Полная версия
Последний натюрморт
На Петровке
Последний натюрморт
Глава 1
Он преследует силуэт рогатого парнокопытного. То ли лань, то ли антилопа. Нечто вытянутое, изящное. Окружение проносилось мимо в одно мгновение. Бамбуковый лес тут же сменился широколиственным. Дыхание ровное. Сердцебиение немного выше обычного – чтоб хватило кислорода достигнуть цели. Все тело вожделеет этого мига экстаза. Но долгому преследованию он предпочитает краткие погони – они самые концентрированные на эмоции.
Он не знал, какой из двух видов голода ему важнее утолить.
Еще два прыжка – пора.
Набросился на добычу, вцепившись когтями и клыками.
Центр тяжести резко сместился и вес увеличился значительно – ее ноги не выдержали.
Добыча повалена, но способна восстать и сбежать – ее нужно удержать конечностями на земле. Краткий рывок. Укус в горло.
Вот он этот миг.
Только сейчас он заметил, что у него вместо рук лапы. Рыжие, мохнатые в черную полоску.
Вдруг добыча стала вибрировать и звонить.
Утро в городе-государстве Московии медленно распускало свою нежно-персиковую пелену, не спеша на встречу новому весеннему дню. В прохладной квартире телефонный звонок разорвал тишину. Игорь, привыкший к тому, что его редко будят раньше будильника, медленно приоткрыл глаза, приподнялся на кровати и взял смартфон.
– Какого черта?!
– Проснись и пой! У нас новый труп! – Стало интересно: Олег радуется новому трупу или преждевременному вырыванию шефа из сна попыткой подбодрить? Только непонятно чем? Или артистизм заиграл в интересном месте?
– Ты издеваешься?! У меня сегодня выходной!
– Давай-давай, проматерись – тебе легче станет. Дуй на Остоженку 41.
Он положил смартфон и обратно лег на кровать, смотря в потолок. Химическая реакция уже запустилась. Скоро злость снимет пелену с глаз и спать вовсе не захочется. Но нужен будет противовес: что-нибудь вкусненькое, а иначе ЧП будут по всей Москве.
– Так, без кофе – никуда не пойду! – Прорычал Булдаков спросонья.
Встал с кровати. Рядом лежала рыжая особа с обнаженной спиной, она недовольно простонала во сне. Он направился к кофеварке, залил воды, засыпал кофе, закрутил и на плиту. Достал из холодильника большую кастрюлю с холодной водой, из шкафа небольшое полотенце, отправил лицо в холодную воду на 15 секунд, после поднял, отдышался и снова. Утерся полотенцем, заспанный взгляд сменился на звериный. Невольно взглянул на след укуса посередине правого предплечья, оставленный немецкой овчаркой, размером с ротвейлера. Такой же имелся и на правом бедре… Тут и кофе подоспел.
Глава 2
«Сегодня будет хороший день: на небе ни облачка. Солнце будет светить весь день, но не жарко, оно как раз только встает. Через приоткрытое окно доносилось дуновение прохладного ветра, приятное уху низкое рычание V8 с двумя карбюраторами, шуршание толстых спортивных колес, а впереди – пустые дороги Москвы. Пока что…» – Булдаков старался переключить внимание на что-нибудь позитивное, чтобы не взорваться как топливный бак и приспустил 666 лошадей.
Распугав всех зевак, к Остоженке 41 подъехал матовый темно-оливковый Chevrolet Corvette 1970 года, с вырезом в капоте, откуда слегка выглядывала крышка воздушного фильтра.
Из машины вышел высокий, широкоплечий, мускулистый мужчина лет тридцати. Симпатичный волчий хвост из темно-русых волос. Широкая челюсть и слегка горбатый нос. Он был одет в серую как асфальт, с темно-серыми полосами футболку поло, черную кожаную косуху и графитовые джинсы с красной отстрочкой. На глазах узкие красные солнцезащитные очки в титановой оправе, на ногах черные надраенные высокие берцы. Цепкий охотничий взгляд стального цвета из-под массивных надбровных дуг дополнялся шрамом на правом виске и еще одним слева на голове, идущим ото лба к уху полумесяцем.
Булдаков невозмутимо показал документы постовому, пересек отцепление, остановился у подъезда. Он повесил очки на футболку, осмотрелся. В голове пронеслось: «Типишный старый дом в центре Московии, камер нет, убивай – не хочу, а если в подъезд легко попасть – то все совсем плохо. Пока ничего особенного не вижу, но возможно подсознание укажет на какую-нибудь деталь по ходу расследования».
