Блондинка в законе и вне

– Ну что, – наконец произнёс он. – Рассказывайте.

– Что… рассказывать? – выдавила я.

– О вчерашнем вечере. Где были? Что делали?

Я почувствовала, как по спине побежали мурашки. Он проверяет алиби? Или он уже видел меня там?

– Я… дома была. У меня голова болела.

– Одиннадцатый раз печатаете один и тот же документ, Ветрова, – он ткнул пальцем в стопку испорченных бланков на краю стола. – Руки трясутся. В глаза смотреть боитесь. Вы либо больны, либо напуганы. Или и то, и другое. Говорите, в чём дело.

Я закусила губу. Сказать правду? Но тогда он арестует того человека? А если не арестует? Если у того человека везде связи? Тогда меня убьют. А если Кожухов и есть тот самый «крот»? Тогда меня убьют прямо здесь.

– Я просто… перенервничала, – прошептала я. – После вчерашнего. После того, как кофе пролила. Боюсь, что вы меня уволите.

Он смотрел на меня с нескрываемым скепсисом.

– Боитесь увольнения? – он усмехнулся, коротко и сухо. – Ветрова, вы ведёте себя как провинившаяся кошка, которую тыкают мордой в лужу. Увольнение – это самое меньшее, чего вам стоит бояться в этой жизни. Ладно. Свободны. И приведите себя в порядок. На вас лица нет.

Я выскочила из кабинета, едва не плача от унижения и страха. Он не поверил. Ни единого слова. Он видел, что я вру. И теперь я была под колпаком не только у бандитов, но и у своего начальника.

Остаток дня пролетел в каком-то тумане. Я делала вид, что работаю, Кожухов делал вид, что верит. Когда пробило шесть, я собралась быстрее всех. Мне нужно было домой. В свою крепость. Запереться на все замки и не высовывать нос.

Я почти бежала от автобусной остановки до своего дома. Вечерело. Мой двор, обычно такой знакомый и безопасный, сегодня казался полным угроз. Я ускорила шаг, роясь в сумочке в поисках ключей. Вот он, холодный металл…

И вдруг из-за угла подъезда вышли двое. Крупные, в спортивных костюмах, с капюшонами, натянутыми на головы. Они шли прямо на меня быстрыми, решительными шагами.

– Девушка, постой, – бросил один из них, низким, хриплым голосом.

Инстинкт самосохранения, дремавший где-то глубоко, вдруг проснулся с рёвом сирены. Я рванула прочь. Не думая, не глядя по сторонам. Я слышала за спиной тяжёлые, быстрые шаги.

– Держи её!

Чья-то рука схватила меня за плечо, грубо развернула. Я вскрикнула и изо всех сил ткнула его в лицо ключами. Раздался короткий стон, хватка ослабла. Я побежала снова, но второй был уже рядом. Он повалил меня на землю, придавив своим весом. От удара об асфальт у меня потемнело в глазах. Я почувствовала запах пота, табака и чего-то химического.

– Молчала, стерва! – прошипел он прямо над ухом, и его пальцы впились мне в горло.

В глазах поплыли красные круги. Я пыталась дышать, но не могла. Отчаяние и ярость поднялись во мне волной. Я извивалась, царапалась, пыталась ударить его, но он был слишком силён. Мысль была одна, короткая и ясная: «Всё. Конец».

И вдруг раздался резкий, отрывистый крик.

– Эй! Отстань от неё!

Давящая тяжесть с меня свалилась. Послышались глухие удары, ругань, тяжёлое дыхание. Я, откашлявшись, поднялась на локти. В свете уличного фонаря я увидела, как мой сосед Антон, тот самый симпатичный студент-юрист, лупил моего нападавшего каким-то учебником в толстом переплёте. Выглядело это нелепо, но, видимо, было больно. Второй бандит, тот, кого я ткнула ключами, схватил товарища за рукав, и они бросились наутек, растворившись в темноте.

Антон стоял, тяжело дыша, его лицо было бледным и разгневанным. Учебник «Уголовное право» лежал на асфальте, его угол был измят.

– Света… Ты… ты в порядке?

Он подошёл ко мне, помог подняться. Я вся тряслась, на глазах выступили слёзы. Стыд, страх и дикая благодарность смешались в один клубок.

– Я… да… спасибо… – я могла выдавить только это.

