Иммунитет к жизни

– Я уже провожу калибровку. Ещё немного – и всё будет готово.

Коди нащупал кресло и плюхнулся в него. Тело немного спружинило. На самом деле страх смерти не отпускал доктора.

– Забавно! Чувствую себя как в компьютерной игре, – пытался он успокоить себя.

– Можешь имитировать эмоции? – спросил доктор неподвижно стоящего Вивиана.

– Зачем?

– Мне легче воспринимать тебя живым. Живые люди всё-таки… испытывают эмоции. Мне хотелось бы, чтобы ты… ну, знаешь, хотя бы имитировал беспокойство обо мне.

– Доктор, раньше вас это нисколько не беспокоило.

– Сейчас ты – человекоподобное существо. Думаю, ты и сам понимаешь, что мне, как человеку, привычно человеческое общество, – если бы Анна увидела Коди в микроскоп, то сразу бы поняла по его привычке жестикулировать, что он что-то говорит. Причём даже уловила бы его эмоциональное состояние по амплитуде и интенсивности этих движений.

– Вы не любите общество, – констатировал Вивиан.

– Но людей люблю: нельзя быть врачом и не любить людей.

– А почему не любите общество? – с полным безразличием спросил Вивиан.

– Потому что в отдельности люди – глупые, умные, порядочные или нет, – интересные создания! Но когда они образуют группы, то разница между ними приводит к контролируемому до поры до времени хаосу.

– До поры, до времени, – вновь произнёс он будто бы самому себе, после чего наступила тишина.

– И не думай, что я не вписываюсь в общество, – с досадой продолжил доктор, – я принёс ему много пользы – ты и сам это знаешь. Правда, это не всегда ценится и не всегда оборачивается добром.

– Доктор, нет необходимости оправдываться перед машиной. Вы испытали страх, хотя человека с большей выдержкой ещё надо поискать. Вам неприятно, что я не испытываю никаких эмоций, включая… страх. Не думайте, что проявили слабость – я создан помогать вам, а не оценивать ваши способности. Я также знаю, что вы заводите спор каждый раз, когда пытаетесь отвлечься. И Анна ожидает вашего сигнала.

– Минуточку, я ещё не видел свой космолёт – только на эскизах, – Коди отвёл глаза от спутника, – мог бы и подыграть мне в споре, зануда.

– Этот транспорт не предназначен для космических путешествий, – также монотонно поправил Вивиан. Однако это возражение было проигнорировано – жёлтое свечение в глазах, словно от лампы накаливания, усилилось – они жадно разглядывали внутреннее устройство «космолёта». Если они источали теплоту, которая заключена в человеческой душе, то глаза напротив были холодны, как лёд, и голубой цвет – такой же холодный – только усиливал это свойство.

– За-а-нуда! – сказал доктор и принялся расхаживать, вспоминая детские грёзы о межзвёздных странствиях.

В центре устройства возвышался зал с высоким куполообразным потолком, который казался живым, будто сердце морского гиганта микроскопических размеров. Центральный «хребет» или «позвоночник» тянулся от хвоста до головного конца, с толстыми, переплетёнными между собой волокнами (проводами), которые напоминали скелет рыбы, созданной для странствий по кровеносной системе.

Стены судна были оснащены рядами гладких светящихся плиток, которые излучали мягкое светло-бежевое сияние.

Множество инструментов и датчиков были прикреплены к волокнам, спускавшимся от «позвоночника» по стенам вниз, напоминая рёбра. Это оборудование использовалось для сбора данных, ремонта и обслуживания – с ним часто работал Вивиан, который знал назначение каждой, даже самой мельчайшей детали.

Капитанский мостик слегка возвышался и был отделён от остальной палубы прозрачным экраном. На мостике стояло кресло капитана, обтянутое чёрной материей с высокой изогнутой спинкой. Рядом с креслом, над панелью управления, располагался штурвал – по форме напоминавший корабельный, каким ловко управляли мореплаватели, покорявшие в далёком прошлом моря и океаны. Однако он был меньше и оснащён кнопками и рычагами.

Панель приборов перед капитанским креслом изобиловала экранами, кнопками и рычагами.