Поднялся вверх по неприметной лестнице, искомую квартиру быстро опознал по милиционерам, дежурящим у входа, а снаружи висела камера. Внутри его уже ждали.
Булдаков, заметив Олега Булатникова: симпатичный ежик русых волос, завернутый в черную футболку-поло, джинсу цвета индиго и спортивные туфли, протянул руку.
– Приветствую… Рома? Ты чего тут? – раскатистым басом-профундо поинтересовался он, заметив Романа Романова, одетого в белый костюм с черными полосами и белой фетровой шляпе с черным поясом на голове – видимо по эрудиции. Багровый шелковый платок опоясывал шею, выглядывая из-под расстегнутого ворота черной шелковой рубашки, на ногах черные туфли с белым верхом, и так же протянул ему руку.
– Я его позвал. Там наркота – ему не помешает взглянуть. – Ответил Булатников Шаляпинским басом, и они прошли в глубь квартиры. – Ну что ж: тело художника обнаружила прислуга. У нее ключи – тут же вызвала ментов, ну а те – нас. Она сейчас под успокоительными.
– Маэстро не должен обременять себя тяготами земными, – цинично подметил Романов бас-баритоном.
– Белоручка, шляпу снять не хочешь? – Обратился Булдаков к Романову.
– Нет.
– Боишься умные мысли надует в твою игрушечную голову, масло-масляное?
– Нет, боюсь оставить волос на месте преступления, СтаромосковскЭй Бармаглот-Шушпанчик.
– Пошел ты… Олежа, ты у нас мастер лясоточения – тебе и чесать языком с жильцами.
– Вот не зря «Игорь» сократили до «Иго».
– Ха-ха, пошел ты!
– Да, и еще… Живой человек уже ушел.
– Хорошо.
Булдаков кивнул Романову, призывая его к действию. Взгляды их встретились, словно два меча, готовых сразиться в битве разумов.
Иго прошел через портал, оставив дверь открытой, и стал осматривать рабочее место: мольберт, незаконченное полотно в стиле абстракционизма, кисти разбросаны как попало, на полках и на полу валялись пустые тюбики из-под краски, гуашь, сделанная под масляную, но дешевле в разы, рядом картонка-палитра с засохшими красками. На стенах были приклеены на скотч зарисовки Арбата: как большой общей композицией, так и отдельные объекты, более проработанные.
– Видимо планировал новую картину, но теперь мы ее в гробу увидим.
У подоконника валялись мужские футболка и шорты, испачканные краской. На подоконнике – банка из-под кофе, рядом лежали зажигалка и красная пачка сигарет.
– Согласен, сам не люблю электронки.
Поднялся на второй этаж по стеклянной лестнице. Первое, что бросилось в глаза, – огромная кровать со смятой черной атласной постелью, прикрытой шоколадным балдахином и прямоугольным каркасом под потолком. Сюда могут пришвартоваться трое, даже четверо. На прикроватном комоде стояла солевая лампа, внутри разместился минимальный джентельменский набор. «И это все, на что у него ума хватило?! Художник без воображения… тоска…».
Желудок Романова громко проурчал.
– Что так? Аппетит разыгрался?
– Ага обожаю нариков со свернутыми лапками по утрам.
Романов осматривал высокий, худощавый, курчавый, белокурый, синеглазый, славянский труп, лежащий на полу возле кушетки, со смесью агрессии и блаженства на лице. Рядом был столик с пустым шприцем. Правая рука художника перетянута жгутом. В карманах ничего, особых примет на теле – нет. Только затылок окровавлен.
Его руки работали быстро и профессионально, словно танцуя над мертвым телом. Затем он начал подниматься медленно, как кобра.
– Квартира выглядит обжитой, будто ничего и не произошло. Просто художник отправился искать вдохновение, да так и не вернулся. Думаю, дело можно закрывать – передоз.
– Щипачь, признайся, ты просто не хочешь заниматься этим нариком.
– Спасибо, мне своих хватает: всю ночь разбирался с четырьмя свежеотошедшими к Морфею.
– Отчасти согласен: следов борьбы и обыска нет, но что-то тут не так… Почему он не на кушетке?