– Кто это были? – спросил он, оглядываясь по сторонам.

– Не знаю… – честно ответила я. – Грабители, наверное…

Антон покачал головой. Он поднял свой учебник и мою сумочку, содержимое которой снова оказалось разбросано по асфальту.

– Грабители не стали бы так настойчиво тебя душить. Они бы просто вырвали сумочку и убежали. Это было что-то другое.

Он был прав. Это было что-то другое. Это было предупреждение. Или попытка убрать свидетеля. Тот человек в пальто передумал. Он решил, что я слишком опасна. Или его люди действовали по своей инициативе.

– Пойдём, я провожу тебя до квартиры, – твёрдо сказал Антон, беря меня под локоть.

Я не сопротивлялась. Мы молча поднялись на мой этаж. Я с дрожью в руках вставила ключ в замок. В квартире пахло одиночеством и вчерашними пельменями.

– Хочешь чаю? – спросил Антон, пока я, всё ещё трясясь, опускалась на стул на кухне.

Я кивнула. Он, похоже, знал, где что лежит – наши кухни были одинаковыми. Через несколько минут он поставил передо мной стакан с горячим, крепким чаем. Я обхватила его ладонями, пытаясь согреть ледяные пальцы.

– Света, – он сел напротив. Его лицо было серьёзным. – Ты должна сказать, что происходит. На тебя напали. Это уже не шутки. Может, в милицию заявить?

– Нет! – вырвалось у меня с такой силой, что он отшатнулся. – То есть… нет. Не надо. Наверное, ты прав, просто грабители. Зачем забивать отделение ерундой…

Он смотрел на меня с нескрываемым недоверием.

– Ты боишься. И это не страх перед грабителями. Ты боишься кого-то другого.

Слёзы, которые я сдерживала, хлынули ручьём. Всё внутри перевернулось от его простых и точных слов. Я положила голову на стол и зарыдала. Всё: и первый день на работе, и пролитый кофе, и мокрые сводки, и тот страшный двор, и человек с орлом на руке, и его бархатный, смертоносный голос, и сегодняшний допрос у Кожухова, и эти пальцы на горле… Всё вырвалось наружу в одном истерическом потоке.

Антон не перебивал. Он молча сидел и ждал. Когда мои рыдания поутихли, он протянул мне бумажную салфетку.

– Расскажи, – мягко сказал он. – С начала.

И я рассказала. Всю дурацкую, страшную историю. Про помаду, про убитого «Сома», про человека по имени Волков, про татуировку орла, про его угрозы. Про то, что он теперь знает, где я работаю. Я не сказала только про отца – эта рана была ещё слишком свежа и непонятна мне самой.

Антон слушал, не проронив ни слова. Его лицо становилось всё более мрачным.

– Ё-моё, Светка, – выдохнул он, когда я закончила. – Ты влипла по уши. Это же ОПГ «Оберег». О них все наслышаны. А Волков… я что-то такое слышал. Его называют «Хозяин». Говорят, он контролирует полгорода. И он знает, что ты свидетельница? И что ты работаешь в милиции?

Я кивнула, снова чувствуя приступ тошноты.

– Но он же сказал, чтобы я молчала! А сегодня… сегодня это он прислал этих людей? Или Кожухов? Или кто-то ещё?

– Неважно, кто именно, – Антон провёл рукой по волосам. – Важно, что ты теперь как на ладони. И для бандитов, и, возможно, для кого-то в твоём же отделении. Ты не можешь доверять никому.

– А тебе? – спросила я, глядя на него полными слёз глазами.

Он на секунду замялся, потом твёрдо сказал:

– Можешь. Я не люблю, когда сильные бьют слабых. А ты… – он чуть улыбнулся, – ты, по ходу, самая слабая и незащищённая из всех, кого я видел. Но, чёрт возьми, самая упрямая. Ты же не бросишь работу?

– А куда я денусь? – горько спросила я. – Меня убьют в любом случае. Там хоть Кожухов злой, но он… настоящий милиционер, кажется. А здесь…

– Здесь ты не одна, – сказал Антон. – Я помогу. Я буду твоим… адвокатом. И телохранителем. По крайней мере, пока не разберёмся, что к чему.

