Искушение Ксилары. Книга шестая

Но это было лишь началом.

Ксилара увидела, как кожа на обнаженных предплечьях Зираха потемнела, стала грубой, почти чешуйчатой. Его тени, отбрасываемые на стену, исказились, стали больше, массивнее, с неестественно длинными руками и изогнутыми, когтистыми пальцами. От него исходил жар, как от раскаленной печи, и воздух вокруг него заколебался.

– Он теряет контроль! – крикнул тот, что был гибким, отскакивая назад. В его голосе впервые прозвучал страх. – Отходи!

Но было уже поздно.

Зирах, вернее, то, во что он превращался, обернулся к высокому наемнику с бараньими рогами. Его глаза пылали в темноте, как два уголька, и в них не осталось ничего человеческого. Только первобытная, всепоглощающая ярость.

– Ты… – его голос был скрипом, грубым и многослойным. – …первый.

Он бросился вперед. Это не был боевой прием. Это была атака хищника. Он сбил наемника с ног, и они оба рухнули на землю. Послышался звук рвущейся плоти, хруст костей, короткий, захлебывающийся вопль, который так же внезапно оборвался.

Ксилара стояла, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляд. Ужас сковывал ее по рукам и ногам, леденил кровь. Она видела, как темная фигура Зираха пригнулась над телом наемника, слышала влажные, отвратительные звуки. Это было чудовищно.

Но вместе с ужасом, из самой глубины ее существа, поднималось другое чувство. Глупое, иррациональное, порочное. Завороженность. Его ярость была ужасающей, но в ней была и дикая, необузданная мощь. Та самая сила, что способна разорвать любого врага, сломать любую преграду. И в этом акте чистого, ничем не сдерживаемого насилия была своя, извращенная эстетика. Своя правда.

Гибкий наемник с кожей цвета бронзы, видя, что его товарищ мертв, а второй тяжело ранен, отступил в тень. Его глаза, широко раскрытые от ужаса, на мгновение встретились с взглядом Ксилары. В них она прочитала не просто страх, а нечто большее – священный трепет перед тем, что высвободилось.

– Демон… – прошептал он и, развернувшись, бесшумно растворился в темноте переулка.

Тишина, наступившая после его бегства, была оглушительной. Слышно было лишь тяжелое, хриплое дыхание Зираха и тихий, прерывистый стон раненого широкоплечего наемника, пытавшегося отползти.

Зирах медленно поднялся с земли. Его силуэт в темноте казался больше, массивнее. Он повернулся, и его горящие глаза уставились на Ксилару. В них все еще бушевала буря, все еще плескалась та темная энергия, что вырвалась наружу.

Он шагнул к ней.

Ксилара инстинктивно прижалась к стене, сердце бешено колотясь в груди. Страх вернулся, острый и пронзительный. Что, если он не вернулся? Что, если он не узнает ее?

Но он остановился в двух шагах от нее. Его грудь вздымалась, пар вырывался из его приоткрытых губ белыми клубами в холодном воздухе. Он смотрел на нее, и постепенно, очень медленно, адский огонь в его глазах начал угасать. Грубая, потемневшая кожа на его руках стала светлеть, возвращаясь к своему обычному состоянию. Его дыхание выравнивалось.

– Ксилара… – его голос был хриплым, но это был снова его голос. Он протянул к ней руку, но тут же отдернул ее, увидев, что она залита темной, почти черной кровью.

Она смотрела на него, на его лицо, искаженное болью, стыдом и остатками той нечеловеческой ярости. И в этот момент ее собственный страх отступил, уступая место чему-то более сложному, более глубокому.

Она шагнула вперед, преодолевая отвращение к крови и смерти, что витала в воздухе. Она подняла руку и коснулась его щеки. Кожа под ее пальцами была обжигающе горячей, но уже человеческой.

– Я здесь, – тихо сказала она.

Он закрыл глаза, прижавшись к ее прикосновению, как к спасительной нити, ведущей его обратно из тьмы.