У самого основания «позвоночника», над капитанским креслом, находилась цилиндрическая структура, покрытая сеткой тонких серебристых проводов и содержащая основные системы и компоненты – мозг и сердце «Васкулариса».

Круглая платформа посреди комнаты, окружённая ореолом хаотично мерцающей люминесценции, была местом, где Коди появился при переносе сознания. Именно здесь он стоял и сейчас, пленённый горечью ощущений, которые испытал, когда был неспособен контролировать новое тело.

Сложный механизм, в котором каждый элемент работал в унисон. И Вивиан был частью этого механизма.

Коди не любил общество по своим причинам, но одиночество он ненавидел ещё сильнее. Желание увидеть друга в своём творении отражалось в его отношении к Вивиану: вновь созерцая мир через новые глаза, он ощущал странное чувство близости к этому таинственному созданию, словно их связывало нечто большее, чем просто инженер и изобретение. Если страх, окутавший его в начале переноса сознания, постепенно утихал, то сомнения, вперемешку с разочарованием, связанные с двумя ледяными огоньками, только нарастали.

Глава четвёртая. Я – это я

– Турбины в исправном состоянии, – сообщил Вивиан.

– Покрытие судна действительно позволит нам прикрепляться к эндотелию сосудов7? – с подозрением спросил Коди, крепко сжимая штурвал в механических руках.

– Да, – подтвердил Вивиан. – Более того, оно позволит, как вы и задумали, избежать адгезии тромбоцитов.

Коди молча кивнул, размышляя о предстоящих шагах. Он вглядывался сквозь иллюминатор мостика, представляя контуры огромных эндотелиальных клеток, выстилающих сосуды плиткой из ромбов. Перед его внутренним взором возникала мерцающая электрическим светом сердечная мышца.

В действительности, если кровеносный сосуд – а именно эндотелий, его внутренняя оболочка – повреждён, множество тромбоцитов немедленно бросаются залатывать повреждение. Они прикрепляются к неровностям эндотелия, а уже присоединившиеся тромбоциты выделяют специфические вещества, призывающие свободно плавающих в крови собратьев присоединиться к ним. Маленькие героические создания словно кричат: «Мы здесь! Нам нужна помощь! Наш мир в опасности!» Шепот химического языка переплетается с волнами крови, создавая музыкальную симфонию борьбы за жизнь. Эти крошечные частицы, чьи жертвы и жизни кажутся незначительными в масштабах огромного человеческого организма, вносят неоценимый вклад. Они сообщают о своей активации и приступают к исполнению главной задачи – остановке кровотечения. Изначально округлые, после активации тромбоциты образуют выросты, за которые хватаются другие, проплывающие мимо.

В этой истории Анна неоднократно вводила пациенту различные лекарственные препараты, поддерживающие его организм в жизнеспособном состоянии. Если бы тромбоциты – которых у него, кстати, было мало, причину чего наши герои пытаются выяснить – не закрывали отверстие в вене после извлечения иглы шприца, пациент мог бы погибнуть от кровотечения, даже несмотря на столь крохотную рану.

Для доктора Коди было крайне важно, чтобы поверхность «Васкулариса» оставалась абсолютно гладкой, лишённой даже малейших неровностей. Это обеспечивало беспрепятственное движение тромбоцитов, плавающих в крови, которые при контакте не должны были воспринимать её как повреждение сосудистой стенки. Даже две турбины, способные противостоять течению крови, выдвигались из корпуса лишь в тот момент, когда субмарина отсоединялась от стенки вены или артерии.

В условиях крупных артерий с высокой скоростью кровотока, где турбины не способны обеспечить необходимое движение, доктор Коди прибегает к простому приёму – использованию принципа ламинарного течения. Подобно тому, как река течёт быстрее в центре русла и медленнее у берегов из-за сил трения, скорость крови внутри сосудов подчиняется тем же законам. В центре крупной артерии, например аорты, кровоток значительно быстрее, чем у её стенок, тогда как вблизи стенок, к которым примыкает «Васкуларис», скорость существенно ниже. Это способствует передвижению субмарины в нужном направлении.

Это объяснение призвано помочь читателю понять, как маленькое подводное устройство способно противостоять мощному и стремительному току крови в организме.

