Следствие ведёт некромант. Том 9. Взгляд в бездну

Доктор Корби принимал больных в удобном особнячке с видом на Журакаву и знаменитый Мост Влюблённых. К счастью, больных в момент приезда коррехидора и чародейки не было, доктор скучал за каким-то толстенным романом и очень обрадовался посетителям.

– Проходите, проходите, – с улыбкой махнул рукой мужчина в традиционной одежде врача, напоминающей монашеское одеяние прошлых веков, – врач обычно пребывает в противоречивой двойственности, когда его приёмная пустует: радостно на сердце, что ты всех вылечил, при этом грустно, что твой кошелёк не пополнят честно заработанные гонорары. Мне моя помощница уже сообщила, кто вы и откуда.

Рика отметила, что доктор Корби упитан, хорошо выбрит, оптимистичен и словоохотлив. Поскольку он был не в курсе трагедии, произошедшей минувшей ночью, Вилу пришлось посвятить доктора в суть дела. Тот внимательно слушал, охал и ахал в подобающих местах, сочувственно качал головой и даже позволил себе скрытую ухмылку в самом начале, когда речь зашла о публичном доме.

– Госпожа Таками, наш коронер и практикующая некромантка, задаст вам несколько вопросов по поводу здоровья покойного господина Кейта Соги, – закончил свою речь коррехидор.

– Да, да, конечно, господин полковник, – закивал Корби, – я отвечу практически коллеге со всей возможной откровенностью и нужной степенью медицинских подробностей. Спрашивайте, не стесняясь, – он зачем-то подмигнул чародейке.

– Господин Корби, – Рике нужно было собраться с мыслями после неуместного панибратского подмигивания, – вы были лечащим врачом для всех членов семейства Соги?

– Да, для всех без исключения.

– Встречался ли у кого-то из них порок сердца?

– Врождённый? – зачем-то уточнил врач и после утвердительного кивка Рики ответил, – нет, не встречался. У старшего Соги камни в почках, у его супруги начиналась после третьих родов сахарная болезнь, но, хвала богам, мы остановили её в самом начале. От сердца страдала кухарка. Виной тому – выраженное полнокровие и склонность употреблять горячительное.

– Что вы можете сказать о состоянии здоровья Кейта Соги?

– Дадите взглянуть на заключение о смерти? – вопросом на вопрос ответил Корби.

– Нет не дам, – отрезала Рика, – возможно, после вашего подробного ответа, подумаю.

– Ну, что ж, – доктор хлопнул себя по ляжкам, – слыхал я о жестокосердности некромантов, и сколь удивительно наблюдать сие приписываемое народной молвой качество у столь очаровательной дамы. Однако ж, я уступаю. Кейт рос вполне здоровым ребёнком, ибо болезни зубов, простуды, корь и иные заболевания детства я почитаю за обыденность, кою многим индивидам приходится преодолеть, прежде чем на лице начнёт пробиваться приличествующая мужчине растительность. Никаких проблем с сердцем, желудком, печенью или иными жизненно важными органами у него не было, но, – Корби сделал многозначительную паузу и поднял указательный палец с идеально отполированным ногтем, – пару недель назад упомянутый вами молодой муж обратился ко мне за консультацией. Он поставил при этом условие полной приватности, обещая в противном случае напрочь отказаться от моих услуг. Естественно, приватность касалась в первую голову его родни. Я дал слово, что без особых обстоятельств, вызванных опасной для жизни пациента ситуацией, не стану сообщать о результатах обследования его родственникам, и только после этого услышал жалобы младшего Соги.

– По какой причине он скрытничал? – спросила чародейка.

Доктор дёрнул густой тёмной бровью:

– Его вид мне не понравился: исхудавший, бледный какой-то совершенно нездоровой сероватой бледностью. А ещё взгляд. Знаете, такой бегающий, встревоженный. Мне подумалось, что парень подозревает у себя смертельную болезнь и боится огорчить семью.

– На что он жаловался?

