Мы все неидеальны. Других людей на эту планету просто не завезли!

На вид от сорока пяти до пятидесяти, но выглядит потрясающе: худощавая, довольно высокая, с превосходной фигурой – длинные ровные ноги, необыкновенно женственные пропорции, подчеркнутые удивительно правильно подобранной одеждой, под которой сразу просматривались и округлые в меру широкие бедра и высокая грудь не меньше третьего размера, тонкие пальцы с аккуратным французским маникюром, подстриженные под каре довольно пышные светлые волосы, явно побывавшие в руках отличного стилиста, легкий макияж и очки в тонкой серебряной оправе.

Одета она была соответствующе, сразу было видно, что все очень дорого, дорого и стильно. Именно необыкновенное чувство стиля и придавало ей тот самый потрясающий вид, красивых женщин Никита, на своем веку, встречал много, и почти все они были намного моложе той, что стояла сейчас перед ним, а вот таких элегантных он, до этого момента, не видел никогда. Буквально каждый предмет одежды, которая была на ней, каждый аксессуар, начиная от украшений и заканчивая сумкой и обувью, был подобран так, чтобы вместе со всеми остальными составить необыкновенную гармонию, подчеркнуть все достоинства хозяйки, скрыв недостатки, которые наверняка все-таки были, хотя и казалось, что их нет, совсем нет.

«Мне нужно поговорить с Максимом Викторовичем, я знаю, что он здесь, пустите меня, пожалуйста.» – произнесла незнакомка.

Никита моментально взял в себя в руки, даже головой потряс, чтобы сбросить морок, который, мешая сосредоточиться, окутал его мозг при виде этой женщины.

«Откуда она знает, что Макс здесь?» – подумал Никита, «Он ведь здесь не живет, да и бывает не так уж и часто, случайно его здесь почти нереально застать, а она пришла именно сегодня и именно в то время, когда он здесь. Ее кто-то пригласил? Непохоже, судя по выражению лиц близких, звонка в калитку никто не ждал. Проследила за нами, когда мы сюда ехали? Не может быть, мы бы заметили, примечать такие вещи для любого из нас часть отлично развитых профессиональных навыков.

А ведь она может быть опасна,» – не найдя приемлемого ответа на предыдущий вопрос, подумал он, «она вообще может быть кем-угодно, хоть киллершей, хоть сотрудницей спецслужб, вот им то, как раз, информацию добыть кто, где и в какое время будет не составляет особо труда. Но это не повод просто ее прогнать, не узнав зачем пришла, опасности всегда лучше смотреть в лицо, а не оставлять ее за спиной. Так пустить внутрь или Макса позвать сюда?

Внутри под угрозой окажутся все наши, но подойдя сюда, Макс может оказаться прямо на линии огня, причем стрелять будет даже не она, она вообще может быть просто приманкой, стрелять могут извне. Лучше пущу, пропущу внутрь и останусь у нее за спиной, тогда успею заблокировать любое ее движение, пусть только рыпнется. Имея меня за спиной, в крайне невыгодном положении окажется уже она.».

Уже почти приняв решение пропустить, в последнюю секунду он все-таки засомневался: «Если только у нее не граната в сумке со снятой чекой, тогда нам всем кирдык, но на смертницу она, уж совсем, непохожа.».

«Проходите.» – только и сказал он, пошире распахивания перед женщиной калитку и пропуская ее вперед.

Она вошла и сразу направилась к столу, Никита неотступно следовал за ней. Заметив, что на его близких внешний вид женщины совершенно не произвел того потрясающего впечатления, как, в первый момент, на него, наоборот, все они смотрели на приближавшуюся к столу женщину с нескрываемой неприязнью, он сразу же еще больше напрягся и весь подсобрался, как дикий зверь, изготовившийся к прыжку.

Макс заметил это его движение и оценил. «Никита, расслабься, это та самая Серова, о которой мы только что говорили, не думаю, что она опасна.» – отреагировал он.

Глава 5.

«Максим, мне нужно с тобой поговорить, выслушай меня, пожалуйста.» – даже не поздоровавшись, произнесла Серова.

«Говори, прямо здесь говори,» – ответил Макс, «от близких у меня секретов нет.».

Никита пододвинул Серовой стул, она села.

