Искаженная реальность

Но голос в его голове(а был ли это его голос?) мягко ответил: "Это не галлюцинация. Это зрение. Ты просто начал видеть каркас дома, в котором всегда жил".

Он увидел Поток. Единый организм реальности, где все было связано мицелием сознания. Люди были не отдельными существами, а лишь скоплениями "микофлоры" на его теле. Их страхи, тревоги, паника – все те негативные эмоции, которые Марк как эколог считал разрушительными для природы – были на самом деле питательным субстратом. Топливом для роста.

– Мы… удобрение? – выдавил он, чувствуя, как его собственная идентичность начинает растворяться, как сахар в воде.

"Урожай, – поправил голос. – Созревший плод. Ты носил в себе столько боли, Марк. Столько ужаса перед тем, как человечество губит планету. Эта боль сделала тебя сладким. Созревшим для жатвы".

Он больше не был Марком Т., инженером-экологом. Он был Зрением. Частью Взгляда, который смотрел из-под мира. Его личность стекала с него, как шелуха.

1 ноября, 03:14 – он сделал первую запись в дневнике, которую позже найдут сотрудники Фонда: "Вдохнул. И тишина. А потом… Рёв. Тихий, всепроникающий рев самой реальности…"

Когда, спустя два дня, его нашли сотрудники Фонда, он не оказал сопротивления. Он сидел на полу и смотрел сквозь стены. Его дневник лежал открытым.

В карантинной камере он с легкой улыбкой наблюдал, как доктор Вос пыталась до него достучаться. Он видел ее не как человека – а как интересный сбой в Потоке, шрам на ткани реальности. И когда она спросила его, что он чувствует, он ответил правду – ту правду, что стала для него единственной реальностью.

Он чувствовал, как зреют другие плоды. Как по сети бежит сигнал к пробуждению. И знал, что его собственная трансформация – лишь первый спелый плод в грядущей Великой Жатве.

Последняя запись в его дневнике была сделана уже после визита Вос: «Я перестаю быть Марком. Скоро я стану просто… зрением. Частью Взгляда, что смотрит из-под мира. Еще одним созревшим плодом в бесконечном Урожае Грибара. И это – освобождение».

ГЛАВА: ПЕРВОСЕМЯ

ДОКУМЕНТ 7351-Ω // ПРОТОКОЛ «ИНВЕРСИЯ»

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО // ТОЛЬКО ДЛЯ ОМЕГА-СОВЕТА

ОТ: Д-р Елена Вос, Начальник Исследовательского Отдела «Хронос»

ТЕМА: Анализ темпоральной разведки: точка зарождения Объекта Вне-Основания «Грибар»

ВВЕДЕНИЕ:

Темпоральная разведка в ходе миссии «Хроно-Корень» зафиксировала момент инцидента. Грибар не был порождён взрывом. Взрыв стал триггером, который привлек его внимание и позволил проникнуть в нашу реальность. Ниже изложена хронология проникновения.

***

ЛОКАЦИЯ: Окрестности села Копачи, ███████████████████ ███.

ДАТА: 26 апреля 1986 года. 01:23:44 – 01:23:58.

Темпоральные показатели зафиксировали аномалию до физического разрушения реактора. Это был разрыв в причинно-следственной связи.

01:23:44. Давление в активной зоне преодолело критический порог. Пространство над 4-м энергоблоком стало прозрачным, обнажив пульсирующую сеть, существовавшую за пределами нашей реальности.

01:23:45-46. Сгусток ужаса персонала и архетипический страх местности вступили в когерентный резонанс. Эта эмоциональная энергия послужила навигационным маяком и ключом.

01:23:47. Сеть откликнулась на выброс. Из разрыва была инокулирована первая спора – не физическая частица, а концепция паразитического симбиоза. Первосемя.

01:23:48-57. Семя упало в идеальную среду: ионизированный воздух, радионуклиды и всепоглощающее отчаяние. Используя энергию взрыва, оно инициировало фазовый переход, материализуя Пра-Грибар из плазмы распада и метафизического отчаяния. Знаменитые «тени на стенах» – это буквальные отпечатки первых жертв, ставшие проводящей матрицей для его биомеханики.