– Хотелось немного мазохизма напоследок. Хотя да, нетипично для самоубийства. Обычно, настроившись на волну, тело не слушается, и они просто откисают неподвижно. Навряд ли встал и упал, разбив голову.
– А сейчас, по особым просьбам читателей, начинается самое увлекательное время провождение: копание в чужом белье – надевай свежие перчатки.
– Надеешься найти миллион?
– Надеюсь найти ниточку.
– Там этого добра навалом. Я лучше осмотрю каждый угол.
– Ну так обнюхай шприц и быстро найдешь закладку.
– Ха-ха. Как ты говоришь: «Пошел ты!»
Квартира была большой, просторной и уютной. На аренду явно уходило какое-то абсурдное количество денег.
У входа стоял большой, заставленный обовью комод. Вся обувь была одного размера и скорее всего принадлежала одному человеку.
Рядом была дверь, ведущая в гардеробную. Там все еще хуже – ни одной свободной полки или вешалки: джинсы, брюки, футболки с воротом, футболки без ворота, рваные, целые, водолазки с воротом, водолазки без, джемперы, худи, жилетки и куртки для любой погоды, яркие, темные, коллекция шарфов толстых, тонких, шерстяных, монотонных и мультицветных. Коллекция солнцезащитных очков: синелинзовые авиаторы с серебристой оправой, черные вайфарер, желтолинзовые сай-фай с тыквенной полурамкой, краснолинзовые прямоугольные с золотистыми мостиком и душками. Коллекция ремней: широкие, узкие, однотонные, узорчатые. Были, даже, черные штаны карго и высокие берцы. В гардеробе все было заставлено, завалено, погребено под горами одежды и аксессуаров.
Сразу бросилось в глаза, что здесь жил модник, разбиравшийся в одежде, подбиравший каждую тряпочку под определенный образ. Одежда была разложена так, чтобы можно было быстро надеть комплект и выйти на улицу.
От увиденного Булдаков на минуту ушел на перезагрузку: «Далеко не у всякой женщины, даже купаемой в шампанском, найдется такое количество шмотья».
Он стал внимательно осматривать шкафы, вытаскивая одежду и проверяя каждый карман. Все движения были точными и рассчитанными. Его руки двигались ловко и быстро, словно у хорошо отлаженного механизма, тщательно осматривающего вещи, ищущего невидимый след, способный привести к разгадке.
Ум работал как часы, разве что время не показывал.
Романов, сменив перчатки, обследовал каждый угол комнаты, внимательно изучая каждый предмет. Он был уверен, что где-то здесь скрыт ключ к разгадке, и не собирался останавливаться до тех пор, пока не найдет его.
Голые кирпичные терракотовые стены дополнялись кожаным и дубовым интерьером шоколадного цвета. Пол был выложен черной с белыми прожилками нескользящей плиткой.
Под потолком установлены светодиодные ленты, чей мягкий свет отражался от потолка и рассеивался по всему помещению: белые обыкновенные, синие для вечеринки и красные для ночи.
В гостиной Роман подошел к тумбочкам, проверил каждый ящик – ничего. Проверил каждую полку – ничего. Только статуэтки, фигурки. Только всякое барахло – ни книг, ни записок, никаких посланий – полезного ни-че-го.
– Здесь ни-че-го, кроме этого кожаного мешка, накаченного дерьмом.
Кухня была отгорожена от остальной квартиры дверью. Узкая столешница, отделанная под гранит, имитировала барную стойку. Над ней свисали три люстры, освещающие в ночи тусклым зеленым светом.
Мизер пустых кастрюль и сковородок с легким налетом пыли указывал, что хозяин не любил готовить. А наличие кофейника – о любви размышлять, утопая в кофейных парах – типичная беда всех романтично настроенных бездельников.
В шкафах ничего интересного, только посуда: множество чашек и бокалов, стаканов, подносов, больших блюд, но мало тарелок – хозяин этого бардачка трапезничал здесь только при гостях. Пять банок кофе, лишь две открыты. Романов достал кастрюлю, высыпал содержимое банок, встряхнул.
– Ни-че-го… Видимо открыл, отвлекся и не запомнил, что открыл. Хоть бы здесь были пакетики со счастьем.
В большом баре было лишь пару практически сухих бутылок. Холодильник пуст.
Санузел был совмещен. Вентиляции для очистки воздуха не было. Романов открыл дверцу душевой кабины, отвинтил душевую насадку: ни в ней, ни в шланге ни-че-го. Одинокий бочек унитаза пустует.