Выдержала совсем небольшую паузу, и, с кажущимся спокойствием, произнесла, обращаясь к Максу: «Мне нужно, чтобы ты сделал тест ДНК на родство с моей дочерью, ее зовут Соня.».

И замолчала, как будто сказала все, что необходимо и никаких пояснений не требуется.

«Зачем?» – только и спросил Макс.

«Я отправлю его результаты в Америку, адвокатам, которые занимаются наследством Шульмана, и тогда моей дочери ничего не будет угрожать.».

«А что ей угрожает сейчас?».

«Сейчас она считается потенциальной наследницей Шульмана, а наследство там почти под миллиард долларов. Ее могут убить, чтобы ничего не отдавать. Мне нужно доказать, что никакого родства с Шульманом она не имеет, и, соответственно, претендовать на его наследство не может. Тогда нас, я надеюсь, оставят в покое.».

«И при чем здесь я?» – спросил Максим, и, не дав ей ответить, добавил, «Вернее, что ты от меня хочешь? Чтобы я с экспертами договорился, и они результат теста на нужный тебе подделали?».

«Я хочу, чтобы ты просто сделал тест. Никакой результат подделывать не придется, он и так даст нужный результат.».

«Это как?» – ошарашенно спросил Максим, «Как он может дать нужный результат, если с момента, как ты ушла от меня к Шульману, мы с тобой ни разу не виделись?».

«Я ушла от тебя уже будучи беременной».

«Я ничего не понял…» – произнес Максим, глядя даже не на нее, а на своих друзей, сидящих за столом. «Ты хочешь сказать,» – обернулся он к Серовой, «что ты ушла от меня к Шульману, а потом узнала, что беременна, но почему-то уверена, что ребенок от меня?».

«Или ты вообще хочешь сказать,» – продолжил он, вновь не дав Серовой ответить, «что ты, узнав, что ты от меня беременна, решила сказать Шульману, что это его ребенок, рассчитывая тем самым привязать его к себе? Поэтому и ушла? Но затея не удалась, он тебя послал подальше вместе с ребенком. Так было дело?».

«Не так.» – ответила Серова и замолчала.

«Чего ты молчишь, черт тебя побери!» – все-таки сорвался ранее с трудом, но сохранявший равновесие Макс, «Или рассказывай все четко и достаточно подробно или иди отсюда на хрен, прямо сейчас вставай и иди, если я ничего не пойму, то и помогать тебе не стану.».

«А ведь Серовой тоже непросто дается этот разговор,» – подумал в этот момент Никита, «вон руки дрожащие пришлось только что за стоящей на коленях сумкой спрятать.».

«Хорошо, слушайте.» – произнесла Серова все с тем же напускным спокойствием и начала свой рассказ.

«2 февраля 1998 года я на утро записалась к врачу, сбой цикла, который я заметила еще месяц назад, уже здорово начинал меня беспокоить. Беременности я не предполагала, Максим был против ребенка, считал, что еще не время, и сам довольно тщательно следил, чтобы этого не произошло. Но врач совершенно уверенно заявила, что я беременна, срок уже больше 12 недель, предположительная дата зачатия 10 ноября 1997 года, плюс-минус пара дней.

Известию я обрадовалась, да что там обрадовалась, я просто была очень и очень счастлива. И никаких проблем со стороны Максима я не предполагала, да, ребенка он пока не хотел, но, раз уж так произошло, женщину свою на аборт никогда бы не отправил. Да и слишком бурную свою радость в ночь, последовавшую за вручением ему очередной звездочки на День милиции, которой даже стандартное средство контрацепции не смогло выдержать, он, я была уверена, помнил не хуже меня.

Вышла от врача, дохала на метро до работы, решив Максиму не звонить и по телефону ничего не сообщать, а обрадовать его вечером лично, и около метро вдруг решила зайти в ювелирный. Не знаю, зачем меня туда понесло, просто захотелось что-то купить для самой себя, что-то такое, что будет потом всю жизнь моим личным талисманом, напоминающим об этом самом счастливом дне в моей жизни, дне, когда я впервые узнала, что у меня будет ребенок. Купила крохотный кулончик на надежном кожаном шнурке, мне тогда показалось, что это и есть самое лучшее отражение того дня – ребенок внутри меня еще совсем крохотный, как этот кулончик, а связь моя с ним уже совершенно неразрывная, прямо как этот довольно толстый кожаный шнурок. Положила коробку с кулончиком в сумку, вышла на улицу, пошла в сторону офиса.

