Рапунцель: принцесса без башни

Меж тем хозяин дома принюхался к своей питомице и… впервые на холодно-надменном лице на краткую долю мига появилось удивление.

Пушистая мяукнула. На этот раз виновато-жалобно, даже как-то покаянно, что ли: мол, прости, хозяин, попутал темный дух. Вернее, колбасный.

На это брюнет как-то устало выдохнул, отпустил пятнистую, подошел к камину, дотронулся до его полки, будто то ли прислушиваясь, то ли думая о чем-то, а после совершил почти немыслимое для мужчины: извинился!

– Прошу меня простить, но, кажется, я поторопился с выводами, обвинив вас и не выслушав все стороны…

«Так, это уже лучше», – выдохнула я про себя, отметив не только признание вины, но и уважительное «вы», и поторопилась, пока хозяин не ограничился одними витиеватыми фразами, произнести:

– Прощать легче, когда словам сопутствуют дела.

– И что вы хотите, чтобы я сделал? – поинтересовался брюнет тоном «даже не вздумай наглеть». И даже явный акцент ему в этом не помешал!

– Разрешили переночевать, – не стала ходить я вокруг да около и добавила, чтобы этот тип не сомневался: – А как рассветет, я отправлюсь в Бортвир.

Назвала крупный город, который вчера миновала, двигаясь на восток, туда, где наше королевство граничило с Фраторским. Незачем незнакомцу знать мой точный маршрут.

Вот только последовавший вопрос от чернявого меня удивил:

– Бортвир? Это же в Тридивойские земли? – уточнил он.

– Д-да, – чуя подвох, ответила я.

– Далековато, – хмыкнул хозяин дома. – Туда до излома зимы добираться придется.

– К-к-как до зимы? – непонимающе выдохнула я, которая вот накануне огибала городскую стену этого самого Бортвира.

– Тебе нужно перебраться через снежные Алиприйские пики, пересечь часть Визарийской империи и Фраторское королевство. Переносом, конечно, быстрее, но ты, я вижу, пешая… – пожал как ни в чем не бывало плечами незнакомец.

Я лишь краем сознания отметила упоминание «переносом», решив, что подумаю над этим потом. Сейчас куда важнее было другое. Осознание: три месяца пути!

В воцарившейся тишине, нарушаемой лишь биением моего собственного сердца, что-то щелкнуло. Не громко, не как удар молотом, а скорее будто ключ в замке провернули. Кажется, я попала… И хорошо бы выяснить, куда именно.

– А сейчас мы где? – задала я вопрос, который, судя по всему, поставил брюнета в тупик.

– В западной части Горийских земель.

Я икнула. Узелок выпал из руки, звучно шлепнувшись об пол. Мозг отказывался поверить в то, что такое возможно.

Нет-нет… Этот тип, похоже, бредит.

Ведь, насколько я помнила географию Исконного континента, за высоченным Альпирийским хребтом, где я сейчас и оказалась, были Дикие леса до самого Снежного моря. Да, в некоторых книгах что-то упоминалось о стране на северо-востоке, за горами, но мельком. Мол, есть и все. Никаких торговых и дипломатических отношений со странами за Великим Перевалом королевства Исконных земель не вели.

Преодолеть почти тысячу миль за полдня никак невозможно. Так что вывод один – передо мной сумасшедший. Только в отличие от меня – настоящий! Тогда все объяснимо! Наверняка какой-нибудь спятивший паладин (уж больно хорошо обращается с оружием, хоть и слеп), считающий, что его все хотят убить. Вот и живет сычом один.

Меж тем молчание затягивалось. Сыч, в смысле хозяин дома, терпеливо ждал, но, догадавшись, что я временно онемела от удивления, поинтересовался:

– С вами все в порядке?

– С тобой, – поправила и пояснила: – Я за время обвинений во время беседы уже привыкла к такому обращению. Так что лучше на «ты».

«Потому что «выканья» мне до зубовного скрежета надоели во дворце», – мысленно закончила я, вспомнив многочисленные вежливые обращения, за которыми скрывались издевки: позволявшие их себе считали, что сумасшедшая принцесса не поймет тонких оскорблений.

– Я же извинился за свои слова, – шумно выдохнул, явно теряя терпение, брюнет.

– А за косу?! Какой урон моей девичьей чести! На целую ладонь одним ударом топора ее укоротили!