– Ты видела… – он не договорил.

– Да, – ответила она. И, к своему собственному удивлению, добавила: – И я не убежала.

Он открыл глаза и посмотрел на нее. В его взгляде было изумление, благодарность и та боль, что никогда не покидала его полностью.

Стоны раненого наемника заставили их обоих вздрогнуть. Зирах обернулся, и его лицо снова стало жестким.

– Нам нельзя здесь оставаться. Кривс, тот, что сбежал, доложит Морисе. Она узнает, что я здесь. И что я… – он снова взглянул на свою окровавленную руку, – …что я все еще опасен.

Он подошел к раненому наемнику. Тот смотрел на него с животным страхом.

– Пожалуйста… – прохрипел он.

Зирах посмотрел на него без тени эмоций.

– Передай Морисе. Если она хочет мою голову, пусть придет сама. Присылать щенков – недостойно даже ее.

Он не стал добивать его. Просто развернулся и снова подошел к Ксиларе.

– Идем. Наше убежище в «Последнем Вздохе» теперь известно. Нам нужно найти другое. Быстро.

Он снова взял ее за руку, и на этот раз его прикосновение было другим. Оно было крепким, но в нем не было прежней уверенности. Была уязвимость. И осознание того, что самая большая угроза в этом городе исходила не от кланов, не от наемников, а от него самого. От того демона, что он носил в себе и который только что показал свою истинную силу.

И Ксилара, идя рядом с ним, чувствовала не просто страх или сострадание. Она чувствовала странное, щемящее влечение к этой силе, к этой тьме, что таилась в нем. Его ярость пугала ее до глубины души. Но та часть ее, что была связана с «Чароцветом», с самой природой страсти и желания, видела в этой ярости другую грань – самую примитивную, самую чистую. И это осознание было одновременно пугающим и пьянящим.

Глава 6. Рана из Прошлого

Они не пошли обратно в «Последний Вздох». Слишком рискованно. Вместо этого Зирах, молча и с мрачной решимостью, повел ее вглубь трущоб, в район, где здания были не просто старыми, а разваливающимися на глазах, сложенными из обломков более удачливых строений и отбросов всего Разлома. Воздух здесь был густым и спертым, пахнущим разложением и отчаянием, которое впитывалось в камни на протяжении веков.

Он нашел полуразрушенный дом, одна из стен которого обвалилась, образовав вход в подобие пещеры. Внутри царили сырость и мрак, но хотя бы здесь не было следов недавнего присутствия других существ. Зирах втолкнул ее внутрь, сам на мгновение замер в проеме, вслушиваясь в ночь, прежде чем последовать за ней.

Он зажег маленькую светящуюся сферу – простой магический артефакт, дававший тусклый, холодный свет, которого хватало, чтобы осветить их временное убежище. Это была одна-единственная комната, заваленная хламом, с земляным полом и протекающим потолком. Но это было укрытие. На время.

Зирах прислонился к относительно целой стене и медленно съехал по ней на корточки, опустив голову на колени. Он дышал тяжело, как человек, только что избежавший верной смерти. Его руки, все еще испачканные запекшейся темной кровью, дрожали. Он смотрел на них с таким отвращением, словно это были не его конечности, а орудия пыток.

Ксилара стояла посреди комнаты, не решаясь подойти. Она все еще видела его – того, кем он стал в переулке. Тень с горящими глазами и силой, способной разрывать плоть. Этот образ накладывался на того Зираха, что она знала – преданного, ироничного, нежного в свои редкие моменты уязвимости. И эти два образа отказывались сливаться в один.

– Ты… ты в порядке? – тихо спросила она, и ее голос прозвучал неестественно громко в гнетущей тишине.

Он фыркнул, но это не был смех. Это был звук полного саморазрушения.

– В порядке? – он поднял голову, и в его глазах стояла такая бездонная усталость, что у Ксилары сжалось сердце. – После того, как я чуть не разорвал троих наемников голыми руками на твоих глазах? После того, как эта… штука… внутри меня чуть не вырвалась наружу полностью? Да, просто замечательно.

