
Полная версия
Девочка в вязаной белой шапочке с огромным помпоном и большая белая собака на заснеженном берегу реки…
И в один день папа сказал, мол, хочешь больше – учись читать сам. Буквы-то я уже знал. Замечу, что именно буквы, но не алфавит. Азбуку я выучил в нужном порядке где-то классе во-втором, по твёрдому настоянию отца.
Я взял книгу, и вдруг буквы сами собой начали складываться в слова, а слова, затем – в занимательные истории. Было мне на том момент года, наверное, четыре, может быть пять. Читал я взахлёб, но бессистемно. Для советского времени у нас была неплохая библиотека, битком набитый книгами книжный шкаф. И да, этот шкаф меня завораживал, не знаю, чем, но сейчас вот думаю, что своими возможностями с каждой книгой отворять дверь в новый удивительный мир. Уже в первом классе я открыл для себя школьную библиотеку. Но, классу где-то к третьему, и она перестала удовлетворять своими возможностями. И я познал удивительный мир библиотеки районной, с её специфическим книжным ароматом, который я так до сих пор люблю, и кучей тайн, скрывавшихся за обложкой каждой книги. Бывали дни, когда я «проглатывал» по 2-3 книги за день.
Папа постоянно покупал в дом книги, обычно для меня и чаще детские. Позже они с мамой стали приобретать серьёзные художественные книги за макулатуру. В советское время хорошие книги, всё же, были дефицитом и, сдав 20 кг. бумажной продукции, ты получал заветный талончик на дефицитное издание. Папа, конечно, старался для меня, но читал и сам. Зачем это делала мама, сказать не берусь. Наверное, для того, чтобы было «не хуже, чем у всех». Я никогда не видел мамулю с книгой в руках, да и не мудрено – домашние хлопоты съедали всё её время. Кроме того, и образования у неё было всего четыре класса сельской школы, а дальше она не успела. Сначала война, оккупация, а потом уже наступила и взрослая жизнь. В 14 лет сельская девчонка уже работала в Москве. Сначала нянечкой, а после уже и на стройке. Строили после войны много и активно.
Ещё папа постоянно покупал мне всякие развивающие детские игры и занимался со мной английским языком. Где-то лет в пять я даже как-то умудрялся разговаривать с ним на английском. С уходом папы в запой английский закончился, как и многое остальное.
А ещё, где-то классе во втором, родители купили мне собаку, немецкую овчарку, нашу Кичулю. «Кичи» предложил назвать её я – так звали мать Белого Клыка из одноименной повести Джека Лондона, которую я тогда как раз читал. Щенка для родословной надо было назвать именно на букву «К», и оно как-то само-собой всё сложилось. Как я узнал уже во взрослом возрасте, все ребята во дворе тогда мне жутко завидовали. Про Кичи, мою любовь, я обязательно напишу отдельно. Скажу только, что эти два образа – Кичули и моего Аистёнка – неразрывно связаны в моём сердце. Образ нежной девочки в вязаной белой шапочке с огромным помпоном и большой белой собаки. Это то самое дорогое, что в жизни у меня было. Наверное, ещё наш совсем ручной волнистый попугай Жорка, погибший мученической смертью от клыков приблудной кошки, сослепу запущенной в нашу квартиру соседкой. Но это было очень задолго до Катюши.
И да, отец был душой нашей детской компании! Каждый летний вечер он организовывал дворовую пацанву в две команды – мушкетёров и гвардейцев кардинала, и мы сражались на шпагах – выломанных с деревьев молодых прутьях. Тогда у нас только вышел в прокат французский фильм «Три мушкетёра», и мы всем двором по нескольку раз ходили его пересматривать.