Он сказал это так просто и уверенно, что в моей измученной душе наконец-то забрезжил крошечный лучик надежды. Я была не одна. У меня появился союзник. Глупенькая блондинка и студент-юрист против всей криминальной мощи Москвы девяностых. Звучало как анекдот. Но это была моя реальность. И теперь мне предстояло в ней выжить.

Глава 4. Секреты маминой шкатулки

Утро пришло серое, безнадёжное, в тон моему настроению. Я пролежала всю ночь с открытыми глазами, прислушиваясь к скрипам дома и при каждом шорохе вжимаясь в подушку. Нападение во дворе оставило не только синяк на плече и ссадину на локте, но и глубокий, животный страх, поселившийся где-то в подкорке. Они знали, где я живу. Значит, в любой момент могли прийти снова.

Антон ушёл поздно, пообещав, что утром проверит, не осталось ли во дворе «гостей». Его присутствие было единственным лучом света в этом кромешном аду. Но он был всего лишь студентом. А против нас играли профессионалы с синими орлами на запястьях.

Я не пошла на работу. Впервые за свою короткую карьеру я набрала номер отделения и, задыхаясь, сообщила дежурному, что у меня… мигрень. Голос у меня дрожал, и я была уверена, что мне не поверят. Но дежурный, кажется, лишь равнодушно буркнул: «Понял». Видимо, Кожухов уже подготовил их к тому, что новая секретарша – это сплошная головная боль в прямом и переносном смысле.

Оставшись одна в квартире, я почувствовала себя в ловушке. Сидеть и ждать, пока за мной придут? Нет. Это было хуже всего. Надо было что-то делать. Но что? Бежать к Кожухову и во всём сознаться? Слишком рискованно. Он мог оказаться тем самым «кротом». Искать защиту у Антона? Он и так уже рисковал из-за меня.

И тогда я вспомнила о единственном человеке, который, несмотря на расстояние, всегда был на моей стороне. О маме.

Набрать номер я решилась только с третьего раза. Пальцы не слушались, а в горле стоял ком. Трубку сняли почти сразу.

– Светка? Это ты? Что случилось? – голос матери был пронзительным, полным немедленной тревоги. Она всегда чувствовала, когда у меня были проблемы.

– Мам… – и всё. Я снова расплакалась, как маленькая девочка, которую обидели во дворе.

– Светик, родной, успокойся! Говори, что там? На работе что? Начальник обижает?

Я пыталась говорить связно, но получалась каша из слов: «милиция», «убийство», «помада», «двор», «напали»… Я умолчала только о визите к Волкову и о его угрозах, заменив это на «меня напугали бандиты».

Мама слушала, и с каждым моим словом её дыхание на том конце провода становилось всё чаще.

– Господи, Светлана… Я же говорила, не лезь ты в эту милицию! Москва… она тебя сожрёт! Плюнь ты на всё и приезжай домой! Сейчас же покупай билет!

– Не могу я, мам! – всхлипнула я. – Меня же убьют! Они знают, где я живу! Они придут и здесь найдут!

– Кто «они»? Какие они? – в голосе матери послышалась настоящая паника.

– Мам… – я сделала глубокий вдох, пытаясь унять дрожь. – Тот человек… тот, которого убили… и тот, который был с ним… У него была татуировка. На руке. Орёл с короной. Синий.

На том конце провода воцарилась такая мёртвая тишина, что я на секунду испугалась, не разъединило ли нас.

– Мама? Ты слышишь?

– Слышу… – её голос стал тихим, почти шёпотом. – Света… ты точно видела? Орёл? С короной? Синий?

– Точно! А что? Ты… ты что-то знаешь?

Последовала ещё одна пауза, такая тяжёлая, что её можно было потрогать.

– Светка… – она говорила с трудом, будто слова застревали у неё в горле. – Этого не должно было случиться. Я думала, всё кончилось… давно…

– Что кончилось? Мам, говори прямо!

– Твой отец… – она замолкала, потом снова начинала, срываясь. – Твой отец, Витя… У него была такая же.

Мир вокруг меня поплыл. Я схватилась за спинку стула, чтобы не упасть.

– У папы? Какая татуировка? Он же… он же работал на заводе! Он был инженером!

– Нет, – горько выдохнула мать. – Нет, Света. Он не всегда был инженером. В молодости… он был другим. Он связался с плохой компанией. С теми, кто потом стал этим… «Оберегом». Эта татуировка… её делали всем, кого принимали в их братство. Орел с короной. Знак верности. И молчания.

