NOVUS ORDO. Неофеодальный апокалипсис. Часть Первая

Почти все профессии всех отраслей может заменить ИИ – кроме стройки – но если людей станет меньше, то и потребности в массовом строительстве отпадут. Задачи однотипного строительства также решат ИИ-цеха, производящие модульные однотипные суперкомфортные жилища для небольших коммун людей, состоящих из 100–150 человек. Впрочем, конкретные изменения по отраслям – тема отдельной главы.

В мире, где отдельный рядовой человек не представляет из себя источника создания добавленной стоимости – то есть не имеет реальной стоимости вне капиталистического уклада (или его военно-государственной вариации – социализма), то это переворачивает небо и землю. Меняет вообще все в новом мире.

Основа капитализма и капитала – это овеществленный труд-время, затраченная для производства той самой добавленной стоимости, или рабочая сила, формирующая рынок труда. Люди как рабочая сила, снабженная базовым интеллектом, теперь почти ничего не стоят. Какой может быть рынок, если товар потерял стоимость (в широком смысле первичную ценность)? Какая стоимость бутылки воды рядом с полноводным источником чистой воды? Сколько бы стоили бриллианты, если бы их было столько же, сколько песка на пляже? Люди как инструктированная рабочая сила – то есть, обладающие инструкциями, полученными в период среднего образования – тоже ничего не стоят при появлении общего искусственного интеллекта, заменяющего рядовую единицу человеческого персонала.

Алгоритмизированные действия рядового сотрудника любой корпорации, любого производства дешевле и удобнее поручить самообучающийся нейросети. Что же будут «стоить» люди и какие новые функции они приобретают в новом укладе? Как будет выглядеть жизнь человека от рождения до смерти в Новом мире?

В уходящем индустриале было не так: каждый рабочий в индустриальной эпохе был важен и в конечном счете стал настолько важен, что превратился в трудах Маркса в класс-гегемон, который потребует себе отдельного государства.

Не зря переход от феодализма к капитализму или буржуазному строю (бурж – первоначальное значение «город» или «замок», имеющий арабский корень «башня» – например Бурж Халифа) сопровождался массовым и масштабным появлением демократии и всеобщего избирательному права.

Электоральная демократия – порождение индустриального общества с основной в рабочей среде – это власть каждой отдельной пары рук, власть трудовых масс, которые должны быть довольны условиями труда, своей жизни, и от того, как они работают или не работают – зависит успех всей экономики и всего государства. Каждый не вышедший на работу рабочий – проблема не только для капитала, это проблема для общества. Руки или описанный Марксом «труд» – это не только добавленная стоимость, создающая капитал для буржуа-капиталиста и его предприятия, это сущностная основа функционирования общества уходящего безвозвратно периода. Капиталистическое общество умерло бы без эти рук. В капитализме и социализме (два варианта индустриала) каждые руки – бесценны, каждые руки важны.

Но в новой эпохе, которая ворвалась в жизнь в 2020 году, рабочие руки, снабженные базовым интеллектом, больше не так важны. Роботы – важны. Прощай электоральная демократия и всеобщие тайные выборы. Они ничего не изменят. На их место придет что-то иное. Голос тех, кто важен в новую эпоху.

Тотальное образование и взлет всеобщей грамотности в эпоху до компьютеров и электрической инфраструктуры – это необходимость, а не «расцвет цивилизации»: рабочий должен уметь читать инструкцию, считать, писать. Миллиардам рабочих требуются миллионы учителей – они священны, ибо они дают маленькому ребенку выход в жизнь – на фабрику, где он обеспечит себя и свою семью доходом. Сравните с феодальным обществом, где грамотными были считанные единицы.

Теперь образование для миллиардов не нужно. Доступ к нужной информации обеспечит голосовой помощник и голосовой ввод. Но вряд ли миллиардам понадобится что-то большее, чем лента видео-«новостей» в мерцающем как искры огня тик-токе.

Пришло время детально поговорить о новой эпохе.

Неофеодализм в 21 веке, сущностные различия феодализма и капитализма, новая формационная теория

Несмотря на технологический бум и супериндустриализацию, которые никак не вяжутся в нашем сознании со средневековьем, мы наблюдаем все больше признаков, казалось бы, ушедших в 20-м веке навсегда сущностных признаков феодального строя: усиление роли церкви и религии, замена крупных индустриальных армий компактными частными военными компаниями (рыцарские ордена и наемные войска), понижение социальной мобильности граждан, их «закрепление», и многое другое.

