Следствие ведёт некромант. Том 7. Великосветское убийство

– А лицо? Она и правда столь же хороша, как пишут в газетах?

– Мне сложно сравнивать невнятные восторги Руко Нори с реальным впечатлением от человека. Могу сказать лишь, что черты лица у неё правильные, макияж искусный, а какова она после того, как умоется, не знаю.

– Какие у неё волосы? – это уже была Эни. Она недавно подстриглась, следуя моде, но не была целиком и полностью уверена, что не поступила правильно.

– Тёмные, – пожала плечами чародейка, – причёска замысловатая со множеством шпилек, заколок, украшений, а ещё…

Слушавшим раскрыв рот женщинам так и не довелось узнать о том, что же ещё: раздался мелодичный звонок магофона, который вчера установил и подключил отчаянно молоденький чародей из гильдии Прикладной магии. Госпожа Призм поднялась и с достоинством подплыла к аппарату:

– Меблированные комнаты Призм, – проговорила она избыточно громким голосом – вполне понятная ошибка многих людей, впервые разговаривающих при помощи чуда магической мысли, – вас слушают.

В трубке что-то проговорили, пожилая женщина кивала, потом повернулась к жиличкам:

– Рикочка, это вас, – она зажала трубку свободной рукой и многозначительно кивнула на верх, – он!

Рика уже хотела было ядовито поинтересоваться, не сам ли бог смерти Эрару почтил их своим вниманием, но выражение лица квартирной хозяйки было столь счастливым, что она оставила эту затею. И так понятно, звонил Вилохэд Окку.

– Да, – ответила она, – я слушаю. Здравствуйте.

– Эрика, – голос четвёртого сына Дубового клана был взволнованным, – сейчас за вами заедет сержант Меллоун. Собирайтесь. У нас труп. Очень странный.

И повесил трубку.

Меллоун приехал даже быстрее, чем чародейка успела подготовиться. Когда она спустилась из своей комнаты, сержант ерзал на стуле в прихожей.

– Скорее, – поторапливал он, – господин полковник уже на месте. Дело важное.

– Почему все важные убийства не могут происходить посреди недели? – раздражённо размышляла чародейка, зашнуровывая свои ботинки на толстой подошве, – непременно нужно кого-то пришить в воскресенье. Впору объявления по Кленфилду расклеивать: так, мол, и так, господа убийцы, насильники и маньяки. Сделайте любезность, творите свои грязные делишки в рабочее время. Коронер королевской службы дневной безопасности и ночного покоя – тоже человек, и тоже хочет выходные дни провести дома, а не в прозекторской.

– Вы можете толком объяснить, кого убили? – спросила она уже на улице. Слышать подробности двум любопытным особам не следовало.

– Я и сам толком не понял, чего полковник так всполошился, – Меллоун распахнул дверку знакомого фургона, на котором прежде красовалась надпись: «Турада – перевозки в радость», ныне заклеенная скромной информационной надписью с гербом их службы. Фургон этот подарила семья адъютанта Тимоти Турады после бесславной остановки городских часов в тщетной попытке отловить в Часовой башне вампира, – позвонили, сказали, помер какой-то древесно-рождённый. Вроде бы своей смертью помер, но сказали, что крови больно много. Шеф услыхал фамилию, побледнел и помчался на место происшествия, а мне велел вас забрать. Турады нет, ему повезло, уехал в имение ещё в пятницу. Оттуда, если и вызвонишь его, то только к вечеру подъехать сможет.

На лице сержанта читалось искреннее сожаление, что он не догадался поступить также.

Они проехали мимо бульвара Кружащихся бабочек, свернули за Торговым кварталом вправо. Меллоун явно плохо представлял, куда именно нужно ехать. Он выглядывал в окно, сверяя название улиц со смятой бумажкой из кармана, чертыхался и, в конце концов, вынужден был спросить дорогу. Всё дело было в том, что нужная им улица – улица Жасминная, прерывалась, а продолжалась совершенно в другом месте за поворотом. Поэтому-то и особняк под номером 65 Меллоун никак найти не мог.

Особняк оказался совсем небольшим, аккуратным и ухоженным. Сержант испустил вздох облегчения, издалека увидев знакомый магомобиль, небрежно припаркованный возле парадной двери.

– Прошу вас, – пригласила чародейку и сержанта в дом симпатичная, статная женщина в форме горничной. Глаза её покраснели от слёз, – проходите.

