Притворюсь твоей сестрой

Только глубоко в глазах – пустота и тень только что пережитого кошмара. И эта слабость, пробирающая до костей.

Ровно в этот момент стучат в дверь. Вздрагиваю, бросаю еще один взгляд в зеркало и иду открывать.

– Мирс Зои? Вы готовы? – голос Иринт звучит из-за двери привычно деловито.

Делаю глубокий вдох, расправляю плечи. Натягиваю улыбку – ту самую, немного наивную, с ямочками, как на старых фото.

– Да, Иринт, готова, – отзываюсь, открывая дверь. Голос звучит чуть хрипло, но достаточно уверенно.

Горничная окидывает меня быстрым, оценивающим взглядом. Видит аккуратный костюм, собранные волосы, наложенный макияж. Замечает ли неестественную бледность под слоем тона? Или просто списывает на волнение перед поездкой? Ее лицо не выражает ничего, кроме вежливого внимания.

– Отлично, – кивает она. – Магмобиль подан и ждет у парадного входа. Мирс Ролана уже готова. Поездка не займет много времени.

Спускаюсь по мраморной лестнице медленно, держась за холодные перила. Каждый шаг отдается слабым эхом в огромном холле. Тело слушается. Меня почти не шатает, и это маленькая победа. Но последствия той адской боли в ванной никуда не делись. Во рту горько, как будто проглотила пепел. А в голове туман. Мысли плывут медленно, вязко, словно я ехала всю ночь и меня укачало в транспорте. Сосредоточиться сложно. Просто надо дойти до машины.

Парадные двери распахнуты. На подъездной аллее, выложенной светлым камнем, ждет магмобиль. Длинный, черный, с глянцевым блеском. Представительский класс – для важных поездок семьи ле Аэтернов. Смотрится чужеродно и немного угрожающе на фоне утреннего солнца.

Водитель в безупречном черном костюме и ослепительно-белой рубашке без лишних слов открывает тяжелую дверь. Из салона веет прохладой и запахом дорогой кожи. Скольжу внутрь, стараясь двигаться плавно, как Зои, которой полагалось изящество даже в мелочах. Кожа сиденья холодная даже через ткань льняного костюма.

Мама уже здесь. Она сидит по другую сторону массивного столика-подлокотника из темного дерева. В его углублениях стоят два бумажных стаканчика с кофе. От них тянет сладковатым паром. Ролана выглядит… собранной. Слишком собранной. Темно-синее платье строгого кроя, высокий кружевной воротник-стойка, жемчуг на шее – не привычный белый, а странный, серебристый, переливающийся, как тусклое ртутное стекло. И маленькая, изящная шляпка с вуалькой, прикрывающей лоб. Весь ее вид кричит: «Я контролирую ситуацию. Это формальность».

Но я вижу другое. Вижу, как ее тонкие, почти прозрачные на фоне темной ткани руки, унизанные крупными старинными перстнями, лежат на коленях. И как пальцы нервно перебирают складки платья. Дрожат. Едва заметно, но дрожат. Она боится. Сильнее, чем я. Сильнее, чем готова признать.

– Я готова, – говорю тихо, почти шепотом, чтобы не спугнуть хрупкое равновесие тишины в салоне.

Мама вздрагивает, будто я крикнула. Ее глаза, огромные и чуть влажные за вуалью, мельком ловят мой взгляд. Она кивает, коротко, резко, и делает едва заметный жест в сторону водителя, сидящего за тонированной перегородкой.

Магмобиль плавно трогается с места, бесшумно скользя по идеальному камню подъездной аллеи. Резина шин почти не шумит. Мы выезжаем за ворота особняка.

Я поворачиваюсь к окну. Городские улицы начинают мелькать за тонированным стеклом. Знакомые и чужие одновременно. Высокие здания из светлого камня с витражами, узкие улочки, загруженные более скромными магмобилями и пешеходами в деловой одежде. Солнечные блики скользят по фасадам. Я упираюсь лбом в прохладное стекло, стараясь сосредоточиться на картинке за окном. Названия магазинов, вывески кафе, лица прохожих – все это плывет мимо, как в тумане моей заторможенности.