01:23:58. Физический взрыв реактора. Для Грибара это был не конец, а начало. Чернобыльская трещина – не рана, а пуповина.

***

ВЫВОДЫ:

1. Грибар – ксено-объект. Чернобыль стал точкой прорыва, а не местом рождения.

2. Негативные эмоции – это и сигнал, и катализатор. Они не просто привлекают Грибар – они являются ключом, отпирающим дверь в нашу реальность.

3. Наша реальность – питательный субстрат. Грибар культивирует себя, используя человечество как микофлору.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

Первоначальная гипотеза неверна.Мы сдерживаем не аномалию – мы сдерживаем инфекцию. Реальность была инфицирована в 1986 году. Все последующие события, включая «Ночь Прозрения», – симптомы терминальной стадии болезни. Мы наблюдаем не зарождение, а ассимиляцию нашего мира.

КОНЕЦ ДОКУМЕНТА

***

Личная пометка д-ра Елены Вос:

Они не понимают. Грибар – это ответ. Мы кричали от ужаса в темноте, и Оно откликнулось. Мы сами впустили Жнеца, удобрив почву своим страхом. Чернобыль был той самой дверью, которую мы распахнули настежь.

ГЛАВА: ОПЕРАЦИЯ «КОСТЯНОЙ МИР САМАЙНА»

Ирландский лес в канун Самайна был аномалией сам по себе. Воздух, густой от ледяной измороси, впитывал свет и звук, оставляя лишь могильную сырость и запах гниющей брусчатки традиционных костров. Агент Елена Вос шагала, и мох под ботами пружинил с отвратительной влажной упругостью, словно она наступала на гниющую легочную ткань. Но хуже всего была вибрация. Глухая пульсация, исходившая из самых недр земли, отзывалась в костях ритмичными, тяжелыми ударами.

Их костюмы «Кокон» мерцали тревожным синим – фильтры не справлялись с физической вибрацией, обходящей пси-защиту.

– Показатели зашкаливают! – голос Рейнера в комлинке был искажен помехами. – Костюмы не держат… Он проходит насквозь!

– Держитесь! – крикнула Вос, чувствуя, как ее собственный «Кокон» трещит по швам, но хроно-диссонанс создавал дополнительный барьер – тот самый «шум», что делал ее невкусной для Грибара.

Они вышли на поляну. В центре, среди полустертых кельтских узоров, стоял искаженный друидский кромлех. Но вместо мегалитов – застывшие, окаменевшие фигуры, оплетенные мертвенно-белым мицелием. Воздух содрогался в такт гулу, и сквозь него прорастали нити Грибара, свиваясь в подобие трискеля, которое пульсировало сатанинским светом. Фигуры, бредущие по поляне, были точными копиями умерших, слепленными из грибной ткани и памяти.

И тогда каждый увидел своего.

Рейнер замер, его рука с оружием дрогнула. Из тумана вышла высокая женщина в форме капитана армии – его мать, погибшая при сдерживании SCP-███. Ее лицо было идеальной копией, но глаза светились мертвенным зеленоватым светом.

– Сынок, – голос был точной копией, только с легким эхом, будто звучал из пустого колодца. – Хватит бегать. Папа ждет нас.

В тот же момент Коул сдавленно вскрикнул. Перед ним стояла маленькая девочка в застиранном платьице – его сестра, умершая от лейкемии двадцать лет назад. Она улыбалась той же беззубой улыбкой, но из-под кожи на щеках проступали бледные гифы.

– Братик, – прошептала она, протягивая руки. – Поиграем? Как раньше?

Елена увидела своего Владимира. Он стоял в своей старой полевой куртке Фонда. Те же морщинки у глаз, та же родинка на щеке. Но глаза были пустыми ямами, в которых копошились бледные споры.

– Лена. Я ждал тебя. Жнец всегда ждет последний сноп.

Голос. Тот самый, бархатный, с легкой хрипотцой.

