их жилах появился поток новых сил.

Сердце Мудреслава забилось всё чаще, он то открывал, то закрывал рот, не в силах произнести хоть единое слово: Дажьбог услышал его молитвы.

В ближайшем будущем это поляна станет для раздробленных северянцев священным местом, на котором вырастит их собственное княжество, а Мудреслав, что получил благословение Владыки Небесного Светила, станет главой этого зарождающегося княжества и рода, кто будет им править. Теперь земли Дебры, до этого казавшиеся бесплодными лесами, вырастут крепкими стенами, за которыми будет сидеть и процветать княжеский род Мудрецовых.

Глава 1

3000 год от Сотворения Мира

Последнее, что помнил Белослав, прежде чем окаянный клинок, коснувшись его кожи, оставил глубокий порез в области горла, что уже успела истечь струйкой алой крови, была пара темно-карих глаз.

Их обладатель смотрел на тело умирающего и трусящегося юноши с ужасом – он совсем не собирался отнимать у него жизнь, что даруют боги жарким Священным Пламенем.

Руки затряслись, пальцы разжались и окровавленный клинок упал на священную для жителей этих месть землю, где когда-то прародитель их княжества получил благословение Владыки Света. Сдерживая рвущийся из глубин горла отчаянный крик, кривонский воевода, сумевший тайком пересечь границу Дербрянского княжества, склонился над телом юноши, который, ко всему прочему, являлся единственным сыном своего пожилого отца, и, взывая ко всем светлым богам, которым поклонялись все жители Кривонска и Дебрянска, прошептал:

Уходит душа твоя,Покидает мир, страдания дарующий,Нет тебя больше здесь,Расправь же лебединые крылья,Лети над садами Сварога-Отца,И достигни гнезда предков своих.

– Прости, – на одном дыхание прошептал Окимир.

Голубой огонёк в глазах Белослава уже погас, сердце в его груди истратило жизненную силу, остановившись навек.

Вставь на ноги, Окимир оглянулся назад: воды Десницы были прозрачны под светом луны, которую вёл на своей колеснице Великий Хорс. В последний раз кинув полный сожаления взгляд на безжизненное тело юноши, Окимир обернулся, собираясь покинуть чуждую ему землю и напомнил себе, что там, где начинается Великая Десница, ждёт его та самая, ради которой он пошёл на этот рискованны шаг.

Подняв голову к ночном небу и моля богов о прощении, Окимир уже собирался сделать шаг вперёд, как внезапно в нескольких расстояниях от него раздался хруст травы под чьими-то ногами. Резко обернувшись, да так, что пряди длинных чёрных волос развились на ветру, Окимир встретился со взглядом светло-зелёных глаз, светящихся в ночном мраке, словно бы листва деревьев, в разгар прихода Лели-Весны в этот мир.

Прячась за высоким многолетним дубом, который, как говорили его родичи и многие здешние жители, вырос в тот самый день, когда кровь их прародителя, первого дебрянского князья Мудреслава, упала на эту землю с кончика меча могущественного правителя из Кривоснка. Сейчас же, спустя много сотен и тысяч лет, свежая кровь рода Мудрецовых вновь пала под ударом кривонца. Ребёнок со светло-золотыми волосами и теми же светло-зелёными глазами был внуком нынешнего правящего дебрянского князья, сын которого умер на этом же месте, что и их прародитель.

Окимир, узнав ребёнка, со смесью стыда и жгучего страха опешил и отошёл назад. Взгляд ребёнка, в котором отражался блеск, оставленный миром Богов, упал на лежащее тело своего родича, кровью которого пропиталась ещё не успевшая сгинуть под осенним владением трава. Вокруг его глаз собрались слёзы, ноги подкосились, от чего он ещё сильнее вжался к могучему и многолетнему стволу дуба. Свободный рукой он залез под рубаху и нащупал на своей груди оберег – прямой крест – символ своего отца, Создателя.

Окимир, в который раз взывая ко всем богам с молитвой о прощении, быстрым шагом подошёл к берегу и, прошептав что-то себе под нос на чистом кривонском наречии, исчез в ночном мраке, полной тишины и греха.

Сорвавшись с прежнего места, золотоволосый парнишка оказался перед телом Белослава. Мальчик рыдал, не помня себя от отчаяния. Рыдал так сильно, что даже не думал о том, что бродящая по окрестностям нечисть могла его услышать. Он хотел орать громче во весь голос, дёргал родича за плечо, умоляя того открыть глаза, проснуться, убежать из коварных лап Морока.