Я не могла дышать. Мой отец, чью фотографию в военной форме я хранила как реликвию, чьи рассказы о заводе я слушала, раскрыв рот… Он был одним из них? Он был бандитом?

– Но… но он же пропал? В девяносто первом… В командировке…

– Он не пропал, – голос матери стал твёрже, в нём зазвучала старая, незаживающая боль. – Его убили. Я всегда это знала. Он… он хотел уйти от них. Начал своё дело, хотел жить честно. Они его предупредили. А потом… он просто не вернулся домой. Через три дня нашли его машину на обочине под Ярославлем. Пустую. Его тело так и не нашли.

Слёзы текли по моему лицу, но я их не замечала. Всё встало на свои места. И одновременно перевернулось с ног на голову.

– Значит… тот человек… Волков… Он знал папу?

– Арсений Волков? – мама произнесла это имя с такой ненавистью, что мне стало холодно. – Да. Они были… знакомы. Очень близко знакомы. Говорили, Волков был его другом. А потом стал его палачом. Света, ты должна бежать! Слышишь меня? Если Волков узнает, чья ты дочь… он не оставит тебя в живых. Ни за что!

Теперь я понимала. Его пристальный взгляд, его вопрос «узнала ли ты меня?». Он не спрашивал, узнала ли я в нём бандита. Он спрашивал, узнала ли я в нём убийцу своего отца. А я, дура, проболталась про татуировку! Я сама подставила себя под удар.

– Мам… что мне делать? – прошептала я, чувствуя себя совершенно потерянной.

– Уезжай, дочка! Сейчас же! Брось всё! Я вышлю тебе денег на билет…

– Нет, – неожиданно для себя я сказала твёрдо. Теперь, когда первый шок прошёл, его место стала заполнять странная, холодная решимость. – Нет, мам. Я не могу убежать. Они убили папу. А теперь хотят убить меня. Я… я должна что-то сделать.

– Светлана, не говори глупостей! Ты одна! Что ты можешь сделать?

– Я не знаю, – честно призналась я. – Но я должна попытаться. Хотя бы узнать правду.

Мы проговорили ещё полчаса. Мама умоляла, плакала, но я стояла на своём. В конце концов, она сдалась, пообещав прислать всё, что у неё было – старые фотографии, какие-то записи отца. Когда я положила трубку, я чувствовала себя не просто напуганной дурочкой, а кем-то другим. Во мне проснулась дочь человека, которого убили. И это придавало сил.

Первым делом я вытащила из банки с гречкой ту самую помаду. Она больше не была просто уликой. Она была символом. Символом связи моего прошлого с настоящим. Я спрятала её получше – в коробку из-под зимних сапог на антресоли.

Потом я решила действовать по-настоящему. Как сыщик. Нужна была информация. И я знала, где её взять. Публичная библиотека. В девяностые интернет был диковинкой, а вот старые газеты хранили все тайны.

Дорога до библиотеки была не менее напряжённой, чем вчерашний поход на работу. Я шла, закутавшись в самый немаркий платок, и постоянно оглядывалась. В читальном зале пахло старыми книгами и пылью. Я заполнила требование на подшивки газет за 1990-1992 годы – «Московский комсомолец», «Комсомольскую правду», «Известия». Мне принесли несколько огромных фолиантов, и я погрузилась в прошлое.

Листать пожелтевшие страницы было странно. Здесь была другая жизнь. Другой мир. Реклама финансовых пирамид, статьи о рэкете, криминальные хроники. Я искала любые упоминания об «Обереге». Сначала безуспешно. Потом, в номере «МК» за октябрь 1991 года, я наткнулась на небольшую заметку на самой последней полосе, в разделе «Происшествия»:

*«В районе Ярославского шоссе обнаружен автомобиль «Волга» ГАЗ-24, принадлежащий вице-президенту коммерческого банка «Статус» Виктору Ветрову. По предварительным данным, владелец автомобиля пропал без вести три дня назад. В салоне и багажнике следов борьбы не обнаружено. Милиция проводит проверку».*

Виктор Ветров. Мой отец. Вице-президент банка. Ни слова о заводе. Ни слова об инженерной должности. Мама всё скрыла. Чтобы защитить меня? Или чтобы защитить себя?