На мужском лице заходили желваки. Похоже, до этого урон девичьей чести брюнет наносил слегка иначе: в спальне и с добровольного согласия.

– Десять золотых утешат вас… – тут он осекся и с нажимом добавил: – Тебя в этом горе?

Закончил он с интонацией «Подавись, вымогательница!».

– Девять золотых, и три сребра, и горячий сытный суп точно утешат, – вспомнив о хлебе насущном, вступила я в торги.

Но кто ж знал, что мне попадется такой сквалыга!

– Девять золотых, два сребра и готовите свой суп сами, – отчеканил хозяин и, давая понять, что разговор окончен, повернулся ко мне спиной.

– А-а-а… – удивленно выдохнула я.

Но чернявый, не оборачиваясь, перебил меня:

– Любая комната первого этажа на эту ночь в вашем распоряжении.

Как будто это меня волновало! Но тип уже удалился, буквально растворившись в сумерках, вовсю гулявших по дому. И плевать, что при этом был еще полдень. Буря, разгулявшаяся на улице, напрочь заслонила собой солнце, так что возникало полное ощущение надвигавшейся ночи. И неприятностей.

Стоит ли оставаться в доме с психом? Но, вспомнив о непогоде, поняла, что пока стоит. Только топорик прихвачу для самозащиты… Тот так и остался торчать в полу. Похоже, хозяин, уходя, забыл о секире…

Так я думала ровно до того момента, как попыталась вынуть ее. Ха! Не тут-то было! Оружие так крепко впилось в дерево, что даже не шелохнулось. Хотя чего я только не делала: и тянула рукоять, и на ней прыгала. Стояла, как каменная. И точка!

Значит, чернявый не взял ее не по забывчивости. Просто он был уверен: я ее не подниму. И, кажется, был прав. Придя к таким выводам, печально вздохнула и отправилась уже по знакомому маршруту: на кухню.

Оказавшись на ней, глянула в окно: на улице шел град вперемешку с ливнем. Водяные потоки сдирали осеннее золото, втаптывая его в грязную кашу… И как по такой я пойду завтра с утра? Ноги тут же заныли и начали подмерзать, как я представила чавкающую холодную кашу под подошвами ботинок.

Пустой еще со вчера желудок тоже был против любых подвигов, походов и много чего еще на литеру «п», что мешало его наполнению. Позавтракать я не успела, потому как у меня случилась рысь. Я после ночевки спустилась с дерева (ибо предпочитала ночевать не на земле, а забиралась повыше, опасаясь волков, бешеных лисиц и разбойников) и пошла умываться к ручью. Когда же вернулась, одна наглая пушистая морда нюхала мои вещи… А дальше – была активная зарядка, плавно переходящая в полноценную тренировку, а после – в курс выживания.

Так что да, есть я хотела зверски. Потому отправилась на ревизию кухни. Та оказалась вопиюще пустой. Ни котомки с крупой, ни мешка с овощами… Кажется, я понимаю, почему хозяин поставил условие: готовлю сама. Жаль, брюнет сразу не добавил при этом: «из чего найду». И тут взгляд упал на ларь, стоявший у стены. В него я еще не заглядывала…

Решительно подойдя к внушительному сундуку, откинула крышку. Меня обдало холодком, будто я спустилась летом в ледник замковой кухни. Но сегодня было так много странностей, что я решила: подумаю об очередной позже. Сначала разберусь с тем, что есть, а главное, что из этого «есть» можно съесть. Как показала дальнейшая инспекция – практически ничего. Найденный сыр на поверку был с плесенью, колбаса покрыта каким-то подозрительным белесым налетом. Хлеб с вкраплением цельных зерен. И ладно бы это. Некоторые из них были темными. Вспомнилась спорынья, из-за которой в пляс до упаду, едва не закончившийся смертью от изнеможения, пустился целый город. Нет уж! Не надо нам такого!

Хлеб следом за сыром и заплесневелой колбасой я решила выкинуть. Туда же отправилась и кринка с рыбой, от которой исходил тот еще душок. Да и нашинкованная капуста, от которой разило чем-то кислым, не вызывала доверия. В замке на зиму хранились упругие кочаны, а тут… в какой-то мутноватой жиже плавали нарезанные тонкой соломкой листья вилков. Нет уж. Этим я сама травиться не буду и хозяину дома не дам, бедному мужику, который просто не видит, что ест. А нюхать, может, просто не нюхает.