Зимой мы вдвоём играли в разведчиков. Вставали на лыжи, папа убирал за пазуху маленький термос с кофе и пару бутербродов, наверное, в целлофановом пакете, и поймой Яузы мы совершали рейд по тылам врага. На клетчатом листочке, вырванном из тетради, мы отмечали все объекты на «вражеской» территории. Мост, дорогу, поваленные столбы и ржавые трубы, превращённые воображением в пушки и пулемётные гнезда. В нашей библиотеке была книга, такое пособие по туризму, откуда мы и брали все топографические знаки. Наградой, в итоге, был привал – совместное поедание бутербродов под кофе с молоком на свежем воздухе. Удивительно, сейчас всплывает в памяти, что папка ограничивался только стаканчиком кофе, а вот все бутерброды доставались мне. Потом уже мы катались с горок. Папа лихо прыгал с естественных «трамплинов», а вот я старался их объезжать. Ничего, кроме досадных падений, эти препятствия мне не сулили. Прыгать с таких «трамплинов» я, увы, так никогда и не научился.
Сейчас, оглядываясь назад, когда моих родителей уже со мной нет, когда стою первым в очереди перед вечностью, я думаю, что всем интеллектуальным, что во мне есть, я обязан, конечно, папе. А вот всему человеческому, душевному, безусловно – маме, мамочке, мамуле.
Ещё вспомнилось. У нашей Кичули родились щеночки. А породистые щенки, как и многое в Советском Союзе, были в дефиците. На них в клубе собаководства стояла многомесячная очередь. И младший брат отца уговорил его продать вне очереди щеночка какому-то своему корешу, который находился «в завязке», дыбы тот «не развязался» и было оному чем занять свои дни, освобождённые от алкогольного тумана. Отец любил брата и выполнил его просьбу. Но через пару месяцев, оказавшись волею случая всей семьёй около дома того «кореша», мы захотели посмотреть, как живется щенуле. Тогда, кстати, это была обычная практика – проверять судьбу потомства своих питомцев. Ну, и тем более, владелец – знакомец как-никак, пусть и «шапочный». И, о, ужас! Квартирная дверь – нараспашку, на диване – в собственной блевотине – вдрабадан пьяный дрых братов «кореш». Супруга последнего, в таком же невменяемом состоянии, почивала на тахте. На полу, в пятне выжженного паркета, перед сухой миской наш щенок грыз… обглоданную куриную кость! Кто-то, кто хоть немного понимает в собаководстве, знает, что трубчатые кости собакам нельзя никак, от слова «совсем». При разгрызании они превращаются в осколки-иголки, которые легко способны проткнуть стенки пищеварительного тракта, и собака умрёт от кровоизлияния в кишечнике. Со мной случилась истерика! Я в слезах кричал: «Давайте немедленно его заберём!!!» Мама присоединила свой голос к моему. Надо сказать, что отец не раздумывал ни минуты. Решительно, что было для него обычной практикой и чего мне от него совсем не досталось, и бесцеремонно он чуть ли не пинками растолкал ужратого «кореша». После чего достал портмоне, вытащил оттуда сторублёвую купюру и вложил в грязную ладонь «кореша». Папка даже не сказал тому ничего. Просто презрительно вернул стоимость щенка – немалую, надо сказать, как некоему недочеловеку, обманувшему лучшие папины ожидания. Тот попытался что-то возразить и даже махнул кулаком. Тут я окончательно залился слезами и скатился вниз по лестнице на лавочку у подъезда. Но долго рыдать мне не пришлось. Отец с мамой – неимоверно почему-то гордой – вышли спустя всего пару минут со щеником на руках. Папка практически тут же поймал такси, и мы привезли щеночка обратно домой к его маме. Несколько месяцев мы всей семьей приводили щенка в форму. Стоял даже вопрос, чтобы оставить его у себя. Но, после многочисленных семейных советов, было признано, что две собаки в доме – уже перебор, не потянем. После консультаций с клубом собаководства и предварительной проверки и будущих владельцев, и их жилищных условий щенок уехал в новую семью. Через пару лет мы встречались. Малыш превратился в огромного красивого пса с кучей золотых медалей. Вот и в этом случае я папой очень гордился!
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
катарсис («возвышение, очищение, оздоровление») – процесс высвобождения эмоций, разрешения внутренних конфликтов и нравственного возвышения, возникающий в ходе самовыражения или сопереживания.
2
сатори («просветление») – высшая точка духовной трансформации субъекта в традициях дзэн-буддизма.
3
«Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге» (1Ин 4:16); «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Евангелие от Матфея, 18:20).



