Путешествие сквозь мифы
– Но чем? – Девушка осталась в недоумении, глядя на широкую спину Мина, который понёсся в сторону выхода из парка.
***
Горя уже ждал Мина наверху станции метро «Маяковская».
– А почему мы не с «Тверской» пошли? – удивился он. – Оттуда же ближе?
– Окна выходят на ту сторону, и нас будут ждать, – спокойно пояснил Мин. – С этой стороны и не подумают смотреть. А я не хочу, чтобы она сбежала раньше времени.
Они прошли мимо театра, на одной из боковых афиш которого была изображена Банни с широко раскрытым ртом, явно выводящая очередную ноту. В её руках был бычий рог – очевидно, тот самый «заложенный рог Минотавра», которому и посвящена вся опера. Если они спасут Банни, он потребует у неё достать билет в первый ряд, чтобы с близкого расстояния смотреть в её бесстыжие глаза, когда она будет рассказывать его личную историю…
Мин поднялся к кассам, оставив товарища в недоумении. Уговорил кассира продать последнюю программку спектакля втридорога. Найдя нужное имя, вернулся к Горынычу и показал ему это. Горя быстро сообразил, что происходит, но всё равно требовал обсуждения плана, которое Мин и выдал, пока они неслись по Тверской.
Когда они подходили к дому недалеко от гостиницы «Националь», Мин свернул во дворы за одно здание раньше. Это несколько удлиняло маршрут, но ничего не поделаешь…
Наконец они застыли у входа в подъезд.
– Позвонишь? – спросил Горя.
– Нет. – Мин казался невозмутимым. – Подожду, пока кто-нибудь пройдёт.
Благо ждать осталось совсем недолго, и минут через семь начинающие спасатели вошли внутрь. В подъезде Мин быстро куда-то позвонил, наскоро сказал несколько предложений и прервал звонок. На четвёртый этаж поднялись пешком. Всё-таки друзья в истинных формах были несколько тяжелее, чем обычные люди, и лифты барахлили часто…
Входная дверь соответствовала стилю своей хозяйки: с причудливым золотистым орнаментом, изображением птиц и садов. Этаж был заботливо усажен цветами в горшках, и неприятных запахов здесь никогда не было.
Мин посмотрел на часы. 15:58. Насколько он помнил, сейчас от психотерапевта выйдет последний клиент: в этот день с 10 до 16 она работала только с назначенными судом, если ему не изменяла память.
Через минуту за дверью раздался высокий громкий голос с особенным акцентом на шипящих и свистящих звуках. Вскоре показался и его владелец – Соловей-Разбойник. Горя пожал ему руку. Кажется, раньше у них были какие-то совместные дела, о которых друг не любил вспоминать. Мин же Соловья видел несколько раз в барах, но лично представлен не был.
– Мин, какая встреча! – всплеснула руками Сирин, уже собирающаяся закрыть дверь. – У нас же вроде не было запланировано сеанса?
– Нет, что вы! – Мин пропустил Соловья, который тут же начал быстро перебирать кривыми ногами по лестнице, и через мгновение его и дух простыл. – Но хотел привести друга!
– Ох, Мин, так жалко. – Глаза Сирин забегали. – Ты бы позвонил… А то я спешу, уже пора бежать. Давай в другой день?
– Мы ненадолго. – Горя деликатно поставил ногу в проём, не давая психологу закрыть дверь. – Только познакомиться и дату назначить…
Сирин, понявшая и без своих ясновидческих способностей, что от гостей не избавиться, широко улыбнулась и пропустила друзей.
В офисе психолога было как и всегда: чисто, светло, тихо… Мягкая мебель и ковры поглощали лишние звуки, а растения позволяли забыть, что вы в центре города, и переносили в райский сад. Сирин провела их в кабинет и пригласила присесть. Сама она осталась стоять у подоконника, освещённая солнечными лучами.
– Змей Горыныч, как я понимаю? – Губы Сирин растянулись в тёплой улыбке, словно они пришли на сеанс. – Мин про вас упоминал… Ты же не против, Мин, что я это сказала? Обычно я не делюсь ничем, что происходит на сеансах…
Её голос стал тёплым, глубоким, раскатистым, погружающим в транс. Хорошо, что они успели засунуть ватные шарики в уши, приглушающие звуки: два на Мина, шесть на Горю. Сила Сирин могла быть опасной, поэтому без этого было не обойтись.