Он провел чистой тыльной стороной ладони по лицу, оставляя грязную полосу на щеке.

– Ты должна была бежать. Я же сказал.

– И оставить тебя одного? С твоим… «щекотливым» состоянием? – она попыталась вколоть в ситуацию хоть каплю сарказма, но шутка прозвучала плоской и вымученной.

– Да! – его голос сорвался, эхом отозвавшись в каменных стенах. – Оставить! Потому что в следующий раз я могу не остановиться. В следующий раз я могу не отличить врага от тебя.

Он посмотрел на нее, и в его взгляде был настоящий, неприкрытый ужас. Не перед тем, что с ним сделают, а перед тем, что он может сделать.

– Ты не представляешь, каково это. Чувствовать, как что-то живое, чужое, злое шевелится у тебя внутри. Как оно жаждет вырваться. Как оно наслаждается болью и кровью. И как ты… как ты начинаешь наслаждаться этим вместе с ним.

Ксилара медленно подошла и опустилась перед ним на колени, не касаясь его. Земляной пол был холодным и влажным.

– Но ты остановился. Ты вернулся.

– На этот раз, – прошептал он. – На этот раз вернулся. А в прошлый… в прошлый раз не смог.

Он замолчал, уставившись в темный угол, словно видя там что-то, чего не видела она.

– Ты хочешь знать, почему за мной охотится весь клан «Пеплоустов»? Почему Грим смотрит на меня, как на прокаженного? Почему я… почему я стал таким?

Он не ждал ответа. Он говорил сейчас не с ней, а с самим собой. С тем призраком из прошлого, что преследовал его в каждом переулке этого города.

– Я был не просто наемником, Ксилара. Я был одним из лучших. Восходящей звездой. Мориса, глава клана, лично заметила меня. Она видела во мне не просто солдата, а… преемника. Я был молод, силен, и моя демоническая кровь была сильнее, чем у многих других. Я был идеальным орудием.

Он говорил монотонно, без эмоций, как будто зачитывал отчет о давно минувших событиях, к которым не имел отношения.

– Мы выполняли приказ. Всегда. Не важно какой. Устранить соперника. Запугать целый район. Уничтожить семью, которая отказалась платить дань. Я не задавал вопросов. Я был хорошим солдатом. Моя природа… она помогала. Делала меня безжалостным. Эффективным.

Он сжал кулаки, и его сухожилия снова выступили белыми шнурами.

– А потом был один приказ. Маленький. Ничтожный. Обычная «зачистка». Клан ремесленников, гномов и людей, которые осмелились создать свой цех без разрешения Морисы. Они считали, что их мастерство защитит их. Они были наивными дураками.

Ксилара слушала, затаив дыхание, предчувствуя, к чему ведет этот рассказ.

– Мы вошли ночью. Я вел отряд. Все шло по плану. Тихо, быстро. Но… я зашел в одну из мастерских. И увидел его. Гномьего мальчишку. Лет десяти. Он прятался под верстаком, обняв какую-то самодельную игрушку – деревянного дракона. Он смотрел на меня… не со страхом. С ненавистью. Чистой, незамутненной ненавистью. И в его глазах я увидел… себя. Не того, кем я был. А того, кем я стал. Орудие. Монстра.

Зирах закрыл глаза, его лицо исказила гримаса боли.

– И что-то во мне… щелкнуло. Та самая демоническая часть, что всегда толкала меня к насилию, вдруг… отступила. А на ее место пришло что-то другое. Что-то человеческое. Что-то, что я давно в себе похоронил. Я приказал отряду отступать. Сказал, что разберусь с ними сам.

Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание. Рассказ давался ему невероятно тяжело.

– Они ушли. А я… я остался. Я нашел их – всех, кто прятался в подвале. Женщин, стариков, детей. Я вывел их через старые сточные туннели за пределы квартала. Сказал им бежать и никогда не возвращаться.