Говорить не хочется. Не могу. Да и мама молчит, лишь изредка слышен ее прерывистый, слишком глубокий вдох или тихий стук перстня о подлокотник. Эта тяжелая, натянутая тишина в прохладном салоне магмобиля – лучшее, что есть сейчас. Она дает передышку. Позволяет просто дышать и смотреть, как Горскейр проносится мимо, унося нас к моменту истины, от которого у меня сжимается желудок, а у мамы дрожат руки.

Погруженная в свои мысли, я скоро перестаю наблюдать за мелькающими улицами Горскейра по ту сторону тонированных стекол. Страх предстоящего теста, мысли о действии на меня чужой, введенной крови, о реакции Элая и деда – все это кружится в голове, смешиваясь с остаточной слабостью и горьким привкусом во рту. Я просто смотрю перед собой не замечая, как серые здания сменяются парками, а парки – новыми кварталами. Дорога лишь фон для внутренней бури.

Именно поэтому я не замечаю ничего, пока не срабатывает какой-то древний инстинкт. Не мысль, а чистое животное ощущение опасности. Мурашки по коже, ледяной укол в груди заставляют меня резко вскинуть голову и вжать спину в кожаное сиденье. Впрочем, если бы я раньше заметила приближающуюся опасность, все равно не смогла бы никак на нее повлиять.

Прямо перед нами, заполняя все поле зрения за лобовым стеклом, вспыхивают две огромные, хищные фары. Слишком близко. Слишком быстро. Они несутся прямо на нас, не снижая скорости.

Испугаться? Крикнуть? Я не успеваю даже понять, что происходит. Мозг просто фиксирует вспышку слепящего белого света и оглушительный, сокрушающий мир звук – глухой, металлический “БАММ!”

Удар чудовищной силы. Нас буквально подбрасывает в воздух. Весь тяжелый магмобиль крутит по дороге, отбросывая с нашей полосы куда-то вбок, в гущу потока летящих по дороге магмобилей. Я ударяюсь плечом о дверь, голова дергается, зубы лязгают. Мой собственный крик сливается с пронзительным воплем мамы, донесшимся справа. В следующее мгновение инстинктивно мы вцепляемся друг другу в руки, наши пальцы сплетаются в мертвой хватке посреди этого хаоса.

Затем следует новый удар. Сбоку. Еще сильнее. Нас снова швыряет, магмобиль крутит, как волчок. Мир за окном превращается в мелькающее безумие цветных пятен и света. Ударяюсь головой обо что-то твердое. О край подлокотника или о стекло. Яркая вспышка боли. И все. Чернота накрывает с головой, как тяжелое одеяло.

Сознание возвращается не сразу. Сначала фоном появляются звуки: гул голосов, далекие сирены, тревожный писк, скрежет металла. Потом – запахи: резкий, едкий, как гарь и бензин, смешанный с пылью и чем-то сладковато-металлическим. И только потом возвращается ощущение тела. Голова раскалывается, будто по ней били кувалдой. Шея ноет. Все тело болит, как после изнурительной тренировки.

Я лежу полубоком, все еще пристегнутая ремнем безопасности. Дверь рядом страшно вмята внутрь. Стекло в окне исчезло, оставив лишь острые осколки по краям рамки. Через проем дует ветер, несущий уличный шум и странный химический запах.

– Мама? – выдыхаю я, голос хриплый, чужой, едва слышный сквозь общий гам. Глотать было.

– Все хорошо, милая, – тут же отзывается знакомый голос, но в нем слышится дрожь, сдавленность. Я поворачиваю голову, преодолевая боль и головокружение. Мама стоит рядом, на тротуаре. Ее лицо бледное, как бумага, волосы выбились из-под изящной шляпки, кружевной воротник платья помят. Водитель в своем безупречном, но теперь пыльном костюме, крепко поддерживает ее под руку.