Высокие технологии никак не вяжутся в нашем сознании еще «индустриальной эпохи» с нарастанием социально-политической «архаики» (как кажется), «устаревшего мира». Однако эта форма – лишь зримая манифестация серьезных внутренних мутаций структуры человечества – общества и экономики.

Определение феодализма через способ получения ценности – что такое новый феодализм

Требуется внести абсолютную ясность в реальное определение феодализма, которое бы дало полное понимание возможности его реализации в ближайшие пару столетий на базе новых технологий: это вовсе не рыцарские турниры и холодные феодальные замки во время тотальных эпидемий чумы и спящими на камнях католическими святыми.

Главное отличие феодализма от капитализма – это эффективный способ извлечения ценности, и качественное отличие средств создания ценности.

Феодализм базируется на извлечении прибыли из ренты – в самом примитивном средневековом понимании – постоянный доход от использования земли. Например, наемными безземельными крестьянами, которые платят феодалу частью урожая. Пространство и его контроль рождает продукт и прибыль – общепризнанную ценность.

Капитализм извлекает приоритетную ценность из труда: используя рабочее время занятых на фабрике рабочих капиталист создает добавленную стоимость. Из первоначального сырья получается гораздо более ценный конечный продукт, который стал таковым от использования рабочего времени и труда. Рабочее время, или рабочая энергия играют решающую роль в формировании продукта и прибыли – то есть ценности.

При феодализме труд и время тоже играют роль, но первичен контроль над пространством – от того, что на поле станет трудится в два раза больше крестьян – урожай едва ли удвоится. Урожай удвоится, если захватить соседнее поле и реку.

При капитализме пространство тоже играет роль, но подчиненное труду-времени: даже если у вас есть огромные запасы минералов, но фабрика по их переработке работает мало квалифицированных рабочих, на фабрике мало оборудования для переработки, то от увеличения объемов сырья и контроля над пространством – прибыль не увеличится. Если же у вас есть доступ к материализованному труду-времени – кредиту, который и позволяет закупить производственные мощности – то ваше пространство сразу же умножается на ценность времени-труда и начинает генерировать общепризнанную ценность.

Итак, феодализм – это рента в широком смысле, пространство, и второстепенное значение труда и времени и кредита. Капитализм – это труд и время, материализованное в инструмент кредитных денег, и второстепенное значение пространства и ренты.

Пространство против времени – главный принцип экономической истории человечества.

Капитал, согласно, Марксу – «самовозрастающая стоимость», которая генерирует прибавочную стоимость (в упрощенном понимании – создает прибыль). Именно труд рабочих создавал капитал. При капитализме – размер этого «вечного двигателя» капитала также все время возрастет.

В трактовке Маркса более верно назвать «капитал» философским камнем[6] Маркса – то есть то, что генерирует богатство само по себе, достаточно лишь запустить механизм его работы, который запускается «эксплуатацией рабочего класса» со стороны паразитирующих на рабочем классе, как считал Маркс, капиталистов.

Мы бы не услышали про марксизм, если бы Маркс не заигрывал с чувством возмущения рабочего класса, уставшим от изнурительного труда. В современных медиа такой эффект называется «хайпом». Марксизм в конечном счете стал той самой религией эпохи индустриала – опиумом для народа, как сам Маркс определял религию. Только религия марксизма обещала освобождение труда и вечную радость коммунизма, всегда находящимся на линии горизонта. Это был героин коммунизма, за который на стройках тысячелетия в виде стоящих теперь заброшенными «пирамидами», в подвиге труда погибали миллионы.

Вернемся к «самовозрастающей стоимости» капитала. Даже зерно, брошенное в почву, не прорастает самом по себе – ему нужно солнце, вода, а если это больше дерево – уход садовника. Отлучив хозяина завода или хотя бы его управляющего от предприятия, предоставив его самому себе или классу производителей, вы обречете предприятие на неминуемое исчезновение. Капитал – не возрастает сам по себе. Он возрастает при умелой информационной работе класса управляющих, которые входят в симбиоз с управляемыми. Таким образом, капиталисты, социалистическая номенклатура, феодалы, неофеодалы – вкладывают в созидание информационный ресурс высокого уровня, а более низкие информационные задачи перекладывают на класс производителей.

Семя, брошенное в почву, содержит в себе прежде всего информацию о растении, и небольшой ресурс для старта развития. Оно не растет само по себе.

При капитализме (индустриале): информационный ресурс капиталиста вступает в симбиоз с трудом-временем, затраченным рабочим классом – и эксплуатирует ресурсы окружающего пространства, а также прежних классов феодалов – и крестьянства. Пока этот ресурс не будет исчерпан и не произойдет смены формации, где ресурсом станут сами капиталисты и пролетарии и их избыточный труд-время. Они превратятся в большие данные, большие избыточные популяции – пространство владения для неофеодалов, их лишенный субъектности и прав ресурс. Так происходит сейчас, в нашу эпоху – при избыточном населении и растущей автоматизации.

