Рапунцель: принцесса без башни

Надежда Мамаева

Рапунцель: принцесса без башни

Глава 1

Лившийся сквозь еще зеленые, лишь с вкраплением золота в кроны деревьев, солнечный свет был мягким. А вот реальность – нет. Об нее-то, бившую в лицо наотмашь ветвями, я уже успела расцарапаться. Кроме того несколько раз споткнуться, ругнуться, извернуться, чтобы не упасть, пригнуться, и еще много каких «-ться», пока преследовала ушлого вора.

Он покусился на единственное ценное, что только и осталось у добропорядочной девушки в бегах. И нет, я не о чести: с нее, увы, сыт не будешь и на рынке не продашь. А вот чесночные сосиски – другое дело! К тому же рядышком с ними, завернутые в тряпицу, в узелке лежали мои последние деньги! И сейчас все это добро удирало со скоростью матерой рыси, припадавшей на одну лапу.

Киса, в меру хромая и без меры наглая, видимо, промышляла в здешних лесах разбоем, потеснив своей мохнатостью других татей. И сейчас, вцепившись зубами в умыкнутую у одной зазевавшейся девицы котомку, резво скакала по опавшей листве и отчего-то даже не помышляла взобраться на дерево. Похоже, рассудила: если полоумная, что неслась за ней, до сих пор не отстала, то и на ствол тоже полезет. А может, пушистая была не только хрома и просто вскарабкаться не в силах.

Так или иначе, наш забег продолжался уже с лучину.

В воздухе весело реяла цепочка сосисок, часть которых каким-то чудом выпросталась из котомки.

В воздухе трепыхалась моя коса, длинная, зараза, как долги короля перед, кажется, всеми герцогами нашей державы (хотя, подозреваю, что владыка и у вельмож некоторых сопредельных стран золота позаимствовал).

В воздухе суетливо били крыльями стрекозы…

Одним словом, все было в движении, а значит, живо… Правда, в моем случае чуть живо, но это уже детали. Бок нещадно кололо, грудь горела огнем, сердце… сердце еще не определилось: разорваться ли ему или выскочить через горло, – и пока только отчаянно молотило о ребра. Отчаяннее лишь билась в мозгу мысль: «Ну, Рапи, догонишь ты эту пакость, и что дальше?! У нее клыки, когти и опыт выживания в дикой природе. А у тебя?..»

А у меня были лишь коса, отчаянная нужда и коротенький кинжал за поясом… И тоже опыт выживания! В ядовитом дворцовом серпентарии, где я трех мачех пережила! Так что счет с ворюгой был примерно равный.

Пушистая, к слову, начала выдыхаться. Ее толстенькие мохнатые бока вздымались все чаще, прыжки стали все короче, а хромала киса все больше. В какой-то момент она обернулась на меня и отчаянно оттолкнулась лапами, будто прыгая через овраг. И это на ровном месте.

На миг воздух вокруг кисы дрогнул, но я не обратила на это внимания, сосредоточившись на том, как догнать эту пушистую поганку. И не раздумывая ринулась следом.

И ровно в том месте, где рысь ни с того ни с сего перескочила ровное место, мне показалось, что я будто нырнула в воду. Воздух на миг уплотнился, чтобы в следующий я уже сделала шаг по опавшей листве.

Киса, на миг замершая, при виде меня удивленно рыкнула, не выпуская украденного из пасти и… вновь дала деру!

– Да чтоб тебя! – выругалась я и продолжила погоню.

Лес замелькал перед глазами, становясь все реже, и в какой-то момент мы с пятнистой заразой выбежали на крутояр. Там-то я в отчаянном прыжке смогла ухватить хвостик сосиски и…

Я не учла две силы: инерции и упорства. Меня дернуло вперед, да так, что одна самонадеянная девица в лучших традициях плуга пропахала грудью опавшую листву. И ладно бы только это! Меня мотнуло, ударило, перевернуло, и я очутилась на краю обрыва, чтобы в следующий миг с него упасть.

Круча была чуть ниже замковой башни. И с нее открывался отличный вид на осеннее море: багрянец, янтарь и охра крон, пронзительная синь неба… Таким пейзажем любоваться и любоваться. При условии, что уверенно стоишь обеими ногами на земле. А вот если оказалось, что твоя жизнь висит на волоске, вернее, на веренице сосисок, как-то не до красот природы.