Трава вокруг мальчика поникла, листья попадали с веток деревьев, рассыпавшись в пыль. Сквозь льющееся градом слёзы мальчик взывал к своему отцу, прося его помочь дорогому ему человеку. Он хотел начать причитать, произнести те заветные слова и использовать свой названный дар, живущий в нём с рождения. Но из маленького горла вырвались лишь одни рыдания.

Его больше нет.

Дебрянская земля потеряла своего старшего наследника.

* * *

Тело Белослава, переодетого в чистую хлопковую рубаху, положили на собранную на рассвете деревянную краду* и подали огню. Языки Священного Дара охватили молодое, ещё не полностью успевшее окрепнуть тело умершего княжича. Местные волхвы причитали, взывали к светлым богам, тем самым закрывая врата в Навь, где душа умершего начинает свой путь, прежде чем попасть в Небесное Царство Богов и переродиться.

Вокруг костра стояли родные княжича – его молодая жена, державшая в руках годовалую дочь, а также его старшая сестра, Осеняна, подол которой стоял золотоволосый сын её младшей сестры и внук дебрянского князья. Ближе всех стояли родители ушедшего княжича – князь и княгиня дебрянские. Последняя задыхалась в рыданиях, била себя по груди, проклинала всё и всех, что посмело отнять у неё дорогое ей дитя.

Лицо князья Волеслава было твёрдым, как камень, не выражавшее никаких чувств. Лишь блеск от горящего огня отражался в его суровых очах.

Рядом с княжеским детинцем собрался народ Дебрянска, для которых внезапный уход княжича Белослава стал неожиданным потрясением. Многие из ведали, что с соседним Кривонском дела худы как никогда, но никто не осмеливался произнести подобное вслух: видят боги, дело может кончиться кровопролитием.

Расправь лебединые крылья, наше дитяК Великому Древу лети, врата Нави пройдиДойдёшь ты до Сварожьх садов,Гнездо предков тебя ждёт.

Волеслав прикрыл лицо рукой. Стоявшие рядом с князем родные, привыкшие к его суровости и твёрдой черте, не заметили слезу, бежавшей по его морщинистому лицу. Никто, кроме самого золотоволосого княжича Ивана, который, оторвавшись от тётки Осеняны, подошёл к нему, приобняв за ногу. Оторвав руку от лица, князь Волеслав встретился со светлом-зелёными глазами ребёнка, которого боги даровали их роду и племени. Присев, Волеслав взял внука на руки, крепко прижав к себе.

Распуская людей, к деберянскому князю подошёл воевода Храбр, который первым нашёл младшего княжича рядом с телом Белослава, и выражение его лица сейчас говорило о новых дурных вестях. В руках у него был платок, что сразу попался в глаза Ивану, в душе которого уже успела зародиться новая печаль. Ведь точно такой же платок носит его мать!

– Княжа-Светлый, – поклонившись, осевшим голосом произнёс Храбр, – Княжна Олеся пропала.

В доказательстве этого он протянул застывшему на месте Волеславу женский платок, украшенный традиционными дебрянскими узорами.

Глава 2

– Когда-то давным-давно, в самом Начало Времён, вокруг был только одна сплошная кромешная тьма. Не было ни людей, ни зверей, ни прозрачных рек и озёр, не было ни зелёных полей, ни деревьев. Не было жизни, ни земной, ни божьей. Была лишь одна безграничная и непроглядная тьма. И была это тьма Морок. Очень далёк, глубок и долог был тот Морок и была он темнее самой бездны, пока в один момент всё пространство вокруг Морока не окутала незнаемая ему до тех пора сила. Из силы этой появилось яйцо, а в яйце в этом был заключен сам Род-Создатель и не могу выбраться, сломать стены своей темницы и выйти на волю, дабы победить Морок и дать всему миру Начало. И решил тогда Род породить то, на чём должно держаться бытие людское и божественное, на чём кроется смысл существования Мира Людского и Мира Небесного – сотворил Род дочь свою, Ладу-Любовь. Силой Любви Род разрушил свою темницу, вырвался на свободу и озарились границы Морока ярким светом и появилось ясное голубое небо. Так и появилось царство Небесное, и позже сотворил Род царство Поднебесное – Мать-Земля на свет явилась. Позже было создано Родом и царство Подземное. Отцом самого Сварог Род был, и многим премудростям его учил. И сам Сварог и дети его, Перун с Даждьбогом, все они происходят от Великого Рода.

Кончив пересказывать кощюну, дебрянский князь Волеслав глянул на сидящего у него на коленях светловолосого отрока лет семи с ярко горящими от любопытства зелёными очами.