Вопросов не вызвали в ларе только яйца. Их-то я и достала, решив, что глазунья ничем не хуже супа. Только бы печь растопить. А с этим у принцесс всегда были проблемы. Ибо нас на кухню не очень-то пускали. И потому все две седмицы похода с огнивом у меня были такие отношения, от которых только искры во все стороны. Да и дыма много. А огня – чуть. Но куда деваться из заброшенного особняка, когда на улице буря, а есть хочется?

Так что я с надеждой глянула на печь. Та, массивная, каменная, напоминала мне форт. Маленький, но гордый и непобежденный. В ее топке уже лежали аккуратно сложенные поленья, и даже наструганная лучина, что внушало сдержанный оптимизм.

Я заработала огнивом, стараясь подпалить тонюсенькую щепу. Попытки с… не буду говорить с какой, чтоб не позориться, мне это удалось.

Первая лучина сгорела, так и не успев запалить собой что-то еще. Вторая утонула в золе, обидно шипя. Третья, словно насмехаясь, согнулась бубликом.

Я мысленно смирилась с тем, что карьера поджигателя мне не светит. Не то чтобы я горела этой идеей, да и в послужном списке это бы выглядело понижением после убийцы и воровки, коими поименовал меня хозяин дома… Но все же было обидненько.

Глаза заслезились. От дыма. Точно от него. Ну, может, еще чутка от ярости. Но отступать было некуда. Собрав волю в кулак, а остатки лучин – в охапку, я в который раз принялась высекать искру, усвоив главное: огонь, как и придворные интриги, требует не суеты, а терпения и точного удара. И когда наконец-то жалкий язычок пламени лизнул тонюсенькую щепу… тут же мне в лицо плюнуло сажей.

Как будто печка взяла и мстительно чихнула! Но не может же такого быть?!

– Мр-р-р? – раздалось с порога. На нем восседала всей своей пушистостью рысь, с выражением крайнего любопытства на усатой морде. Казалось, в ее взгляде читалось: «И это меня догоняло?»

– Не смотри так, – проворчала я, размахивая ладонью перед заслонкой, чтобы тяга заработала как следует. – Я, может, пытаюсь приготовить нормальной еды, – выдохнула я и, подумав, добавила: – Для всех.

Рысь фыркнула и удалилась с видом существа, которое знает о печах и огниве все, но не намерено делиться знаниями с сомнительными девицами. А вот печь, напротив, вдруг сменила гнев на милость: откуда-то враз появилась тяга, а дрова весело занялись.

А я отправилась умываться, а после – колдовать над сковородкой. Ведь пожарить яйца несложно… Я знаю, как это делается. Правда, в теории… Ибо видела этот процесс пару раз и со стороны.

На практике же выяснилось: нет такого блюда, которое нельзя испортить. Моя первая попытка напрочь пригорела. Но я была упорной, и с третьего раза вышло даже сносно. Правда, к этому времени яйца почти закончились. Зато даже не пересолила! Так что могла собой гордиться.

Правда, помня об опрометчиво брошенном «для всех», пришлось разделить свои скромные кулинарные потуги на три части: себе, рыси и сычу, в смысле хозяину дома.

Вот только, глядя на три тарелки, возник вопрос: и как, собственно, соединить содержимое одной из них с брюнетом? Что-то мне подсказывало, что он на втором этаже. Но мне ясно дали понять: по лестнице не подниматься. Но голосом-то пользоваться никто не запретил!

Потому решила пойти в зал, покликать хозяина, как одна небезызвестная графиня – неприятности. Эта юная леди славилась на все королевство своей любовью к коротким красным плащикам, прогулкам по лесу с корзинкой в одной руке и арбалетом на изготовку – в другой. К слову, в ее графстве почти не было волков…

Но не успела я пройти и полпути до зала, как услышала шаги. Замерла, прислушиваясь, рядом с очередным рыцарским доспехом, который был едва различим в темном коридоре. Враз пришло осознание, что хозяин вообще-то псих, а идея позвать его то ли на обед, то ли на очень ранний ужин – может, и не самая здравая. И не лучше осторожно вернуться к яичнице?.. С ней-то в случае чего я точно справлюсь. Да что там справлюсь, разделаюсь в два счета! Но такой разумный план не успел даже начать воплощаться в жизнь, как рухнул:

– Я не хотел напугать тебя… – раздался голос, от которого я едва не подскочила на месте и по-совиному начала таращиться в темноту, не видя ни зги и полагаясь лишь на ощущения.