Одна моя рука держала злополучную копченость, когда я оказалась в подвешенном положении. Вторая же осталась свободной. Так что я выхватила из-за пояса кинжал и тут же воткнула его в расщелину известняка.

Сосиска в правой ладони дернулась. Сверху раздался рык.

Вскинула голову и увидела над собой рысь, которая так и не выпустила из зубов моей котомки и, мало того, даже сейчас тянула ту на себя. Я же и не думала отпускать свою провизию. Сейчас эта копченость была для меня вопросом жизни и смерти.

Мы с кисой посмотрели в глаза друг другу… Пушистая скалилась, топорщила усы, рычала и всем своим видом намекала, что, может, кто-то и заслуживает, чтоб ему подали лапу помощи, вот мне бы она протянула разве что еловую! Если бы могла… Но для этого пришлось бы отпустить честно украденное, а этого мохнатая явно не хотела. Так что вынужденно помогала и тащила одну субтильную девицу наверх.

Мои нервы трещали по швам, от перенапряжения явно трещали и мышцы рысюли, но порвалась первой шкурка! Сосисок.

Так что в моей ладони осталось несколько сарделек, а в сердце – испуг. Я ухнула вниз на добрую дюжину дюймов и не упала лишь благодаря тому, что вторая рука вцепилась в кинжал. Тот вошел по самую рукоять в известняк.

– Мр-р-р, – раздалось сверху осуждающее.

Лесная киса посмотрела на меня с выражением: «Ну и подавись ими, сквалыга несчастная!» А после гордо развернулась, мазнула своим коротким, с черным кончиком, точно обмакнула его в чернильницу, хвостом и гордо удалилась.

А я, осенний пейзаж и сосиски остались. Последние, правда, пришлось отпустить: вторая рука мне нужна была свободной, чтобы хвататься за выступы, а потом и за корень сосны, который оголился, видимо, из-за небольшого обвала почвы.

Так что спустя какое-то время я все же выбралась наверх. Правда, кинжал так и остался воткнутым в ту трещину: то ли под моим весом лезвие погнулось и не захотело выходить обратно, то ли просто клинок плотно засел…

Какое-то время я лежала на краю обрыва, пытаясь отдышаться, глядя на небо, синь которого начали затягивать брюхатые дождем тучи. По поздней осени – так обычное явление… Скоро, похоже, и вовсе ливанет. Вот только я же заночевала в еще зеленом лесу, а сейчас вокруг – сквозистый ажур багрянца, золота и меди… Как такое возможно?

Мозг тут же нашел объяснение: в лощине кроны дольше не опадают, а на взгорье осень всегда приходит раньше… Но не настолько же? Впрочем, были вопросы и посерьезнее. Например, как я, принцесса Тридивийская, наследница Арвы, Навилора и Триноли, докатилась до жизни такой: биться с рысью за сосиски!

Хотя могло быть и хуже. Как у сестер, например. Ибо верно говорят, муж-бард – горе в семье, король-транжира – горе стране. А наш батюшка был знатным мотом и хранил все свои сбережения не в деньгах, а в… детях! А что, удобная система расчета с должниками: владыке какой-нибудь граф ссудил денег, король за это устраивал помолвку подданного с очередной своей дочерью, тем приближая вассала к трону…

Благо на такие брачно-расчетные отношения у правителя был запас отпрысков: трое сыновей и семь дочерей. Правда, от разных жен. С первой своей супругой отец развелся, вторую (мою мать, к слову) – обвинили в колдовстве, третью сослали в монастырь, четвертая сама померла от чахотки. Пятая учла ошибки предшественниц и устроила переворот…

Только чтобы мне до него дожить и не обзавестись брачными браслетами, пришлось притвориться принцессой. Той самой, у которой есть дворец, но нет башни. Блаженной на всю голову. Идея пришла ко мне, когда в семь лет я увидела, как отец не моргнув глазом сосватал мою старшую сестру – умницу-красавицу, которой только-только исполнилось восемнадцать – за очередного вельможу. Тот был той еще развалиной. К тому же дурно пах, страдал подагрой и был мелочен и сварлив, как скупердяй-ростовщик.