В особняке царила та особенная атмосфера, какая бывает в доме, куда внезапно заглянула смерть. Из кухни высунулась встревоженная голова кухарки и тут же убралась обратно. В гостиной сидел Вилохэд с папиросой в руке, а возле него стоял мужчина средних лет в национальном артанском платье и что-то негромко говорил. Вил увидел вошедшую чародейку и жестом остановил рассказ.

– Что так долго? – нахмурился он, – магомобиль сломался, и вам пришлось идти пешком?

– Никак нет, господин полковник, – отрапортовал Меллоун, который, когда волновался, переходил на не всегда уместный армейский стиль общения, – улицу не могли найти.

– Да, да, – встрял недавний собеседник коррехидора, – у нас это – вечная проблема. Кто не знает, как пройти или проехать, долго ищут. Сначала две улицы было: Первая Жасминная и Вторая Жасминная. Они даже в разные стороны вели. Потом кто-то из градоначальников возмутился таким разнообразием Жасминных улиц и повелел объединить в одну безо всяким там цифирей. Так вот и вышло, по сути улиц две, а считается, как одна.

– Ладно, – кивнул Вил, – Меллоун вы за труповозкой, а госпожа чародейка за мной, – он встал, – чрезвычайно неприятная ситуация.

– Вил, – Рика видела искреннее расстройство четвёртого сына Дубового клана, – скажите, наконец, что случилось?

– Как? – искренне удивился он, – я разве не сказал по магофону? – чародейка отрицательно мотнула головой, – умер Санди Сюро. Пойдёмте, взглянем вместе.

Рика ожидала чего угодно, только не этого. Не прошло и десяти часов, как они сердечно распрощались с этим ещё сохранившим львиную долю своей мужской привлекательности человеком. Он улыбался, шутил, отпускал двусмысленности по поводу Древесного права (куда ж без этого!), а теперь вдруг умер. Посвящённая богу смерти с пяти лет Рика прекрасно могла распознать печать смерти на лице человека. Да для этого порой и не нужно быть некромантом. Если человек болен, и ему осталось недолго, это видно невооружённым взглядом. Только родственники подчас изо всех сил стараются не видеть этого. Вчера ночью господин Сюро не имел на себе подобной печати, в этом чародейка готова была поклясться под присягой.

– Сюро редко возвращался домой раньше трёх часов утра, – говорил Вил бесцветным голосом, – поэтому и вставал не раньше десяти. Камердинер, вы видели его в гостиной, в это время приносил ему ячменный чай. Сюро страдал язвой желудка. Но сегодня он на стук не откликнулся. Через пятнадцать минут Ми́чия повторил попытку, после чего заглянул в спальню и обнаружил господина мёртвым. Я не видел ещё тела, но он говорит, что крови много, очень много. Мичие вспомнились зимние убийства во сне, он напугался и позвонил в коррехидорию. Я поспешил сюда, а Меллоуна послал за вами.

Мичия, прислушиваясь к их разговору, вёл на второй этаж, где остановился перед закрытой дверью господской спальни.

– Вот, здесь, – он проглотил комок в горле, – поверить не могу.

Рика решительно отворила дверь. В небольшой уютной спальне здорово пахло кровью. Побледневший Вил заставил себя идти за девушкой. На широкой кровати на две, или даже три, персоны навзничь лежал Санди Сюро. Лицо его было перекошено от боли, а подушка почти свалилась на пол. И, действительно, крови было в изобилии. Она застыла густыми коричневатыми сгустками около рта. Чародейка знала, так выглядит кровь из желудка и печени. Однако, сразу бросалось в глаза, что из носа вытекала алая лёгочная кровь.

Вил подавил стон.

– Откройте-ка покуда окно, – попросила девушка, поскольку к запаху крови примешивался запах человеческих испражнений, – и постойте там. Я осмотрю тело и буду вам говорить, что да как.

Вил, совершенно подавленный, кивнул.

– Я понимаю, – проговорила чародейка, надевая фартук и засучивая рукава платья, – одно дело видеть убитым постороннего человека, а совсем иное – того, кого хорошо знал.

– Вы полагаете, всё-таки убийство? – окно скрипнуло, поддалось и рама отъехала вбок.

