Фейл или влюблённость

– Дискрим… что? – переспросила я, морща нос.

– Дискриминант! – ответила мама с воодушевлением, будто говорила о супергеройской миссии. – Ты же умеешь?

Я притворилась, что задумалась, хотя на самом деле моё сердце уже успело замереть.

– А что мне за это будет? – спросила я с такой улыбкой, будто спрашивала про подарок на Рождество.

Мама строго, но с ноткой тревоги в голосе:

– Риана!

Ах да, как всегда. «Риана, не шути, ты должна, а не можешь».

– Ладно, поняла, – пробормотала я, поджимая губы. На самом деле я уже мысленно каталась на этом «по-дружески» как на американских горках.

– Тетя Лейсан очень добрая, хорошая женщина. Сходишь завтра, ярар? – продолжала мама, и я сразу поняла: это не просьба, это план атаки.

(«Ярар» —с татарского «Хорошо» )

– Почему я должна идти к ним? – уточнила я, не скрывая раздражения. – Они что, не могут прийти ко мне?

– Я завтра опять на работе весь день, а Сэм уедет к бабушке. Алмаз тоже вечно пашет, чтобы мы купались в золоте, – объяснила мама, не поднимая глаз от кастрюли.

«В золоте купались». Я мысленно усмехнулась. Лучше бы я осталась бомжом, чем жить с этим Алмазом.

– И, честно, мне просто нечем его накормить, – добавила мама с тяжёлым вздохом.

– Так зачем его вообще кормить? – не удержалась я, наливая чай. – Это ж не твой сын.

– Стыдно будет! – неожиданно строго заявила мама.

Эх, ладно. Все истории про «стыдно» – это отдельный сериал. У мамы с тетей Лейсан какой-то код дружбы, который я никогда не понимала.

– Риана, завтра поможешь! – мама уже почти кричала. – Ничего не хочу слышать!

Я промолчала. Зачем спорить? Я всё равно это сделаю. Да, меня напрягала мысль, что снова придётся спасать Марка. Но, видимо, по-дружески значит «спасать».

И тут в кухню вошёл Алмаз. Как всегда, идеально вовремя для накала драмы.

– Риана! Ты что, совсем с ума сошла? – его взгляд был такой, будто я только что подожгла его любимый ковер. – Все помогают, а ты… ешь клубнику!

Я замерла, глядя на него, пытаясь понять, откуда взялось это утреннее яростное раздражение.

– Алмаз, я завтра помогу, как мама просила, – сказала я спокойно, но внутри что-то скребло когтями.

– Ты не видишь, что происходит! – кричал он уже громче. – Мама на ногах, а ты сидишь! Думала, всё будет на автопилоте?

Я морщила нос, пытаясь держать себя в руках. Почему я всегда виновата во всём? Почему я не могу просто сидеть и есть клубнику?

Мама подошла к нему и положила руку на плечо:

– Алмаз, успокойся! Всё хорошо, Риана поможет, – голос мягкий, но с тревогой.

Он оттолкнул её руку и буркнул:

– Пусть лучше займётся чем-нибудь, а не мнёт клубнику!

Я не удержалась: «Ну да, конечно, клубника – источник всех проблем».

Мама устало вздохнула. Я села ровно, выпрямилась, но мысли мои прыгали быстрее света: «Марк будет орать на алгебру, Алмаз – на меня, мама – на обоих… А Тимур… почему я о нём думаю?»

Ах, Тимур. Он как тихий остров посреди хаоса. В отличие от Марка, который живёт на другой планете. Тимур просто поступает правильно, без криков, без надрыва. И всё равно сердцебиение ускоряется, когда вспоминаю его.

– Ты ведь завтра поможешь, да? – мама посмотрела на меня снова.

Я вздохнула, слегка улыбнулась:

– Ладно, мама. По-дружески.

В голове вертелось одно: по-дружески – значит терпеть Марка, слушать Алмаза, уговаривать себя, что это всё ради чего-то важного… Но кто сказал, что подростковый мир должен быть логичным?