Прикинув, что такая участь ждет по достижении совершеннолетия и меня, я начала искать варианты спасения. Благо руку дочери ведьмы отец еще никому не успел пообещать. И чтобы этого и дальше не произошло, я начала чудить. Смех невпопад, странные фразы и жесты, отказ, аж до истерики, стричь волосы… Могла поприветствовать заграничных послов мычанием или с отсутствующим видом таращиться в окно. А еще совершала немыслимое для благородной девицы: облачалась в штаны и рубаху, плавала так в реке и летом, и поздней осенью, вплоть до ледостава, скакала в седле по-мужски и наведывалась к братьям в оружейную залу, уверяя, что кругом предатели и мне непременно надо выучиться фехтовать, чтобы лично заколоть всех врагов короны.

Надо мной, конечно, потешались, оружия в руки не давали, но и с занятий не прогоняли. Так что я сидела, и смотрела, и запоминала. А после в одиночестве отрабатывала.

Увы, по причине моего «слабоумия» занятия со мной по этикету, музицированию, танцам, риторике и прочим полагающимся принцессам наукам не вели. Зато и с вышиванием не приставали. Свободное время я проводила, прячась ото всех в библиотеке. Оказалось, что приличное образование можно получить и там. Главное, выбирать соответствующие книги. К своим девятнадцати годам я неплохо разбиралась в географии, экономике, истории, знала два языка, помимо родного, тридимирского, и основы лекарского дела. Но главное – подыскала себе кандидата в фиктивные женихи и смогла добрым словом и собранным компроматом склонить его к сотрудничеству! Юный посол был еще не слишком опытен в делах интриг, шантажа и угроз, потому попался. Так что я рассчитывала на фиктивную помолвку с внесением за меня залога… – кхм – щедрого дара от будущего жениха, для которого любовь оказалась не просто злой, но и с придурью.

Хотя сам виноват: не нужно было ему пытаться красть секретные донесения, если опыта нет! И ладно я его поймала. А если бы тайная канцелярия?.. Ждало бы юношу свидание с железной девой в пыточной, а не с двинутой в одном из кабинетов дворца… А то, что я при этом несчастного слегка косой (что было под рукой – то и взяла) придушила – это детали. И не надо осуждать несчастную девушку! Кто как может во дворце, так и заарканивает приличных женихов.

Этот оказался очень приличным и даже не гадом: руки моей у короля попросил, денег за сватовство отжаловал (попробовал бы не дать!), почти не заикался, стоя рядом со мной… Правда, удрать все норовил и писал прошения, чтобы его из дипломатической миссии пораньше на родину вернули за Алое море. Но спустя пару месяцев смирился, поняв: теперь домой только через женитьбу. А то, что оная – фиктивная, устраивало его едва ли не больше, чем меня.

Так что я планировала по весне отбыть в далекие края, развестись на радость и мне, и послу, и наконец зажить своей жизнью, но… такой хороший план пошел дракону под хвост. И все из-за переворота!

Я-то надеялась, что мачеха хотя бы еще годика два подождет. Но ей было, похоже, невтерпеж. А при подобных увеселительных мероприятиях обычно принято убирать и за собой, и лишних кандидатов на престол.

Так что я решила: для жизни и здоровья полезнее, если я окажусь подальше от дворца в частности и столицы в целом. Правда, удирать пришлось не с комфортом, а экстренно. Потому я бежала, переодевшись в платье служанки и с одним узелком в руках. И тот у меня рысь стащила!

А я теперь вот сиди на осколках своих планов… Вернее, лежи на опавшей листве.

Да и дождик в лицо начал еще плеваться… Эх! Пришлось встать. Я огляделась. Вид с края крутояра был так же прекрасен, хоть и в моросившей дымке.

Я лишь вздохнула и, как иная знатная дама подол, подхватила косу, которая волочилась по земле. Эх, не успела из-за рыси заколоть ее шпильками, а теперь они остались в уворованном узелке… Пока бежала, волосы мне не сильно мешали, а при размеренном шаге возникла проблема. Но если и дальше так пойдет – все же с частью шевелюры придется расстаться. Это во дворце она была блажью принцессы и еще одним штрихом к моему образу чокнутой. А сейчас нужды в этом не было. А было только жаль! Столько лет растила!

Так до конца ничего и не решив с шевелюрой, повернулась к обрыву и виду, который с него открывался, спиной и отправилась куда глаза глядят. А смотрели они на следы, оставленные рысью. И нет, это были не отпечатки лап. А… мои вещи из узелка! Похоже, когда я дернула связку сосисок, в бауле появилась дыра и из нее начали выпадать вещи. Первым был гребешок, потом карта, на которую я полагалась, срезая путь через этот лес, затем кожаная фляга, моток ниток с иглой… Так я и вышла то ли на стежку-дорожку, то ли на звериную тропу, а по ней дошла и до внушительного дома. Я бы даже сказала почти особняка. «Почти» потому как обычно усадьба подразумевает слуг, но здесь вместо дворецкого на крыльце была… рысь! Знакомая такая. Правда, уже без узелка.