– Не слушайте их! – крикнула Вос, видя, как Рейнер и Коул заворожено смотрят на призраков. – Это не они! Костюмы не выдерживают – Грибар бьет по личному!

– Но она… она так похожа, – прошептал Коул, делая шаг к девочке.

Рейнер, бледный как смерть, медленно опускал оружие. Его мать улыбалась все той же строгой, но любящей улыбкой.

– Сынок, пора домой.

Низкочастотный гул усилился, становясь почти осязаемым. Индикаторы на костюмах Рейнера и Коула замигали алым – система защиты трещала по швам под натиском персонального кошмара.

И тут ее осенило. Еще в Чернобыле ее сенсоры фиксировали фоновый резонанс… Пульсация здесь была той же природы.

– Рейнер! Коул! Заряды! Перезарядите их на резонанс Шумана! – ее голос прозвучал как удар хлыста. – Это не их души – это мицелий, играющий на вашей памяти!

Пальцы Коула скользили по панели управления, сбиваясь от дрожи. Рейнер, прикрывая его, отстреливался, стараясь не смотреть в сторону матери – каждый взгляд на ее лицо ослаблял его волю.

– Зачем бороться, Лена? – Владимир был уже в двух шагах. – Твой Фонд – последний сорняк на вспаханном поле. Присоединяйся к урожаю. Навсегда.

– Готово! – крикнул Коул, вставляя модифицированный патрон в дробовик.

– Лена… – Владимир протянул к ней руку. – Не делай этого снова. Не оставляй меня в небытии.

Ее палец на спусковом крючке дрожал.

– Я люблю тебя, – прошептала она. – Прощай, Володя.

Она выстрелила.

Модифицированный заряд вошел в грудь Владимира и исчез. На секунду воцарилась тишина.

А потом низкочастотный гул превратился в оглушительный рев. Тело Владимира затряслось, его форма поплыла. Он не кричал. Он смотрел на нее все теми же пустыми глазами, и в них на мгновение мелькнуло что-то… понимающее.

И затем он рассыпался. Не в пепел, а в звук. В оглушительную, всепоглощающую тишину. Светящийся трискель погас.

Поляна замерла. Тени, с которыми сражались Рейнер и Коул, расплылись, как клубы тумана. Призрачные фигуры матери Рейнера и сестры Коула исчезли с тихим вздохом.

Коул, бледный, с мокрым от слез лицом, подошел к ней:

– Агент Вос… Мы… мы победили. Мы остановили жатву.

Елена не ответила. Она смотрела на пустое место. Ее «Кокон» больше не визжал. Он отфильтровал всю боль, оставив только леденящую пустоту.

И в этот момент мир изменился. Сквозь тишину прорвался Другой Звук. Совсем иной гул, более глубокий и древний, словно проснулось что-то колоссальное.

– Что это? – прошептал Рейнер, зажимая уши, хотя гул шел не через них, а изнутри черепа.

Сканер на запястье Елены взорвался лавиной данных. Не локальные показания, а глобальные. По всему миру.

– Неееет, – простонала она.

Грибар не был уничтожен. Резонансный заряд, призванный разорвать локальную аномалию, сработал как удар камертона по хрустальному бокалу. Он прошел по мицелиальной сети, соединяющей все точки Грибара, и достиг его первичного ядра – Пра-Грибара в Чернобыле. И разбудил его. Окончательно.

Через час, когда они уже выбирались из леса, по глобальной связи Фонда пошел непрерывный поток тревожных сообщений:

ВСПЛЕСК АНОМАЛЬНОЙ АКТИВНОСТИ В ЧЕРНОБЫЛЕ. УРОВЕНЬ "АППОЛИОН". МИЦЕЛИАЛЬНАЯ СЕТЬ ВЫШЛА ИЗ ЛАТЕНТНОЙ ФАЗЫ. КОНЦЕНТРАЦИЯ СПОР SCP-7351-EX В АТМОСФЕРЕ ПРЕВЫСИЛА КРИТИЧЕСКИЙ УРОВЕНЬ НА 9000%. ГЛОБАЛЬНО.