– А вот жалобы его оказались, я бы заметил, более чем интересными. Сначала я заподозрил стремительно прогрессирующую злокачественную опухоль. Кейт заявил, что не может вкушать некоторые продукты животного происхождения. В их число попали красное мясо, молоко, сливки и коровье масло. Даже малая толика чего-либо из приведённого мною, далеко не полного списка, порождала серьёзные рвотные спазмы с последующими болезненными коликами и, прошу меня извинить, господин граф, проблемами с дефекацией. Я заказал полный анализ крови (у меня официальный контракт с медицинским отделением Университета), а сам начал обследовать молодого человека. Применив самые новейшие методики с использованием открытий прикладной магии, я убедился, что ничего, даже отдалённо похожего на злокачественные новообразования у Кейта Соги нет. И, к моему немалому удивлению, анализ крови оказался неплохим. Не идеальным, но близким к норме.

– Вас не насторожило состояние его сердца? – нахмурилась чародейка. То, в каком виде предстал сей орган при вскрытии порождало серьёзные сомненья в компетентности семейного врача.

– Тоны были глуховаты, – согласился он, – прослушивалось некоторое нарушение сердечного ритма в сторону брадикардии, – и, встретив непонимающий взгляд Вила, пояснил, – сердце билось реже, чем должно. Я объяснил это истощением пациента, сталкивающегося с непониманием ближних его вкусовых предпочтений и включающих в рацион еду, от которой он страдает. Я приписал ему укрепляющую диету с ежедневным выпиванием стакана виноградного вина и пообещал переговорить с госпожой Согой, дабы дать ей необходимые рекомендации по поводу организации специального питания для их сына. Но странности на этом не закончились.

Доктор повёл шеей, как будто она у него затекла и продолжал:

– Я заметил, что Кейти хочет сказать что-то ещё, но никак не решается. Я велел подать нам кофе, плеснул ему в чашку хорошую порцию коньяку и предложил папиросу. Кофе он выпил, а от папиросы решительно отказался, сославшись на то, что с недавних пор его выворачивает от табачного дыма. Я, разумеется, тоже курить не стал. И вот, что он мне поведал: основной причиной визита ко мне стала паталогическая сонливость, которой Кейт страдал уже на протяжении нескольких последних месяцев. Приступы внезапного сна были нерегулярны, застигали его в различное время суток и продолжались от нескольких минут до десятков часов. Никаких сновидений в это время он не видел, более того, Кейту казалось, что он как бы умирает на короткое время, а потом болезненно и медленно приходит в себя. Он боялся, что после очередного такого «сна» не пробудится более.

– И как вы квалифицировали эти жалобы, – Рика делала быстрые пометки в своём блокноте.

– Госпожа Таками, – вздохнул доктор Корби, – я лечу недуги телесные, а вот болезни души не по моей части. Я посоветовал пациенту обратиться к психиатру или на худой конец сходить в храм, пожертвовать хорошенькую сумму и пройти обряд очищения. Знаете, порой на экзальтированных людей обряд очищения действует не хуже ледяных ванн и горячих полынных припарок. Мой профессор рассказывал об одной дамочке, вбившей себе в голову, будто у неё в голове поселилась лягушка, которая грызёт ей мозги, причиняя невыносимые мигрени, от коих упомянутая дама регулярно падала без сознания. Врач, понимая собственное бессилие перед душевным недугом богатой и влиятельной особы перенаправил её в храм бога горячих источников, уверив при этом, что там ей всенепременно помогут. Естественно, профессор предварительно связался со жрецом и ввёл того в курс дела. Жрец провёл обряд очищения по высшему разряду, дав напоследок несчастной испить минеральной воды с добавлением снотворного порошка. Пока дама блаженно спала под плеск и журчание вод в храме, жрец принёс заранее пойманную лягушку и по пробуждении предъявил болезной, как изгнанную из её головы великой силой бога родников. Лягушка была торжественно отправлена назад в озеро, а дама с лёгким сердцем поехала домой. И, как говорят, навсегда избавилась от головной боли и приступов дурноты. Конечно, я с большой охотой опробовал бы эту методику на Кейте Соге, но, к сожалению, никаких конкретных объектов, являющихся причиной его душевных и физических страданий он указать не мог. Посему и метод лягушки оказался бессильным.

– Вы не заподозрили, что Сога мог употреблять какие-нибудь наркотики? – подключился к разговору Вилохэд, – крайнее истощение, чередование приступов возбуждения с так называемыми отключками не показались вам подозрительными?

