Полная версия
Монолог фармацевта. Книга 1
Хюганацу
Монолог фармацевта. Книга 1
Иллюстрации Токо Сино
Перевод с японского Алексея Муслаева
Kusuriya No Hitorigoto
© Hyuganatsu 2014
All rights reserved.
Originally published in Japan by Imagica Infos Co., Ltd.
Through Shufunotomo Co., Ltd.
© Издание на русском языке. ООО «ЭксЭл Медиа», 2025
Вступление
Рождение знаменитого сыщика!
В этой истории, описанной в декорациях средневекового императорского дворца, юная служанка, приставленная к наложнице высшего ранга пробовать кушанья и питье на яд, раскрывает череду необъяснимых тайн. Захватывающий сюжет, полный неожиданных поворотов, а также дерзкая главная героиня, мгновенно завоевали любовь читателей по всему миру. И вот, спустя два года после первой попытки сериализации, по многочисленным просьбам читателей, роман получил переиздание. Изначальный текст веб-публикации значительно проработали, благодаря чему «Фармацевт» стал еще увлекательнее! Признайтесь, все мы ждали, когда в ранобэ появится настолько свежий и необычный главный герой – женщина-сыщик! Не сомневаемся, умозаключения и смелость Маомао подарят вам незабываемое удовольствие от чтения!
Глава 1
Маомао
«Вот бы сейчас на улицу и поесть жареного мясца из лавки… – замечталась Маомао и, подняв глаза к хмурому небу, невольно вздохнула. Мир вокруг пестрел великолепием, однако за его блестящим фасадом таилось нечто зловещее – некая скверна, источающая явный смрад. – Вот бы узнать, как там отец, ест ли как следует… А то три месяца прошло…»
Как-то раз в лесу, куда Маомао отправилась собирать лекарственные травы, ее подстерегли трое похитителей. Эти люди (кого она позже обозвала Деревенщина Один, Деревенщина Два и Деревенщина Три) занимались, в сущности, сватовством, только сватали совершенно против воли. Они «искали невест». Точнее, похищали девушек для императорского двора.
Справедливости ради стоит сказать, что дворовым слугам исправно платят жалованье и уже через два года разрешают покинуть пределы дворца – условия, на первый взгляд, неплохие, вот только у Маомао никто не спрашивал, согласна ли она бросить все и уйти на службу. Она привыкла к спокойной и размеренной жизни травницы, а быть служанкой при дворе ей было в тягость. Похитители обычно продавали девушек евнухам, чтобы выручить немного деньжат на выпивку, или пытались выдавать похищенных за своих дочерей, дабы родной крови не пришлось томиться на службе. Но Маомао и слышать не хотела оправдания тех, кто оторвал ее от привычного уклада. Да и не видела пользы в том, чтобы много рассуждать о них, ведь уже попалась, стало быть, избежать своей участи никак не могла.
Маомао никогда не мечтала о службе во дворце императорских жен и по своей воле не связала бы с ним свою судьбу, если бы с ней не случилась эта досадная неприятность. Сам воздух там душит густым ароматом румян, мазей, порошков и благовоний, а улыбки придворных женщин в роскошных нарядах пугают своей наигранностью. Некогда Маомао решила, продавая вместе с отцом травы и снадобья, что нет на свете страшнее яда, чем улыбка женщины. И к ней до завидного часто прибегают как высокородные госпожи, так и девицы для утех из «дома цветов».
Подумав так, Маомао подхватила стоявшую у ног корзину с бельем и направилась к соседнему павильону. В его внутреннем дворе, убранном грубым камнем и совершенно не похожем на пышные внешние покои, устроили прачечную, где множество слуг (и не разобрать, кто из них мужчина, кто – женщина) в поте лица стирали горы разнообразной одежды.
Как правило, мужчинам во дворец императорских жен хода нет, если не считать самого императора, его кровных родственников – высокородных государственных мужей, – а также тех, кто и не мужи теперь вовсе, поскольку по каким-либо причинам лишились своего детородного корня. Иначе сказать, евнухов. Разумеется, в прачечной можно встретить лишь последних, ведь высокородные господа в подобные места не наведываются.