При феодализме: духовно-информационный и силовой ресурс управляющего класса неофеодалов вступает в симбиоз с классом феодальных производителей – и эксплуатирует ресурсы избыточной массы населения прежних классов. Пока этот ресурс не будет исчерпан и не произойдет смены формации, где ресурсом станут сами феодалы и класс феодальных производителей и их пространства.

Капитал формирует добавленную стоимость, которая по Марксу является результатом вложения рабочим трудного времени: например, в самом упрощенном виде – из кучи досок – благодаря рабочему – собирается стул. Он дороже кучи досок – разницу в стоимости в самом упрощенном виде получает капиталист, владелец производства. В феодализме дополнительная ценность извлекается из пространственной-ренты. Ты контролируешь пространство – ты извлекаешь ренту. Силой и словом божьим. Да, в капитализме тоже есть рента, как в феодализме – торговля и товарное производство, но их значение носит рудиментарный характер и подчиненный основному способу извлечения ценности.

Самое интересное, что вряд ли отмечал Маркс, «пространство» действительно борется со «временем-трудом» – так на доктринальном уровне средневековая церковь запрещала ссудный процент, то есть кредит, который является главным драйвером капитализма: «время-труд», взятое взаймы у будущего, материализованная квинтэссенция труда для извлечения добавленной стоимости.

Капитализм всячески боролся с попытками феодалов контролировать свои пространства, делая их ликвидным товаром на рынке и всячески уничтожая контроль государства над границами, девальвируя «священную землю» или «священный лес» до производственных площадок – вторичного перед капиталом сырья-ресурса.

Коммунизм оказался феодализмом: Марксистская смена формаций и новый взгляд

Неофеодальное пространство – не только земля

Пространством в 21 веке будет не только феодальное поле – это также космос (околоземная орбита, Луна), глубины океана и подземного мира, виртуальное пространство и пространство ваших душ (то, что так доиндустриальному грубо названо биг-дата – данные о поведении пользователей), проще говоря сфера мыслей общества, которая так хорошо изучена Католической церковью. Это также пространство атмосферы до 100 метров, которое можно контролировать устойчивыми конструкциями типа дирижаблей на новых принципах, это пространство высоких гор, где становится возможна деятельность благодаря технологиями и так далее.

В середине 19 века произошел технологический пик, который сосредоточил власть-прибыль в руках тех, кто преобразовывал труд в капитал и подчинил себе менее эффективных феодалов, контролировавших пространство. Это были англо-голландские капиталисты, создававшие прибыль из трансконтинентальной торговли и подчинившие себе более архаичных и менее удачливых протокапиталистов романского мира – от Португалии и Испании до Франции и Италии.

Высокоприбыльными товарами вначале были ирландские, а потом африканские рабы (Африка-Америка), трансконтинентальная торговля роскошью (шелк, чай, специи) из Индии и Китая в Европу (Азия-Европа), а позже наркоторговля опиумом.

Надо отметить, что испанские завоевания, глобальная империя Габсбургов – от Калифорнии до Филиппин и Тайваня – ее трансконтинентальная торговля не привела к приходу капитализма в Европе: все серебро и золото, отобранное у Майя и Инков, оседало в сокровищницах китайских императоров и индийских раджей, которые они пополняли за счет торговли фарфором, шелком, тонизирующим чаем с Европой.

Удивились ли бы вы, если бы кто-то сказал, что вся глобальная империя Запада была финансово-торговой колонией или экономической периферией глобального Китая – и все географические открытия были совершены только с одной целью – сделать дешевле безумно дорогие высокотехнологичные (на тот момент) товары роскоши из Китая. Начать торговать с Китаем и Индией напрямую – без турецких, арабских, среднеазиатских посредников – причина кругосветного путешествия Магеллана, который присоединил к Испании Филиппины, потому что это был хаб китайско-испанской торговли. В этом же причина «открытия Америки» Колумбом, который искал Индию, в этом же попытки Англичан проложить путь в Китай через Северный Ледовитый океан, в этом же причины расширения территорий России на Поволжье, Урал и Сибирь – найти путь к более дешевым товарам из Китая – без которых жизнь феодалов была бы не жизнью, а серым существованием. США и все современные латиноамериканские государства – такой же плод попыток Англии и других западных держав найти прямой путь в Китай и Индию.