Машину Шульмана на стоянке перед офисом заметила почти сразу, «Опять он появился!» – подумала недовольно.

С Шульманом я по работе познакомилась еще прошедшим летом, обычная рабочая встреча, на которую я, поначалу, даже внимания не обратила, но на следующий день мне в офис доставили сто одну розу. На мой взгляд, цветы были совершенно уродские, длиной почти в человеческий рост, с толстыми стеблями, утыканными огромными шипами. Я растерялась, совершенно не понимая, кто и зачем мне их прислал, но цветы приняла, больше по инерции, побоявшись обидеть неизвестного мне дарителя своим необоснованным пренебрежением, может быть у человека самые лучшие намерения, а я, даже не разобравшись, сразу получается эти его намерения отвергаю.

Через час Шульман позвонил мне в офис, попросил позвать к телефону, спросил понравились ли мне цветы. Я еще не успела ответить, не сразу поняла в чем его намерения, опять подумала, что, может, просто рабочий знак внимания в благодарность за достойное профессиональное поведение на вчерашней встрече. Но он не стал дожидаться моего ответа, сразу пригласил меня на ужин. Я отказалась.

Дальше началась «атака», Шульман практически каждый день присылал мне в офис цветы, которые я отказывалась принимать, потом пошли конфеты, подарки, билеты на всякие концерты, и все это я всегда отказывалась принимать.

А еще он звонил, каждый день звонил и спрашивал не передумала ли я и не хочу ли сходить с ним куда-нибудь. А я в сотый раз отвечала, что не передумала и не передумаю, у меня есть любимый человек.

Наверное, как раз тогда мне нужно было все рассказать Максиму, чтобы он как-то атаку эту прекратил, но я ужасно не хотела его расстраивать, беспокоить, вовлекать во все это, да и ситуация мне не казалась тогда серьезной, кроме отправки подарков и звонков, Шульман ничем мне особо не досаждал, все время держался на расстоянии, смешно, как мне тогда казалось, говоря, что он подождет, сколько нужно будет, столько и подождет, так как уверен, что крепость, то есть я, рано или поздно падет под его натиском и сдастся. Сдаваться я не собиралась, поэтому просто от него отмахивалась.

На мой день рождения, 19 октября, Шульман приехал к нам в офис, привез путевки в круиз на Новый год, ни много ни мало, по Атлантическому океану, сказал, что это его последняя попытка меня уговорить, если я и этот подарок не приму, он уедет в круиз с другой девушкой. Пожелала ему и этой другой девушке счастливой дороги.

Но он оставил путевки у нас в офисе на ресепшн, сказал, что у меня еще есть время подумать до конца ноября, иначе потом даже он, со всеми его возможностями, не сможет сделать мне все необходимые визы. Добавил, что ждет моего звонка.

Звонить я ему, конечно же, не стала, а в конце ноября путевки с ресепшн исчезли, секретарши сказали, что их охранник Шульмана забрал, я выдохнула, решила, что он наконец-то, и правда, нашел себе другую девушку и уехал в круиз с ней.

Ни в декабре, ни в январе Шульман в моей жизни не появлялся, да я о нем и не вспоминала, и вот 2 февраля вижу его машину на парковке возле моего офиса. Это было неприятно, но никакой опасности я тогда не почувствовала, решила, что он просто к шефу моему по рабочим вопросам приехал.

Пошла спокойно мимо, когда поравнялась с машиной, из нее вышли охранники Шульмана, скрутили меня и запихнули внутрь. Я даже закричать толком не успела.

Охранники привезли меня в загородный дом Шульмана, и там он меня изнасиловал, сказав, что всю душу я ему вымотала своим ломанием и идиотскими отказами, а он никогда и ни от кого никаких отказов не принимает, всегда берет то, что хочет, вот я и доигралась.

Потом он велел охранникам просто выбросить меня за ворота, как использованную половую тряпку, вот прямо так и сказал: «использованная половая тряпка», что они и сделали.».

Серова замолчала, окинула взглядом сидевших за столом, все они старались на нее не смотреть, а Максим вообще просто уперся взглядом в свои сжатые кулаки, со стороны могло показаться, что он сейчас сорвется и ее ударит.

Глава 6.

Пауза затянулась, все молчали, толи не решаясь, толи не находя что сказать.