– Мне тётя Осеняна рассказывала о том, что мы, люди – дети Сварога. Правда ли это?

– Ещё как, дитя моё, – мягко улыбнулся князь, – А хочешь ли узнать, как создал нас сын Рода?

На лице ребёнка расцвела широкая улыбка и на душе князья разлилось тепло от при виде на неё.

– Хочу! Расскажи! – улыбаясь, весело крикнул в ответ отрок.

– Ну, слушай, – князь взял ребёнка на руки, встал с лавки и подошёл к открытым ставням гридницы, смотря на тёмное ночное небо.

– Однажды решил тогда Сварог-Отец взять молот из своей небесной кузниц и спуститься да поглядеть, что творится там, на земле. А на земле тогда не было ничего, кроме бескрайного моря с синими и голубыми прозрачными водами. Увидев всё это, Сварог задумалась над тем, как же ему быть. И вот, в один миг из недр моря вырывается Камень, излучавший золотое свет. Поднял Сварог свой молот и сделал несколько ударов по нему: тогда вспенилась часть бескрайного моря и превратилось в земную твердь с зелёными лугами и душистыми цветами. Потом Сварог сделал ещё несколько удару по Камню, словно по наковальне, и полетели искр во все стороны и появились от искр этих первые люди – смертные дети Сварога-Отца.

Закончив кощуну, которую передают из поколения в поколение не только северянцы, но и многие другие антские племена, князь Волеслав кинул взгляд на сына своей младшей дочери, которые сейчас мирно и тихо сопел у на него на руках.

* * *

3014 год от Сотворения Мира

Вырвав себя из окоёма давних воспоминаний, княжич Иван медленно распахнул двери в княжеские хоромы. В глаза сразу же бросилось бледное, словно сама Перунова грозовая туча, старческое тело.

– С каждым прожитым днём ему становиться всё более худо, княжич. Вчера его охватила огневуха. Мы кое-как сумели с нею справиться. – говорили знахари, когда Иван, поборов внутренние страхи, осмелился у них спросить о состояние князья.

– Но почему вы не позвали меня? – сдерживая тревогу, вопросил княжич.

– Да мы вот хотели, – развёл руками главный знахарь, которого звали Добраслав, – Только сам князь-батюшка строго-настрого запретил тревожит тебя.

– Почему ты не позволишь мне помочь тебе, дедушка? – присев на корточки около княжеской лавки и взяв старческую ладонь в свои руки, княжич заглянул в серо-голубые глаза родного ему человека, в которых когда-то жило могучее воинственное пламя всех представителей рода Мудрецовых, при взгляде на которые все недруги Дебры бежали прочь, – Почему отталкиваешь меня?

Кашлянув в сжатый кулак, Волеслав посмотрел на сына своей горячо любимой и покинувшей его младшей дочери. Он смотрел на юного отрока с нежным сожалением и той сильной любовью, которую питают старшие к своим детям и внукам и на которую только способно его слабое сердце.

После того, как Олеся покинула семейный очаг, её сын был для Волеслава той весомой причиной, почему он не подался всеобщему горю, как его умершая жена.

– Законы Рода и сына его, Сварога-Отца – нерушимы. Скоро моё пребывание в мире людском своего достигнет конца. Я желаю повидаться с моей Добравушкой и с нашим общим единственным сыном, отнятым у нас Судьбой, – на покрытым складками лице князя появилась вымученная улыбка, – Я чувствую: они ждут меня в Сварожьх садах.

Голос Волеслава был хрипловатым, грудь то поднималась, то опускалась после каждого произнесённого им слова.

Было ясно, что силы волхвов, помогающих князю кое-как бороться с недугом, рано или поздно иссякнуть. Ни что не вечно в этом мире – всему есть своё время.

Ваня, до этого во все уши слушающий слова деда, не сразу заметил бегущие по его лицу предательские слёзы. Ему было невыносимо слышать о том, что скоро один из членов семьи снова покинет его навсегда. С ненавистью смахнув с лица слёзы рукавом рубахи, княжич, приподнявшись и склонившись над лицом деда, оставил на его лбу поцелую, горько зашептав.

– Я не мыслью прежней жизни на землях Дебры без тебя. Ты нужен нашему народу, нашей семье. Ты нужен мне, деда.

Не сдержавшись, Иван всё-таки дал волю накопившейся в его душе боли и громко разрыдался, приобняв родного человека за хрупкие плечи. Ему было всё равно на то, что княжичу не должен подаваться чувствам, что слёзы для него неприемлемы.