– Знаешь, Вивиан, что меня действительно интересует? – обратился Коди к своему помощнику. Не дожидаясь ответа, он сделал короткую паузу и продолжил: – Даже находясь в механическом теле, я осознаю, что я – это я.

Вивиан встретил взгляд Коди, используя свои вычислительные мощности для осмысления услышанного.

Коди почувствовал необходимость объяснить свою мысль прежде, чем Вивиан запутается – столь глубокая идея сначала казалась ему не такой очевидной:

– Когда я был человеком, я понимал, что есть «я» и есть мир вокруг, что мои руки, ноги, голова, даже волосы – всё это части меня, а мир вокруг – что-то отдельное. Понимаешь? Хотя я разумно осознавал, что являюсь частью этого мира и состою из тех же атомов, что и всё остальное. И даже сейчас, в механическом теле, это ощущается точно так же. Почему так? И дело тут вовсе не в нервных окончаниях.

– Это особенность человеческой психики. У меня этого нет. Вашему сознанию важно осознавать «себя» как «себя». Даже на уровне иммунитета клетки вашего организма отличают «своё» от «чужого». И так на всех уровнях вашей организации. Даже если человек потеряет какую-нибудь конечность, из-за этого свойства ему долго будет казаться, что она по-прежнему существует и даже порой болит, – заключил Вивиан.

– Каждый человек, – продолжал Коди, – словно маленькая Вселенная. Он осознаёт, что он – целый мир, что существуют и другие такие же миры, и что есть мир гораздо больший. Звучит интересно, не находишь? – глаза Коди заискрились, словно он стоял на пороге философского открытия.

– Я понимаю, что у вас, как у эмоционального и творческого существа, есть склонность всё преувеличивать, – монотонно проговорил Вивиан.

– Ничего ты не понимаешь, – прошипел Коди, раздражённо повернувшись к иллюминатору. – Анна бы точно отметила важность моих размышлений.

– Анна бы сделала вид, что слушает вас, доктор, потому что такие разговоры ей явно не нравятся, – сказал Вивиан. – Кстати, вы уверены, что она справится с задачей?

– Анна очень ответственная и всегда переживает из-за того, что кто-то, особенно я, нуждается в её помощи. Думаю, она справится, – ответил Коди, сохраняя уверенность в своей спутнице, хотя его голос по-прежнему звучал раздражённо.

– Тогда вам следовало посвятить Анну полностью в курс дела, поскольку… – начал Вивиан.

– Она, конечно, ответственная, но если бы она знала всё, то начала бы переживать… А излишние переживания только бы испортили всё дело, понимаешь? – резко перебил Коди.

– То есть она даже не догадывается, что вы выкрали вашего друга из клиники, чтобы найти причину резко подавленного иммунитета? – слова Вивиана атаковали доктора словно оружие. – А знает ли она, что ваш друг стал вашим врагом? Осознаёт ли она всю опасность, которую сулит авантюра, в которую вы безответственно её впутали? – Последняя фраза прозвучала как приговор.

Некоторое время спустя Коди всё же ответил:

– Без неё я не справлюсь.

Последовала пауза, во время которой он обычно делал глубокий вдох.

– У меня больше никого нет. Я думаю, что всё продумал. То, что она не знает всю правду – это безответственно. Согласен. Просто ты не понимаешь, что даже такой умный человек, как она, совершает массу ошибок, которых можно было избежать. Она ведь беспокоится по любому поводу. Я обязательно ей всё расскажу, но позже.

Секунду спустя Коди слегка улыбнулся, вспомнив нечто забавное:

– Однажды Анна поужинала позднее обычного… – доктор бросил на Вивиана взгляд, будто рассказывал о чём-то по-детски наивном, но с толикой восхищения. – И вместо того, чтобы лечь спать, она ждала целых три часа. Ты не хуже меня знаешь, что человек худеет, пока спит – вырабатывается соматотропный гормон, который расщепляет жиры и всё такое… Так вот, Анна тоже это знает, как и то, что если она поест прямо перед сном, то запустит выработку инсулина8. А к чему это приведёт? – не дожидаясь ответа, он продолжил: – Верно, соматотропного гормона станет меньше, меньше жира израсходуется, а инсулин поспособствует отложению новых запасов… Девушки, они такие – всё время худеют, следят за весом. Но Анна ведь особенная – она изнемогала от желания поскорее уснуть, её организм работал из последних сил, но вместо того, чтобы сомкнуть глаза и поспать – что сделала она? Смотрела фильмы ровно столько, сколько нужно для завершения фазы выработки злополучного инсулина. И ведь выдержала, хотя обычно в это время спит как убитая. Мне кажется, она не досмотрела ни одного фильма до этого момента, потому что просто засыпала во время просмотра. Так вот, она даже ни капельки не сожалела об этом, хотя весь следующий день была сонливой и недовольной. Зато потом уснула с чувством выполненного долга перед самой собой. Вот такая Анна, – восторженно рассказал Коди, зачарованный воспоминаниями.