Ощупал и простучал плитку – нигде не шатается и глухо не отзывается.
– Ну что за человек! Последнюю дозу себе зажал.
Булдаков, закончив крайне увлекательное мероприятие, вернулся в гостиную. Его взор скользил по предметам: низкий столик, пару больших диванов, большой плазменный телевизор на консоли, рядом пару не остекленных шкафчиков с барахлом, ну и натюрморт: труп у кушетки.
– Что у тебя?
– Ни-че-го интересного. Нигде нет запасов. Похоже он сожрал последнюю. А у тебя?
– Тоже самое. Либо несчастный случай, либо убийство… никак не возьму в толк – где его картины? Мы осмотрели всю квартиру. Здесь нет ни книг, ни смартфонов, ни планшетов, ни драгоценностей, ни картин: только наброски, и те не законченные.
– Что ты этим хочешь сказать? Его обнесли?
– Возможно – навряд ли он продал гаджеты ради дозы.
– Принято… но драгоценностей он мог и не иметь.
– В его гардеробе не было ни часов, ни украшений, а цацки такой пижон по-любому должен был носить.
– А картины? Много хлопот их вывозить.
– Может он продал их. Получил деньги. Потом вернулся, его убили и обнесли.
– А почему бы ему не положить на карту?
– Все СНГ тяготеет к наличке. Тебе ли не знать.
– Тонкий подкол.
– Угу.
– Молодец… у тебя хорошая теория, возьми с полки пирожок, сдуй с него пыль и положи на место.
– Ха-ха, пошел ты. Все, закругляемся.
Романов, сняв перчатки, повернулся к трупу лицом, снял фетровую шляпу, раскланялся.
– Счастливого полета, ублюдок.
Глава 3
Никогда не спящий город бурлил жизнью. Булдаков, постоянно раскручивая мотор, продирался через перегретые маломощные тележки на четырех колесах с сонными черепахами за рулем в морском мелководье из тормозящих автомобилей. Левой рукой правил зверем. Правой переключал скорости.
Обогнать впереди идущую машину, все-равно что бабку на узкой лестнице: и так и сяк, а не получается, только если на пролом.
Он посмотрел на часы – стрелки не спешили.
– Ну, конечно, спешить ведь некуда!
Все вокруг в это время также успешно теряют последние капли разума. Лица других водителей полны усталости и злости. Каждый из них, вероятно, тоже мечтает вырваться из этого автомобильного ада. И вот, когда кажется, что пробка наконец-то начинает двигаться – эта скотина тащится пару метров вперёд и встает как вкопанная.
Движение – это всего лишь иллюзия – впереди снова затор. И снова он застрял. И даже мигалка не спасает!
Некоторые соседи по асфальту освоили пофигизм и мультизадачность: один расположил ноутбук на подлокотнике и разбирает файлы, зайдя в учетную базу данных. Понадеялся хоть за этот квартал собрать отчет без нарушений налогового законодательства и миллионных штрафов.
Другая поставила ногу сорок второго размера на торпеду и стала красить ногти – жаль Тарантино этого не видит.
Третий, альтернативно одаренный, решил, что забавнее всего будет оставить свою машину посреди проезжей части, а самому пойти пешком.
Булдаков, чтобы отвлечься, включил радио.
Ведущий не мог удержаться от смеха: «…да, жизнь – это не просто гудки и пробки, это долгие ожидания и неожиданные встречи…».
Может, именно здесь, среди машин и дневного света, откроется следующий шанс – с этим оптимистичным заключением стоит продолжить свой путь, оставляя отчаяние и пробки позади, как ненужный фон для своей личной комедии.
Пробка – это как вечеринка, на которую никто не хотел приходить, но все почему-то на ней оказались.
Дальше он продолжил наигранным голосом надувшегося человека: «Сидишь такой в своей машине, как в клетке, и наблюдаешь, как жизнь проходит мимо. Водители вокруг выглядят так, будто они участвуют в конкурсе на звание «Самый угрюмый человек года». Каждый раз, когда ты пытаешься сдвинуться с места, кажется, что это просто шутка судьбы. И кто знает, может и я, в конечном счете дойду до следующей жизни, просто покачиваясь на своем сиденье и попивая сок у себя в машине?
После ведущий стал отыгрывать иронично-радостную интонацию: «А вот и снова, ребята, держитесь крепче!».