Что до Маомао, то оскопление мужчин ей всегда казалось изуверством, тем не менее она понимала, что подобная мера необходима для придворного мужа, если ему надобно служить в окружении наложниц императора.
Опустив свою ношу во дворе, Маомао приметила в ближайших комнатках другие корзины, в которых покоились уже выстиранные и высушенные на солнце одежды. На деревянных табличках, прикрепленных к ручкам корзин, красовались нарисованные растения и цифры. В них была нужда, поскольку далеко не все дворовые слуги умели читать, что вполне закономерно, ведь во дворце может оказаться кто угодно, даже похищенная с улицы крестьянка. Безусловно, с первых дней на службе всех новопришедших обучают дворцовому этикету и церемониалу и только после усвоения всех премудростей допускают к высоким господам, однако дремучему люду грамота дается с превеликим трудом. Еще повезет, если хотя бы половине служанок, набранных из деревень, удастся привить несколько иероглифов. Притом по мере разрастания императорского двора набирают все больше и больше дворни, отчего прислуга, что совершенно естественно, оказывается одна другой хуже.
Впрочем, нынешнему дворцу императорских жен еще далеко до дворцов былых времен. И все же в ту пору, когда Маомао поступила на службу, в «цветнике» его величества проживало никак не меньше двух тысяч человек, если учесть всех наложниц и всевозможную прислугу. А со всеми евнухами и вовсе выходило около трех тысяч.
Сама Маомао была распоследней служанкой, для которой не уготовано даже нижайшего ранга. Надеяться на большее она и не могла, так как не имела покровителя при дворе. Да и похитили ее сугубо для того, чтобы продать дворцу побольше прислуги. Будь у Маомао пышное, точно у цветка пиона, тело, или белоснежная кожа лица, как у полной луны, сияющей в ночи, ее бы, возможно, еще определили в наложницы низшего ранга, однако ни того ни другого она не имела. Маомао только и могла похвастаться, что здоровой кожей, да и ту обезобразили многочисленные веснушки. Сама она сухощавая, руки и ноги – что веточки.
«Так, надо бы поторопиться с поручением», – наконец решила Маомао, взяла корзину с табличкой, где был нарисован цветок сливы и написано число семнадцать, и перешла на стремительный шаг. Ей хотелось поскорее вернуться в комнаты прислуги, пока хмурые черные тучи, затянувшие небо, не разразились слезами.
Одежды в корзине Маомао принадлежали одной из наложниц низшего ранга, однако покои ее были убраны до того богато и пышно, что превосходили видом покои любых других наложниц того же ранга, отчего казались уже вычурными. По-видимому, та наложница вышла из семьи богатого купца.
Чем выше положение наложницы при дворе, тем больше личной прислуги ей положено. К примеру, наложницам низшего ранга дозволяется держать при себе не более двух служанок. Маомао же, следует повторить, в число личных слуг не входила, поскольку ее не приставили ни к одной из наложниц. Вместо этого Маомао, как и другим подобным безранговым служанкам, поручали всю черную работу: убирать комнаты, стирать грязные одежды и приносить свежие.
Наложницы низшего ранга, как и наложницы высшего, проживают в личных покоях, однако те располагаются довольно далеко от дворца императора. Порою так далеко, что его величество не то что редко туда захаживает, но и вовсе не обращает на те дальние уголки обширного сада свой благосклонный взор. Хотя, если бы император заметил такую наложницу и приказал бы пригласить ее к себе, после подобной милости сию деву непременно бы переселили в покои получше. А уж если бы ее удостоили повторной встречи, то все обитатели дворца императорских жен справедливо бы сочли, что она добилась у его величества определенного успеха и теперь входит в число его любимиц.
Что до тех наложниц, кто не сумел заручиться благосклонностью императора, то они, достигнув границы детородного возраста, неизбежно теряли свое положение и в лучшем случае бывали пожалованы в жены какому-нибудь императорскому сановнику, если только род этих женщин не имел большого влияния. Трудно сказать, горька или сладка доля подобных «цветков» – каждая в «цветнике» решает по-своему. Но, как поняла Маомао, больше всего во дворце императорских жен страшатся вовсе не государя, не его благоволения или немилости, а того, что насильно выдадут за евнуха.