«А ведь этот сыч живет так всегда, – пришла непрошеная мысль, а следом за ней еще одна: – И похоже, один. Рысь не в счет. Служанки, даже приходящей, судя по тому, что я увидела на кухне, не было. Нечищенная печка, испорченные продукты. Опять же, пыль на полках, запустение…».

– Ты в порядке? – меж тем продолжил псих. – Ты, похоже, немного боишься…

– С чего ты так решил? – выдохнула я, чувствуя, как голос не слушается. Да и руки тоже. Только ноги остались мне верны и готовы были бежать. Еще бы знать, в какую сторону… – И вообще, в этом мире нужно опасаться только одного – повышения налогов.

«Потому что после этого бывают мятежи», – мысленно закончила я.

– Именно по причине своего бесстрашия ты и нацелила на меня, кажется, алебарду? – вкрадчиво поинтересовался Сыч.

Я моргнула от удивления. И хотя это ничуть не помогло улучшить видимость, но каким-то чудом мозг от паники прочистило, и я осознала, что и вправду вцепилась в древко оружия, которое сама не знаю как отняла у пустотелого доспеха.

– Откуда вы знаете, что я держу? – от изумления даже не попыталась отрицать.

– Мы в восточном коридоре первого этажа. Здесь в нише только рыцарский доспех эпохи великого переселения в Иссушенные земли. А у него из оружия только алебарда. И древко той ударило пару мгновений назад об пол. А перед этим был легкий скрежет. Так что ответ очевиден. Ты сейчас держишь алебарду.

Не успела я подивиться такой дедукции, которая отлично заменяла зрение одному брюнету, как тот добавил:

– А еще ее острие упирается мне в грудь.

Упс. Стало как-то совсем уж неудобно. И держать эту орясину в руках, и за себя. Так что я поспешила вернуть злополучную пакость обратно к доспехам. Получилось, мягко говоря, не совсем тихо. Но справилась.

Правда, после этого раздались скрежет и лязг, и латы с оглушительным грохотом упали на каменный пол. М-да… Вот всегда знала, что воровство – это процесс тихий, а возвращение награбленного – громкий. Но я думала, что это в переносном смысле: когда герольды оглашают приказ короля о казни очередного казнокрада, а придворные обсуждают это полушепотом в кулуарах. Но сейчас все было очень даже буквально…

– Простите, я случайно… – выдохнула, чувствуя, что в коридоре это я слепая, а не брюнет. Да еще и неуклюжая.

Но если я успела только пролепетать оправдания, то хозяин дома печально вздохнул, сделал несколько шагов и поднял злополучные доспехи. А еще оказался как-то слишком близко. Настолько, что я вдруг ощутила его дыхание на своей макушке. Всего на миг. Потом оно спустилось чуть ниже, мазнуло кончик уха, коснулось скулы. Так, словно Сыч наклонился.

Это длилось всего пару ударов сердца, а после псих словно понял, как мы оказались близко, и резко отстранился. Но за эти мгновения мое сердце вдруг забыло, как биться, и, пропустив несколько ударов, судорожно затрепыхалось в груди, вспоминая, как нужно сокращаться.

А я стояла оглушенная. Темнотой. Странными ощущениями, которые возникли у меня помимо воли. А еще тонким, едва уловимым ароматом можжевельника и морозной мяты, что исходил от психа. Хотя мне казалось, сумасшествие должно пахнуть по-другому: затхлостью, скисшим вином, безысходностью…

Так и не успела додумать эту мысль, когда услышала:

– Я искал тебя, чтобы отдать деньги.

И почти тут же моей руки коснулся теплый бархат тонко выделанной кожи. «Кошель с деньгами» – поняла я, когда ощутила тяжесть в ладони.

– А я искала вас, – вырвалось, кажется, само собой, помимо моей воли.

– Да? – удивился псих.

– Хотела позвать поесть. Я приготовила яичницу… – под конец этой короткой речи я отчего-то сбилась, ощутив смущение.

Вот почему, спрашивается, оно вообще возникло? Когда щеголяла перед придворными по дворцу в возмутительно короткой юбке длиной до колен или целовала напоказ лягушку, утверждая, что это заколдованный принц – никакой робости не испытывала. А сейчас появилось это странное чувство, которого доселе не испытывала.

– А супа не будет? – протянул Сыч.

И вот как ему удалось сочетать разом и иронию, и удивление, и даже легкое сожаление?