Погружаясь в память, он переставал быть здесь и находился уже там – в месте, где хранится бесчисленное множество обрывков памяти, словно киноленты, тексты или с трудом уловимые эмоции, которые испытывал не сам доктор. Погружаясь в себя, он не просто вспоминал, а будто смотрел на себя со стороны – всё пережитое казалось уже не принадлежавшим ему одному, а ещё тому, другому, которым он был до этого момента.

Коди не был машиной – его улыбка была искренней, а мельчайшие детали его «лица» передавали доброту человеческой души. Эта доброта была такой же загадочной и непостижимой, как и сама человеческая природа. Никто не видел душу, но все знали, что она есть – кто-то считал её божественным даром, кто-то – продуктом человеческого мозга, сознанием.

Робот же не знал доброты, сострадания и, тем более, искренности. Он просто обрабатывал данные, выгружая их из памяти без малейшего признака эмоций. Для него этот процесс был всего лишь механическим действием, не связанным с погружением в состояние полусна, когда на фоне пустоты возникает яркое или потускневшее облако. В этом облаке не проигрывалось воспоминание – возможно, даже искажённое, потрёпанное временем и новым опытом. Но для человека это облако было драгоценным, ведь в нём хранились самые сокровенные моменты его жизни.

– И всё же вы уверены в своём плане? – спросил Вивиан, голос которого звучал серьёзно.

Коди, отрезвлённый вопросом, медленно кивнул, устремив взгляд вниз, на пол под ногами.

– Почти, – тихо ответил он. Он словно борясь с сомнениями, вновь бурлящими в его взъерошенной голове, и с раздражением от невозможности, как обычно, прикусить нижнюю губу.

Вивиан на мгновение задумался, его голос становился всё строже:

– В вашей ситуации «почти» – не приемлемо.

Несмотря на напряжение разговора, Коди иронично улыбнулся, слегка покачал головой. Волосы на его голове на мгновение будто сжались под электромагнитным напряжением, а затем вернулись в обычное состояние.

– Очень «почти», – добавил он. – Я тут для кого распинаюсь и столько рассказываю?!… Всё, давай начинать, – недовольно заключил Коди.

– Красная кнопка на панели управления – несколько правее от вас…

– Нет, подожди. Я не закончил! – Коди вновь повернулся к роботу, теперь уже всем телом. – Почему ты сомневаешься во мне? Ведь если я смог придумать тебя и создать, значит…

Коди собирался продолжить, но Вивиан перебил его:

– Никто не сомневается в вашем интеллекте, доктор, – решительно сказал он.

– Тогда почему, если я такой неглупый…, почему все окружающие, и что обидно – даже ты, даже «холодная» железяка, которая толком и сомневаться не умеет, считают, что в обычной жизни я не могу планировать что-либо? Почему?! – голос Коди был пронизан обидой, корни которой уходили, видимо, далеко в прошлое.

– Потому что у вас никогда ничего не идёт по плану.

– А может, я спланировал всё так, что именно так оно и не будет? Может, у меня в планах, что всё пойдёт не по плану? – доктора уже не заботило, дойдут ли его слова до механического сердца и какие возражения последуют в ответ, потому что кресло быстро повернулось к панели управления, и красная кнопка стала точкой в разговоре.

– Следующая станция: «Правое предсердие!» Всем пристегнуть ремни!

«Васкуларис» пришёл в движение: из корпуса судна выдвинулись турбины и закрутились в обратном направлении, сопротивляясь току крови при попадании в сосуд.