– Расскажи нам, зачем ты похитила Банни? – прямо спросил Мин.
Сирин поморщилась.
– Что за глупости! Я, конечно, помню о твоей фиксации на бывшей жене, но… Зачем мне это?
– Например, затем, что ты являешься её дублёром в предстоящей опере, – пояснил Мин. – И, поскольку она пропала, солирующая партия переходит тебе.
– Беспочвенные подозрения, – мягко, но решительно ответила Сирин.
– Но тогда зачем вы передали сведения в Мифическую полицию? – вступил Горя. – О том, что вспышки агрессии Мина не проходят, что у него есть навязчивые мысли о бывшей, о склонности к похищениям… Сами позвонили, между прочим! Следствие вас об этом не просило.
Глаза Сирин сначала расширились, а затем опасно сузились. Она догадалась, что произошла утечка сведений, и её звонок в полицию не прошёл бесследно. Как здорово всё-таки, что Василиса при необходимости не гнушалась использовать своих информаторов и без промедления всё выяснила по звонку Гори!
– Это мой профессиональный и гражданский долг, – наконец ответила она. – Даже у врачебной тайны есть границы. Например, когда в жизни невинной женщины появляется угроза, я обязана сообщить о своих подозрениях в отношении клиента. Я уверена, что ты это понимаешь, Мин!
Мин кивнул. Он прекрасно понимал её мотивы.
– У тебя действительно был хороший план, – мягко проговорил он. – Я бы, может, и не подумал о тебе. Видимо, как и наши бравые полицейские, я не обратил внимания на твою роль дублёрши Банни – имя указано только на расширенной программке, которую можно купить в театре, и даже на сайте про это забыли упомянуть. Но ты прокололась в одном месте.
Сирин внимательно слушала. Её лицо оставалось невозмутимым, хотя пальцы с длинными ногтями крепче сжали подоконник.
– Банни болтушка и во время похищения говорила по телефону. Поэтому мы узнали о месте и времени пропажи, а также о том, что звонок оборвался с писком, а не простым выключением телефона.
– А голос так называемых райских птиц, к которым относитесь и вы вместе с вашей кузиной Алконостом, вызывает подобные помехи в технике, – продолжил Горя. – Что очень активно использовалось во времена холодной войны противоборствующими сторонами.
Он тогда уже работал инженером и по профессиональным причинам немало знал об этом.
– Да уж, – вздохнула Сирин. – Раскусили вы меня!
Не тратя больше времени на разговоры, она развернулась к окну и прыжком перелетела подоконник, превращаясь в свою истинную форму в дожде осколков. Крылья только появились у этой дивной женщины-птицы – Мин даже невольно залюбовался, – и она стала набирать высоту, когда вслед за ней прыгнул Горя.
Мин предупредил товарища, что побег Сирин будет совершать по воздуху, поэтому ему и потребовалась его помощь. Поют кузины действительно хорошо, а вот летают… Величественно, но небыстро. И уж точно не быстрее Змея Горыныча в полной боевой готовности!
Не тратя времени и позволив разбираться с нерадивым психотерапевтом другу, Мин бросился на поиски Банни.
В оставшихся двух комнатах, кухне, туалете и ванной никого не было. Тогда Мин стал шарить руками по стене и, найдя небольшую неровность, понял, что это замаскированный проход. Распахнув с трудом поддавшуюся дверь, он увидел ту, кого пришёл вызволять.
Банни сидела на стуле в крохотной кладовой метр на метр. Стены были обиты мягким материалом, чтобы поглощать все звуки. Судя по всему, Сирин специально оборудовала эту комнату для Банни. Значит, планировала похищение давно… Рядом был столик, на котором стояла бутылка воды, несколько упаковок детского питания и шприц – видимо, Сирин кормила свою пленницу через него, чтобы не дать ей раскрыть свой рот и позвать на помощь. Голос у банши был громкий, и это могло всё испортить…
Бывшая жена бросилась Мину в объятия, стоило ему развязать ей руки и освободить рот.
– Таври, – прошептала она имя, которым только она его называла. – Спасибо! Ты схватил злодейку? Эту ощипанную курицу? О, как я рада её поражению! Как хороша я буду на суде над этой змеёй!