Итак, завтра. Алгебра. Марк. Я. И, возможно, неожиданные сцены, которых никто не предвидит.

Внутри меня что-то щёлкнуло – чувство, что день будет длинным, но одновременно интересным. И да, я знала: в этом хаосе именно маленькие моменты с Тимуром делают всё терпимым.

1 июня, Суббота

Сегодняшняя тренировка была странной. Всё время чувствовала взгляд Авроры. Он словно прожигал мне спину, заставлял двигаться быстрее, чем хотелось. Немного жутко, но я… будто начинаю привыкать.

Я вылетела из зала пулей. И тут – удар. Чуть не свалилась.

Высокий парень. Лицо спрятано под капюшоном, будто он сбежал со съёмок какого-то тёмного сериала.

– Ну можно быть аккуратней! – рявкнула я.

Он не шелохнулся. Даже головы не поднял. И я, сама не понимая почему, не захотела выяснять, кто это. Просто рванула дальше.

Телефон ожил в кармане. Его резкий треск в тишине коридора заставил сердце подпрыгнуть.

– Риана, домой на автобусе, – усталый голос мамы по трубке.

– Почему?.. – я замялась.

– На работе проблемы. Дочь, извини.

– Хорошо. Пока… – выдохнула почти шёпотом.

Остановка была в двух шагах. Я дошла до неё – и тут небо будто специально решило надо мной пошутить. Сначала редкие капли, потом стена дождя. Без зонта. Без капюшона. Просто идеально.

Капли били по асфальту так, что казалось – земля закипела. Одежда моментально прилипла к коже, кроссовки захлюпали. Я уткнулась в телефон, но пальцы скользили по мокрому экрану.

Когда глаза устали, я подняла голову – и сердце сжалось.

У фонарного столба стоял он. Тот самый в капюшоне. Весь чёрный силуэт сливался с дождём. Он смотрел. Только на меня.

– Эй! Кто ты такой? Хватит следить! – голос дрожал, но звучал громко.

Он не двинулся. Ни шага. Ни жеста. Просто фигура в дожде. И вдруг меня переклинило: «А если это вообще не он… а оно?» Брр. Глупые мысли.

Но я сорвалась с места.

Бегу. Вода бьёт в лицо, волосы липнут к щекам, дыхание сбивается. Слякоть чавкает под ногами, будто сама пытается остановить. Я поворачиваю за угол – пусто. Пропал.

Холод пробирает до костей. «Вот дура!» – мысленно выругалась я.

Я нырнула в первый попавшийся магазинчик. В нос ударил запах сухариков, картошки фри и чего-то влажного, прелого. Я огляделась – и сердце подпрыгнуло второй раз за день.

У полки с чипсами стоял Марк.

Да ладно! Серьёзно?

Он посмотрел на меня, промокшую до нитки, и губы дрогнули в улыбке. Не издёвка, не насмешка – но вид у него был такой, будто я самый нелепый кадр на свете.

– Чё смешного?! – огрызнулась я.

– Да вид у тебя… ну, забавный, – сказал он спокойно, будто дождь и моя промокшая куртка – обычное дело.

Я сжала руки на груди, пытаясь хоть как-то согреться.

– Не твоё дело.

– Заболеешь же, – пожал плечами он и сунул чипсину в рот.

Вот умеет сказать просто – и довести до кипения.

– Хватит!

– Чего хватит? Хочешь – уйду, – и сделал шаг к кассе.

– Уйди! – я ткнула в окно. – Я бы сама ушла, да там дождь!

Он протянул зонт. Легко. Просто.

– На, завтра вернёшь.

– Мне от тебя ничего не надо! – замахала руками.

– Тогда простудишься. Нам же ещё учиться вместе. Контрольные писать. Мне твой ум пригодится, – сказал он, будто между делом.

– Заботишься о себе, да? Списываний больше не будет, Марк!

– Так, молодёжь, – лениво встряла продавщица, надкусывая яблоко, – идите выяснять свои отношения за дверь.