Добежав до покоев наложницы низшего ранга, которой нужно было принести свежие одежды, Маомао легонько постучала в дверь. Ей открыла личная прислужница, приставленная к этой госпоже, и равнодушно отчеканила:
– Оставь там.
Сама наложница, источая сладостные ароматы, сидела в комнате, покачивая в руке чашу с вином. До жизни в «цветнике» императора она привыкла день ото дня слышать, как другие восхваляют ее красоту, но теперь, угодив сюда, к своей досаде обнаружила, что мир устроен гораздо сложнее. Иными словами, прежде она ютилась в углу, точно лягушка на дне колодца, и великолепие других роскошных «цветков» так ослепило ее, ошеломило и унизило гордость, что она больше не смела выйти за пределы своих покоев.
«Если и носа никуда не казать, к тебе тоже никто не наведается», – заключила Маомао, поставив корзину с чистыми одеждами в закутке рядом с покоями наложницы. Подобрав взамен корзину с несвежим платьем, она вновь поспешила назад, в прачечную, – работы еще хватало.
Маомао оказалась во дворце императорских жен не по своей воле, но все-таки она получала какое-никакое жалованье, а потому старалась добросовестно нести службу. К тому же она была травницей, а избравшие это ремесло привычны все исполнять тщательно. Притом Маомао надеялась, что, как только весь положенный срок выйдет, она навсегда покинет дворец, и тихо дожидалась того дня. Маомао и в мыслях не допускала, что однажды его величество соизволит одарить ее милостью и на ее долю выпадет счастье послужить ему лично.
К сожалению, Маомао в своих ожиданиях жестоко обманулась, ведь никому не ведомо, что уготовано ему судьбой. Для своих семнадцати лет Маомао рассуждала чрезвычайно здраво, да только она была не властна над порывами своей юной души. Природное любопытство, жажда знаний и справедливости однажды подвели ее к невольной разгадке череды весьма странных событий, в которых сама Маомао не нашла ни крупицы странного. В ту пору во дворце императорских жен умерло уже несколько младенцев, и дворовые слуги поговаривали, что тому виной проклятие предыдущей наложницы государя, однако догадка Маомао не подтвердила эти слухи…
Глава 2
Две наложницы
– О-ох… Тоже думаешь, что их прокляли?!
– Да! А еще говорят, будто в их покоях видели придворного лекаря!
Поедая похлебку, Маомао невольно прислушалась к досужим разговорам двух сплетниц, усевшихся наискось от нее. На лицах их читалась печаль, но в глазах горел огонек любопытства. Обе девушки, Маомао и еще сотни служанок расположились в трапезной, где на завтрак кроме похлебки давали лишь кашу из смеси нескольких зерновых.
– А ведь он исправно посещал и наложницу Лихуа, и наложницу Гёкуё! – продолжала первая сплетница.
– Неужели! Сразу двух? Хотя у одной уже шесть месяцев, а у другой – три!
– Да-да! Ну точно прокляли!
Служанки говорили о двух любимых наложницах императора, госпоже Лихуа и госпоже Гёкуё. А по шесть и по три месяца, как догадывалась Маомао, исполнилось их детям.
Дворец был самым настоящим царством слухов, и ходили они самые разные: некоторые касались наложниц, с кем возлежал государь, другие же затрагивали императорских наследников. Бывало, слуги злословили из обиды или издевки ради, или, желая хоть как-то спастись от духоты и зноя, служанки выдумывали всякие ужасы, от которых у иных кровь стыла в жилах.
– Да-да, проклятие, не иначе! – продолжала настаивать одна из сплетниц. – Уже трое умерли!
Она говорила о трех детях, рожденных императорскими наложницами, среди которых был наследник престола. Еще до того, как император взошел на трон, у него было дитя, двое других родились во время его царствования, однако все трое умерли еще во младенчестве. Впрочем, дети часто умирают, в этом нет ничего особенного, вот только императорские чада гибли один за другим, и это само собой вызывало некоторые подозрения. Ныне в живых остались лишь двое: наследный принц трех месяцев от роду, сын наложницы Лихуа, и принцесса шести месяцев от роду, дочь наложницы Гёкуё.
