Тень Принцессы

Хищник снова бросился вперёд. На этот раз Клинок не уклонялся – он шагнул навстречу, обхватил зверя за шею и всем весом повалил на землю. Барс извивался, бился, пытался вырваться, но человек держал его железной хваткой.

Время растянулось; каждая секунда казалась вечностью.

Каждая секунда – вечность.

Каждый вздох словно удар молота.

Клинок чувствовал, как мышцы зверя напрягаются под его руками, как шерсть колется сквозь тонкую ткань одежды.

Где‑то в глубине сознания промелькнуло: Когда-то он так же сражался с волком у перевала… с медведем в ущелье…Но он отогнал воспоминание – сейчас не время.

Барс ослабил сопротивление. Клинок тут же воспользовался этим: его пальцы нашли уязвимую точку – место, где шея соединяется с позвоночником. Резкий, точный толчок – и хищник обмяк.

Тишина.

Только дыхание Клинка – ровное, глубокое, без тени торжества. Он поднялся, отступил на шаг, глядя на поверженного зверя. Его одежда была в крови, на руках – свежие раны, но взгляд оставался холодным, почти безразличным.

Советники переглянулись.

– Его приёмы… – начал генерал Чэнь, подбирая слова, – выходят за рамки обычного.

Другой добавил, осторожно:

– Возможно, в них есть своя логика.

Третий, самый осторожный, молвил:

– Если он умеет побеждать так, то он полезен.

Император молчал. Его пальцы медленно постукивали по нефритовому посоху – раз, два, три… Будто отсчитывали мгновения между жизнью и смертью.

Линьвей закрыла глаза. Она не могла понять, что чувствует: облегчение или ужас. Он выжил – но каким образом? Что скрывается за этим спокойствием, за этой непоколебимой выдержкой?

– Как он это сотворил? – прошептала она, обращаясь скорее к себе, чем к Сяолянь.

Служанка тихо ответила:

– Говорят, в пограничных землях учат не только убивать, но и выживать. Возможно, это и есть его искусство.

Пауза.

Долгая. Тяжёлая.

Где‑то в глубине рощи закричала птица. Ветер шелестел листьями, будто перешёптываясь с самим временем.

Императорский указ был оглашён на закате:

«По высочайшему повелению к охране Её Высочества приставлен воин, сведущий в северных обычаях и противоядиях. Да будет он стражем, чья бдительность не знает усталости, а знание – границ».

Формально – это была награда. Фактически – ещё одна клетка.

После церемонии Линьвей задержалась в саду. Сяолянь стояла рядом, но принцесса не нуждалась в словах. Она смотрела на следы когтей на земле – там, где барс сделал свой последний прыжок.

– Он выжил, – сказала она тихо. – Но что, если цена этой победы – его душа?

Сяолянь не ответила.

Где‑то в глубине дворца Клинок мыл руки в каменном бассейне. Холодная вода смывала кровь барса, утекала в дренаж, оставляя на коже лишь слабый металлический запах. Он не смотрел на своё отражение. Он знал: тот, кто смотрит в зеркало после такого, рискует не узнать себя. В голове снова прозвучали слова Чжуан‑цзы: «Путь не имеет конца. Тот, кто мнит, что достиг цели, лишь заблудился».

***

Ночью Линьвей не могла уснуть. Она встала у окна, глядя на звёзды, и тихо произнесла:

– Почему я чувствую, что спасла его… и одновременно обрекла?

Сяолянь, стоявшая у дверей, ответила не сразу. Пауза – длинная, как ночь.

– Порой спасение – лишь отсрочка, госпожа. Но даже в ней таится зерно надежды.

Линьвей медленно обернулась. В свете масляной лампы лицо служанки казалось вырезанным из слоновой кости – тонкие черты, опущенные веки, руки, сложенные у запястий в безмолвном поклоне.

– Зерно надежды… – повторила принцесса, словно пробуя слова на вкус. – А что, если это зерно никогда не прорастёт?

Сяолянь подняла взгляд – едва заметно, на мгновение.