Анна получила сигнал…

Глава пятая. Выстрел в бездну

– Это великолепно! Просто потрясающе! Ты вообще представляешь, насколько круто то, что мы сейчас делаем?! – восторженно воскликнул Коди, прижимаясь лицом к иллюминатору и не в силах оторвать взгляд от окружающей красоты. Его глаза загорелись ярче от изумления, когда он увидел, как мимо них проплывают эритроциты, напоминающие диски, переливающиеся в свете «Васкулариса».

Вивиан, сосредоточенный на приборной панели, даже не взглянул на Коди.

– Эхолокаторы сообщают, что мы движемся практически вплотную к стенке вены, – сказал он, не отрывая взгляда от приборов. – Я передам вам изображение.

Коди радостно вскрикнул в ответ. Звуковые волны, которые «Васкуларис» отправлял к окружающим клеткам и которые отражались обратно, позволяли доктору видеть всё вокруг, подобно тому, как летучая мышь ориентируется в темноте. И видеть он мог достаточно далеко.

Именно по такому принципу работают УЗИ-аппараты: звуковые волны направляются в организм, где каждая структура обладает своей уникальной плотностью. Отражённые сигналы возвращаются в аппарат, который фиксирует не только интенсивность отражённого звука, но и время его возврата, что позволяет определить расстояние, размер и объём органа. Обрабатывая эти данные, аппарат создаёт целостное изображение внутренних структур организма.

Однако если обычный УЗИ-аппарат выводит на экран двухмерную, плоскую картинку, то Коди и его компаньон видели объёмное, трёхмерное изображение. Это стало возможным благодаря тому, что обработка и воспроизведение изображения происходят непосредственно в «головном мозге», способном создавать полную и детализированную картину окружающего пространства.

– Доктор, прямо по курсу, эритроцит, – сказал Вивиан. – Будьте осторожны.

Эритроциты – клетки, по форме напоминающие диск или даже пончик, но без отверстия посередине и без глазури. Вогнутые и немного сплющенные, они имеют красный цвет благодаря гемоглобину, который переносит кислород к различным органам и тканям. В отличие от других клеток крови, за исключением разве что тромбоцитов, эритроциты не имеют ядра и ДНК, что делает их неспособными к самовосстановлению. Со временем они изнашиваются, поскольку, бороздя по сосудам, сталкиваются со стенками, друг с другом, а также протискиваются, сжимаясь, сквозь капилляры, диаметр которых меньше, чем у самих эритроцитов. Такие испытания безжалостно повреждают их оболочку.

Как добросовестные работяги, отслужив своё, они погибают в селезёнке – своего рода «кладбище эритроцитов». Звучит немного пугающе и даже грустно, но такова участь этих доставщиков жизненно необходимого кислорода.

Как изворотливая рыба, «Васкуларис» пробирался через скопление тёмно-алых клеток. Его обтекаемый корпус решительно вонзался в вязкую, светло-янтарную жидкость. Сама кровь была окрашена в обожжённое золото, которое для глаз человека приобретало иной цвет благодаря эритроцитам, придававшим ей огненно-рубиновый оттенок. Когда «Васкуларис» курсировал по вене, его тонкий хвостовой плавник оставлял после себя след, подобный тому, как самолёт оставляет в небе инверсионный белый вихрь – непродолжительная жизнь которого описывала путь её создателя.

Белесовато-жёлтые стенки вен, выстланные ромбиками эндотелиальных клеток, казалось, расплывались, когда «Васкуларис» проносился мимо с тихим, почти неуловимым гулом. Из-за этого жидкость словно оживала, а её пенящиеся молекулы танцевали и беспорядочно кружились вокруг корабля.

Коди повернул штурвал вправо и в ту же сторону немного наклонил голову.

– Эй! Какого…?! – «Васкуларис» содрогнулся, а вместе с ним и Коди.

– Вы столкнулись с красной клеткой справа, – Вивиан даже не шелохнулся, словно знал, что произойдёт.

– Ну ничего, я справлюсь! Нужно приноровиться! – доктор представил себя в роли пилота космолёта, пролетающего сквозь скопление астероидов.