– Даже если он и травил себя какой-нибудь дурью, – прищурился доктор Корби, – неужели вы столь наивны, чтобы считать, будто наркоман сам признается врачу в своём пристрастии? Уверяю вас, меня приглашали к пациентке с подобным недугом, или лучше сказать, грехом. Так она, застигнутая на месте с пакетом порошка в руке, продолжала запираться и громоздить ложь на ложь о случайно подобранном на улице пакетике, о том, что ни сном ни духом не знает, что это такое, и с чем его едят. А высыпала на зеркало порошок из чистейшего любопытства, чтобы убедиться, что в пакете более ничего нет. Увы, господа офицеры, я не спрашивал. К тому же не видел необходимости.

– И к какому выводу вы пришли в отношении к Кейта Соры? – решила подытожить многословную речь доктора чародейка.

– Душевная болезнь, вызвавшая расстройство вкусовых рецепторов и пищеварения, – пожал плечами Корби, – душевные болезни не столь безобидны, какими представляли их медики минувших эпох. Не мне объяснять чародею о роли внушения и самовнушения в магических ритуалах. Мне, к слову, довелось выступать на научной конференции с этим вопросом. Так что, о глубине болезненных поражений организма при душевных расстройствах мне ведомо не понаслышке.

– Удивительный человек – этот доктор Корби, – проговорил Вил, когда они выходили из ухоженного садика, окружавшего особняк со всех сторон, кроме выхода на крутой обрыв Журакавы, – сказал так много, и при этом дал мало информации. Поведал и про своего профессора, и про конференцию, и даже про жабу. Что угодно, только не то, что нам необходимо было узнать.

– Такое поведение встречается среди врачей, – подтвердила чародейка, – мне кажется, Корби является по натуре человеком общительным, а вынужден проводить много времени в одиночестве, либо общаясь с больными. Он просто обрадовался возможности всласть поговорить с новыми людьми, коими для него стали мы с вами.

– Мне не даёт покоя ситуация вокруг странной смерти Соги-младшего, – коррехидор остановился, – словно что-то мешает мне поставить точку, приписав состояние покойного душевному недугу и его последствиям. И это «что-то» странный результат теста Пикелоу и возможность появления в Кленфилде новых наркотиков. Если мы сейчас закроем глаза на смерть Кейта Соги, кто знает, не захлестнёт ли нашу столицу эпидемия подобных смертей к осени или к зиме? Лучше задавить явление в зародыше. Я открываю следствие по делу о внезапной необъяснимой смерти Кейта Соги из клана Баньяна.

Глава 3 НЕУДОБНОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

У чародейки оставалось около часа, чтобы переодеться к обеду в Дубовом клане. Вилохэд отвёз её домой и поехал по каким-то своим делам. Это было очень мило с его стороны, поскольку его появление (или даже звонки по недавно проведённому магофону) вызывали неизменное волнение квартирной хозяйки и подруги Эни, что, само собой, выливалось во множество намёков, предположений разной степени неприличия и восторгов по адресу «бесподобного полковника Окку – самого любезного и самого красивого из всех молодых мужчин Кленфилда». Вот уж, чего нельзя было отнять у четвёртого сына Дубового клана, так это его умения производить впечатление на слабый пол. Рике не раз и не два довелось наблюдать, как от одной улыбки её жениха таяли сердца как девочки-подростка в лице младшей сестры Турады, так и более чем пожилых дам, давно уже позабывших о флирте и ухаживаниях в свой адрес. Порой даже бывало обидно, что, общаясь с чародейкой, Вил никогда не пускает своё обаяние в ход.

Рика надеялась незаметно проскользнуть к себе и по-быстрому облачиться в какое-нибудь из весенних платьев. Внимательная портниха Дубового клана не только позаботилась о традиционном наряде для свадебных торжеств его величества, но и прислала «необходимое для младшей невесты весеннее обновление нарядов». Девушка даже помыслить боялась, в какую сумму обошлись все эти платья, сумочки, туфельки, шарфы и шляпки. В отдельной коробочке лежала дюжина батистовых носовых платочков с вышивкой из дубовых листьев и желудей. Рика попыталась осторожно заикнулась об этом Вилу, но тот небрежно отмахнулся, посоветовав не брать денежные вопросы в голову, мол, так положено, и следует воспринимать обновки как своеобразную форму для невесты Дубового клана.