– Мы не пара! – синхронно выпалили мы.

Я выскочила на улицу. Холодный дождь сразу ударил в лицо, но злость грела сильнее.

Через пару минут Марк догнал меня. Протянул зонт ещё раз.

– Я же сказала: н-е н-а-д-о.

Дома я рухнула на кровать, промокшая и злая. Но почему-то, глядя в потолок, улыбнулась.

«Ну всё… можно расслабиться».

2 июня, Воскресенье

Лето только началось, но уже жарило так, будто солнце решило прожарить Казань до хрустящей корочки. Все мои планы выглядели прекрасно: пляж, холодная кола, скейт, посиделки с девчонками до ночи. А ещё сладкая мысль – три месяца без Марка. Но не тут-то было. Судьба, эта шутница, подкинула мне первый "сюрприз": учёба. И не где-нибудь, а прямо у него дома. У Марка!

Честно, я шла туда как на спецоперацию. Словно агент под прикрытием. Осторожно шагала по лестнице, сердце бухало в груди, будто я не в подъезд вошла, а в логово злодея. И тут дверь открылась – и меня окатило запахом ванили и чего-то свежевыпеченного.

– Раяночка! – радостно протянула мама Марка, и я на секунду зависла. Раяночка? Так меня в жизни никто не называл.

Она была совсем не такой, какой я себе её представляла. Я думала: строгая женщина, всё время занятая, взглядом сверлит. А на деле – фея из соседнего подъезда. Кудрявые волосы цвета молодой травы после дождя, огромная рубашка поверх фартука, глаза зелёные-зелёные, как весна. Она вся сияла добротой, и даже я, человек, которого сложно удивить, немного растерялась.

А потом она достала сырники. Но не просто сырники! С вишнёвым джемом, моим любимым. Я даже почувствовала, что готова молиться на эти тарелки. Мама Марка смотрела на меня так, будто я – не соседская девчонка, а важный гость из будущего.

– Проходи, располагайся, – сказала она, показывая мне, куда положить вещи. Всё делала так заботливо, что даже как-то неловко стало.

Ну и вот. Сижу я напротив Марка. Он уткнулся в учебник, смотрит на него так, будто там написано на китайском.

– Ну? Какие темы тебе непонятны? – спросила я, стараясь звучать по-деловому.

– Если честно, – сказал он, даже не моргнув, – я этот учебник с пятого класса не открывал. Только маме не говори, пж.

«Пэжэ», – эхом прозвучало у меня в голове. Смешно. Мальчик просит секретность, как будто признался в тёмном преступлении.

– Всё зависит от твоего поведения, – сказала я, изображая капитана корабля. – Давай-ка начнём с процентов.

Я уже хотела объяснять, как из математики выжать хоть что-то полезное, но тут взгляд зацепился за золотую рамку на полке.

– Это ты? – ткнула я пальцем. На фото пухлый малыш в костюмчике с кривой улыбкой.

Марк поднял голову. Лицо у него сразу стало… странным. Не злым, нет, но будто в нём боролось сразу десять эмоций. Он только открыл рот, чтобы что-то ляпнуть, и тут в комнату вошла его мама.

– Да, это наш Марченок, – сказала она с такой гордостью, что я аж притихла.

Марченок. Господи.

Она подошла ближе и, словно нарочно, развернула фотоальбом: младенческие фотки, первый класс, какие-то утренники.

Я перелистывала страницы, пока мой взгляд не упал на пожелтевшее фото. На нём была моя мама – молодая, улыбающаяся, – а рядом с ней стояли двое мужчин. Одного я не узнала, а второй… был поразительно похож на моего отчима, только лет на двадцать моложе.

– А вот это кто? – ткнула я пальцем в снимок.

Тётя Лейсан резко захлопнула альбом. Её улыбка на мгновение дрогнула. – Ой, это… давняя история, Раяночка. Не стоит ворошить. – Она быстро отодвинула альбом и повернулась к Марку. – Марченок, может, чаю принесёшь? С мёдом!