Теперь взял истеричную интонацию: «Почему я опять застрял в пробке, когда мог бы просто пересечь дорогу на светофоре????!!!!»
Но опять же, ни одного ответа – только звук сигналов, похожий на симфонию отчаяния. А во время дождя даже капли – и те носятся как угорелые! Каждое утро, когда ты садишься в машину, кажется, что попадаешь в бесконечный лабиринт из автомобилей, где время останавливается и терпение уходит на ноль. Сигналы машин сливаются в одно монотонное гудение, а воздух наполняется запахом выхлопных газов и раздражения.
Ведущий вернулся к прежнему тембру: «Так скажите себе: «Живи, как будто машина в пробке – это твоя квартира среди таких же, а внутренний пессимистичный критик пусть подавится своим сарказмом!» – Посмейтесь над ним, включив музыку, чтобы заглушить шум пробки – хор из движущихся автомобилей все равно не оценит вашего веселого настроения.
А что – удобно: сидишь в машине, закрываешь глаза и представляешь, что ты на тропическом острове, а не в этом автомобильном аду. А потом открываешь и вдруг замечаешь, что впереди кто-то вышел из машины и начал танцевать. Вот это поворот! Может, это новый способ справиться с пробкой? Танцевальная терапия на колесах! Начинаешь подыгрывать, покачивая головой в такт музыке, которую слышишь только ты. Водители вокруг начнут смеяться, вторить чудику, и вскоре вся пробка превратилась в импровизированный концерт. Каждый начнет подстраиваться под ритм музыки, представляя, что находится на огромном концерте – единственном, где заведомо нет цензуры. «Заблокированная жизнь – идеальный повод для смеха!» – Подумают все, иронией наполнив свои легкие выхлопными газами. Каждый гудок снаружи звучит как нота народного оркестра.
А если мимо проезжают машины с мигалками, то обрадуйтесь: «О! Дискотека приехала!»»
Включив радио, Игорь понадеялся, что музыка отвлечет его от этого автомобильного ада. Но вместо этого ведущий начал рассказывать о том, что пробки – это «всего лишь часть жизни».
Ведущий продолжил: «Спасибо, гений! Я и не знал, что застрять в машине – это нормально. Может, мне стоит устроить здесь пикник? – Ну, вообще, ДА! Кто вам запретит?! Санэпидемстанция?!
И скажите на милость, как получилось так, что люди, вместо того чтобы в машине наслаждаться ароматом свежесваренного кофе и прекрасными видами, затеяли интеллектуальные споры о возможностях своей машины при пробках? Скажите на милость, когда еще вам выпадет возможность изучить динамику езды на скорости пять километров в час!? Теперь обладатели движка на 100 лошадей могут уделать обладателей движка на 1000 лошадей. В пробке, на предстоящие 10 минут до кривого поворота, мозг загружается почти философским размышлением о богатой и яркой жизни интернет-звезд из социальных сетей. Не удивительно, что автомобилисты начинают все больше истерить, а самые подкованные в гаджетах переписываются на форумах на тему: "как пережить формат 'гудок-остановка'"».
Что уж говорить о вдохновляющих беседах с соседями по несчастью? Когда-то мы общались с любимыми во время завтраков, а теперь знаем больше о соперниках на дороге.
Мы теряем не только время, но и связь с собой, со своей жизнью, уходя в забытье за рядами автомобилей.
Но лучше всего живется, конечно же, хроническим оптимистам среди нас. Каждый раз, застряв в пробке, они начинают сравнивать свое положение с главными героями блокбастеров. «Эта пробка – как в фильме, лишь бы мимо не проехал герой на мотоцикле». Здесь ты, милая моя кружка кофе, сидишь в пробке и мимо проезжают машины с завидной легкостью, но ты морально готова спасаться. Вот и стоит вопрос: уметь ли нам наслаждаться жизнью даже в этих бесконечных пробках, не теряя своих устремлений и забывая о настоящем, а быть может, мы сами и есть комики этой дорожной драмы, где каждое воспоминание умеет приносить удовлетворение и делать наш путь поистине неповторимым? Что сказать о романтических свиданиях, застрявших в пробке – пара, которая выглядит как из фильма, знает, что они застряли, но сжатые руки на руле превращают любую задержку в возможность для нежного общения. В этом мимолетном моменте поцелуй кажется неким бунтом против дорожной системы, преследующей нас на каждом шагу.