Пушистая, увидев меня, удивленно вытаращилась. Мгновение мы играли в гляделки, а после усатая, как натуральная домашняя киса прижала уши и… юркнула в приоткрытую дверь. Что удивительно, та сразу же захлопнулась за ее коротким хвостом.

Несколько мгновений я колебалась, но, рассудив, что если здесь есть рысюля, то и мой узелок с деньгами тоже где-то рядом, двинулась к крыльцу. К тому же киса так спокойно вошла в дом… Это вселяло надежду, что тот безлюден. Но если и не так, то попробовать договориться с хозяевами стоит. Да и выхода у меня особо не было. Дождь, еще недавно только-только накрапывавший, вскоре грозил превратиться в полноценный ливень. Я уже продрогла. А еще до жути хотелось есть. Настолько, что я успела десять раз пожалеть о тех самых сосисках, которые пришлось бросить, чтобы самой не разбиться.

Так что, поднявшись по ступеням, я замерла перед дверью. Решительно выдохнула и взялась за дверной молоток. Медный, позеленевший от времени и дождей, он так протяжно заскрипел, что подумалось: даже стучать таким не нужно, чтобы оповестить о своем приходе. Однако я несколько раз энергично опустила кольцо на накладку, постучав.

Тишина. Даже рысь внутри не рыкнула. Зато дождь забарабанил по крыше навеса над входом вовсю, и я, больше не раздумывая, толкнула дверь.

Внутри пахло пылью, сыростью и одиночеством. Просторная и какая-то словно голая прихожая. Ни плащей на вешалке, ни грязи на половике. Только в углу стоял полный латный доспех, который я в первый миг приняла за человека и испугалась. Но потом поняла, что это всего лишь шлем, кираса, ботинки-сабатоны – полая статуя по сути. И звучит, к слову, гулко. Я проверила!

Из глубины дома доносилось ровное, мерное постукивание. Тикали часы? Капала вода? Или била коротким хвостом по полу рысь? Я двинулась на звук, стараясь ступать бесшумно, на полусогнутых ногах, с переносом веса с пальцев на пятку. Вот только отчего-то, как назло, то одна половица норовила под башмаком встопорщиться, то другая скрипнуть.

Зал встретил меня полумраком. Витраж по нынешней погоде почти не пропускал света, отчего паркет был не в узорчатом ковре, какой бывает в солнечный день от цветных стекол, а в темных пятнах багрянца и охры. На каминной полке стояла ваза. То ли для цветов, то ли для праха. И ни души.

Осмелев, я обошла почти весь первый этаж, так никого и не встретив. Зато в одной из комнат дверь едва не щелкнула меня по носу, а в другой – створка, резко захлопнувшись, наддала по тому месту, которое многие желали бы пристроить на трон. Я лишь потерла бедро, решив, что в этом особняке сквозняки почище, чем во дворце, и двинулась дальше, чтобы в конце своего пути добраться до кухни. А в ней нашелся и мой узелок! И о чудо! Даже деньги в нем! Они, в отличие от свертка со шпильками, который я так и не нашла, не выпали. Как и небольшой кусок сыра, и пара теплых вязаных носков, и полковриги хлеба… Кажется, не все так плохо. А с учетом того, что на улице ливень, а я под крышей – и вовсе хорошо!

«Стоит осмотреть и второй этаж, и если здесь кроме меня и рыси больше никого, то, может, и заночевать под этой крышей? Только дверь покрепче подпереть изнутри», – подумалось вдруг. Ну, подумаешь, большая киса… Так и дом большой! Места обеим хватит. Перспектива промокнуть, промерзнуть и подхватить грудной огонь была страшней, чем одна пушистая морда. Которая, кстати, похоже, была трусоватой: пока я обходила комнаты, ни разу не видела эту пятнистую ворюгу!

В привидений, которые в легендах часто обитают в заброшенных особняках, я не верила. Как и в колдовство. Потому что за свои девятнадцать лет жизни во дворце убедилась: донос в тайную канцелярию отправит твоих врагов на тот свет куда надежнее проклятия, яд, подлитый в бокал соперницей, эффективнее сомнительного любовного зелья, каким на рынках торгуют из-под полы заезжие торговцы, а от морозной чахотки лучше любого амулета будут теплый плащ, сытная еда, сухие башмаки и привычка не обниматься с уже заболевшими.