– Мама! Закрой! – резко сказал Марк, вставая. Голос дрогнул, будто ему было стыдно.

Я сидела и смотрела, как мама Марка, даже услышав грубость, всё равно продолжала улыбаться. В её глазах было столько тепла, что меня передёрнуло. Почему он не замечает этого? Почему говорит так? У меня внутри всё сжалось.

А потом я заметила комнату. Четыре кровати. Рисунки детей на стенах, наклейки «Человек-паук», старые книжки на полках. Лёгкий хаос, но в нём чувствовался дом. Тепло. Любовь. Только сам Марк – как будто инородная деталь в этой картине.

Я решила сбежать.

– Тётя Лейсан, меня мама зовёт, – пробормотала я, чувствуя, как у меня внутри что-то давит.

– Раяночка, спасибо тебе за время! – улыбнулась она так искренне, что я почувствовала укол стыда.

Вышла на улицу – и тут небо словно решило подыграть моим мыслям. Пошёл дождь. Не сильный, а тихий, летний, с запахом липы и мокрого асфальта. Капли падали на щеки, будто пытались смыть мой сумбур.

«Как можно так разговаривать с человеком, который тебя любит?» – думала я, пока шла по улице. Хотелось вернуться и сказать ему пару «ласковых». Но какой в этом смысл? Он всё равно не поймёт. Пока не поймёт.

В понедельник лагерь. Новый мир, новые лица, свобода. Я уже чувствовала, как будет весело, как мы будем сидеть у костра, петь песни, бегать по утрам на зарядку, воровать друг у друга сладости из тумбочек.

Вот только есть один нюанс. Марк всё же тоже едет…Я надеялась, что он передумает, но нет.... Я узнала это вчера.

Сначала я думала – совпадение, злой розыгрыш судьбы. Но нет. Жизнь, как всегда, решила подкинуть мне испытание. Теперь меня ждёт не просто лагерь, а полноценный квест: «Выживи с Марком 21 день и не тронь его учебником по алгебре».

Хотя, если честно… В глубине души мне даже любопытно. Что будет дальше?

5 июня, Понедельник

НАСТАЛ ДЕНЬ Х!

Сегодня всё началось. Лагерь. Чёрное море. Три недели свободы, баскетбол, новые знакомства и, как мне казалось, ни одной заботы. Я так ждала этого дня, что чемодан собрала ещё позавчера. Правда, мама настояла взять нелепую широкополую шляпу – «чтобы не сгорела». Смешно. Я собиралась загорать, а не прятаться.

Утром я проснулась раньше всех, голова гудела от мыслей, сердце билось так, будто впереди космос, а не лагерь. Я даже открыла дневник и написала пару строчек: «Риана, ты на пороге нового лета. Пусть оно станет самым лучшим».

Автобус забирал нас прямо от центра баскетбола. Толпа ребят, чемоданы, крики, смех – всё смешалось в один хаос. Я втиснулась в очередь, обняла Виту – мою лучшую подругу, которая ехала с гимнастами, и мы вместе протиснулись внутрь. Майя тоже была тут, а следом – Марк. Ну конечно, без него никак. Как будто он приклеен к моей жизни.

Я устроилась у окна. Автобус заурчал, дёрнулся и медленно поехал. Я повернула голову – и тут сердце замерло.

На обочине, среди родителей, машущих детям, стояла фигура. Высокая, в светлой рубашке. И… слишком знакомый силуэт. Папа?

Но нет – когда автобус проезжал мимо, я разглядела его лучше. Это был тот самый мужчина в плаще, только теперь без него. Он стоял чуть поодаль от всех, и смотрел прямо на меня. Не на толпу, не на автобус – именно на меня. И в его взгляде была такая тоска, будто он провожал кого-то самого близкого. Он что-то крикнул, губы явно сложились в какое-то слово, но сквозь шум мотора и крики родителей я ничего не расслышала.

Я прижалась к стеклу, всматриваясь. Но автобус ускорялся, и лицо расплылось в дрожащих отражениях. Может, показалось? Может, это просто кто-то похожий?