– Увы, его тяжело приготовить, когда в мешках с овощами вместо репы и свеклы находишь лишь собственные сожаления, – выдохнула я.

Тайну о том, что этот суп, будь он проклят, не сварен еще и потому, что одной принцессе не хватило знаний кулинарии, я решила унести с собой в моги… Не буду столь пессимистична. Просто унести отсюда подальше. Завтра же. На рассвете. В узелке с вещами. Когда пойду дальше, прочь из этого дома.

Вторя этим мыслям, щеки помимо воли начало припекать. Наверняка и покраснели они знатно.

Все же хорошо, что мы в абсолютной темноте и псих ничего не видит. Хотя он же так и так слепой. Хотя… в последнем все же были сомнения. Как порой в реальности происходящего.

Впрочем, если разбирать каждую странность по отдельности, ей легко можно было найти объяснение, но в общем… Внутри грыз какой-то червь сомнения. Да так, что в мозгу зудело и хотелось то ли раздавить, то ли что-то еще сделать с этим паразитом. Как будто у меня дел других нет, как разбираться в странностях этого дома и его хозяина. Мне бы свои проблемы решить, хотя бы методом избегания конфликтных ситуаций. Ну, если можно так назвать наемников, которых нынешняя королева наверняка пустила за мной следом. Ибо, чем меньше кандидатов на трон, тем крепче власть нынешнего монарха. И плевать, что о короне я и не мечтаю: нет сумасшедшей принцессы – нет угрозы. И точка.

Глава 3

Из мыслей меня выдернул голос хозяина дома:

– Странно, я думал, продукты еще есть.

Я на это заявление лишь хмыкнула. Что ж, в чем-то Сыч был прав. Еду и правда я нашла. Испорченную. Но упоминать об этом не стала.

Брюнет же, не подозревая о моих думах, продолжил.

– Но приглашению на яичницу я тоже очень рад.

– Любите глазунью? – поинтересовалась я, чувствуя острую необходимость сказать хотя бы что-нибудь, не важно, что именно. Только бы не возникло еще одной неловкой паузы, в которой я засвечусь в темноте, потому как щеки будут просто полыхать алым.

– Горячую еду, – бесхитростно ответил Сыч.

Едва удержалась, чтобы не закашляться. Совершенно не подумала о том, что для обычных людей – норма и даже ерунда, для слепого – испытание. Например, зажечь печь, почистить и нарезать овощи. Да, топоры этот тип метает знатно. Но это же на звук, насколько я поняла. А вот морковка бить косой об пол не будет, облегчая задачу.

– Тогда пойдемте, пока все не остыло, – выдохнула я.

– Пойдем, – охотно согласился Сыч, который, как и всякий мужчина, проявил энтузиазм, когда дело дошло до чего-то вкусненького, и добавил: – Давайте я вас провожу.

И не успела я согласиться, как моя рука легла на согнутый мужской локоть. Не без помощи одного психа легла. На долю мига я ощутила, как теплые мозолистые пальцы подхватили тонкие озябшие мои. И почти тут же под ладонью очутилась ткань рубахи.

Мы замерли. Я вдруг почувствовала, как гулко колотится сердце. Как тягучей каплей смолы неспешно плавится время. Как звенит тишина вокруг. А мы двое – посреди нее. Стоим, точно во дворце на светском приеме, а не в темном коридоре. И никакая я не сумасшедшая принцесса, для которой безумие – единственное спасение, а рядом – не чокнутый слепец, а смелый и сильный паладин королевской сотни, в которой лишь лучшие воины страны.

Псих как-то судорожно сглотнул, словно подслушал мои мысли, и хрипло выдохнув:

– Осторожнее, – и повел меня на кухню.

Слепец двигался так уверенно, будто из нас двоих незрячей была одна беглая принцесса. Мне только и оставалось, что опираться на предложенную руку, аккуратно наступать на половицы, памятуя о том, что некоторые из них коварны: так и норовят подставить подножку, – и прижиматься к горячему мужскому телу.

Хотя последнее вышло абсолютно случайно. Я просто боялась упасть. Да! Именно так и никак иначе! Ведь если запнусь, повалюсь, то лучше падать на что-то большое, теплое и не каменно-жесткое. А не на деревянное, холодное, наверняка пыльное и грозящее занозами, а то и вовсе расквашенным носом.