Он открыл глаза и посмотрел на Ксилару. В них стояли не слезы – он, казалось, давно истратил их все, – а бездонная, иссушающая пустота.

– Кто-то из моего же отряда доложил Морисе. Она пришла в ярость. Не из-за гибели кучки ремесленников. Из-за предательства. Моего предательства. В ее глазах я был не просто солдатом. Я был ее творением. А я это творение сломал.

– Что… что было потом? – прошептала Ксилара.

– Потом? – он горько усмехнулся. – Потом была охота. Сначала они убили того мальчишку и его семью. Нашли их на окраине и вырезали, как скот. Потом пришла моя очередь. Мориса лично возглавила погоню. Она хотела привести меня обратно. «Исправить». Вернуть меня в то состояние, в котором я был полезен. Я сражался. Я убивал тех, с кем еще вчера пил и делил паек. Я бежал. И бежал. Пока не выбрался из Разлома. И с тех пор я бегу. Все время.

Он снова уставился на свои окровавленные руки.

– Но сегодня… сегодня я чуть не вернулся к тому, с чего начал. Эта ярость… эта сила… она все та же. Та, что делала меня идеальным орудием Морисы. Она никуда не делась. Она просто ждала. Ждала, пока я вернусь домой.

Ксилара больше не могла слушать это, не прикоснувшись к нему. Она протянула руку и накрыла его сжатый кулак своей ладонью. Его кожа была холодной.

– Ты не орудие, Зирах, – сказала она твердо. – Орудие не спасает невинных. Орудие не бежит от своей природы. Орудие не чувствует стыда. Ты – человек. Со своими демонами. Но ты сражаешься с ними. И сегодня… ты победил. Ты вернулся ко мне.

Он посмотрел на ее руку, лежащую на его, потом поднял на нее глаза. В его взгляде была тень той надежды, что он, казалось, давно похоронил.

– Ты так думаешь?

– Я это знаю, – ответила она. И в этот момент она верила в это больше, чем во что-либо. – Ты не тот человек, что был тогда. Ты прошел через ад и выбрался из него. И ты не позволишь этому месту, этим воспоминаниям сломать тебя снова.

Он медленно, будто через невероятную боль, разжал кулак и переплел свои пальцы с ее. Его прикосновение было крепким, почти отчаянным.

– Когда я там, в этой ярости… единственное, что я могу ясно видеть… это тебя. Твое лицо. Оно… как якорь. Который не дает мне уплыть в темноту окончательно.

Эти слова, тихо сказанные в полуразрушенном доме, в самом сердце ада, прозвучали для Ксилары громче любых признаний в любви. Это было нечто большее. Это было признание в том, что она стала его точкой опоры в мире, где все стремилось его уничтожить.

Она сдвинулась ближе, пока их колени не соприкоснулись. Она не отпускала его руку.

– Тогда используй меня. Как якорь. Держись за меня. Мы найдем этот «Корень». Мы получим то, за чем пришли. А потом… потом мы уйдем отсюда. Навсегда.

Он смотрел на нее, и постепенно пустота в его глазах начала заполняться чем-то другим. Не яростью. Не болью. А решимостью. Той самой, что заставляла его идти вперед, даже когда не оставалось сил.

– Они не отпустят нас так просто, – прошептал он.

– Тогда мы заставим их отпустить, – ответила Ксилара.

Она наклонилась и прижалась лбом к его лбу. Это был простой, несексуальный жест. Жест поддержки. Жест единения. Они сидели так в темноте, среди развалин, два изгнанника, нашедшие друг в друге спасение от собственных демонов. И в этот момент Ксилара поняла, что ее миссия изменилась. Она больше не просто искала артефакт для Эликсира Воли. Она сражалась за душу человека, который стал для нее гораздо больше, чем просто проводник или союзник. Он стал частью той самой сложной, запутанной паутины связей, от которой она когда-то мечтала избавиться. И теперь мысль о разрыве этих уз была для нее так же невыносима, как и мысль о том, чтобы остаться в этом проклятом городе навсегда.