В горле встал ком. Папы не было несколько лет. Командировки, редкие звонки, обещания «скоро приеду». Я уже почти разучилась ждать. Но сейчас… Почему-то стало тяжело дышать.Почему этот незнакомец смотрит на меня так, будто знает меня? Почему его лицо кажется таким… родным?

Вита тронула меня за руку:

– Ты чего такая бледная? Всё нормально?

– А? – я вздрогнула и натянула улыбку. – Всё окей. Просто… задумалась.

Но внутри что-то горело. Если это был он – почему он не подошёл? Почему просто смотрел? Или мне и правда показалось?..

В поезде стало чуть легче. Мы ехали вперемешку: баскетболисты и гимнасты. Шум, смех, крики – целый вагон энергии. Вита рядом, и я сразу почувствовала, что всё-таки не одна.

Тимур помог мне поднять чемодан. Его ладонь коснулась моей, и внутри будто вспорхнула птица. Я быстро отвела взгляд, делая вид, что ничего не почувствовала.

А потом – ночная остановка. Мы выбежали на перрон, воздух был прохладным и влажным. Кто-то достал гитару, и через минуту мы все стояли в круге, держась за руки и распевая песни. Свет фонарей падал на лица, отражался в глазах. Тимур в центре, Марк сбоку с привычной ухмылкой, Вита подпевала мне в ухо, и в тот момент я вдруг подумала: лето только начинается. И оно будет особенным.

Но где-то в глубине, под всеми этими песнями и смехом, оставалась мысль: а если это и правда был папа?

6 июня, Вторник

(второй день в плацкарте)

Уф, спасите! Этот вагон – чистилище. Сначала меня пытали варёными яйцами, которые кто-то решил жрать прямо в шесть утра, потом духами гимнасток (если честно, пахло так, будто кто-то разлил освежитель воздуха в раздевалке спортзала), а сверху всё это накрылось фирменным запахом плацкарта: железо, чай из стаканов в подстаканниках и чужие носки. И вот скажите мне: это точно дорога на море, а не в ад?

Я встала ни свет ни заря, потому что иначе сдохла бы от жары и вони. Решила быстренько почистить зубы, пока все спят. Захожу в туалет – и тут меня чуть не кондратий хватил.

– Риана, закрой! – прорычал Марк с полным ртом зубной пасты.

Я от неожиданности захлопнула дверь – и услышала:

– АЙ! МОЙ ПАЛЕЦ! – он взвыл так, что у меня сердце ухнуло в пятки.

– Ё-МА-Ё! СРОЧНО В МЕДПУНКТ! – я в ужасе уставилась на него, когда снова приоткрыла дверь и увидела, что кровь реально ручьем льется с пальца.

– Где тебе тут медпункт!? – заорал он. – Терплю, блин!

И тут поезд качнулся. Его зубная щетка красиво, как в замедленной съемке, вылетела из рук. Я попыталась увернуться… и полетела прямо на него.

БАХ.

Мы вдвоём рухнули. Он – на крышку унитаза, я – сверху.

– Вы бы видели это зрелище! – мысленно ору сама на себя. – Два идиота в крошечной кабинке, и я вся в белой футболке, которая моментально становится «арт-объектом» из красных клякс.

– Риана! – Марк скривился от боли. – МНЕ И ТАК БОЛЬНО, А ТЫ ЕЩЁ И НА МЕНЯ УПАЛА!

– А я что поделаю?! Ты сам сказал «закрой»! – я завизжала в ответ.

– Я имел в виду дверь аккуратно закрыть, а не ампутировать мне палец железякой!

В этот момент мои волосы зацепились за его пуговицы.

– Ай! – я дёрнулась. – Марк, отпусти мои волосы!

– У меня кровь идёт, если ты не заметила! – он злобно посмотрел, с пастой на губах, как будто зомби из дешёвого хоррора.

– А у меня волосы застряли! – заорала я.