Мин поморщился, вспомнив, сколь эмоциональной бывала бывшая супруга. Банни была пугающе прекрасна, как и обычно: светлые, практически белые волосы, бледная кожа, острые, но выразительные черты лица… По сравнению с его первой супругой, чья красота была правильной, но холодной, Банни не боялась быть несовершенной и казалась от этого не менее завораживающей… Но это всё дела давно минувших дней.
– Пойдём, Банни. – Он потянул её за руку. – Горя сейчас отправился за ней в погоню. Полиция вот-вот должна приехать.
Без лишних разговоров они вышли из квартиры, быстро пролетели лестницу («Таври, куда ты спешишь! Я же на каблуках!») и очутились на улице. Пробежав несколько метров, они увидели то, что хотели: руки Сирин были заведены за спину и скованы наручниками. Младшие оперативники Дубыня и Усыня, знакомые Мину по ранним дебошам, грузили преступницу. Мин опасливо огляделся, ища глазами их брата, от которого пострадал больше всего, но у него, видимо, был выходной… Лейтенант Мифической Полиции Серый Волк оформлял протокол и беседовал с Горей, составляя картину происшествия.
– Уважаемый, – тут же подлетела Банни к лейтенанту. – Я готова написать заявление! Это я та самая похищенная.
– Скалли Бирн, верно? – Серый Волк сверился с протоколом. – Сейчас надо будет немного подождать – приедут эксперты и оценят помещение. Только после этого я смогу всех вас отвести в участок и взять показания.
Заметив погрустневшую троицу, которая надеялась разобраться со всем легко и быстро и не ожидала попасть в бюрократические жернова, лейтенант добавил уже теплее:
– Всё будет хорошо. Мы во всём разберёмся и накажем виновных. Тем более что версия о причастности гражданки Сирин уже давно разрабатывалась. Но более тайно, в отличие от основной версии.
Он выразительно посмотрел на Горю, который заморгал всеми шестью глазами, каждый – воплощённая наивность. Сдавать информатора Василисы он точно не собирался, что бы полиция ни думала!
Неожиданно Горя закашлялся, и у него изо рта вылетел целый ворох перьев.
– Непросто тебе далась моя психотерапевт, как я погляжу! – захохотал Мин.
– Самое сложное было не превысить необходимую для задержания силу, – философски ответил друг.
– Но-но, задерживаем здесь мы! – Серый Волк подозрительно посмотрел на Горю и погрозил пальцем, после чего пошёл к оперативникам.
– Ага, вы бы ещё и расследовали, – пробормотал Мин.
***
Публика была в восторге!
Опера получилась на удивление безобидная; Мин подозревал, что бывшая жена, не желая обижать спасителя, в последний момент несколько изменила текст. Получилась приятная комедия со счастливым концом, где Минотавр остался со своим рогом и даже вызывал симпатию. Хотя пузатый мужичок, который исполнял его партию, и отталкивал внешне, его глубокий баритон был хорош. Эх, если бы только сам Мин мог петь…
Сирин получила два года исправительных работ ввиду её давнего сотрудничества с властью, а также чистосердечного признания. В раскаяние птицы-психологицы Мин не верил, но был рад уже тому, что в ближайшие несколько лет она поостережётся вести себя подобным образом.
Василиса посоветовала другого психолога – Дрёму. Она была несколько рассеянной и чудаковатой, но этически выверенной, а её гипнотехника по авторской методике просто творила чудеса!
Мин надеялся, что мифическая сторона города больше не вовлечёт его в вихрь событий, но знал, что без этого не обойтись… А раз так, то нужно крепче держаться за друзей и всегда быть наготове!
Бойцова Анастасия. Цена счастья
На окраине деревни Хоут, близ холодного северного моря, жили в развалившейся хибарке брат с сестрой. Очень давно их родители ушли в лес и пропали, а дети осиротели.