Слава богам. Живы. Обе. Водитель тоже на ногах. Я разжимаю пальцы, которыми все еще впиваюсь в подлокотник, и пытаюсь пошевелиться. Какой-то мужчина в куртке осторожно открывает мою покореженную дверь.

– Аккуратнее, мисс, – говорит он, протягивая руку, чтобы помочь мне выбраться. – Вы уверены, что можете встать?

Я киваю, хотя уверенности нет. Опираясь на его руку и на искореженный металл двери, я выбираюсь наружу, на тротуар. Ноги подкашиваются, но я ловлю равновесие. Воздух здесь кажется свежим после салона.

Наш роскошный магмобиль представляет собой жалкое зрелище. Передняя часть смята, как бумажный стаканчик. Капот задрался неестественно вверх, из-под него валит пар. Боковая дверь вдавлена внутрь. Стекло разлетелось по асфальту, сверкая на солнце осколками. По дороге растекаются темные лужи – масло или какая-то жидкость.

«Слава богам, все живы» – снова проносится в голове, но облегчение тут же сменяется ледяным ужасом. Слишком… удобно. Слишком страшно. Слишком вовремя произошла эта авария. Кто-то явно не хочет, чтобы я сегодня добралась до клиники. Случайность? В это веритсяс трудом.

Мои подозрения, тяжелые и липкие, как дорожная грязь на разбитом бампере, мгновенно находят подтверждение. Рядом, в кучке других свидетелей кто-то громко, с возмущением произносит, обращаясь к человеку в форме из прибывших на место аварии магстражей.

– …да он просто дал по газам и рванул! Будто не видел эту громадину! А после удара просто открыл дверь и смылся пешком в переулок! С места происшествия скрылся, понимаете!

Все, что происходит после того, как я выбираюсь из искореженного магмобиля, сливается в мутный, гулкий кошмар. Голова раскалывается. Звук сирены магмобиля целителей, резкие голоса, шарканье чьих-то ног по асфальту все это бьет по вискам молотом. Я сижу на холодном бордюре, завернутая в колючее серебристое одеяло, которое кто-то накидывает на плечи. Мама мечется рядом, ее голос то звенит тревогой, то срывается на шепот. У нее самой кровоподтек на скуле, но, кажется, мое состояние ее волнует сильнее, чем свое.

Сначала подходят двое магстражей. Их темно-синие мундиры с серебряными шевронами выделяются в толпе. Один – старший, с лицом, словно вырезанным из камня, задает вопросы резко, четко, записывая ответы на планшет. Второй, помоложе, смотрит вокруг оценивающим взглядом, будто выискивая следы магии на разбитом асфальте. Я отвечаю машинально, мысли путаются. Да, видела фары. Нет, не знаю, какой это был магмобиль. Да, ударило сильно. Нет, не помню водителя, скрывшегося с места происшествия.

Потом приходят целители. Женщина с усталыми глазами и теплыми руками осторожно ощупывает мою голову, где уже набухает шишка, проверяет зрачки фонариком, заставляет следить за пальцем. Ее коллега осторожно ощупывает запястье, и я чувствую теплые лучики исцеляющей магии. Боль отступает, и сознание немного проясняется.

Целители долго совещаются с мамой и старшим магстражем, сверяясь с показаниями какого-то прибора. В итоге качают головами: госпитализация не нужна, но полный покой – обязательно. Мама облегченно выдыхает, ее пальцы вцепляются в мою руку так, что становится больно.

Естественно, ни о какой клинике и тестах речи быть не может. Приезжает новый магмобиль такой же длинный и черный, как разбитый, только без вмятин. Дед присылает его быстро. Дорога домой проходит в оцепенении. Я смотрю в окно, но городские пейзажи теперь кажутся враждебными, каждая резко тормозящая машина заставляет вздрагивать. Мама молчит, лишь иногда ее рука сжимает мою.