Бесчисленное множество ночей он играл в компьютерные игры – то ли от скуки, то ли пытаясь уйти в более интересный и красочный мир, чем тот, что его окружал, спасаясь от одиночества. Даже в реальном мире доктор представлял себя главным героем игры под названием «жизнь» – это помогало ему справиться со всеми повседневными трудностями, которые воспринимались как новое задание, миссия или уровень. С одной стороны, такой подход действительно рождает внутри человека мотивацию, питая его, словно ядерный реактор, энергией, а каждая маленькая победа укрепляет веру в собственные силы. С другой – необходимо не забывать, что каждый человек, встречающийся на пути – такой же герой, но уже своей собственной истории.

Раскручивая штурвал, Коди ловко маневрировал между эритроцитами, то поднимая, то опуская, то притягивая его к себе. Но внезапный удар слева бросил судно вправо, вызвав негодование пилота.

– Откуда он взялся?! – крикнул Коди.

– Движение клеток порой хаотично, – тут же объяснил Вивиан. – Одна из них срикошетила прямо в нас. Будьте осторожнее. Помните: глаза «Васкулариса» – ваши глаза. Сконцентрируйтесь.

– Да знаю я! – Коди недовольно проворчал, но продолжал облетать один красный диск за другим. И вновь удар – «Васкуларис» завертелся, и изображение в иллюминаторе стало расплывчатым. Но Коди быстро отключил турбины, и течение выровняло судно.

Перед пилотом возникли две клетки, которые направлялись друг к другу. «Васкуларис» не менял курс и двигался прямиком на них. Ещё миг – и судно достигло критической точки, но клетки столкнулись и разлетелись в разные стороны. В этот момент «Васкуларис» проскочил между ними.

– Ха-ха! Видел?! – с гордостью воскликнул Коди и тут же заметил новую клетку. – Ну давай же!.. – пилот резко опустил штурвал, налегая на него всем телом. – Ура!.. – Очередная угроза была устранена виртуозным манёвром, и палуба залилась смехом и восторженными возгласами.

– Ну вот, а ты во мне сомневался, – радостно сказал Коди.

По мере того как он продвигался по кровеносной системе всё ближе в направлении сердца, звуковые волны, испускаемые эхом, преодолевали всё большее расстояние – диаметр вены увеличивался, и вместе с этим всё сильнее ощущались пульсирующие рывки вперёд, сливающиеся воедино с биением сердца.

Корабль очень быстро достиг верхней полой вены.

– Доктор, судя по сенсорам, сейчас мы попадём в правое предсердие. Включите электромагнитное поле… – сказал Вивиан, и Коди машинально дёрнул небольшой рычаг на левой части штурвала.

Гигантская вена выстрелила «Васкуларисом» в бездну, словно пушечным ядром. Эритроциты растянулись, размылись и потеряли свои привычные очертания на высокой скорости. На мгновение Коди потерял управление и изо всех сил держался за руль, сопротивляясь водовороту. Но «Васкуларис», подобно живому существу, противостоял турбулентному течению крови, попавшей в предсердие, и устремился к отрицательно заряженному эндокарду9. Электромагнитное поле, возникшее на обшивке корабля, начало притягивать его к внутренней стенке, где течение не было таким сильным. Турбины, работающие на пике своих возможностей, вновь позволяли полноценно маневрировать, и Коди, всё ещё чувствуя себя растерянно, повернулся к Вивиану и неуверенно спросил:

– Прибыли?

– Почти, – сказал Вивиан, отпуская рычаги, которые временно служили ему поручнями, – по крайней мере, теперь мы в безопасности. Мы попали в место, где сокращения сердечной мышцы ощущаются не так сильно.

Вероятно, пилота и его помощника притянуло к границе между правым и левым предсердиями – межпредсердной перегородке. Здесь они усилили энергетическое поле, убрали турбины внутрь корпуса и причалили к эндокарду, ощутив лёгкий толчок.

– Вот теперь мы прибыли, – сказал Вивиан после состыковки.

Коди продолжал сидеть и смотреть в иллюминатор, мёртвой хваткой удерживая штурвал. В его голове спутались мысли – эмоции от захватывающего путешествия, бесчисленное множество блуждающих клеток, водоворот крови. И, пожалуй, самое главное – он находился в сердце, в месте, где каждая душевная рана оставляла свой шрам.