Брат по имени Найс ходил в море на рыбалку, а сестра Леборхам в ближайшем лесу собирала ягоды, коренья и грибы. Чтобы хоть как-то прокормить себя, ребята ежедневно трудились не покладая рук. Но несмотря на это, часто возвращались домой ни с чем, ведь опыта в ловле рыбы и собирательстве у них было мало. Найсу совсем недавно исполнилось тринадцать лет, он был статным красивым юношей с игривой россыпью веснушек на лице и ярко-зелёными глазами. Леборхам любила смотреть, как солнце играет в его непослушных рыжих кудрях, которые никогда не хотели лежать аккуратно. В голосе брата уже прорезались первые хриплые нотки, как у взрослого мужчины. Но внезапно осиротевший подросток ещё не знал, как правильно ловить рыбу, а девятилетняя девчонка не ведала, где можно нарвать съедобных ягод.
Местные жители, может, и хотели помочь сироткам, но как тут поможешь, когда сам живёшь впроголодь? Вот и вынуждены были ребята выживать как придётся. Почти каждый вечер в низеньком домике звучали одни и те же разговоры.
– Найс, прости меня, пожалуйста, что я не смогла найти в лесу ягод, и ты сегодня ложишься спать голодным, – шептала Леборхам, прижимая к груди свои худенькие ладони.
– Сестрица, что ты такое говоришь! – возмущался Найс, обнимая её. – Это я виноват в том, что мы сегодня остались без ужина. Ведь это я ничего не смог принести с рыбалки!
Дети часто ложились спать на голодный желудок, согреваясь в холодной постели теплом своих горячих сердец, ведь брат с сестрой сильно любили друг друга. И каждый день перед сном они клялись сделать всё возможное, чтобы изменить свою жизнь.
– Я обещаю, что стану самым лучшим рыбаком в деревне, – мечтательно шептал Найс, не сводя затуманенных глаз с тоненького огонька, горевшего в комнате.
Леборхам зажигала лучину вместо камина, чтобы в их доме горел хоть какой-нибудь огонёк. Девочка верила, что в дом, где есть свет, никогда не залетит нечисть. Разжигать камин было для ребят непозволительной роскошью, поэтому голубоглазая девчонка каждый вечер зажигала тонкую лучину, как когда-то – их мама.
– А что мы станем делать с рыбой, которую ты будешь приносить домой каждый вечер? – Леборхам подняла на брата глаза.
– Как что? – усмехнулся рыжеволосый юноша. – Продавать! Отремонтируем дом, купим дров и каждый вечер будем зажигать камин. Мы поедем в город, и у тебя будет много-много нарядов, чтобы все видели, какая ты у меня красавица!
Леборхам и вправду росла очень красивой девочкой, излучавшей тепло и радость. Её голубые глаза были словно два прозрачных озера. В них всегда читались живой интерес ко всему вокруг и готовность прийти на помощь. Длинные волосы цвета спелой пшеницы мягкими волнами обрамляли её лицо, переливаясь в лучах солнца. Зимой они напоминали о лете, словно хранили в себе тепло и свет, а в ветреную погоду игриво развевались, создавая вокруг головы золотистый ореол.
– Я? Красивая? – улыбнулась Леборхам, и на её щеках заиграл лёгкий румянец.
Когда были живы родители, из их дома часто слышался заразительный, звонкий девичий смех, словно кто-то бегал по комнатам с колокольчиком. Найс любил слушать, как смеётся сестра. Лицо Леборхам было нежным, с тонкими чертами, а аккуратный носик и пухлые губы делали его миловидным. Старший брат был уверен, что его сестра – самая красивая в их деревне. А может, даже и во всей округе. Правда, после смерти папы и мамы ребята похудели, и запястья Леборхам стали совсем хрупкими, а талия – такой тонкой, что Найс иногда боялся: она переломится от ветра.
Ежедневно он боролся с морской стихией, чтобы прокормить себя и сестру. Каждый день забрасывал сети, надеясь на улов. Но всё чаще они стали возвращаться пустыми, словно проклятие висело над парнем. Ведь в соседних лодках всегда блестела на солнце рыбья чешуя.
– Найс, хвались уловом, – говорили зеваки на пристани и заглядывали в его лодку.
– Смотрите, – огрызался подросток, и зелёные глаза затягивала пелена злости.
– А, так ты ничего не поймал? – протягивал кто-то из жителей деревни и переходил к другой лодке. – Тебе бы поучиться у Шона, ведь его сети всегда полны рыбы!