«Почему … ты … мне … ничего … не … сказала?» – раздельно, делая упор на каждом слове, произнес Максим, так и не отрывая взгляда от собственных сжатых кулаков, лежащих на столе.

«Когда меня выбросили за ворота дома Шульмана,» – казалось, слегка уклоняясь от ответа на прямо заданный Максимом вопрос, заговорила вновь Серова, «я сначала никак не могла прийти в себя, просто валялась на мокрой грязной земле и пошевелиться не могла. Потом как-то встала, стала отряхиваться, почти ничего не соображая, и тут увидела на снегу рядом свое пальто и сумку. Подняла, завернулась кое-как и побрела к дороге. Голосонула, остановила первую попавшуюся машину и поехала домой.

Сидела в салоне и думала только об одном: как и что я Максиму скажу, как вообще можно с ним о таком разговаривать, да у меня же просто язык не повернется.

А потом пришла другая мысль, что говорить Максиму ничего нельзя, категорически нельзя ничего говорить! Даже если меня он после произошедшего видеть не сможет и тоже выбросит на улицу, как использованную половую тряпку, Шульмана он все-равно не простит, и захочет с ним поквитаться, а это опасно, смертельно опасно для Максима, времена то тогда были, ой какие, непростые! Пытаясь поквитаться, Максим или сам от рук охранников Шульмана погибнет или убьет кого-нибудь, просто так-то охранники к Шульману его не подпустят, убьет и сядет, надолго сядет, может быть, даже до старости будет в тюрьме.

И что же получается? За мои ошибки будет расплачиваться Максим, причем расплачиваться по полной, хотя он то совершенно ни в чем не виноват! Ну, вот вообще ни в чем, ни капельки не виноват, ни граммулечки! Не могу я этого допустить, решила я, вот никак не могу, не могу и не допущу, Максим никогда ничего узнать не должен!

Оставалось только понять, как сделать так, чтобы Максим никогда ничего не узнал! Был вариант просто попытаться ничего ему не говорить, сделать вид, что ничего не произошло, промолчать, стерпеть и попытаться забыть, но это означало его обмануть, обмануть один раз и потом всю жизнь обманывать, скрывая правду, получалось, что опять ему за мои ошибки отвечать, хоть и не жизнью или тюрьмой, но все-равно ценой очень и очень высокой – ценой постоянной жизни в обмане и предательстве. И от этого варианта я отказалась.

Оставался один вариант – уйти от Максима, уйти ничего ему не говоря, уйти так, чтобы объяснять ему ничего не пришлось. Но как это сделать? Он же просто так не отпустит, разбираться начнет. Начнет разбираться, да и докопается до истории с Шульманом, и тогда опять ему за меня придется расплачиваться. Значит, уйти нужно так, чтобы он не то что разбираться не захотел, чтобы он вспоминать о моем существовании никогда бы больше не захотел, чтобы его потом всю жизнь мутить начинало при одном упоминании моего имени. Я Максима хорошо знала, знала как больнее всего его обидеть, знала где ударить так, чтобы именно этого эффекта достичь.

Так я и решила сделать, нужно было только подготовиться, он же не слепой, если я домой приду в одежде грязной да порванной, и с поплывшим макияжем сразу поймет, что совсем не то произошло, что я ему показать хочу, станет допытываться, да в обман мой и не поверит.

Заехала в ЦУМ, специально самый дорогой магазин выбрала, чтобы нарочито вид сделать, что это Шульман меня нарядил, там же и переоделась. Потом зашла в салон красоты, «перышки почистила». Деньги на все у меня были, те самые, которые мужикам так принципиально было мне после Лизиной операции вернуть, они и вернули, а я на карточку положила, там и держала до самого этого дня.

Пока все сделала, уже вечер наступил, Максим как раз с работы должен был уже прийти. Пошла домой и только возле подъезда сообразила, что украшение забыла купить, которое для пущей убедительности образа уходящей от Максима к богатому Шульману продажной прошмандовки было совершенно необходимо. Достала из сумки утром купленный крошечный кулончик и на шею надела, решила, что на недорогую стоимость якобы подаренного Шульманом украшения Максим внимания не обратит, ему для пущей ярости самого факта хватит.