– Сначала я подумала о прободении язвы, – чародейка откинула полы пижамной куртки, – мне запомнились ваши слова о ячменном чае и язве желудка. Знаете, – она стянула с покойника пижамные штаны, в которых тоже была кровь, – иногда прободение язвы приводит к обильному внутреннему кровотечению, что, в свою очередь, если не оказана помощь вовремя, к смерти. Но эту версию опровергает светлая лёгочная кровь. Как бы не прорвалась язва, лёгкие тут не при чём. Пускай кровотечение было обильным, кровь смешалась с рвотными массами, пускай даже хлынула носом, но она будет при этом той же самой тёмной кровью из желудка. Значит, перед нами убийство, – она перевернула труп на бок, чтобы осмотреть затылок, спину и ягодицы, – только я не вижу ран, что могли породить всё это. Она возвратила бедного господина Сюро в первоначальную позу, – и потом, прободение язвы – вещь болезненная. Предположим, Сюро много выпил накануне, а я сама видела, как он налегал на коньяк, и крепко заснул. Но даже в этом случае он бессознательно свернулся бы клубочком, а не лежал навзничь, словно его проткнули копьём в спину.

– Значит, ран нет? – коррехидор заставил себя поглядеть на распростёртое на кровати окровавленное тело, совсем недавно бывшее ещё жизнерадостным мужчиной в расцвете лет, – тогда что его убило?

– Кожные покровы и мышцы не имеют следов проникающих ранений, – констатировала чародейка, – однако запах соответствующие выделения свидетельствуют о том, что кишечник также был повреждён. Пока ничего определённого сказать не могу, кроме того, что смерть наступила часов семь назад. Точнее скажу после вскрытия.

Девушка вернула пижаму в предыдущее состояние и накрыла труп одеялом с головой.

– Вам не плохо?

– Держусь, – Вил постарался унять предательскую дрожь в голосе, – давайте поговорим с прислугой, а там Меллоун заберёт тело.

Дворецкий и личный камердинер Мичия сказал, что господин Сюро возвратился около трёх ночи.

– Он всегда звонит мне, когда возвращается… возвращался, – грустно поправился Мичия, – я привык уже.

– Ничего странного или необычного вы не заметили? – спросила чародейка, видя, что коррехидор пока не способен вести следствие, – погодите.

Она сходила на кухню и велела сварить крепкого кофе и добавить туда сахар и хорошую порцию бренди. Узнала по ходу дела, что кухарка приходящая. Вчера ушла вообще рано, а сегодня пришла к восьми и поставила печься хлеб, тесто для которого приготовила ещё с вечера, и заварила ячмень для господина.

Кофе, действительно, помог. На лицо коррехидора возвратились краски, и он начал больше походить на самого себя.

Мичия дождался, когда к нему снова обратятся с тем же вопросом и продолжал:

– Господин вроде обычный вчера был. Сказал, что выиграл прилично денег, выгрузил из кармана банкноты, посмеялся ещё, что семёрка пик там затесалась. Проговорил что-то про длинные тени у старых грехов и пошёл спать. Даже ванну брать не стал. Сказал, что с выпивкой перебрал сегодня, что последнее точно пить не надо было, мол голова трещать станет утром, но потом махнул рукой, мол, ничего не поделаешь, сделанного не воротить, и пошёл спать. Деньги я в кабинет отнёс и в шкатулку сложил. Он туда всегда свои выигрыши складывал. После этого я тоже спать отправился. И всё.

– Вы раздеваться ему не помогали? – спросил Вил.

– Нет, – покачал головой камердинер, – не признавал он этого. Только уж, коли совсем напивался, тогда да, – вздох, – но пить господин умел. Я его всего-то раза три раздевал за всю жизнь.

– Понятно. Про утро я уже слышал. Кто ещё в доме?

– Кухарка, – начал перечислять Мичия, – женщина порядочная, мать четверых дочерей на выданье, здесь не живёт, приходит по утрам. Потом горничная Ги́са, у неё комната возле моей, дворник и я. Дворник живёт по соседству.

– Вы ночью ничего подозрительного не слышали?

– Нет. Господин не звонил. Никаких посторонних или подозрительных звуков я не слыхал, а сон у меня чуткий. Можно даже сказать, дрянь, а не сон. Бывает по половине ночи глаза в потолок луплю. Так что, коли кто чужой в дом забрался, я бы непременно услыхал.

Горничная ничего нового к рассказу камердинера не добавила. Она легла спать рано, хозяина по ночам видела редко.

– Ежели господин пожеламши был чаю испить, – шмыгая носом, сказала женщина, – то Мичия собственными руками чай заваривал. У него ещё травки всякие имеются. Ведь, господин наш, – снова не то вздох, не то шмыг, – желудком последние пять лет страдал. Иной раз его крепенько так скручивало. Потом вроде отпускало. Вчера? – глаза женщины увлажнились, – не было ничего необычного. Господин Сюро только рубашку велел выгладить самую дорогущую. Сказывал, важный приём у ихней сестры, хотел быть на высоте.