Дом встречает нас тишиной и суетой слуг. Иринт тут же усаживает меня в гостиной, пока мама отдает распоряжения. Приносят густой, терпкий отвар – пахнет травами и чем-то металлическим. – Восстанавливающий, – шепчет Иринт и подносит чашку к моим губам. Я делаю несколько глотков. Жидкость горячая и невкусная, но по телу разливается слабая волна тепла, немного приглушая боль.

Потом меня провожают в комнату, поддерживая под локоть, хотя я спокойно могу идти сама. Мериэт помогает снять окончательно испорченный льняной костюм. Кровать с пушистым пледом кажется единственным спасением. Но когда служанка пытается уложить меня, я вяло сопротивляюсь.

– Тесты… – шепчу я, пытаясь сесть. Голова кружится. – Нужно… сегодня же… Дед сказал…

Мама, которая до этого момента стояла в дверях, входит. Ее лицо непроницаемо, но в глазах мелькает нечто твердое, не допускающее возражений.

– Нет, Зои. – Она поправляет одеяло. – Никаких тестов сегодня. Ты в шоке, с сотрясением. Они подождут. День. Или два. Столько, сколько потребуется для твоего полного восстановления. Здоровье важнее.

Ее рука ложится мне на лоб, прохладная и тяжелая. Я закрываю глаза, притворяясь покорной, позволяя Мериэт укрыть меня. Внутри же все сжимается в ледяной комок отчаяния.

День. Или два.

Только вот у меня нет ни дня, ни двух.

Кровь Зои, которую я с таким трудом и болью ввела себе, не продержится в моих венах так долго. Часы тикают. Таймер обратного отсчета уже запущен. И с каждым потерянным часом мои шансы тают, как снег на солнце.

Глава 4

Мама и Мериэт, наконец, уходят, мягко прикрыв за собой дверь. Тяжелая тишина комнаты Зои обволакивает меня. Действие зелья нарастает. Густая теплота разливается по телу, тяжелеют веки, тянет вниз, в темноту. В голове сплошной туман, вязкий и непроглядный. Он затягивает мысли, не дает сфокусироваться на жгучем страхе провала, на этой звенящей пустоте, где должны быть воспоминания об аварии, о том, что ее вызвало. Кто это сделал? Была ли это просто случайность? Мозг отказывается работать, мысли уплывают.

В комнате так тихо, что я отчетливо слышу собственное неровное дыхание и гул крови в ушах. Поэтому, когда за дверью раздаются быстрые и уверенные шаги, я их улавливаю сразу. Если бы не слабость и не действие зелья, парализующее волю, я бы мгновенно среагировала. Шепнула бы заклятие, выставила хоть какую-то защиту на дверь. Но тело не слушается, мысли ватные, путающиеся. Я успеваю лишь слабо напрячься, прежде чем дверь без стука распахивается.

Элай. Он стоит в проеме, его фигура резко вырисовывается на фоне слабого света коридора. Взгляд, как всегда, оценивающий, холодный.

– Уже успел соскучиться? – Мой голос звучит хрипло и тихо, как каркающий шепот. Я с трудом приподнимаю веки, пытаясь разглядеть выражение лица парня. Но стоит сосредоточиться, как картинка перед глазами плывет, края теряют четкость. Голова тут же отвечает новой волной боли. К горлу подкатывает тошнота.

Элай делает шаг внутрь, тихо притворяя за собой дверь. В комнате снова почти темно.

– Не думай, что обыграла всех, – холодно бросает он. Голос ровный, без эмоций, но в нем слышится сталь. Я моргаю, пытаясь разогнать туман в голове.

– О чем ты? – спрашиваю я, и в голосе прорывается искреннее изумление, смешанное с усталостью. Скандал, выяснение отношений – это последнее, что мне сейчас нужно. Последнее, что я могу выдержать.