«Может, их отравили?» – отправляя ложку в рот, задумалась Маомао, но тотчас отбросила эту мысль, посчитав сомнительной, ведь двое из погибших детей были принцессами, стало быть, не могли претендовать на престол. Так кому вздумалось избавляться от принцесс, если правом наследования наделены лишь мужчины?
Что до сплетниц, сидевших наискось от Маомао, то те, позабыв о каше, так и застыли с палочками в руках, увлеченно обсуждая судьбу-злодейку и всевозможные проклятия.
«Да хватит вам, не бывает никаких проклятий», – не без досады подумала Маомао. Она считала подобные разговоры чушью: разве можно одним проклятием уничтожить целый род? Хотя с такими взглядами ее скорее бы определили в стан инакомыслящих, чем в стан здравомыслящих. Однако же Маомао имела все основания отрицать проклятия, и в этом ей помогали знания.
«Скорее всего, какой-то недуг. Может, наследственное? Из-за плохой крови? Интересно, какой смертью умерли эти дети…» – вопрошала себя Маомао, после чего, решившись, обратилась с теми же вопросами к сидевшим рядом болтушкам.
Обычно ее считали нелюдимой и даже дикой, ведь она привыкла отмалчиваться, а не заводить беседу, но тут Маомао заговорила первой. Она и не подозревала, что, поддавшись любопытству, однажды горько пожалеет об этом…
* * *– Подробностей не знаю, – охотно и с еще большим оживлением начала Сяолань, одна из болтушек. – Наложнице Лихуа, кажется, очень нездоровится – придворный лекарь день и ночь к ней ходит.
– Самой наложнице тоже плохо? – уточнила Маомао.
– Да-да, и ей, и ребенку.
Однако придворный лекарь уделял чрезвычайно много внимания наложнице Лихуа не столько потому, что она и ее дитя тяжело болели, сколько оттого, что госпожа родила императору наследника. Ведь куда больше государь благоволит наложнице Гёкуё, да только она родила принцессу, что ставило ее на ступень ниже соперницы, следовательно, ценности в ней было меньше, и хлопотать о ней день и ночь даже не думали.
– Подробностей, опять же, не знаю. Просто слышала, что голова болит, живот, тошнит еще, – напоследок, прежде чем уйти по делам, рассказала Сяолань все, что только выяснила о недуге наложницы.
В знак благодарности Маомао угостила болтушку отваром солодки, который приготовила сама, нарвав трав в уголке дворцового сада. Запахом сие питье напоминало лекарство, но небрезгливого оно щедро одаривало сладостью. Служанкам редко выпадала возможность полакомиться чем-то сладким, поэтому Сяолань очень обрадовалась такому подарку.
«Голова, живот и тошнота…» – мысленно перечислила признаки недуга Маомао. Но все-таки их отчаянно не хватало, чтобы докопаться до сути. Помнится, отец учил ее никогда не опираться на одни догадки.
«Ладно! Хоть глазком погляжу на госпожу», – сказала она себе и решила поскорее закончить с работой.
Следует сказать, дворец императорских жен был поистине велик, и в его угодья входило множество дворцов и павильонов поменьше. Здесь проживали никак не меньше двух тысяч служанок и наложниц и несли всевозможную службу свыше пятисот евнухов. Низшие служанки без ранга, такие как Маомао, набивались по десять человек в общую комнату, выделенную для дворовых, в то время как наложницы даже низшего ранга могли рассчитывать на собственные покои. Что до среднего ранга, то им жаловали отдельные палаты. Высшему же рангу были положены целые дворцы с кухней, трапезной и собственным садом. И порою угодья таких дворцов простирались столь широко, что уже напоминали небольшой город.
Обычно у Маомао не было ни причин, ни интереса покидать восточные угодья дворца императорских жен, впрочем, в другие уголки она тоже захаживала, пусть и редко. В основном с тем, чтобы исполнить какое-нибудь поручение.