И теперь чародейка мысленно обратилась к небесам, чтобы её любопытная подруга ушла куда-нибудь наслаждаться весенней погодой или новомодным крошенным льдом, которому она пела дифирамбы только вчерашним вечером. Но, возможно, у небожителей были дела поважнее просьб практикующей некромантки двадцати трёх лет от роду, потому как Эни Вада обрадованно выскочила в прихожую.

– Рикочка! Ты как раз вовремя. Мы уже отправили утку на допекание, – она выразительно помахала в воздухе рукой, как бы призывая насладиться запахом жаркого с пряными травами и чесноком.

Рика усмехнулась. Эни была отличной пианисткой и сносно вышивала, но на кухне она превращалась в сущий кошмар. Всё у неё падало, подгорало, проливалось или перекипало через край. Если же учительнице музыки случалось довести начатое до конца, то большая часть кушания оправлялась в мусорное ведро, ибо пока на памяти Рики не нашлось ни одного человека, осилившего доесть готовку подруги до конца. Эни, правда, рассказывала о троюродном кузене, который вроде бы хорошо отзывался о её кулинарных талантах, но Рика и госпожа Призм были склонны приписать эту станность нежным чувствам кузена к статной черноокой красотке.

Теперь же на Эни был надет фартук-каппоги, а это означало, что госпожа Призм допустила-таки свою жилицу до святая-святых – приготовления субботнего обеда. Правда, вместе с каппоги на Эни ещё и красовался шерстяной шарф, в несколько слоёв обмотавший шею.

– Вчера перестаралась с ледяным десертом, – пояснила подруга, перехватив удивлённый взгляд чародейки, – ты была права. Ни манго, ни малина, ни даже взбитые сливки дела не меняют: лёд так и остался льдом, пускай даже сладким, и у меня теперь основательно болит горло. Сие очень плохо, так как в понедельник занятия по вокалу с дочерью госпожи Карпентер. Даже не знаю, каким образом выкручусь.

Рика выслушала и сообщила, что обедать сегодня дома не будет.

– Как? – это уже подоспела из кухни госпожа Призм, также в фартуке-каппоги и с перепачканными мукой руками, – я ещё и гёдза затеяла, а вы отказываетесь! Нам с Эничкой вдвоём нипочём не осилить праздничный обед!

– По какому случаю праздник? – удивилась Рика.

– На моей родине, – охотно пояснила квартирная хозяйка, – в это время года принято отмечать День рисовых ростков. На стол непременно ставят запечённую утку и рисовые гёдза с начинкой из капусты и курицы; собираются вместе с родными за обильно накрытым столом, пьют рисовое вино, обязательно хорошенько кушают и желают друг другу здоровья и долголетия. Я даже купила на рынке побеги бамбука для весеннего салата. Неужели у вас снова срочная работа?

Рике было стыдно врать после слов тётушки Дотти. Та была одинокой: муж умер, детей у них не было, а немногочисленная родня жила где-то на восточных островах. Пожилая женщина привязалась к своим молодым жиличкам, да и Рика с Эни в меру сил старались заменять пожилой даме семью.

– Мне, правда, очень жаль, – честно призналась чародейка, – но я получила приглашение от главы Дубового клана, и, как младшей невесте, мне придётся сегодня обедать там.

– Боги, – квартирная хозяйка, позабыв, что у неё руки в муке, прикрыла рот, выпачкав лицо, – не верю своим ушам! В Дубовом клане чтут те же традиции, что и у меня на родине! Невероятно и так лестно!

Рика очень в этом сомневалась, но сочла уместным солидно кивнуть.

– Конечно, конечно, дорогая, – тётушка Дотти готова была прослезиться, – долг перед своим кланом священен! Ступайте, и пусть боги урожая даруют вам и всем вашим новым родственникам процветание, здоровье и долголетие.

– Аминь! – подытожила Эни новомодным материковым словечком, недавно вошедшим в лексикон артанской молодёжи.

Никто толком не знал, что именно оно означает, но звучало солидно и необычно.

– Так, – госпожа Призм безуспешно попыталась стереть следы муки с лица, только выпачкала щёку ещё сильнее, – Эни ты идёшь с Рикулей и помогаешь ей как следует одеться. Я управлюсь одна.

Эни энергично закивала в знак согласия и поспешила следом за чародейкой.