– Эта авария… – Парень делает паузу, подчеркивая слова. – Она ведь твоих рук дело? Часть какого-то хитрого плана. Отсрочка неизбежного. На этот раз изумление сменяется почти физическим раздражением.

– Ты идиот? – вырывается у меня. Искренне. Глупость его предположения даже сквозь действие туманящего сознание зелья, кажется очевидной. – Рисковать собой, мамой, всем – ради чего?

Он не обращает внимания на оскорбление, подходит ближе к кровати. Я чувствую его присутствие, как холодную тень.

– Ты не Зои. – Говорит он с убийственной уверенностью. – И тесты это покажут. И ты вполне логично не хочешь этого допустить. Но то, что ты провернула, не победа. Всего лишь отсрочка приговора.

Я заставляю себя встретить его взгляд, хоть глаза и отказываются фокусироваться.

– Или я Зои, – шепчу, вкладывая в слова всю оставшуюся силу, – но ты очень не хочешь, чтобы твоя сестра вернулась. Может, аварию подстроил ты? В надежде от меня избавиться? Навсегда.

На его лице мелькает что-то – шок? Гнев? В полумраке разглядеть сложно. Но голос, когда он отвечает, звучит резко:

– И поставил под угрозу жизнь матери? Нет. – Он отбрасывает это предположение с презрением. – Но у тебя не получится вечно играть в эту игру. Я не позволю. – Он замолкает на миг, давая мне время осознать свои слова. – Я вызову лекаря. Сюда, на дом. И кровь возьмут сегодня же.

Сердце бешено колотится в груди, хотя тело все еще тяжелое, пригвожденное к постели. Элай даже не представляет, что сейчас играет мне на руку.

– Но… – Он снова делает паузу, и в его голосе появляется что-то новое. Не снисхождение. Скорее… предостережение? – Ты можешь сбежать. Прямо сейчас. Пока еще есть время. И тем самым обезопасить себя. Потому что как только дед узнает, что ты самозванка… – Элай замолкает, и в тишине его последние слова звучат ледяным приговором: – …что ж. Тогда я тебе не завидую. Поверь.

Закатываю глаза. Не в силах смотреть на его уверенную позу, поворачиваю голову к окну, где сквозь щель в шторах пробивается слабый свет луны. Главное, сейчас – не спугнуть удачу. Не показать ни капли облегчения. Пусть думает, что я просто раздражена.

– Делай что хочешь, – бросаю я через плечо, стараясь, чтобы голос звучал максимально скучающе и равнодушно. – Мне скрывать нечего. Твои игры меня утомляют. Я едва не погибла в аварии, но даже это тебя не остановило. Не понимаю, откуда столько ненависти.

Его ответ прилетает мгновенно, резкий и колкий:

– Все ты прекрасно понимаешь, и тебе есть, что скрывать! Мы оба прекрасно знаем об этом!

Я не оборачиваюсь. Слышу, как его шаги отдаляются от кровати, как дверь тихо открывается и также тихо закрывается. Только когда звук щелчка замка доносится до меня, я позволяю себе чуть расслабить плечи. Ушел. Это хорошо. Разговор с Элаем мне дался слишком тяжело.

Тяжесть зелья, смешанная с усталостью от аварии и этого изматывающего разговора, тут же наваливается с новой силой. Мысли путаются, туман в голове сгущается. Меня утягивает в глубокий, беспробудный сон, как в черную воду.

Просыпаюсь резко, от яркого солнечного луча, бьющего прямо в лицо. Моргаю, пытаясь сообразить, где я и сколько времени. Сердце вдруг обрывается, когда понимаю: за окном – ясное, голубое небо, уже утро. Но как так? Целители ко мне, получается, не приходили?

Паника, острая и леденящая, сжимает горло. Элай передумал? Или его остановили? Может, мама или дед узнали о его плане и запретили? Демоны! Руки начинают слегка дрожать. Что теперь делать? У меня слишком мало времени! Час, два? В лучшем случае – несколько часов. Вот и все, что у меня осталось.