Единственным, кому магия приносила реальную пользу, как по мне, были инквизиторы. Им не нужно было особо трудиться, подкидывая улики или плетя интриги, дабы вынести смертный приговор. Всего лишь заподозрить в колдовстве – и только! Удобный предлог для отправки на тот свет, да еще и с огоньком. И даже одну из королев эта участь не миновала, когда владыка в очередной раз влюбившийся, возжелал вновь стать свободным.

Я же была убеждена: моя мать – не ведьма, околдовавшая его величество. Ее вина лишь в том, что она родилась красивой и имела несчастье понравиться правителю… Но об этом я молчала. Всегда. Даже притворяясь сумасшедшей. Потому что у любого безумия должен быть предел. Иначе не успеешь как следует сойти с ума, как тебе помогут – но в могилу.

Одним словом, я предпочитала бояться людей живых, нежели мертвых.

С такими мыслями и поднялась с пола, подхватила в одну руку узелок, в другую – косу и покинула кухню. Вот только едва я успела дойти до лестницы, которая величественно спускала свои каменные ступени со второго этажа в зал, как раздался неожиданно грозный рык. Я насторожилась, выпустила из руки часть косы, и она ударила об пол. Не кнут, конечно. Но всяко лучше, чем ничего. Врезать по наглой пушистой морде можно.

Словно почуяв что-то, рысь примолкла. Из-за кресла у камина мелькнул знакомый короткий хвост с черным кончиком.

И почти тут же явила себя и вся усатая. Пушистая величественно прошла мимо, бросила на меня взгляд, полный кошачьего презрения, на миг заинтересовалась кончиком косы, который дернулся на полу, когда я поудобнее перехватила свое единственное оружие, и грациозно скрылась за портьерой.

Я на этот демарш непроизвольно хмыкнула, рука разжала волосы, отчего послышался негромкий глухой удар и тут же за ним раздался еще один: резкий, свистяще-чавкающий.

И тут же рядом со мной в половицу впилась секира. Аккурат в самый кончик моей косы, укоротив ту на ладонь!

– Торвсир моргир вод! – прогремело позади.

Я глянула на топор. На свои волосы, лежавшие рядом. Судя по тому, как лезвие вгрызлось в доски, метили именно в косу. А если бы в меня – я была бы уже мертва.

Все это вихрем пронеслось в моей голове, и я отчетливо поняла: это предостережение. Весьма красноречивое. А вот сказанного – не поняла ни слова! И это притом что знала три языка. Но этот был мне неизвестен. Вот гадство! И как, скажите, теперь договариваться с тем, кто явно вынес первое и единственное предупреждение. В жизни. Моей.

– Простите, что вторглась в ваш дом… – начала я, медленно поднимая обе руки. Одну – с узелком, в знак того, что я не замышляю нападения. А затем медленно повернулась и увидела: в углу зала, среди теней, наполовину скрытый сумраком, стоял мужчина.

Миг тишины. Скупой блеск металла. Кажется, на руке незнакомца было кольцо, которое он провернул, а после щелкнул пальцами и произнес:

– Стой на месте! Если хочешь остаться в живых, говори, кто тебя послал? – Пауза. Короткая. Всего на удар сердца. А после на тон ниже вопрос, в котором было разом и разочарование, и досада, и возмущение: – И тэрсе корсото?!

Прозвучало с явным акцентом, только я не могла разобрать, с каким именно. Но плевать на него! Главное, что хозяин дома знал тридимирский. Отчасти.

Решив ответить на ту часть реплики, которую поняла, выдохнула:

– Клянусь, никто меня не посылал сюда!

Вышло порывисто. А я ощутила, как оторопь первых мгновений сменяется злостью! Да за кого он меня принимает?!

– Да неужели? – сказано было вновь с акцентом, в котором мне почудилось что-то северное… или просто это холод интонации вымораживал. И вот как эту снежность можно было сочетать с иронией? А ее в последнем вопросе этого любителя сумрака было столько, что можно было резать ножом и продавать вразвес. – И убить ты никого не хотела?

– Я вообще не думала, что здесь кто-то есть! – выпалила я, отчего-то чувствуя себя словно под прицелом. Хотя вроде ни арбалета, ни метательного клинка я в руках этого тенелюбивого типа не разглядела.