И толпа со смехом уходила, оставляя расстроенного Найса в пустой лодке. Иногда молодому рыбаку везло, и он приносил домой две-три рыбёшки. В такие дни в их развалюшке был настоящий праздник: Леборхам разжигала камин, чтобы сварить похлёбку, её брат стоял у котелка, наслаждаясь ароматом горячей пищи и теплом пылающего торфа. Ребята научились варить суп из остатков рыбы, добавляя совсем немного собранных в лесу трав.
– Помнишь, какой рыбный пирог пекла мама? – однажды за ужином спросила Леборхам. – Самый вкусный на свете. Надеюсь, я когда-нибудь научусь так же готовить.
– Я уверен, что обязательно научишься, – подбодрил младшую сестру Найс. – Это же дело навыка!
– Да, когда ты будешь приносить много рыбы, а я буду много готовить. – В голубых глазах загорелся огонёк надежды.
– Осталась самая малость, – вздохнул юноша.
– Какая?
– Научиться бы мне приносить каждый день побольше рыбы, чтобы ты тренировалась печь пироги.
Плечи Найса опустились. Старший брат уже не верил, что когда-нибудь у него будет хороший улов, что он станет успешным, а сестра – сытой.
Ежедневно Леборхам встречала брата с надеждой в глазах и никогда не задавала вопросов, но Найс сам понимал, что на одних кореньях и ягодах они долго не протянут. А когда придёт осень, что они будут есть? Эти мысли постоянно вертелись в голове юноши.
Осень принесла внезапные холодные ветра, продолжительные дожди и постоянное чувство голода.
– Я сегодня смогла найти совсем немного ягод черники, – виновато проговорила Леборхам и поставила перед братом тарелку со скудным ужином. – Извини, что так мало.
– Что ты всё время извиняешь передо мной?! – внезапно вспылил Найс и резко вскочил из-за стола, опрокинув стул. – Тебе самой не надоело? С чего ты решила, что только ты виновата в том, что мы голодаем?
– Но я же знаю, ты каждый день ходишь в море, надеешься поймать рыбу и прокормить нас. Ты делаешь всё, что от тебя зависит, – растерялась девочка.
– А откуда ты знаешь, что я делаю в море? – зло прокричал в лицо сестре Найс. – Может, я даже сети не достаю из лодки?
– Достаёшь, – всхлипнула Леборхам и стала размазывать слёзы грязными ладошками по лицу. – Они у тебя мокрые и в водорослях.
– А ты, оказывается, следишь за мной, сестрица! Не ожидал, что ты мне не веришь! Хороша поддержка!
– Я не следила за тобой, – начала испуганно оправдываться Леборхам. – Просто иногда прихожу на пристань, чтобы увидеть твоё возвращение.
– Что-то я ни разу тебя там не видел, – огрызнулся Найс и вышел из домика, громко хлопнув дверью.
Осенний ветер гнал по узким улочкам деревни Хоут опавшие листья, превращая их в золотистый вихрь. Найс торопливо шагал по мокрой мостовой, нахлобучив старую отцовскую кепку по самые брови. Холодный воздух щипал щёки, а порывы ветра то и дело норовили распахнуть потрёпанный пиджак. Каменные дома с покатыми крышами проплывали мимо, словно старые знакомые, и кивали ему выщербленными ставнями. Где-то вдалеке мычала корова, а из приоткрытого окна доносились звуки волынки.
«Везёт же некоторым! У кого-то дома праздник, и наверняка есть еда», – подумал Найс и со злостью запахнул тонкий пиджак. Юноша остановился у старого дуба, чьи оголённые ветви казались чёрными перьями на фоне серого неба. Сморщенные, засохшие листья кружились вокруг огромного дерева, казавшегося мёртвым, а ветер, будто озорной мальчишка, трепал рыжие вихры парня. Найс глубоко вдохнул влажный воздух, пахнувший дождём и торфом, и продолжил свой путь, не обращая внимания на лужи. Деревенские собаки, приметив его, подняли лай, но парень лишь усмехнулся: он знал короткую дорогу через заброшенный сад, где можно было переждать непогоду под развесистой яблоней.