Сказать по правде, она больше мешала, нежели помогала своей подруге. Без неё чародейка оделась бы куда быстрее, но делать было нечего, и Рике пришлось выслушать кучу ценной информации об актуальных тенденциях весенней моды, почерпнутых из дамских журналов и светской хроники.

– Нынешней весной леди Камирэ отдаёт несомненное предпочтение лимонно-жёлтому цвету, разбавляя его элегантными зеленоватыми вкраплениями оттенка молодой зелени, – со знанием дела проговорила Эни, стоя перед открытым шкафом в комнате чародейки и критическим взглядом окидывая его содержимое, – у тебя ничего похожего!

– Леди Камирэ – природная блондинка с голубыми глазами, – возразила Рика, доставая шёлковое серое платье с розовой отделкой, – и, возможно, ей такое к лицу. И потом, не забывай про правило: «Модно то, что носишь ты сам».

– Это правило подходит для будущей королевы, а не для простых смертных, – последовал ответ, – но хоть что-то у тебя должно быть модного цвета! – не унималась подруга, – я на недавней распродаже обзавелась премиленькой шалью цвета опадающих листьев гинко. Могу принести.

– Пожалуй, воздержусь, – тоном Вилохэда ответила чародейка.

Эни продолжала путаться под ногами, комментируя, а подчас и критикуя, каждый шаг подруги. Она успела посетовать на цвет губной помады, обозвала сумочку старомодной, и только духи не получили порицания от этой доморощенной почитательницы моды шерстяным шарфом на шее. Вопреки всей этой суете Рика успела выйти из дома как раз в тот момент, когда магомобиль коррехидора поворачивал из-за угла под восхищённые присвисты соседских мальчишек.

Сам Вил также облачился традиционную одежду, и Рика с облегчением поняла, что не ошиблась в выборе собственного наряда.

– У меня из головы не выходит странная смерть Кейта Соги, – сказала чародейка, чтобы хоть как-то нарушить затянувшееся молчание, – причин для смерти наблюдалось вроде бы несколько, но я так и не могу решить, что именно убило его.

– Меня более волнует, где и от кого он получил то, что убило его, – заметил Вил.

– Значит, вы склоняетесь к версии о наркотике?

– Или яд. Я успел проглядеть пару статей об отравлениях. Меня ещё вчера беспокоило одно смутное воспоминание, – Вилохэд чуть сдвинул брови, – нечто знакомое, но ускользающее. Потом я понял: это было сходство со смертью мятежного принца Акихи́то, – и встретив удивлённый взгляд чародейки, пояснил, – через пару десятилетий после окончания Эпохи Воюющих Кланов принц Акихито (он родился от одной из младших наложниц и не был признан наследником) поднял мятеж. К мятежу присоединились остатки побеждённых кланов. Хотя существует мнение историков, что, возможно, именно они подбили честолюбивого Акихито на борьбу за Кленовую корону, но не суть.

Рика вздохнула. Снова Вил вместо того, чтобы переходить прямо к самому важному, начинал рассказ издалека, с какого-то древнего мятежа. Вздох не укрылся от внимания собеседника. Последовала чуточку виноватая улыбка, взмах длинных ресниц, и коррехидор перешёл к главному:

– После разгрома мятежа император казнил виновных, пощадив лишь своего сына. Несмотря на то, что многие обвиняли монарха в мягкотелости и требовали казнить сына, посмевшего поднять меч против отца, Акихито был отправлен на остров в пограничную крепость без права покидать своё узилище. А в качестве старшего надзирателя и охранника туда назначили графа Бу́ну из поднявшегося на этих событиях Букового клана.

Чародейку так и подмывало подтолкнуть повествование, задав конкретный вопрос, но она удержалась.

– Через год Акихито умер, – сказал Вил, – считается, что он заболел непонятной болезнью, проистекшей из нездорового климата и угнетённого душевного состояния. Эта болезнь вроде, как и погубила принца. Но есть и ещё одна версия, которую перед смертью обнародовал врач, в обязанности коего вменялось наблюдение за здоровьем неудачливого мятежника. Доктор Грин заявлял, что принц Акихито был отравлен графом Буной, старший брат которого пал в сражении от руки принца. Предполагалось, что граф добавлял в еду и вино своего врага небольшие дозы яда, которые постепенно травили его и в итоге и стали истиной причиной смерти.

– Доктор Грин назвал яд? – спросила чародейка.

Вилохэд покачал головой.