Да, Китай проиграл, потому что отверг технологии и не совершил модернизацию, как Япония – в середине 19 века – там разрушение могущественного феодального строя – от маньчжурской верхушки до мелких помещиков на местах – потребовал 130 лет беспрерывной гражданской войны: от Тайпинского восстания до Культурной революции Китай буквально пылал и уничтожал внутри себя феодальный строй, пока там не началась по-настоящему капиталистическая-индустриальная революция масштабом во всю страну. Это цена, которую платят за многосотлетнее господство и сверхпрочный материал общества – ему нужен сверхмощный огонь для плавки.

Труд был настолько изобилен и дешев, а владение пространством настолько статусно, что необходимости в изобретениях и снижении себестоимости, как это было в Англии, не стояло. При этом был и внешний мировой рынок, из которого Китай выкачивал все добытое серебро и золото, меня его на старый чай, второсортный шелк и дешевый «экспортный» фарфор. В точке максимальной силы кроется поражение. Тем не менее, аристократия и класс управленцев определялся теми, кто контролировал пространство, а не время.

Также не стоит отрицать, что Англия не могла бы покорить Китай в Опиумных войнах без содействия тех, кто помогал Англии в свержении монархии Цин – первые посредники в торговле опиумом, эти же люди составили класс будущих китайских капиталистов, которые провели модернизацию страны и были предтечей Компартии и КНР. Опиумные войны породили не только социально-политический хаос поздней феодальной империи, но и новый Китай. Хотя в самом Китае эти родовые муки признаны греховными, так как отец нового ребенка находился отнюдь не в Пекине.

Итак сущность нарождающегося нового этапа феодализма заключается в победе хозяев пространства над хозяевами времени (с точки зрения истории – временной победе) с переходом электричества и интернета из разряда товара-энергии в разряд инфраструктуры-пространства, то есть изобилия и невозможности монополизировать их – они становятся фактором пространства, которое можно контролировать, не имея отношения к производственному процессу. Квалифицированный труд становится также товаром без значимой стоимости, становится фактором пространства, огромный объем источников энергии, доступных везде, где есть солнце, ветер и вода – делает труд-время вторичным перед теми, кто владеет пространством, где они расположены.

Надо внести четкое определение в понятие «пространство», над которым феодал осуществляет контроль: это то пространство суши, моря, неба, космоса, где есть электричество и мгновенная передача данных. Корневым пространством пространств будет сам виртуальный мир – то есть контроль над ним первичен для нарождающейся эры. Это пространство-ресурс, которое позволяет его хозяину извлекать ценность.

Ценность и добавленная стоимость. При феодализме также в результате труда создается продукция, не вся она является товаром, так как не участвует в обмене – большая часть товаров при феодализме остается вне рынка – почти все товары потребляются его же создателем, а еще одна большая часть находится внутри общины – где происходит натуральный обмен: на мешок зерна – серп или плуг, за лошадь – 10 мешков зерна и так далее. Деньги вводятся феодалом для сбора ренты, но большая ее часть собирается натуральными продуктами производства. То есть понятие прибыли или в более марксистском глубоком понимании добавленной стоимости практически исчезает как феномен из феодальной эпохи, за исключением внешней торговли?

Стоит ввести более общий термин – общепризнанной ценности, который одинаково существует как феодализме, так и капитализме. Ценность – это то, что повышает шансы на выживание и увеличение численности: она есть как в мировом хозяйстве феодализма, так и капитализма – но она извлекается из противоположных источников создания ценности (аналог термина «средства производства»): время-труд против пространства-ресурса. В капитализме ценность извлекает капиталист и промышленный квалифицированный рабочий, в феодализме – феодал и феодальный производитель.

Многие задаются вопросом – как «роботы» (ИИ, автоматизация) отменят капитализм, кому тогда будет что-то продавать капиталист – роботам? Но денежные операции – это фетиш капиталистов, а при феодализме они тотально сокращены. При неофеодализме продавать и покупать в таком объеме как при инудстриале просто не потребуется – объем именно монетарных обменов может сократится не на один порядок: на его место придет нетоварное производство, натуральный обмен, операции взаимного дарения.

Финансовые инструменты обмена также изменятся – на место свободно эмитируемых под кредит центрбанка денег вернется новое золото, о котором поговорим в следующих главах.

Понятие пространства при неофеодализме

Однако меняется характер пространства: вне электрических сетей и обеспеченного коммуникационной связанностью пространство – не дает ничего: как не давало первобытному человечеству ничего пространство, в котором не был применен и освоен огонь и использовалась речь. Также и в Средневековье – изобретение печатного станка не привело к индустриальной революции, пока не было начато использование электричества и паровых двигателей.