Глава 7. Танцующее Пламя

Тишина в их временном убежище была густой, тяжелой, наполненной отзвуками невысказанных слов и призраками прошлого. Рассказ Зираха висел в воздухе, как ядовитый туман, обнажив перед Ксиларой бездну его боли. Она сидела рядом с ним на холодном земляном полу, все еще держа его руку в своей, чувствуя под пальцами шрамы, которые были не только на его коже, но и на душе.

Он сидел, прислонившись головой к стене, с закрытыми глазами. Его дыхание выровнялось, но напряжение все еще жило в каждой мышце его тела, в сжатых челюстях, в легкой дрожи, что изредка пробегала по его руке. Он был похож на тугую пружину, которую сжали до предела и которая в любой момент могла сорваться с ужасной, разрушительной силой.

Ксилара наблюдала за ним, и ее сердце сжималось от щемящей жалости, смешанной с чем-то более глубоким, более острым. Он был ранен. Не физически – та рана, что кровоточила в нем, была куда серьезнее. И она, с ее проклятым даром, всегда вызывавшим лишь хаос и одержимость, чувствовала страстное, почти инстинктивное желание исцелить. Утешить. Дать ему то, в чем он так отчаянно нуждался, – не страсть, не забвение в плотских утехах, а покой. Хотя бы на мгновение.

Она медленно, давая ему возможность отстраниться, подняла руку и коснулась его виска. Кожа под ее пальцами была прохладной и влажной от пота. Он вздрогнул, но не открыл глаз.

– Зирах, – ее голос прозвучал как шепот, едва различимый в тишине. – Позволь мне… позволь мне помочь.

Он медленно покачал головой, не глядя на нее.

– Никто не может помочь, Ксилара. Это… во мне. Всегда со мной.

– Я не буду пытаться это вырвать, – прошептала она, перемещая пальцы, чтобы мягко помассировать его напряженные виски. – Я просто… хочу дать тебе передышку.

Она закрыла глаза, отбросив все страхи и сомнения. Она думала не о слепой страсти, что пробуждал «Чароцвет». Она думала о тихом утреннем свете в покоях Элриндора. Она думала о покое. О безопасности. О моменте полного, абсолютного принятия.

И впервые в своей жизни она не пыталась выпустить дар наружу, не пыталась соблазнить или подчинить. Она сконцентрировалась, представив его как теплый, золотистый свет, струящийся не из ее глаз, а из самого сердца. Она направляла его через свои пальцы, через точку соприкосновения, тонким, едва ощутимым ручейком.

Он снова вздрогнул, на этот раз сильнее. Его глаза распахнулись, и в них читалось изумление. Он смотрел на нее, и она видела, как что-то в его взгляде меняется. Острая, режущая боль, что застыла в глубине его зрачков, начала смягчаться, таять, уступая место растерянности, а затем – слабому, неуверенному проблеску чего-то, что она редко в нем видела. Безмятежности.

– Что ты… делаешь? – его голос был хриплым, но уже без того звериного обертона.

– Шш-ш, – она мягко приложила палец к его губам, не прерывая потока. – Просто почувствуй.

Она видела, как напряжение покидает его плечи. Как его дыхание становится глубже, ровнее. Как взгляд, всегда такой острый и настороженный, затуманивается, становится расфокусированным, обращенным внутрь. Он не испытывал к ней страсти. Не горел желанием. Он… расслаблялся. Впервые, возможно, за многие годы.

Он медленно, почти невероятно, наклонился вперед и прильнул лбом к ее плечу. Глубокий, сдавленный вздох вырвался из его груди – звук невыразимого облегчения.

– Так тихо… – прошептал он ей в шею. – У меня в голове… так тихо.

Ее собственное сердце забилось чаще, но теперь от переполнявшей ее нежности и странного, трепетного волнения. Она сделала это. Она использовала свой дар не как оружие и не как проклятие, а как бальзам. Как целительный источник.