Жизнь в пробках, как в театре абсурда, стала постоянным зрелищем задушевного быта. Каждый день – это новая сцена, новые строчки в пьесе, которая продолжается без перерыва. Пробки научили нас ждать и смеяться, озадачили и запутали. И в итоге, не пробки ли стали нашим вторым домом, где просторы мечты встретились с реальностью?
Так наслаждайтесь жизнью в любом ее виде, черт возьми!»
– А этот безнадежный романтик, вообще, хоть раз бывал в настоящих пробках?! – Булдаков выключил радио.
Игорь, приложил усилия, чтоб монолог не вышел за пределы головы, и остальные не увидели его подлинное состояние: «Пробки – это «пытошная», когда мозгу нечем заняться! Сидит он в созерцательной позе за рулем, наблюдает и думает: «Вот уже несколько десятилетий, как пробки стали нашим «новым нормальным». Настолько нормальным, что сами пробки, как будто, гордятся своим величием!»
Пробки – это плохая комедия урбанистов. Они знают, что твое терпение – это отличная штука для проверки на прочность: кругом гудки, нервные дерганные движения, мат, из автомобилей доносится аромат стресса, словно город сам решился забросать своих жителей потенциальными нервными срывами. Чтобы, только нажав на тормоза, ты воскликнул: «да когда же, наконец, появится сверхъестественная сила, которая избавит нас от этих дорожных мук».
Пробки – это настоящая чума современного города: потоки с непроходимыми столпотворениями однообразных металлических тележек прямиком из супермаркета с кожаными мешками внутри. Пробки стали своеобразной лабораторией для изучения человеческих эмоций. И кажется, будто это некое испытание урбанистов на терпение.
Пробки – это не просто физическое препятствие, это испытание на прочность. Они забирают время, нервы и даже здоровье – вдохни полные легкие выхлопных газов – пробки созданы специально для того, чтобы напомнить, что жизнь создана лишь для того, чтобы тратить ее в очередях, а на большее – не заработал.
Не проще ли было бы остаться дома, чем тратить свою жизнь в этом бесконечном движении, которое никуда не ведет. Время тянулось, как жевательная резинка. Интересно, как могла бы выглядеть жизнь, если бы он не застрял в этой пробке. Может, я мог бы стать великим писателем: «Как я провел 3 часа в пробке и не стал миллионером» – бестселлер, не иначе! Уже вижу, как книга разлетается по всем книжным магазинам, а сам – на обложке, с выражением полного безумия.
На светофоре, пока твой автомобиль стоит в очереди на «зеленый», ты успеваешь стать настоящим мастером визуализации: «Сколько же автомобилей можно уместить на одном квадратном метре?» – задаешь ты себе вопрос, глядя на вечно стоящие машины, словно скот в загоне.
И тут мой внутренний голос приставил к башке пушку: «Давай, скажи «пробка» еще раз! Скажи это еще раз! Я умоляю тебя, ублюдок!»»
И выходит гитарист волосатый, как гиббон, с головы до ног, бородатый и с длинной мотней на голове. Автомобилисты радостно приветствуют его, сигналя. И этот живой ковер начинает играть Slayer – God hate us all.
Вагончик тронулся…
Глава 4
А за окнами пейзаж дивный: величественные горы, освещенные ярким солнцем, отбрасывали могучие тени на соседствующие бескрайние дюны, сотворенные каждым на этой земле. Тысячи различных материалов сплелись в единый узор, единую массу, но только на мгновение. И не было этим гиблым землям ни конца, ни края.
В этих гиблых местах водится только двуногий зверь, облаченный в специальную шкуру-панцирь. В воздухе витает симфония ароматов наваристого бульона из всего, что не сгодилось.
Уровень токсичности соперничает только с чатами разведенных женщин, одиноких матерей, бизнесвумен и…дотеров.
– О-бо-жаю помойки… – процедил сквозь зубы Булдаков.
Предстояла скучная и клейкая работа… как утренняя овсянка, сэр.
Облачившись в шкуру-панцирь, мешок картошки надел маску для продления жизни, набрался духа и отправился по пути самурая на поиски приключений.
В дерьме ищу Я!
Смартфон – хитрый враг мой!
Ржет и прячется!
Под ногами чвакают кисельные берега земли, прорезанные шоколадными речушками со сливочным соусом, образованные после недавних дождей. И только облака выглядели подобно не просроченной страчателле.