Так и получилось, Максим, когда от меня все про уход от него лузера-неудачника, к Шульману, который меня обул, одел, да еще и украшение подарил, услышал, озверел просто, единственный раз в своей жизни тогда, наверное, контроль над собой потерял, во всяком случае, я никогда раньше его таким не видела. Схватил шнурок от кулона у меня на шее в руку, зажал и стал срывать, а шнурок довольно надежный оказался, сразу не поддался, так он меня чуть не задушил, пока со шнурком справился.».

«Не может такого быть, чтобы Макс так сорвался, не верю я!» – неожиданно произнесла с этот момент Лизавета.

Серова подняла на нее глаза, молча отогнула воротник блузки, справа сзади у основания шеи из-под воротника показался тонкий едва заметный шрам.

«Ну и дура же ты!» – весьма эмоционально подключился к разговору Старшина после паузы, «Жить с таким мужиком, как Макс, и не суметь ему довериться, напридумывать всякой чуши и начать его от угрозы несуществующей спасать!».

«Почему же несуществующей?» – растерянно спросила его Серова, «Угроза то как раз абсолютно реальной была и даже материализовалась, не сумела, получается, я никого ни от чего защитить. А то, что Юрка вместо Макса погиб, так это угрозу несуществующей то не делает!».

«Господи, Юрка то здесь причем? Его зачем приплетаешь?» – впервые оторвав взгляд от своих сжатых кулаков и посмотрев на Серову, спросил Макс.

«Что значит Юрка причем?» – уже не просто растерянно, а совершенно ошарашенно спросила Серова, «Его же при выходе из офиса Шульмана застрелили, я это четко знаю, репортажи с видео с места убийства тогда по всех новостях были, фотографии по всех газетах. Он же неслучайно там оказался, он же из-за меня разбираться пошел!».

«Зачем он туда пошел я до сих пор не знаю и не узнаю уже никогда, наверное,» – ответил ей Макс с плохо скрываемой болью в голосе, «но застрелил его киллер, Ореховскими посланный, застрелил по нашим служебным делам, в этом вопросе мы давно и однозначно разобрались.».

«А то, что место для расправы оказалось на выходе из офиса Шульмана,» – продолжил он после паузы, «так это чистая случайность, киллер просто решил, что оно подходящее, даже не вникая чей это офис. И никакого Шульмана тогда уже в стране не было, он той же ночью, что тебя,» – Макс запнулся, «той же ночью, что ты от меня ушла, улетел в Израиль и больше не возвращался.».

После этих слов Серова страшно побледнела, просто за секунду вся ее кажущаяся безэмоциональность улетучилась без следа, сейчас перед ними сидела женщина, больше похожая на мумию, а не на живого человека, до того она была бледна и практически неподвижна, казалось, даже не дышала.

«Господи, хоть этого греха на мне нет!» – только и произнесла она после паузы, когда смогла, наконец, вздохнуть.

«Ну и натворила ты, девочка, делов!» – присоединилась к разговору Тамара Сергеевна, «Да и мы все хороши,» – обвела она взглядом сидящих за столом, «как могли вот так сразу поверить, сейчас уже сама ума не приложу, поверить и даже не попытаться ни в чем разобраться. Только Юра один и не поверил, но разобраться не успел…» – произнесла она со вздохом.

«И что же,» – обратилась она к Серовой, «тебе потом так за всю жизнь ни разу в голову и не пришло все-таки сказать Максиму, что у него есть дочь? Ни разу не возникло мысли, что сделать это нужно не ради себя и даже не ради него, а ради девочки, которая без отца растет?».

«Один раз приходило,» – ответила ей Серова, «поначалу то я практически невменяемая была, Юркину смерть на себя записала и думала только о том, что никогда мне больше к Максиму даже не подойти, никогда не простит он мне гибели друга, а потом как будто очнулась, ровно так, как Вы сейчас сказали, подумала: меня то Максим никогда не простит, это понятно, но дочка то ни в чем перед ним не виновата, она то, невинная душа, за что страдает? Почему за мои грехи должна отвечать?

Это озарение на меня внезапно, как бы в одночасье, спустилось в день моего рождения, 19 октября 1998 года. Я утром проснулась и вдруг, вот прямо ни с того ни с сего, так и подумала. И сразу действовать начала, собралась, покормила дочку и к дому Максима поехала, где он квартиру тогда снимал, из Юриной то квартиры, где мы все вместе жили, он сразу после его гибели съехал. Думала по пути на службу его перехватить, все рассказать и дочку показать. Надеялась, что, увидев меня с младенцем на руках, поговорить он точно не откажется.