Послышался топот, приехал Меллоун со штрафниками, что отрабатывали недельные сроки заключения на общественно-полезных работах. Кто-то подметал улицы и помогал городским мусорщикам, а иные были приставлены к старенькому крытому фургону, на нём перевозили трупы.

– Можно забирать? – сержант запоздало сдёрнул с головы берет.

– Да, – разрешила чародейка, бросила взгляд на коррехидора и увидела, что тот совершенно расклеился, – пойдёмте, потянула она его за рукав. Более мы здесь ничего не узнаем. Чтобы двигаться дальше, нужны результаты аутопсии.

Вил кивнул, поблагодарил всех за содействие и вышел. В магомобиле он посидел какое-то время, собираясь с мыслями.

– Извините меня, Эрика, – проговорил он, – но я вынужден попросить вас потратить ещё какую-то часть выходного дня и сделать вскрытие Сюро.

– Даже не думайте извиняться, – решительно заявила чародейка, – у меня всё одно никаких планов не было, да и жутко интересно, отчего умер друг вашего дяди. Я заснуть не смогу спокойно, пока не увижу всё своими глазами.

– Хорошо. А меня ждёт то, чего я всеми силами желал бы избежать, но не получится, – он резким жестом откинул отросшие волосы со лба, – нужно сообщить госпоже Хараде о смерти брата.

– Может, Турада позвонит ей и скажет?

– Нет. В случае совершенно чужих мне людей я со спокойной совестью перепоручил бы сие Тураде, но теперь. Придётся ехать и разговаривать лично.

Чародейка видела душевное смятение четвёртого сына Дубового клана. Ей вдруг захотелось обнять его и утешить, совсем как утешала её бабушка, когда залётный коршун растерзал любимого Рикиного котёнка.

– Вил, – проговорила она, впервые обратившись к нему неформально, сокращённым именем и без титулов, званий, – я отлично понимаю, что вы сейчас чувствуете, – на неё взглянули страдальческие карие глаза, – и мне очень хочется помочь вам. Знаете, некромантов с детства учат воспринимать смерть правильно. В ином случае чародей просто угробит здоровье, как физическое, так и духовное. Мне было пять, когда бабуля преподала мне первый урок. Да и случай подвернулся удобный. За пару недель до этого дедушка принёс домой котёнка. Беленького, пушистенького с разноцветными глазками и коротенькими лапками, такими, что всё время казалось, будто он припал к земле. И вот на него-то чёрный коршун и налетел. Котик у нас и месяца не прожил. Я отогнала птицу палкой, однако ж, поздно. Мой Мада́ру лежал мёртвый и весь в крови. Я рыдала над любимцем и всё никак не могла успокоиться. Порой мне казалось, что ощущаю его предсмертный страх, жгучую боль от переломанных костей и разрываемых мышц. Это было невыносимо. Бабушка забрала трупик котика, вымыла его и магией высушила шёрстку. Затем положила мне на колени и научила самому главному в жизни некроманта: отстранению от смерти. И теперь я хочу научить этому вас.

Коррехидор кивнул.

– Было бы здорово. Я-то, глупец, успел возгордиться. Уже три месяца меня не тошнило в вашем кабинете и при осмотре трупов. Хотя и сейчас дурноты нет; с Санди совсем иное: никакого отвращения, только острая, почти физическая боль в душе.

– Именно с этой самой болью вы должны проститься навсегда, – решительно заявила чародейка, – давайте руку. Рука была прохладной, – теперь запоминайте, а я чутка подкреплю магией. Ваш амулет нагреется, но не пугайтесь, просто одарю вас капелькой магической энергии. Хорошо?

Вил в ответ лишь крепко сжал руку чародейки.

– Вы должны, – она закрыла глаза и замкнула одну магическую цепь, – раз и навсегда отстраниться от чужой смерти. Не сочувствовать, не пытаться представить, каково было покойному, не сожалеть о том, что вы чего-то не сделали или не сказали ему. Смерть господина Сюро не имеет к вам никакого духовного отношения. Отпустите все чувства, эмоции, мысли, что связывали вас с ним. Давайте.