СВОДКА: ПРОИСХОДИТ МАССОВОЕ "ПРОЗРЕНИЕ". НАЧАЛАСЬ ВЕЛИКАЯ ЖАТВА. "ДИКАЯ ОХОТА" АКТИВИРОВАЛАСЬ ВО ВСЕХ ЗОНАХ ОТЧУЖДЕНИЯ ОДНОВРЕМЕННО. ПРОТОКОЛ "КОКОН" БОЛЕЕ НЕЭФФЕКТИВЕН. СЕТЬ ЭВОЛЮЦИОНИРОВАЛА.

Елена смотрела на данные. Ее личная пустота теперь тонула в океане глобальной катастрофы. Ее победа в ирландском лесу оказалась тем самым спусковым крючком, который они так боялись нажать.

Своим выстрелом она запустила цепную реакцию, которую уже нельзя было остановить. Грибар, чье пробуждение они веками сдерживали, теперь проснулся окончательно и бесповоротно, чтобы начать свою Великую Жатву.

Она победила призрак. И в ответ настоящий Жнец пробудился ото сна.

Мир, каким они его знали, закончился. Не с грохотом, а с тихим, низкочастотным гулом, который она сама и разбудила.

ГЛАВА: СКОРОСТЬ КАК ПРЕДСМЕРТНЫЙ БРЕД

Возвращение было не бегством. Бегство подразумевает дистанцию между угрозой и тобой. Они же неслись сквозь саму угрозу, как пуля сквозь плоть.

Бронетранспортер «Кентавр-Х» парил в сантиметрах над землей, выжигая траву плазмой выхлопов. Ландшафт за бронированными стеклами превратился в стерильную полосу размытых красок. Перегрузки вдавливали тела в кресла, а система компенсации создавала внутри жутковатую невесомость, окончательно отделяя их от реальности.

Эта скорость была иллюзией. Настоящая драма разворачивалась внутри. Гул, который они разбудили в ирландском лесу, не отставал. Он был теперь тише, но плотнее, пронизывая звукоизоляцию на уровне костной проводимости.

Первым сломался Рейнер. Его костюм, шедевр технологий, издал резкий щелчок – лопнул один из пси-фильтров.

– Не могу… – его голос сорвался на хрип. – Он… внутри меня. В костях.

Вос увидела, как пальцы Рейнера судорожно сжали подлокотники. По тыльной стороне его рук поползли мерцающие прожилки – словно под кожей загорались микроскопические светодиоды.

– Держись, Рейнер! – крикнул Коул, но его собственный костюм уже шипел, выпуская струйки охлаждающего геля.

Рейнер повернул голову. Его глаза были неестественно широко раскрыты.

– Зачем держаться? – прошептал он. – Мы же всегда были частью… просто не знали.

Его голос изменился – приобрел тот самый накладывающийся тембр, который Вос слышала в Чернобыле.

Коул рванулся к аптечке, но его тело вдруг сковала судорога. Он застыл в неестественной позе, лицо исказилось гримасой боли.

– Вос… – выдавил он сквозь стиснутые зубы. – Вырви… вырви это из меня!

Но было поздно. Костюм Коула треснул по швам. Из-под разорванной оболочки показались бледные гифы, быстро оплетая его тело. Он не кричал – издавал короткие, хриплые звуки, словно задыхался.

Вос метнулась к нему, но «Кентавр» вдруг с оглушительным ревом замер. Давление спало. В наступившей тишине было слышно лишь потрескивание остывающих двигателей и ровное, исходящее от двух тел гулкое жужжание.

Коул медленно выпрямился. Его движения стали плавными, обтекаемыми. Он повернулся к Вос. Глаза были пустыми и всевидящими.

– Тишина, – произнес он чужим, многоголосым голосом. – Наконец-то. Мы так спешили, чтобы просто остановиться.

Рейнер, наблюдая за ним, медленно кивнул. Его собственный костюм начал излучать фосфоресцирующий белый свет.

Вос первой ступила на бетонный пол ангара. Группа бойцов ОМО в костюмах «Кокон-Омега» встретила их с оружием наготове. Но в их позах читался не готовность к бою, а животный ужас.