Встала в рощице напротив подъезда, Сонечка спит на руках, не беспокоит, как будто чувствует что-то, и стала ждать.

Сначала Слава и Старшина с Лизаветой подъехали, удивительно нарядные для обычного, казалось бы, дня, все с цветами. Наверх не пошли, встали возле подъезда, явно Максима дожидаясь, а потом вышел Максим, да не один, а с невестой…

Он нарядный, а уж она такая красивая, глаз не оторвать, в белом платье, в фате до пят. Посмотрела я на них и поняла, что вот теперь окончательно все, уже навсегда – Максим женится, у него другие дети будут, не имею я никакого права жизнь ему ломать, своего ребенка навязывая! Да и не нужны мы ему, мне то за восемь лет он предложение так и не сделал, и ребенка всегда говорил, что не хочет, а стоило мне из его жизни исчезнуть, быстро утешился, другую нашел, года с нашего расставания не прошло, а он уже на ней женится. Развернулась я, да и ушла потихоньку.».

Серова замолчала, чуть слышно вздохнув.

«Что за чушь ты несешь?» – удивленно спросил у нее Макс, «Я никогда не был женат, какая невеста в белом платье? У тебя крыша поехала? Галлюцинации были?».

Серова подняла на него полные недоумения глаза, но сказать ничего не успела, вмешался Слава: «19 октября 1998 женился я, как раз на первой своей, Ксюхе. Помните, она переживала очень, что не по-людски будет, если невеста с женихом утром в день свадьбы из одной квартиры станут выходить, не принято так, хоть и жили мы тогда уже вместе. Очень она хотела ночь накануне свадьбы отдельно от меня провести в другом месте, там переночевать, там же утром нарядиться, чтобы я невесту в свадебном платье до свадьбы не видел. В нашей с мамой квартире, где мы тогда с ней жили, ее оставлять не с руки было, я то мог уйти, а вот маму с Никитой беспокоить не хотелось, да и некуда было нам втроем идти, троих трудно где-нибудь разместить даже на одну ночь. Вот Макс ей и предложил у него переночевать, а сам к Старшине с Лизаветой поехал, у них отсыпался, утром только рано к себе вернулся, чтобы переодеться, вот и вышли они с Ксюхой из подъезда вместе.».

Слава замолчал, все остальные тоже не произносили ни слова, а Никита стоял и думал какая странная штука судьба, как будто специально не давала Серовой к Максу приблизится, сначала отца его убили не где-нибудь, а на ступеньках офиса Шульмана, потом вот эта дурацкая история с чужой свадьбой.

Или это не судьба, вернее, судьба, но проявляющаяся в тех самых непредсказуемых тяжелых последствиях однажды принятого неправильного, непродуманного решения?

Да и можно ли Серову в непродуманности этого решения обвинять? Ей в тот день, когда она решила чуши Максу наговорить, его же, якобы, спасая, очень несладко пришлось, могла она, в принципе, в таком непростом эмоциональном состоянии находясь, достаточно продумать и принять верное решение?

Не было у него ответа на этот вопрос, совсем не было.

Глава 7.

«Я, Люба, только одного из твоего рассказа не понял,» – продолжил Слава, решив, видимо, что раз его разъяснение о свадьбе так всех выбило из колеи, то ему и продолжать разговор, чтобы всех «переключить» с дел давно минувших дней, в которых все-равно уже ничего не изменишь, на сегодняшние проблемы, «почему Шульман то решил, что дочь у тебя от него? Зачем включил ее в завещание?».

Серова на то, что ее впервые за весь разговор назвали по имени, внимание, конечно, обратила, посмотрела на Славу с благодарностью за «протянутую руку» и ответила: «Мать его за это нужно благодарить, Розу Марковну, вот уж «чудная» (с ударением на «у») женщина.

Сонечке уже тринадцать исполнилось, когда в Большом театре после реконструкции Основная сцена открылась, и купила я нам с ней билеты на Щелкунчика на 31 декабря. Очень хотела дочке великое искусство показать, да чудо новогоднее устроить, из возраста елок то она уже выросла, а чуда новогоднего все-равно хочется. С билетами тогда проблем не было, у спекулянтов хоть пачками бери, только плати, вот я и купила, только не на вечерний спектакль, а на дневной, я же все-таки с ребенком.