Когнитивные революции футуролога Тоффлера (язык-письменность-интернет) не выглядят как правильная хронология развития человечества, если в них не добавить «огонь» – каждая революция сознания и логистики информации только тогда преображает человечество, когда сопровождается революцией энергии – огонь, углеводороды и электричество, атом. Именно сочетание энергетического всплеска со взрывом информационной связности рождает новый этап в развитии человечества. Поэтому для подлинного капитализма печатный станок терпеливо дожидался быстрых кораблей, и первых паровозов (1804), быстроходных судов клипперов и пароходов (1807), а интернет неофеодализма терпеливо дожидается всеобщего атома, литиевых батарей и роботов.

Революция ИИ и смерть капитала

Революция искусственного интеллекта, роботизация в перспективе 10–15 лет почти полностью уничтожает стоимость физического или повторяющегося простого человеческого труда. Важным становится контроль над источниками получения энергии для создания и зарядки роботов и автоматизированных систем, создания их источников питания, а также контроль над пространством коммуникационных связей (кабели, спутники, станции квантовой связи). Полностью труд-время не исчезает, как уже было сказано, оно становится вторичным по отношению к контролю пространства.

Исчерпанность капитализма на данном историческом этапе

Добавим к этому исчерпанность роста капитализма на этой исторической фазе через «труд-время» взаймы – кредит.

Кредитный инструмент – почти синоним капитализма или рыночной экономики – работает только тогда, когда добавленная стоимость создания товара больше процентов по кредиту, проще говоря, когда время-труд может осваивать ресурс пространства. Когда кредитные обязательства огромны, проценты по долгам превышают добавленную стоимость – капитализм заканчивается. Центробанк может печатать деньги под нулевой процент, чтобы закрыть выплаты по существующим процентам по долгам – примерно так и обстоит дело в современных США. Но это уже не капитализм, так как подобная эмиссия денег не создает ценности – тут капитализм переходит в неофеодализм.

Объем мировых кредитных обязательств и процентов по ним не покрывается через прибавочную стоимость от новых технологий – рынок потребления давно и надолго исчерпан. Капитализм 19–20 веков взял взаймы у будущих прибылей примерно на 100–200 лет вперед, и время из коровы времени будущего больше не выдоить и капли молока для 10 млрд населения человечества.

Эмиссия и кредитование банков приводит лишь к повышению инфляции – словно вместо крови человечеству переливают пустой физраствор. С этим связано попытка ценности найти себе прибежище в отличных от национальных валют инструментах – криптовалюте, золоте и т. д.

Инфляция и обесценивание труда идет не просто быстро – оно идет катастрофическими темпами и готовит настоящую социально-политическую революцию в мировом масштабе. На самом деле это не инфляция – а ускоренное уничтожение эффективности мирового капитала, его невозможности дальнейшего существования.

Вопрос, над которым бьются мировые экономисты последние 30 лет (1990–2020), что будет после того, как предел покупательной способности мирового рынка будет достигнут? Ведь покупательная способность рождается не из простого желания каждого иметь дорогую машину и дом, но и из возможности их приобрести – то есть из производительных способностей общества. Купить что-то человечество сможет, лишь создав добавленную стоимость собственного труда.

Человечество еще в начале 90-х грезило колонизацией Луны и Марса, и это действительно бы расширило рынок, некоторые распространяли теорию, по которой можно бесконечно печатать деньги бесконечно увеличивать потребление (увеличилась только инфляция), некоторые придумывали метавселенную, как вариант расширения рыночного пространства (где она, кстати?). Кто-то ожидает роста рынка за счет роста насления Африки и Индии, которое однако мало что производит – все это не сработало. Все они понимали, что заменой извлечения прибыли из времени может быть только извлечение ее из пространства, но никто не хотел верить в новый феодализм. А он наступил.

Рынок может расширяться только от расширения на условный «средний класс» – то есть только там, где реальные доходы достигли высокого уровня, или предельно точно – там, где создание добавленной стоимости может покрывать процент от кредитной экономики.

Нельзя расширять рынок (и как следствие кредит) на индейцев амазонки, китайских крестьян в глухой деревне, где нет дорог, индийских нищих, питающихся раз в три дня. Рынок там не расширяется – а расширяется бремя в виде непроизводящего класса нахлебников.

При этом совокупный долг мировой экономики вырос до такой степени, что проценты по долгам не покрываются ростом производительных сил человечества, а попытка центральных банков увеличить эти производительные силы через дополнительное вливание денег (эмиссию) приводит только к инфляции. Ядро реальных производителей добавленной стоимости сужается, растет только объем потребления благ и число потребителей.