Вил не знал, каким образом осуществить то, что велит сжимающая его руку девушка. Но он много читал и обладал живым воображением, поэтому он представил себе, как выпускает из своего сердца целый рой призрачных сверкающих бабочек, каждая из которых уносила на своих крыльях кусочек болезненного сожаления и скорби о Сюро Санди. Ему даже показалось, что Рика видит этих самых бабочек, потому что глаза чародейки пристально следили за чем-то в воздухе. Когда последняя, алая, как представил он, бабочка выпорхнула сквозь лобовое стекло магомобиля, ему резко полегчало. Ощущение было похоже на вдох после долгого пребывания под водой, снятого пекущего горчичника, уход ночного внезапного страха или резко прошедшую мигрень.

– Вот и отлично, – Рика практически физически восприняла чувства коррехидора и отпустила руку, – проделывайте подобное всякий раз, когда чья-либо смерть породит у вас паразитную духовную связь.

– А что было с котёнком?

– Котёнком?

– Ну да, тем, беленьким с разными глазами. Он стал Тамой?

– Нет, – качнула Рика головой, – тогда мне не под силу было создать себе фамильяра. Да и детям делать такое запрещено. Мадару я похоронила с лёгким сердцем, а вечером дед повёл меня к фермеру, у которого как раз окотилась кошка. Второй котёнок был не столь красив, но прожил долгую счастливую жизнь. Вы позволите мне поехать вместе с вами к Хараде?

– Не хочу ещё больше занимать ваше время, – попытался возразить он.

– Я настаиваю. На аутопсию вместе с магическими тестами мне вряд ли потребуется больше двух часов, – серьёзно заявила девушка, – вы как раз съедите домой пообедать, а когда вернётесь, я вам всё расскажу и можно будет двигаться дальше.

– Увы, – вздохнул Вил, – но на сегодняшний вечер я ангажирован отцом. В «Красных и зелёных клёнах» состоится совет клана.

– Совет Дубового клана в казино? – искренне удивилась чародейка.

– Советом или собранием мероприятие именуется лишь для виду. На самом деле мужчины клана весь вечер будут пьянствовать, веселиться, играть в карты, а в промежутках между этими занятиями обсуждать политическое и экономические перспективы. «Четвёртое четвёртого» – то есть четвёртое апреля. Если эти иероглифы прочесть на старинный манер, получится «два жёлудя». Посему сегодняшний день – это праздник Дубового клана.

– Странные ассоциации вызывает название, – усмехнулась Рика, – возможно, я безнадёжно испорчена, но два жёлудя наводят на мысли об орешках, бубенцах и прочих эвфемизмах мужского достоинства.

– Да, это так, – подтвердил коррехидор, – в былые времена именно четвёртого апреля в Дубовом клане праздновали взросление мальчиков. Поэтому по традиции на всеобщее веселье не допускаются дамы, кроме гейш и работниц кварталов развлечений.

– Ах, так вот о каком виде взрослости идёт речь!

– Не только. Юноши раньше участвовали в поединках на мечах, силовых упражнениях и должны были выпить положенную долю спиртного, не свалившись при этом под стол. Сейчас это – просто пирушка в чисто мужской компании друзей и родственников. А поскольку все мои братья разъехались по делам, сопровождать герцога Окку поручено мне. Так что результаты вскрытия завтра. И огромное спасибо, что предложили поехать к госпоже Харада.

Томо Харада встретила их удивлённым взглядом.

– Я рада, господа, что вы решили нанести мне визит, – она поклонилась и жестом пригласила войти в дом, – к сожалению, мой супруг на службе. Чаю?

Вил отказался. Он никак не мог подобрать слова, чтобы сообщить этой симпатичной утончённой молодой женщине о смерти близкого человека. Дядя Джейк рассказывал, что с подросткового возраста Санди Сюро заменил своей сестре отца.

– Ещё только апрель на дворе, а можно подумать, лето настало, – проговорила госпожа Харада, чтобы заполнить повисшую паузу, – впору надевать летние наряды. Как вы думаете, эта дивная погода долго продержится.

Рика сделала глубокомысленное замечание о благоприятных условиях для урожая риса.

– Госпожа Харада, – собрался с духом Вилохэд, – я, как Верховный коррехидор Кленфилда, должен сообщить вам о смерти вашего брата, господина Сюро Санди.

– Что? – до Томо не дошло сразу, о чём идёт речь, – вероятно, это – какое-то недоразумение. Я виделась с Санди не далее, как в полночь минувшей ночью. Он был совершенно здоров. Полагаю, произошла либо ошибка, либо все мы стали жертвой глупого розыгрыша. Я сейчас же позвоню ему, и вы сами убедитесь в моей правоте.