Псих отчего-то не возражал против таких моих мер предосторожности, не отстранялся, и я порой ощущала, как горячее мужское дыхание щекочет мою макушку.

Но мы оба делали вид, что так и задумано, ничего предосудительного не происходит и вообще мы жертвы стесненных коридором обстоятельств.

Когда мы вошли на кухню, я в момент поспешила отстраниться. Правда, перед этим вздохнула, поправила зачем-то юбку и перекинула косу через плечо (зачем прихорашивалась – сама не поняла: Сыч же не увидит разницы), а после да – тут же отняла руку с мужского локтя и сделала стремительный шаг в сторону. Хотя, будь у меня возможность перед этим выпить чашечку кофе и съесть булочку, я бы обязательно перекусила. А после со всей стремительностью непременно поторопилась бы соблюсти приличия.

Вот только едва я отпрянула, как мы разом выдохнули. И если хозяин дома коротко и будто облегченно, еще и губы сурово так поджал, словно вести меня по коридору была для него сущая пытка, то я – всей грудью, резко. А еще удивленно, возмущенно, раздосадовано и… Какие там еще есть приличные эпитеты к состоянию, когда одной наглой пушистой морде ты готова хвост оторвать?!

Последний с азартом размахивал из стороны в сторону, пока знакомая пятнистая спина выгнулась в неестественной позе. Рысь, вставшая на задние лапы перед столом, с жадностью вылизывала одну из трех тарелок. Мою тарелку. Точнее, ту, которую я мысленно определила себе, рассудив: хозяин большой – ему и порция самая внушительная. А киса – мелкая, ей и… самая подгорелая часть яичницы! Но эта поганка решила, что не для этого растила ее мохнопопость матушка лесная кошка.

– Эй! – крикнула я, забывшись. – Эта тарелка вообще-то моя была!

Пушистая воровка лишь бросила на меня победный взгляд, полный торжества, и, громко чавкнув, слизала последний кусок многострадальной глазуньи!

Это была месть за отвоеванные на обрыве сосиски! Это была война! Кровавая, до почти сырого стейка, кулинарная вендетта! Киса явно невзлюбила меня. Я – ее. Одним словом, нас объединяло сильное взаимное чувство!

Хозяин дома, стоявший в дверях, беззвучно вздохнул. Казалось, он понял все, даже не взглянув на ситуацию ни с моей точки зрения, ни с рысиной, ни просто глазами.

– Вальпургия! – произнес псих с укором, но без особой строгости.

Рысь, услышав свое имя, фыркнула.

Я, к слову, тоже. Ну кто дает такую кличку котейке? Длинно и без так любимого кошачьими «кс» в звучании… Да мурзилку же звать таким именем замучаешься. Пока выговоришь – усатая уже и нашкодить успеет, и удрать… Правда, я сомневалась, что и на что-то лаконичное эта паразитка бы беспрекословно отзывалась…

Словно подтверждая мои мысли, Вальпургия фыркнула, лениво обернулась и убрала-таки передние лапы со стола, оставив на том пустую тарелку меж двух нетронутых.

Хозяин меж тем, словно оправдывая пушистую, добавил:

– Кажется, моя питомица что-то натворила. Простите ее. Она хоть и своенравная, но безобидная. Даже не кусается…

«Я – и не кусаюсь?» – читалось в удивленном взгляде пятнистой. А после, вильнув своим обрубком хвоста, та гордо удалилась в тень, впрочем и не думая покидать кухни.

Мне же пришлось довольствоваться оставшимся.

Сыч ел молча, сидя так, что его лицо было обращено к печи, где догорал огонь. Я же расположилась напротив, на лавке, доедала свою, вернее, изначально рысину порцию и косилась на кошель, лежавший рядом. Девять золотых и два серебра. Наверное, это одна из самых дорогих яичниц на моей памяти. На эти деньги можно было бы купить трех резвых рысаков. Хотя, с другой стороны, это же глазунья, приготовленная настоящей принцессой!

Но не успела я додумать эту мысль, как раздался хруст. Словно зубы крошились. Я испуганно замерла, чтобы увидеть, как псих невозмутимо положил на тарелку кусочек скорлупы, которую зажевал.

Упс. Как я проглядела, что она оказалась в стряпне.

– Извини, это вышло случайно. Я не очень умею готовить.

«Хотя для первого раза получилось очень даже ничего, – мысленно добавила я и поправилась. – Хорошо, для первого раза третьей попытки».