Странно, но физически я чувствую себя… хорошо. Голова не болит, тошноты нет, только легкая слабость. Значит, действие крови Зои почти сошло на нет. Оно и понятно, время вышло. Я больше не чувствую ее внутри себя. Я снова только я. И это ужасно.

Сбрасываю одеяло, ноги немного дрожат, когда ставлю их на прохладный пол. Нужно двигаться, думать, что-то предпринимать. Хотя бы умыться, чтобы прогнать остатки сна. Иду в сторону ванной, едва переставляя ноги.

И тут из коридора доносятся голоса. Сначала приглушенные, потом все громче. Скандал. Я замираю у двери, прислушиваясь.

– Какого демона, мама?! – раздается голос Элая, громкий, резкий, полный возмущения и злости. – Почему я только сегодня утром узнаю, что целителю, которого я вызвал вчера вечером за кровью Зои, указали на дверь?! Ты знала?

Тихий, сбивчивый ответ мамы. Я прижимаюсь ухом к дереву, но разобрать слова не могу. Только ее голос звучит виновато, умоляюще.

Элай не сдается, но возмущается все громче. И в сложившейся ситуации, я на его стороне.

– В смысле она была «слишком слаба»?! Что могло с ней случиться из-за одной пробирки крови?! – Он делает паузу, и когда говорит снова, в его голосе появляется опасная, режущая нота понимания: – Знаешь, что, мама? Мне кажется, ты тоже прекрасно осознаешь, что она самозванка. Просто не хочешь разрушить ту иллюзию, которую сама себе создала. Удобнее верить в сказку, да?

Элай. Мысль стучит в висках в такт учащенному сердцебиению. Что бы ни происходило вокруг меня – бардак, подозрения, постоянная угроза разоблачения – корень всего Элай. И, видимо, мама, которая явно преследует какие-то свои, непонятные мне цели. Они как две темные фигуры в моей и без того шаткой реальности.

Я успеваю резко отскочить от двери, едва услышав приближающиеся шаги. Сердце отчаянно стучит. Дверь открывается, и вот она, мама на пороге. Ее лицо кажется немного бледнее обычного, глаза чуть покрасневшие. Чем закончился ее разговор с Элаем? Я не слышала финала. Но сейчас это не главное. Впервые мысль о его предложении сбежать кажется не поражением, а единственным возможным выходом. Хотя внутри все сжимается от протеста. Сдаваться? Так быстро? После всего, через что я прошла?

– Зои? – Голос мамы звучит натянуто, но она старается быть мягкой. Быстро оглядывает меня и интересуется. – Зачем ты встала, дочка? Тебе нужен покой. Полный отдых. – Она делает шаг ко мне.

Я заставляю губы растянуться в самой беззаботной улыбке, на какую только способна.

– Я хорошо себя чувствую, мама, – говорю, стараясь, чтобы голос звучал ровно и убедительно. – Правда. Голова не болит, тошноты нет. Просто хотела умыться.

Но она уже берет меня под локоть. Ее пальцы мягкие, но настойчивые. Ведет обратно к кровати.

– Нет-нет, милая. Не рискуй. – Она поправляет сбившееся одеяло, укрывая меня с преувеличенной заботливостью. – Чуть позже придет целитель. Осмотрит тебя. Если разрешит, то к обеду, возможно, ты сможешь спуститься в столовую. А завтрак Иринт принесет тебе сюда, в постель.

Я ловлю момент, когда мама наклоняется:

– А тесты? – спрашиваю я быстро, пытаясь поймать ее взгляд. – Сегодня? Дед настаивал…

Она отводит глаза, поправляя несуществующую складку на покрывале. Ответа нет. Просто игнорирует вопрос, как будто не услышала. Значит, не сегодня. Ни сегодня, ни, возможно, завтра. Но это не подарок. Это приговор. У меня есть пара дней. Пара дней, пока семья, в первую очередь Элай, соберет неопровержимые доказательства, что я самозванка. За это время нужно попытаться узнать хоть что-то о последних днях настоящей Зои. Любую зацепку. Любую тайну, которая могла бы стать ключом. А потом… потом сбежать. Пока не поздно.