– Давай их отрежем нафиг! – сказал он так серьёзно, что я подумала, он реально достанет ножницы.

Туалет трясся, вода капала из железного крана, мы выглядели как герои тупого ситкома. Если бы кто-то заглянул в этот момент, сказал бы: «Ага, пара из комедийного сериала!»

Наконец, кое-как выбрались. Я вся согнулась, голова возле его груди, будто это романтика, а на деле – просто пыталась освободить волосы.

– Давай быстрее, пока вагон не проснулся, – прошептала я, чувствуя, как уши горят.

– Ты обо мне заботишься? – вдруг сказал он таким голосом, будто мы в мелодраме.

– Не льсти себе, – закатила глаза я. – Я просто не хочу, чтобы у тебя палец отвалился, и я потом отвечала за труп в поезде!

Но, честно? Когда мы добрались до моей сумки, и я достала пластырь с хлоргексидином, у меня реально дрогнули руки.

– Давай сюда палец, – потребовала я.

Фу. Вид крови меня всегда бросает в панику, но я промыла, заклеила, а он в это время… смотрел мне прямо в глаза.

– Спасибо, – тихо сказал Марк.

– Хорошо, что не посинел, – ответила я.

– Это я или палец? – ухмыльнулся он.

– Оба, – буркнула я.

Он не отводил взгляд, и его лицо выражало лёгкое недоумение.

– Странно… – протянул он. – Я раньше не замечал. А ведь ты жутко похожа на своего отчима. Прямо вылитый Алмаз, только… в женском варианте. У вас одно выражение глаз, когда вы злитесь.

Меня будто холодной водой окатило. От этих слов стало неприятно.

– Не надо меня с ним сравнивать, – буркнула я, отодвигаясь.

К вечеру весь вагон ожил. Мы устроили посиделки: кто-то принёс чай в стаканах, кто-то печенье, и вдруг – угадайте кто достал гитару? Конечно же, Стефани.

Эта девица всегда выскакивает в самый «удачный» момент. Но тут-то я вспомнила: у неё есть привилегия. Всё просто – Стефани не абы кто, а дочь самого тренера гимнасток, который едет с ними. Папа рядом, значит, ей можно ВСЁ.

С её вишнёвыми волосами (не краска, а реально насыщенный, как спелая ягода, цвет) она сияла среди всех девчонок. Стефани села прямо в центр, перебирая струны так уверенно, будто не в поезде, а на сцене какого-нибудь шоу талантов. И улыбалась своей фирменной «я знаю, что вы на меня смотрите» улыбкой.

– Когда меня не станет, – хором запели мы.

Я заметила, как в дальнем углу Марк с парнями из гимнастики играл в карты. И не просто так, а на деньги! Воу. Тётя Лейсан точно бы не одобрила такой «бизнес-план» её сына. Может, рассказать? Но я же не ябеда, правда?..

– Нас просто меняют местами, таков закон Сансары, – продолжали мы.

И тут я увидела: Тимур с влюблёнными глазами смотрел на Стефани. Ну конечно! Нет Авроры, зато теперь Стефани! Эти обе меня бесят. Ладно, Стефани ещё ничего, но АВРОРА! Вот стерва…

Я схватила телефон и быстро набрала Вите:

«Вит, ты видишь их?»

Ответ прилетел мгновенно:

«Ну эту Стефани с Тимой?»

Я взглянула на них ещё раз: она – с гитарой, волосы красиво падают на плечи, поёт и улыбается так, будто весь вагон дышит только ею. А Тимур… эх. Его глаза сияли так, что хотелось встряхнуть его и сказать: «Алё, это не Голливудский мюзикл!»

Вита повернулась ко мне с хитрой улыбкой.

«Подруга, ты влюбилась?» – прислала она.

Я чуть не выронила телефон. Быстро отвела взгляд, будто если буду смотреть в окно, никто не догадается, что я нервничаю.

«Нет!» – прошептала я и тут же отправила сообщение.

Вита рассмеялась, а я вжалась в подушку. Странно. Почему всё стало таким запутанным?