Я продолжила листать, и моё сердце снова заколотилось. В номере за ноябрь того же года была ещё одна заметка, на сей раз побольше. Заголовок: «Загадочное исчезновение банкира: версии». В статье упоминалось, что Ветров начинал как частный предприниматель в конце восьмидесятых, быстро набрал вес в финансовых кругах, но, по слухам, имел связи с организованными преступными группировками. Было названо и имя – ОПГ «Оберег». А ещё… там мельком упоминался человек по имени Арсений Романович Волков, названный «партнёром» Ветрова по ряду спорных предприятий.

Вот оно. Подтверждение. Правда, которую от меня скрывали. Я чувствовала себя так, будто меня ударили по голове. Мой отец был не жертвой. Он был частью этой системы. Может, и не святой, но частью. И Волков был его партнёром. А потом стал его убийцей.

Я вышла из библиотеки с тяжёлой головой и ещё более тяжёлым сердцем. Улицы Москвы, по которым я шла, казались мне теперь гигантским кладбищем тайн и предательств. Я машинально свернула на оживлённую улицу, где располагались банки и офисы. Мой взгляд скользнул по вывеске одного из них – «Коммерческий банк «Статус»». Тот самый банк, где работал отец.

Я остановилась как вкопанная. Сердце зашлось. А что, если… что, если Волков всё ещё здесь? Ведь он был партнёром отца. Может, он забрал его дело себе?

Безотчётное, иррациональное желание – увидеть его снова, но теперь уже зная, кто он такой, – погнало меня вперёд. Я подошла к большому стеклянному зданию. Внутри – мрамор, золото, дорогие костюмы. Я робко толкнула тяжелую дверь.

В вестибюле царила атмосфера дорогой, бездушной роскоши. Ко мне сразу же подошёл охранник в униформе.

– Вам кого?

– Я… я по объявлению, – соврала я первое, что пришло в голову. – На вакансию секретаря.

Охранник лениво махнул рукой в сторону ресепшена. Я подошла к строгой даме за стойкой и повторила свою легенду. Пока она что-то смотрела в журнале, я озиралась. И тут я увидела его.

Он выходил из лифта в сопровождении двух таких же дорого одетых мужчин. Арсений Волков. В тёмном, безупречно сидящем костюме, с галстуком, от которого слепило глаза. Он что-то говорил своим спутникам, улыбаясь той жестокой, холодной улыбкой, которую я видела в темноте двора. Он выглядел как хозяин жизни. Как король. И на его запястье, когда он поправил манжет, я снова увидела синий контур орла.

Меня будто парализовало. Страх сковал всё тело. Он был здесь. В своей крепости. Всего в нескольких метрах от меня.

И вдруг, как будто почувствовав мой взгляд, он медленно повернул голову. Его глаза встретились с моими. Сначала в них мелькнуло простое любопытство, потом – лёгкое удивление, и, наконец, – жуткое, безмолвное узнавание. Он узнал меня. Узнал глупенькую блондинку из двора, которая теперь стояла в его банке.

Он не подал виду. Не изменился в лице. Он лишь чуть заметно кивнул мне, как знакомой, и продолжил разговор, направляясь к выходу. Но в том кивке, в том коротком взгляде, было всё: и напоминание об угрозе, и вопрос: «Что ты здесь делаешь?», и холодное любопытство хищника, наблюдающего за неосторожной добычей.

Я стояла, не в силах пошевелиться, пока его фигура не скрылась за стеклянной дверью.

– Девушка? – голос секретарши вернул меня к реальности. – У нас нет открытых вакансий секретаря. Может, вас интересует должность уборщицы?

Я покачала головой, не в силах вымолвить ни слова, и, шатаясь, выбежала на улицу. Меня трясло. Теперь я знала его имя. Я знала, где он работает. И он знал, что я это выяснила. Игра изменилась. Из панического бегства она превратилась в нечто другое. В странную, смертельно опасную охоту, где я была и охотником, и дичью одновременно.

Я шла домой, и в голове у меня стучала одна-единственная мысль, родившаяся из обломков старой жизни и нового страха: «Он убил моего отца. И теперь пришёл мой черёд». Но вместе со страхом во мне поднималось что-то ещё. Упрямство. Жажда правды. И дочерняя ярость. Глупенькая блондинка из Мухоморска решила идти до конца.