Я закрываю глаза, притворяясь усталой, чтобы скрыть лихорадочную работу мысли. Отчаяние смешивается с азартом. Но когда я почти теряю надежду, удача, кажется, поворачивается в мою сторону. Не знаю, как Элаю это удалось, чего ему стоило переиграть маму, но примерно через полчаса тишины я вижу его. На пороге моей комнаты стоит целитель. В руках у него аккуратный кожаный саквояж, и я отчетливо вижу торчащие из бокового кармана тонкие стеклянные пробирки и жгут. За его спиной – Элай. Его лицо словно каменная маска, но во взгляде читается холодное торжество и вызов.

– Ну что, Зои? – произносит Элай, его голос звучит нарочито громко в тишине комнаты. Он делает шаг вперед, не сводя с меня глаз. – Похоже, момент истины настал.

Я чувствую, как все внутри сжимается. Кровь стучит в висках, такой громкий стук, что, кажется, его слышно по всей комнате. Ладони мгновенно становятся влажными. Я представления не имею, что покажет этот тест. Слишком давно я ввела себе в вену чужую кровь. Слишком много часов прошло. Она должна была исчезнуть. Но что, если остались следы? Возможно, мне все-таки повезет?

Кровь берут быстро и почти безболезненно. Целитель действует профессионально: жгут, антисептик с резким запахом, легкий укол, алая струйка наполняет пробирку. Он ставит на ней аккуратный номер. Элай наблюдает за этим как следователь за ключевой уликой. Как только дверь за целителем закрывается, Элай бросает на меня последний оценивающий взгляд – холодный, без тени сомнения – и, не сказав ни слова, тоже уходит. Его шаги быстро затихают в коридоре.

Кажется, парень полностью теряет ко мне интерес

Тишина комнаты обрушивается на меня, но она не приносит облегчения. Вместо этого приходит осознание, острое как лезвие: возможно, у меня осталось очень, очень мало времени. Цифра звенит в ушах, как набат: «три часа». Именно это сказал целитель на вопрос Элая о времени готовности результатов.

Я заставляю себя глубоко вдохнуть. Конечно, я хочу верить, что у меня все получилось, несмотря на почти критическую задержку. Но верю ли? Часть меня цепляется за слабую надежду, что я успела, что чужая кровь в моих венах еще даст нужный результат. Но моя прежняя, не самая простая жизнь давно отучила меня питаться иллюзиями. Она вбила железное правило: всегда ориентироваться на худший сценарий. Исходя из худшей вероятности, через три часа моя ложь будет разоблачена. Три часа – это все, что у меня есть до краха.

Страх – липкий и холодный пытается сковать меня, пригвоздить к кровати. Я сжимаю кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Нет. Сидеть и ждать конца не вариант. Если уж падать, то сражаясь.

Я встаю. Ноги немного дрожат, но держат. Начинаю двигаться по комнате, которая никогда по-настоящему моей не была. Методично, как заправский сыщик, которого вот-вот поймают, изучаю каждую мелочь. Мой взгляд скользит по поверхностям: аккуратный письменный стол с учебниками, расставленные по росту книги на полке, мягкие игрушки на кресле. Все чисто, все на своих местах. Ни следа борьбы, ничего необычного, что кричало бы: «Здесь что-то случилось!». Ни пылинки, которая лежала бы не так. Я знаю, что уже обыскивала это место после своего прибытия. Тщательно. Но отчаяние – плохой советчик. И я снова изучаю то, что меня окружает. Знаю, тут нет ничего, что укажет на злоумышленника. Но вдруг тринадцатилетняя девочка, когда-то жившая в этой комнате, что-то упустила? Что-то крошечное, незначительное, но способное стать ключом?