«А если поручений нет, что мешает их выдумать?» – спросила себя Маомао. Сообразив, как можно провернуть дельце, она выискала ближайшую низкоранговую служанку – та держала корзину с одеждами из тончайшего драгоценного шелка. Обычно такое платье требовалось стирать на западной стороне, поскольку считалось, что шелк якобы быстрее изнашивается на востоке – то ли из-за свойств восточной воды, то ли из-за нерадивости местных прачек. Маомао же знала, что шелк портится от сушки на ярком солнце, но не спешила делиться своими знаниями с другими.
Подойдя ближе, она бросила служанке:
– Наши говорят, что в срединный дворец пришел необычайно красивый евнух. Хочу сходить посмотреть.
Стоило ей обмолвиться о красивом евнухе, о котором она слышала от Сяолань, как служанка тут же согласилась подменить Маомао и вручила ей корзину.
Во дворце императорских жен вспыхнуть любви почти негде и не к кому, и нередко дворовые девы до того отчаиваются, что даже евнухи, в которых от мужчины уже ничего не осталось, заставляют трепетать их сердце. Тут и там до Маомао доходили слухи о том, как очередная служанка, отслужив положенный срок, выскакивала замуж за евнуха. Сама Маомао считала, что для женщин даже такое лучше и полезнее для здоровья, чем единолично заниматься непотребствами. И все равно любовь к евнуху казалась ей странной…
«Неужели однажды и я полюблю такого?» – задумавшись, спросила себя Маомао, но тут же, скрестив на груди руки, раздраженно фыркнула: вопросы любви ее ничуть не занимали.
Наспех доставив корзину с бельем, Маомао отправилась к срединному дворцу и вскоре обнаружила, что в «сердце» императорских угодий чрезвычайно красиво: даже резьба колонн здесь была куда продуманнее и изысканнее, чем можно встретить во дворцах восточной окраины. Что ни говори, настоящее произведение искусства!
Ныне самые роскошные и просторные покои, разумеется, занимала наложница Лихуа, мать наследного принца. И поскольку у императора временно не было императрицы, госпожу Лихуа, единственную, кто родила ему наследника, считали самой влиятельной во всем дворце императорских жен.
Несмотря на поразительную роскошь «сердца» императорских угодий, Маомао открылась сцена площадной брани, какую обыкновенно устраивает городская беднота. В гуще событий были трое: одна самозабвенно кричала, другая стояла, виновато склонив голову, третий же метался от одной к другой, стараясь их урезонить. Еще несколько дев-чиновников робко суетились вокруг, не решаясь подступиться.
«Прямо как в „доме цветов“…» – равнодушно отметила Маомао, поскольку суматоха ее ничуть не касалась и она могла спокойно постоять в сторонке вместе с другими зеваками.
По властному голосу и одеждам Маомао поняла, что госпожа, разразившаяся бранью, есть не кто иная, как самая могущественная женщина во дворце императорских жен. Несомненно, то была наложница Лихуа, мать наследного принца. Та же, кто стояла, виновато склонив голову, была второй любимой наложницей императора, звали ее Гёкуё, и она родила государю дочь. Девы-чиновники, суетившиеся рядом, приходились госпожам личными служанками, а тот, кто силился всех урезонить, явно служил во дворце лекарем. О последнем господине, ставшем для этой службы евнухом, Маомао ничего толком не знала, но слышала, что во всем огромном дворце императорских жен лишь он один врачует.
– Это все твои происки! Сама вместо наследника родила дочь, вот и вздумала убить моего сына, наслав проклятие! – с перекошенным от гнева лицом, что внушало уже не восхищение, а один только страх, кричала наложница Лихуа, обвиняя во всем свою соперницу, наложницу Гёкуё. Бледная, словно призрак, восставший из могилы, наложница Лихуа со свирепостью демоницы прожигала взглядом несчастную, а та лишь молча прижимала ладонь к поалевшей щеке – то был явный след от пощечины. Должно быть, бранящаяся госпожа не сдержалась.