– Нет. Я склонен полагать, что непосредственно во время событий врач старался держаться подальше от истории с отравлением, опасался стать следующей жертвой. В последствии предположили, что принцу Акихито давали мышьяк. Эта гипотеза подтверждается приступами слабости, случавшимися с ним на исходе года его ссылки. Вот я и подумал, не мог ли и Кейт Сога также стать жертвой медленного отравления? Ведь их семейный врач упоминал о странных приступах, на которые ему незадолго до кончины жаловался погибший.

– Мышьяк, ртуть, – повторила Рика, и отрицательно качнула головой, – это общеизвестные яды. Не знаю, как было с принцем Акихитой, но при вскрытии нашего клиента я следов отравления мышьяком или ртутью не увидела. Ртуть приводит к деградации сердца и весьма характерным изменениям в мозгу. Да, действительно, при отравлении ртутью у человека начинаются проблемы со зрением, анемией и могут наблюдаться галлюцинации. И порождаются они теми самыми изменениями в мозгу, которых я у Соги не выявила. Мышьяк тоже приводит к общему истощению (это в Кейте Соги я наблюдала), но при этом он даёт безошибочно узнаваемые полосы на ногтях, накапливается в печени и почках. А вот этого не было вовсе.

– Я не утверждал, что Согу травили именно мышьяком или рутью, – возразил коррехидор, – я просто предлагаю рассмотреть и версию отравления тоже. Пусть нам пока неизвестны мотивы травившего, но яды нельзя сбрасывать со счетов, как и употребление нового наркотика, – тут он отвлёкся и послал крепкое словцо в адрес какого-то зазевавшегося кучера. Новомодная карета едва не зацепила их магомобиль, – вы сами говорили, что некоторые яды и наркотические вещества не так-то просто обнаружить, если не представляешь, что именно предстоит искать.

Рика сначала кивнула, потом усмехнулась, поняв, что Вил смотрит на дорогу, и кивка её мог не заметить, подтвердила сказанное.

– И ещё мне не даёт покоя странный результат теста на зеркале Пикелоу. Новое заклятие либо же заклятие, тщательно замаскированное. Магическое преступление в публичном доме? – продолжал он, – не особо верится. И, главное, снова встаёт вопрос: «Зачем?», зачем кому-то вообще понадобилось устранять баньянового наследника? К тому же столь экзотическим образом.

– Месть? – предположила чародейка, – брошенная женщина, обманутый жених или супруг? Старые счёты? Неоплаченные долги или какой-то ужасный проступок в прошлом? Вдруг Кейт невольно стал причиной смерти какого-то человека, и его смерть – плата за предательство?

– Отец погибшего утверждал, что погиблий не увлекался романтическими отношениями, хотя, – Вил посигналил, и привратник открыл ворота особняка, – всякое бывает. А об увлечении азартными играми или неких мерзких поступках сына отец смело мог не знать вообще. Отмеченное вами истощение и точный срок в четыре с половиной месяца, когда начались изменения в поведении парня, говорят, скорее в пользу наркотиков. Но я предлагаю отложить все рабочие разговоры по крайней мере до завтра, а пока вкусим все радости обеда в узком семейном кругу. Ведь скоро, с приездом моих братьев с жёнами и детьми круг этот перестанет быть узким.

На торжественном субботнем обеде в резиденции Дубового клана узкий круг, обещанный коррехидором, оказался не таким уж и узким. Рика сразу узнала А́нгуса Кабу́си из клана Магнолии (он был близким другом сэра Гевина), его супругу и дочь. Вот уж кого она меньше всего желала бы видеть сегодня, так это Со́ндру. Ни Вил, ни Сондра не скрывали, что в прошлом пережили бурный роман, и, хотя девушка от всей души поздравила их с помолвкой, официально объявленной ещё на балу в Каэ-доно, чародейке её присутствие за столом всё равно доставляло определённый дискомфорт.

– Пока моя драгоценная супруга не прибыла из Оккунари, – громко провозгласил отец коррехидора, – я прошу мою младшую дочь принять на себя почётные обязанности хозяйки этого дома. Ведь в самом ближайшем времени Эрике предстоит стать ею! – он засмеялся своей шутке, жестом приглашая девушку занять почётное место во главе стола – леди Эрика Таками, младшая невеста Дубового клана. Прошу любить и жаловать!