– Не стоит, – остановил её порыв Вил, – мы только что из дома вашего брата на Жасминной улице, шестьдесят пять. Сюро Санди был убит ночью в своей постели. Кем и каким именно образом мы пока сказать не в состоянии. Тело для погребения можно забрать завтра ближе к полудню. Я соболезную вашему горю, госпожа Томо.

– Ну почему! – яростно прошептала женщина, и глаза её оставались сухими, – кому он мог помешать? Я с детства была уверена, что раз так сильно люблю Санди, моя любовь защитит его от любых бед. Почему он не захотел ночевать у нас! Ах, если бы я только знала…

Томо встала, прошлась по комнате, налила себе воды и выпила залпом почти целый стакан. Потом сцепила за спиной руки и подошла к Вилохэду.

– Господину Дакэмо вы сообщите сами или же это сделать мне? Джейк был его единственным настоящим другом моего брата.

– Не беспокойтесь, госпожа Харада, я не посмею взваливать на ваши плечи ещё одну тяжесть. Дяде Джейку с позвоню сам.

– Решено, – женщина не плакала, но чувствовалось, что она вся, как на иголках, – сначала необходимо связаться с Бартом, потом съездить в похоронное агентство, заказать цветы и церемонию… господа, если у вас ко мне нет пока вопросов…

– Вопросы, несомненно, будут, но несколько позднее, – коррехидор встал и поклонился, – не смеем далее обременять вас своим присутствием. Ещё раз выражаю самые глубокие соболезнования. Если возникнут какие-либо сложности или же проблемы, смело обращайтесь к Дубовому клану.

– Благодарю, – ответный поклон, – поддержка столь влиятельного клана – большая честь для нас.

– Сильная женщина, – заметила чародейка уже на улице, – на вид хрупкая и беззащитная, а в душе – кремень. Ни единой слезинки не пролила, ни тебе истерики, заламывания рук, обмороков. И особая благодарность за покровительство вашего клана. Жена политика до мозга костей.

– Именно таких женщин поэты эпохи Воюющих кланов называли стальными гвоздиками. Прекрасный цветок, но из стали. Тогда считалось нормой, что женщина с клинком в руках защищала дом и детей от врагов, – проговорил Вилохэд, – Томо Харада – как раз из таких.

Вил отвёз чародейку в коррехидорию, и купив на углу целый пакет хрустящих треугольников с крабами, курицей и овощами, сунул ей в руки. После чего уехал готовиться к вечерним торжествам в Дубовом клане.

В коррехидории царила обычная, сонная, воскресная тишина. Дежурный кивнул, едва оторвав взгляд от дамского романа, скромно обёрнутого газетой, и Рика пошла к себе.

Освобождённый от окровавленной пижамы труп друга дяди Джейка лежал на холодном мраморе стола в прозекторской.

– Аутопсия начата в тринадцать часов сорок семь минут, – привычно пробормотала чародейка. Произнесённое вслух время запоминалось, словно бы даже записывалось в памяти.

Она ещё раз осмотрела кровь, обильно вытекавшую изо рта и носа убитого, и снова отметила, что к тёмной, похожей на кофейную гущу, крови из желудка примешивается алая, богатая кислородом, кровь из лёгочных артерий. Обычно встречалось либо одно, либо другое. Кровь в заднем проходе свидетельствовала о кровотечении в брюшной полости.

Чародейка непонимающе вздохнула и чарами убрала всю внешние загрязнения тела. Теперь перед ней был мужчина около сорока лет, в хорошей физической форме с практически безволосой грудью. Какие-либо внешние повреждения на теле отсутствовали, если не считать уже пожелтевшего синяка на правой голени. Скорее всего стукнулся о кровать. Вооружившись средним скальпелем, чародейка сделала классический надрез от кадыка до паха. Очень скоро девушка поняла, что ложка для измерения жидкостей ей сегодня не пригодится. Крови было много, очень много. Она практически заливала всю полость. Никакой речи о естественных причинах смерти быть не могло. Создавалось ощущение, что внутри Сюро Санди что-то взорвалось, разрезав и проткнув практически все внутренние органы от лёгких до толстой кишки. Печень выглядела так, словно её напластали поварским ножом, в лёгких зияли дыры, как будто кто-то шутки ради истыкал и их, и диафрагму стилетом. Чародейке не то, что видеть, даже читать о подобном не доводилось.