7 июня, Среда

Уля-ляля!

Первый день в лагере – это что-то. И нет, я не буду сразу рассказывать, с кем я провела вечер. Пусть это останется маленькой тайной (ну ладно, огромной, такой, что внутри всё переворачивается).

Утро

Мы приехали на вокзал в девять. Утро было таким чистым, что даже воздух пах «новой жизнью». Я и Вита ржали над чемоданами, которые пацаны тащили так, будто это мешки с картошкой. Тимур пытался сделать вид, что он супергерой, но на полпути задыхался.

– Тим, тащи уже! – крикнула я.

– Ща, я просто проверяю, сколько железа внутри, – выдал он и сделал пафосное лицо.

Автобус встретил нас узкими проходами и противным запахом бензина. Мы уселись кучкой. Девчонки впереди, пацаны сзади. И только Марк сел один. Наушники, взгляд в окно, полное «мне всё пофиг».

– Глянь, принц угрюмый, – шепнула Вита.

Я фыркнула, но сама пару раз украдкой глянула на него. Слишком спокойный, будто реально от другого мира.

Лагерь

Потом чемоданы, документы, снова автобус – и лагерь! Белые корпуса, море где-то рядом, толпа ребят, всё шумит, всё гудит. Вита аж присвистнула:

– Рай на земле.

– Рай с подъёмом в семь, – поправила я.

Аквагрим

Ну вот тут начался цирк. Серьёзно, нарисовать пацанам усики – это же святое. Тимур получил целый набор: красные щёки, белые полосы, выглядел как «Человек-Пельмень». Я орала от смеха.

– Ну всё, я супергерой, – заявил он, изображая боевую стойку.

Марк, конечно, стоял в стороне. Ноль эмоций. Я уже хотела подойти, но он сам хмыкнул:

– Надеюсь, вы завтра не покроетесь сыпью.

И это было сказано таким серьёзным голосом, что все заржали ещё громче. Потом кто-то таки нацарапал ему молнию на щеке. Он даже не убрал, просто сухо сказал:

– Ну, теперь я рок-звезда.

И пошёл дальше. С каменным лицом. Но у меня мелькнула мысль: может, он специально так делает? Типа «закрытый уличник», но внутри – что-то другое.

Заселение

Комнаты оказались уютные, прям как маленькие домики. Чистые кровати, шкафы. Я уже представила ночные болтовни. Но нет! Меня с Витой поселили отдельно. Баскетболистки отдельно, гимнастки отдельно. Я готова была орать:

– Серьёзно?! Даже тут нас разделили?!

Вита пожала плечами:

– Ну, хоть будет повод пробираться к тебе ночью.

Вечер

А вот дискотека… это был другой мир. За дверью спортзала остался дневной шум, усталость после тренировок и привычные разговоры. Здесь же всё сияло светом, гремело музыкой, звало в какой-то водоворот, от которого кружилась голова. Басовые удары били в грудь, и казалось, что сердце синхронизировалось с динамиками, отбивая тот же ритм.

Я вошла, и на секунду остановилась. Лёгкое платье мягко скользнуло по ногам, серьги переливались под лучами прожекторов, волосы падали на плечи, распущенные, свободные. В этот миг я почти не узнала себя. Будто шагнула не я, а героиня фильма, в котором привычная сцена баскетбольной площадки вдруг сменилась на кадр о первой юности и странной, новой свободе.

Толпа двигалась, как единый организм. Девчонки смеялись, парни показывали свои дурацкие танцы, кто-то прыгал, кто-то кричал текст песни в пустоту. Мир стал шумным, ярким, слишком близким – и всё же я чувствовала себя частью этого калейдоскопа.

И вдруг – музыка сбилась на другую волну. Резкие удары стихли, и зал накрыло мягким, плавным аккордом. «Медляк». Толпа сразу замедлилась, разбившись на пары, словно так и ждала этого сигнала. Голоса стихли, кто-то уже обнимал кого-то за талию, кто-то неловко предлагал руку.