Княжеская семья – тоже люди, в которых живёт обилие чувств.

– Я всегда буду рядом с тобой, дитя моё. Всегда буду жить в твоей памяти, в твоём сердце. Твоё рождение – дар всему нашему народу и роду, который мы ведём от Мудреслава.

“Мама тоже говорила, что всегда будет рядом”. – с досадой подумал Ваня.

Ему хотелось произнести те самые заветные слова, которые много веков тому назад поведали служители храма Даждьбога. Хотелось раз и навсегда избавить дедушку от страшной болезни. Но он не мог заставит себя это сделать, как и тогда, стоя перед умирающим Белославом, так и сейчас, стоя перед своим другим, не менее важным для него родным человека. Князь Волселав говорил правду: законны, писанные Родом и Сварогом для мира смертных – нерушимы.

– Княжич, – чья-то ладонь опустилась на Ванино плечо и тот, немного вздрогнув от неожиданности, повернулся и увидел на себе сочувствующий взгляд Добраслава, – Тебе бы пойти к себе – князю сейчас нужен покой.

Вновь обратив взгляд на лежащего перед ним Волеслава, Ваня увидел, что грудь его медленно поднимается и опускается в мирной дрёме. Осторожно опустив ладонь князя, за которую он только что держался, Ваня, кинув знахарю, покинул княжескую ложницу.

Стоило дверям за его спиной закрыться, как на него тут же из ниоткуда налетело маленькое девичье тельце с растрёпанными русыми волосами и в длинной белой рубахе. Глаза её были пухлыми и красными от слёз, но при виде высокой фигуры Ивана девочка чуть подбодрилась и повисла на его руках.

– Ну что же ты так, Горицвета, – пытаясь совладать с чуть охрипшим голосом, ласково улыбнувшись произнёс Ваня, – Кто же так несётся сломя голову, а? Ушибёшься ведь.

– А я к дедушке спешила! – горячо воскликнула девочка, зарываясь в светлые Ванины кудри, как она всегда любила делать, – Мамины ключницы сказывали, что ему не здоровиться нынче.

– Вот оно как, – мысленно Ваня пообещал себе переговорить со служанками княжны Листопадницы, чтобы те не пускали слухи при младшей княжеской внучке, – Да, нашему дедушке и вправду сейчас не здоровиться, но ты не волнуйся: он силён духом и совсем скоро будет жить здрава.

Собственная ложь царапала Ванину душу острыми когтями, но он просто не мог напрямую сказать девочке, которой только совсем недавно минуло десять лет, что рано или поздно они лишатся ещё одного человека из своей семьи. Для неё, так же, как и для Ивана, дебрянский князь был не простым дедушкой, а нечто большим – он заменил им обоим отца. Горицвета, отцом которой и был старший сын Волеслава – Белослав – погиб, когда той был от сил только год. И Ваня, отец которого находился в недоступным для смертных глаз месту – Прави, небесному царству богов всей Антии.

– Я хочу наведаться к нему, – сказала Горицвета, на что Ваня покачал головой. Девочка надула маленькие розовые губы и обиженно стукнула Ваньку в плечо, сказав:

– Это почему же?

– Наш знахарь, Добраслав, сказал, что князю необходим отдых, поэтому нам не стоит его сейчас тревожит, – поставив сестрицу на пол и, присев на корточки, поцеловал в русую макушку, – Но я тебе обещаю, что мы с тобой наведаемся к нему чуть позже, хорошо?

Отрочица быстренько закивала головой в знак согласия. Но Ваня успел заметить тревогу, что проскользнула в голубых очах девочки, доставшиеся ей от отца.

– Горицвета! Ну вот ты где! – раздался женский голос сзади.

К ним на встречу шла молодая женщина, одетая в белую рубаху с красными узорами по краям, а вокруг головы был завязан белый платок, скрывающий волосы – всё это значилось знаком вдовства.

За княжной Листопадницей шли две её ключницы – Ладомира и Радужница. Заметив рядом стоящего и улыбающегося им княжича, щёки обеих девиц покрылись алым румянцем. Это не укрылось от глаз княжны, и та строго шикнула на своих служанок, дабы те не глазели на отрока в открытую.

– Горицвета, – молодая женщина склонила голову в сторону дочери, когда та даже не смотрела в её сторону, уставившись куда-то за спиной княжны, – Что же ты здесь делаешь? Сейчас ты должна быть с Ладомирой и Радужницей, держать в руках веретено и учиться ткачеству!

– Не хочу, – тихонько, едва шевеля губами произнесла Горицвета, но мать всё равно сумела услышать эти два слова и взгляд её красивых серых глаз приобрёл строгий вид.