– Значит, рассчитывала что-то украсть, – пришел к своим выводам хозяин дома.

Да чтоб тебя! Какой недоверчивый. Кажется, еще с идеей, что я подосланная убийца не до конца расстался, а уже новые обвинения.

– Украсть?! Да меня саму обворовала ваша киса. Я лишь гналась за ней. Она стащила у меня все вещи! – выдохнула я и в доказательство потрясла узелком со словами: – Вот! Видите?!

– Нет, – прозвучал бесстрастный ответ, и тип все же вышел из полутьмы.

Его лицо было бы молодым, если бы не глаза. Темные, почти черные, они смотрели словно сквозь меня, да и весь мир разом, как будто…

Глава 2

Я нахмурилась. По-новому оценивая и выверенную плавность движений, и напряженную позу человека, привыкшего скорее полагаться на слух. А еще то, как, едва незнакомец сделал несколько шагов в мою сторону, рысь тут же бесшумно приблизилась к нему, подставив голову под мужскую ладонь. Вроде бы напрашиваясь на ласку: мол, почеши меня за ушком, хозяин, или… точно поводырь. Да и прозвучавшее в ответ на мой вопрос «нет» было исчерпывающим.

А потом взгляд нечаянно упал на топор. Не может же незрячий быть таким метким? Или это я такая шумная? Вспомнила, как ударила об пол косу…

Сглотнула, чувствуя откуда-то возникшую неловкость. А ведь еще пару мгновений назад была так зла, что готова была отбиваться от наветов даже кочергой! А сейчас, глядя на стоящее передо мной живое воплощение правосудия, которое тоже слепо, вдруг стушевалась.

Правда, бога-вершителя судеб (в него, к слову, как и в прочий пантеон, я верила примерно так же, как в магию) обычно изображали в плаще с капюшоном, с топором в одной руке и чашами весов в другой, с повязкой на глазах. Стоявший же передо мной тряпицей на лице себя не утруждал: да и зачем она слепому? Скорее ткань нужна для зрячих, чтобы издалека было понятно, что перед тобой калека.

Темные, явно отросшие волосы падали на широкие мужские плечи мягкими волнами, и в одном месте тонкая серебряная нить седины, которая отчего-то напомнила мне знак или печать, вилась у виска.

Хозяин дома был высоким. Очень! Окажись мы рядом – наверняка пришлось бы запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо. Добавь к этому подтянутую фигуру, которая даже в неподвижности излучала сдержанную силу. Ту самую, что чувствуешь у хищника перед прыжком.

Брюнет был одет в черные штаны, рубаху и светлый камзол. И хотя одежда сидела на этом типе свободно, она не могла полностью скрыть под собой рельефа мышц. Таких, которые, держа перо, не приобретешь. Скорее уж в фехтовальном зале, когда каждый день подолгу машешь мечом.

– Что же ты замолчала? – меж тем уточнил хозяин дома.

– Ищу аргументы для защиты своего доброго имени! – честно ответила я.

– Для той, кто обчищает чужие дома, ты ищешь что-то слишком долго, – холодно обронил это… не желающий видеть правды тип! – Так что, если с защитой у тебя не очень, советовал бы использовать нападение.

Да этот паразит издевается! Натурально! Он что, бессмертный, что ли? Так вводить в искушение бедную, несчастную, но слегка уже озверевшую девушку?!

– Я бы поискала доказательства в желудке вашей питомицы, поскольку она их сожрала. Только боюсь, ей это не понравится…

– И какие же были эти самые доказательства? – приподняв бровь, поинтересовался брюнет. С учетом того, что он смотрел куда-то поверх моей макушки и чуть в сторону, вышло до жути странно.

– Сырокопченые. С чесноком! – выпалила я, ожидая еще одного саркастического вопроса: в них этот чернявый, похоже, был мастером.

А вот к чему оказались не готовы ни я, ни рысь, это к тому, что пушистую, как нашкодившего котенка, один тип схватит за загривок и на вытянутой руке поднимет так, что усатая морда окажется напротив небритого лица.

Рысь от неожиданности мяукнула, поджала под себя куцый хвост, лапы, которые по размерам напоминали миниатюрные снегоступы, и насторожила уши.

Я ее понимала, потому что в этот миг мне захотелось сделать так же. Ибо что-то мне подсказывало: этот тип может подобным образом поднять и меня. И плевать, что с рысюлей мы немного в разных весовых категориях.