– Тогда оно останется в земле, дожидаясь своего времени. Как семена, что спят под снегом.

В саду за окном шелестнул ветер, сорвав с бамбука несколько листьев. Они закружились в воздухе, упали на каменный пол галереи – бесшумные, как тени.

Линьвей подошла к краю террасы. Холодный воздух коснулся щёк, но она не дрогнула. Где‑то вдали, за оградой дворца, слышались приглушённые голоса ночных стражей. Обычные звуки, привычные с детства. Но теперь они звучали иначе – будто сквозь толщу воды.

Тишина давила. Принцесса сжала пальцы на резных перилах – так, что побелели костяшки.

– Он жив, – произнесла она наконец, глядя в темноту сада. – Но что теперь?

Сяолянь шагнула ближе, но не коснулась госпожи – знала, что сейчас прикосновение будет лишним.

– Теперь он будет служить вам, как велено указом.

– Не хочу я службы, – Линьвей резко обернулась. – Хочу понять. Почему он сражался так… не как воин? Не как убийца. А как…

Она замолчала, подбирая слово.

– Как тот, кто знает зверя изнутри? – тихо подсказала Сяолянь.

Принцесса кивнула.

– Да. Как будто он сам – часть леса. Часть ночи. Часть охоты.

За деревьями вспыхнули огни – стражники обходили периметр с фонарями. Тени метались по стенам, превращая знакомые узоры в неведомых чудовищ.

– Вы думаете, он из пограничных племён? – спросила Сяолянь, следя за движением огней.

– Может быть. Или из тех, кто жил среди них. – Линьвей провела пальцем по холодному нефриту перил. – В его движениях нет выучки дворцовых бойцов. Нет правил. Только инстинкт.

– Инстинкт, который спасает жизни.

– Или отнимает их.

Обе замолчали. Где‑то в глубине дворца прокричал петух – первый вестник рассвета.

– Пора спать, – сказала Линьвей, не двигаясь с места. – Но я не смогу уснуть.

– Я принесу чай с мелиссой. Он успокоит мысли, – тихо предложила Сяолянь и, поклонившись, покинула покои.

– Не мысли нужно успокаивать. – Принцесса опустила взгляд на свои руки. – Сердце.

***

Клинок сидел на низкой скамье в дальнем углу караульного помещения. Его одежда была пропитана кровью и потом; на плече – свежая повязка, наложенная дворцовым лекарем. Он не поднимал глаз, наблюдая лишь за игрой теней на земляном полу.

Он сжимал в ладони нефритовый лотос. Он поднёс амулет к лицу, всматриваясь в резьбу.

«Почему лотос?» – подумал он. – «Символ чистоты… или символ возрождения?»

В памяти всплыло детство: мать, плетущая из бамбука обереги, её тихий голос: «Нефрит хранит душу, если сердце не лжёт». Он тряхнул головой – воспоминания были опасны. Они делали его уязвимым.

За дверью послышались шаги. Клинок мгновенно спрятал амулет за пазуху. В проём вошёл старший стражник, за ним – двое помощников с факелами.

Дверь скрипнула. Вошёл старший стражник, за ним – двое помощников с факелами. Свет дрогнул, выхватив из полумрака бледное лицо воина.

– По указу императора ты свободен от подозрений. Служи верно, – произнёс старший стражник сдержанно. – Завтра на рассвете явишься к западным воротам дворца. Там получишь доспехи и оружие.

Он повернулся к выходу, но у двери остановился.

– Ты выстоял. Это заслуживает уважения.

Клинок промолчал.

Когда стражники ушли, он вытащил амулет. Воин провёл пальцем по камню – холодный, гладкий, как лёд.

Где‑то за стеной пропел второй петух. Ночь отступала, оставляя после себя лишь следы на мокром от росы камне.

Клинок закрыл глаза. В памяти вновь возник образ барса – последний рывок, хрип, тишина.

«Ты победил, – прошептал он. – Но кто ты теперь?»

Гла