– То есть – не хочешь? Это не ответ, Горицвета.

– Не нравится мне ткать, вот и всё, – вздохнула девочка, глянув на мать, – Не получается это у меня.

Признаться, время от времени Ваня удивлялся той непоколебимости, которой обладала это десятилетняя девочка. Он-то хорошо знал, что Горицвете, будучи всегда весёлый и неспособной усидеть на одном месте, были неприятны всякие простые девичье науки, по типу ткачества. Только вот сказать об этом матери отрочица бы не решилась.

– Если бы ты для этого старалась, то всё бы у тебя получилось, – нахмурившись, произнесла княжна. С каждым сказанным словом черты строгости на её лице ожесточались, – Но ты, вместо того чтобы постараться что-то сделать, всё время куда-то убегаешь. В прошлый раз воевода Храбр доложил мне, что видел тебя в стане дружинников. Что, скажи мне на милость, тебе было там делать?!

Чувствуя надвигающуюся ссору, Ваня, вставь между матерью и напуганной дочерью, одним взглядом велел ключницам успокоить княжну. Те немедленно стали суетиться вокруг Листопадницы, ноги который уже стали дрожать, и она стала оседать на пол. Ваня с жалостью смотрел на то, как княжна стала хвататься за голову, а плечи её стали сильно трястись в рыданиях.

После потери своего горячо любимого супруга Листопадница и её внутренний мир понемногу стал рушиться на глаз у родных. И Ваня хорошо разделял её чувства – ведь и ему Белослав был дорогим человеком.

Подняв княжну на ноги, ключницы, поклонившись княжичу, удалились.

Повернувшись всё к той же застывшей Горицвете, которая сейчас смотрела в спину уходящей матери немигающим взглядом, Иван наклонился к ней и спросил:

– Чем же тебе так ткачество не нравится, а, сестрица?

– Да потому что не моё это, – угрюмо ответила та, – Ты ведь сам всё про меня ведаешь: веретено валится с рук, нитки все путаются, пальцы все иголкой проткнуты. Видать, не дано мне Макошью её науку постичь.

– Ну, а ведь даже я ткать умею, – улыбнувшись, признался Ваня и в ответ получил ошарашенный взгляд отрочицы.

– Как это – ты умеешь ткать? – неуверенно спросила та.

– А вот так. Я же, как ты знаешь, кормилица своего не имел, как всем отрокам княжеским от роду принято, да и ратную науку не постигал, как наш родич Великдар.

Служители капища покровителя Дебры – светлоликого Дажьбога – с самого рождения сына младшей княжеской дочери увидали в нём скрытый дар. Тот самый редкий дар, который рождается на Купалу, в день летнего солнцестояния – дар Яркого Солнца. Служители тогда предрекли Волеславу, что сокрытая сила будет расти каждый раз, когда мальчик будет становится взрослее. И как только минуло княжичу пятый год жизни, взялись его научить обуздать эту силу.

– Ты же знаешь, как выглядит наша родовая вышивка и что она означает, ведь так?

– Ну, я помню дедушкин рассказ о том, как появилась Дебра. Там говорится, что Мудреслав, от которого мы ведём наш княжеский род, получил благословение Дажьбога и жители Дебры стали считать его своим покровителем.

– Поэтому, знак солнца и считается нашим символом, который мы используем в своих вышивках, – кивнул Ваня.

– Только это совсем не отменяет того, что мне не дано этим заниматься. И матушка всегда будет мною недовольна, как бы я не пыталась ей объясниться, – жалобно сказала отрочица, теребя край своей рубахи. Потом она быстро подняла пытливый взгляд на братца, – А ты что, правда ткать и, наверное, вышивать тоже умеешь?

– Ну да, – улыбнулся княжич.

– Но ведь это бабье дело! – воскликнула Горицвета.

– А кто тебе сказал, что я, как и все, должен за станком сидеть да веретено в руках держать? – хитро поведя глазами, ответил Ваня, – У меня к этому совсем иной подход имеется.

Горицвета, поняв о чём толкует брат, широко улыбнулась и, как и все дети её лет, желающие увидеть нечто необыденное, захлопала в ладоши и принялась во всю голосить во всё горло:

– Покажи! – увидев, как Ваня не сдвинулся с места, она поставила руки в умоляющим жесте, – Ну, Ваня, прошу же тебя – покажи!

– Хорошо, но только ты мне пообещай, что будешь стараться впредь не расстраивать маму.

– Да-да! Ну, покажи же!