В эту страшную ночь Леборхам долго не могла уснуть. В старом покосившемся домике без брата было слишком тихо и холодно. Сквозняк гулял по полу, поднимая в воздух пыль и заставляя дребезжать оконные стёкла. Девочка, закутавшись в тонкое одеяло, лежала на холодном полу у самой стены. Её глаза были полны тревоги и страха. Она ждала Найса, который ушёл после ссоры и до сих пор не вернулся. В голове у неё крутились самые страшные мысли: а вдруг с ним что-то случилось? А вдруг он попал в беду? Леборхам после каждого шороха или порыва ветра вскакивала и подбегала к окну, вглядываясь в темнеющий двор, но брата нигде не было видно. Слёзы катились по её щекам, оставляя солёные дорожки. Она пыталась успокоиться, повторяя, что брат обязательно вернётся, что он просто задержался, но тревога не унималась. Холод проникал под одеяло, пробирал до костей, и девочка не могла найти себе места. Она снова и снова представляла, как брат открывает дверь, как по-доброму улыбается ей, обнимает и говорит, что всё в порядке. Но время шло, а дверь так и не открывалась. И Леборхам продолжала ждать, плакать и молиться, чтобы с её братом ничего не случилось. Но усталость и тревога сделали своё дело, и через некоторое время она погрузилась в беспокойный сон.
Утром брат крепко обнимал обрадованную младшую сестрицу и просил прощения, смотря ей прямо в глаза.
– Прости меня, – оправдывался Найс. – Я был неправ. Я не должен был грубить тебе. И уж тем более, не должен был покидать дом.
– Это ты прости меня, братец, – пыталась успокоить его Леборхам. – Я должна была каждый раз, приходя на пристань, подходить к тебе. Но я видела, что ты часто из лодки выходишь злой или огорчённый. И…
– И ты не решалась приближаться?
– Нет, не решалась. Ты изменился. Ты стал злее. И я иногда боюсь к тебе даже подходить.
– Это всё оттого, что у меня нет улова, словно я проклят! – в сердцах вскрикнул Найс и ударил со всей силы кулаком по старенькому столу – единственному предмету мебели, стоящему посередине комнаты. – Другие рыбаки, вон, пусть иногда, но достают полные сети, а у меня они всегда пустые! Что я делаю не так?
Найс громко выдохнул и упал на стул, словно из него с последним вопросом вышел весь воздух. Внезапно Леборхам увидела, как тяжело её брату. Подросток, вместо того чтобы знакомиться с девушками или гулять с шумной ватагой парней их деревни, вынужден был взять ответственность за себя и младшую сестру. Ему приходилось каждый день садиться в их прохудившуюся лодку и выходить в море, надеясь на улов. И эта ответственность давила на Найса. Особенно тяжело ему было, когда домой он возвращался с пустыми руками, а происходило это слишком часто.
– У нас всё наладится. – Леборхам обняла брата со всей нежностью и любовью, которые переполняли её доброе сердце. – Обязательно наладится! Вот увидишь, я верю в это!
– Мне бы твою уверенность! – с горечью прошептал Найс, качая головой.
***
Однажды после очередного неудачного дня в море подросток возвращался домой и услышал, как разговаривали два соседа. Парень замедлил шаг и прислушался к негромкому диалогу. А говорившие обсуждали одного жителя деревни, которому стало сказочно везти на рыбалке.
– Слышал, ему помогают тёмные фейри из леса.
– Да, говорят, что он, взамен за удачу и успех для себя и своих детей, отдал своё сердце!
– Ты веришь в эти сплетни?
– Как не верить, когда он внезапно стал удачливым? Слухи ходят, что он ходил к большому кусту боярышника, чтобы встретиться с этими злыми волшебницами. Разве ты не знал?
Говорившие ушли, и Найс не мог слышать продолжение их беседы, но к большому кусту боярышника он на всякий случай присмотрелся. Домой юноша пришёл ещё более задумчивым, чем обычно. И как только сестра уснула, а стрелки на часах показали полночь, закрыл за собой входную дверь.
Осенняя ночь окутала землю холодным мраком. Ветер, злой и пронзительный, дул в сторону моря и гнал по небу рваные облака, обнажая то один, то другой край месяца. Деревья скрипели, словно жалуясь на свою судьбу, а их голые ветви тянулись к небу, будто пытаясь ухватиться за звёзды. Найс шёл к старому боярышнику, что рос на окраине деревни. Местные говорили, в его колючих ветвях живёт древняя сила. Парень кутался в отцовский пиджак, но холод пробирал до костей. У огромного куста он остановился. Ветви, усыпанные алыми ягодами, казались в темноте почти чёрными.