– Сяолин страдает не меньше наследника. Неужели вы считаете, что я посмела бы наслать на вас проклятие? – помолчав, холодно заметила Гёкуё, наложница с огненными волосами и нефритовыми сияющими глазами. Судя по ее внешности, в жилах госпожи текла «западная» кровь.
Наконец она подняла голову и обратила взгляд на придворного лекаря:
– Потому-то я и прошу осмотреть мою дочь.
По-видимому, причиной суматохи оказался сам лекарь, отчего и пытался развести обе стороны. Должно быть, наложница Гёкуё пришла к нему выразить свое неудовольствие тем, что он навещает сугубо маленького принца и совсем позабыл о ее дочери. Материнские чувства госпожи очевидны и вполне понятны, однако ей бы следовало понимать, что для государства нет никого важнее наследника трона. К несчастью, лекарь ничуть не преуспел и был до того перепуган и глуп, что не мог вымолвить ни слова.
«Самозванец! И к тому же дурак!» – презрительно хмыкнув, мысленно обругала его Маомао.
Сколько он уже вьется возле наложниц, а до сих пор не заметил?! А может, и не знает, что именно надо искать?
– Смерти младенцев, болит голова и живот, тошнота… И, самое главное, болезненная худоба наложницы Лихуа, – бубнила себе под нос Маомао, отходя все дальше и дальше от безобразной сцены. – Вот бы найти хоть какой-то клочок, чтобы написать…
Глубоко задумавшись, она все шла и шла сквозь толпу, не различая перед собою лица людей…
Глава 3
Дзинси
– Опять началось, – уныло пробормотал господин Дзинси.
В своем осуждении он был прав: не пристало первым красавицам дворца императорских жен устраивать такой переполох у всех на виду! И унимать наложниц как раз входило в его многочисленные обязанности.
Пробираясь сквозь толпу к срединному дворцу, он вдруг заметил, что какая-то девица решительно шагает ему на встречу. На лице ее читалось полное безразличие к распрям наложниц, что само по себе было весьма необычно, ведь среди слуг она была такой единственной. И еще больше он удивился, когда эта маленькая хрупкая служанка с чертами совершенно не примечательными, если не считать веснушек, густо обсыпавших ей нос и щеки, проскочила мимо него, лица во всех смыслах незаурядного, бормоча что-то свое. На господина Дзинси она даже не взглянула.
И все бы кончилось этим, если бы не новый поворот событий…
* * *Не прошло и месяца, как дворец императорских жен облетела весть о том, что наследный принц скончался. Безутешная наложница Лихуа до того исхудала, что утратила былую красоту, а ведь ее когда-то звали «цветущей розой». Точной причины не знали: то ли наложницу одолевал тот же недуг, что и ее сына, то ли сказывались душевные муки. Несомненно одно: подорвав здоровье, она теперь не могла и мечтать о других родах.
Принцесса Линли, старшая сводная сестра покойного наследника трона, тем временем совершенно оправилась от недуга и вместе с матерью стала утешением императору, скорбящему о потере сына. Судя по тому, сколь часто государь наведывается теперь к наложнице Гёкуё, легко предположить, что та уже снова тяжела.
Очевидно, принцесса и наследный принц пали жертвой одного и того же недуга, но одна излечилась, а другой умер. В таком случае не разумно ли допустить, что причина выздоровления принцессы Линли кроется в том, что она старше погибшего брата? Разница между ними – три месяца, для взрослых пустяк, но для младенца срок весьма существенный. И остается без ответа вопрос: отчего же тогда не выздоровела наложница Лихуа? Что мешало ей, в отличие от чужого дитя, побороть болезнь? Быть может, ее губит горе?
Вот что занимало мысли господина Дзинси, пока сам он занимался государственными делами, то и дело шлепая печатью. Под конец он решил, что лишь наложница Гёкуё сумеет пролить свет на эти события.
– Отлучусь ненадолго, – поставив последнюю печать, бросил господин Дзинси, поднялся и покинул свой кабинет.
* * *Принцесса Линли со здоровым румянцем на круглых, словно паровые булочки, щечках глядела на господина Дзинси с простой, присущей только детям, улыбкой. Крохотные пальчики сжимались на указательном пальце господина Дзинси: отпускать его она и не думала.