История Шута. Наследие

Шутовцы опять превосходили числом людей и разнообразием оружия. У них были пороховые бомбы, стрелы для луков и арбалетов с ядом гадюки, бутылки с зажигательными жидкостями. В общем, всё, чтобы убить врага самыми жестокими способами…

Но и королевская армия тоже была настроена более чем серьезно. Они начали наступление с жестокого обстрела из гаубиц, разрушив всё вблизи главных ворот. Только тогда пошли солдаты.

Военные начали зачищать весь город очень тщательно. Каждый переулок и подвал, каждую квартиру с чердаком – они проверяли всё. Где находили Шутовцов, их сначала избивали, заковывали в кандалы и собирали на площади. А тех, кто имел отношение к поставкам оружия, созданию плакатов и флагов, убивали сразу же на месте.

А тех, кого оставляли в живых, отправляли сначала в столицу, чтобы публично опозорить и избить хлыстами, а после этого отправляли в город Ссыльный.

Убийство короля

Отрывок письма, адресованного королю Асмарии:

«Уважаемый Георгий VI,

Я, Кортес IX, приглашаю Вас на ужин в моём ресторане при королевских дворах.

…

Здесь мы сможем обсудить дальнейшие взаимоотношения наших королевств и возможную помощь для подавления анархистов… а также положить начало концу гражданской войне в Асмарии.

С уважением,Кортес IX»

Так звучит письмо короля Испалеи нашему королю Георгию, которое на самом деле было написано одним из отрядов анархистов. Они преследовали короля из Балагорска. Таким способом они решили выманить короля из вечного окружения охраны, чтобы убить его.

Георгий VI был очень доверчивым и никакого подвоха не заметил. Понимая, что он идёт на встречу с другим королём, он оставил всю свою стражу.

К семи часам вечера Георгий VI приехал к ресторану. Он вышел из машины и спокойным шагом направился в сторону ожидающих его королевских стражников. Они внушали ему доверие, так как выглядели как настоящие офицеры.

Анархисты были одеты в белые парадные кители испанских офицеров, с золотыми пуговицами и позолоченными лентами от сердца до правого подреберья. С белым ремнём с золотой бляхой со звездой. В этот ремень был вставлен офицерский клинок с золотой рукоятью и серебряными ножнами, длиной сантиметров двадцать пять. Белые брюки заправлены в чёрные, сияющие на солнце сапоги. На руках были белые перчатки. На кителях – медали и ордена. На плечах – офицерские погоны.

К двери ресторана вела красная ковровая дорожка. Вдоль неё стояли в шахматном порядке анархисты, убрав руки за спину. Георгий VI шёл с улыбкой на лице вдоль анархистов. Когда он оказался посередине ковра, анархисты обнажили клинки и кинулись на короля. Они пронзили каждый участок его тела насквозь. Идеально белая одежда вмиг стала окрашиваться в красный. Георгий не мог уже стоять на ногах, но анархисты не давали ему упасть, продолжая его колоть.

Наконец они бросили обескровленное тело Георгия и попытались убежать. Но за ними уже вышли вооружённые городовые. Их быстро поймали.

Восемь анархистов публично казнили на главной площади города Марозии (столицы Испалеи).

После этого отношения между Асмарией и Испалеей значительно ухудшились. Претензия со стороны потерпевших звучала так: “Неспособность обеспечить безопасность короля и невнимательность стражи, пустивших на королевскую территорию неизвестных людей, пусть и в офицерской форме”, – заявил адвокат Асмарии во время встречи коменданта Балагорска с послами Испалеи.

Глава 4. Колпак и цилиндр

По правде говоря, дети и до начала войны уже начали презирать друг друга, лишь за то, что у одного отец – офицер, приближённый к комендантам, а у другого папа получил помощь от Шутов. И, конечно, богатенькие детишки начинали выносить все разговоры отца или матери про Шутов в школьный двор. Там уже от одного дошло до другого. И вот уже большая толпа с “цилиндрами на голове” унижает и оскорбляет тех, кто получил помощь от “убийц королевской власти”.

Самой интересной для них игрой стало – “сорви колпак, затоптай цилиндр”. Ребята делились на две команды: с одной стороны дети аристократов, с другой – фанаты Шутовцов. Обычно они играли на школьном дворе. Вроде бы игра и безобидная: просто сбей с головы воображаемый или самодельный головной убор, но всё заканчивалось обычно кровью, разбитыми лицами, увечьями и больничными. Учителя оттаскивали детей друг от друга. В их глазах они могли видеть ненависть.

Они сражались не за игрушки, а за символы, смысл которых до конца не понимали, но ненависть к которым впитали с молоком матери и гневными речами отцов.

Также были и дети, которые просто помогали родителям в их магазинах, будь то цветочный, ателье или пекарня. Они проводили с родителями всё своё время. Многие из таких семей не остались без помощи от Шутов, за это их также могли оскорблять и всячески принижать в школе. Обиднее всего то, что учителя ничего толком не могли сделать, лишь вычитывали в случае драки бедных детей “второго сорта”, ведь за “голубокровых” они могли лишиться единственной работы.

* * *

Гражданская война пронеслась по большим городам Асмарии, оставляя за собой сирот, безутешных матерей и жён, сестёр, за которых больше не вступится брат…

После начала войны дети стали потихоньку прощаться с отцами.

Дочь офицера, даже когда он уже был в форме, с латунным доспехом на груди, со шпагой в ножнах, продолжала оттягивать его от повозки, умоляя не идти и не бросать её с мамой.

Десятилетний сын пекаря провожал мобилизованного отца и старшего брата, отправлявшихся для подавления бунта в Балогорск. Он даже не мог представить, что больше никогда их не увидет…

Лишь дети комендантов спокойно продолжали играть в своих садах особняков, купаться в фонтанах летними жаркими вечерами. Лишь когда бунты проходили рядом с их домами, они могли на час-два спрятаться в подвале, сидеть в обнимку с родителями, заливаясь слезами.

* * *

В самый разгар войны дети Шутовцов жили в подвалах. Холодными днями они могли сидеть в углу, обнимать семейное фото, тихо поплакивая в душе. Убийства, смерти стали обыденностью. В первые полгода школу дети посещали очень редко, а то и месяцами не могли ходить, было вовсе не до этого.

Многих детей с матерями отправили в Ссыльный, там у них не было выбора не работать, хотя их могли пожалеть, если видели, что они очень больны. А вот у тех, кто остались в городах, тем более его не было. Дефицит еды, воды. Дети вынуждены работать наравне со взрослыми. Без смен, выходных и больничных.

Для них главными игрушками стали пули мушкетов, неразорвавшиеся бомбы. Главные уроки – разделка туш, управление ослами и лошадьми, чтобы развозить еду и дрова по городу. Песни – вой сирен, молитвы…

Глава 5. Новый король

После убийства короля анархисты стали менее активными. Их главная цель – самосуд над королём – свершилась, а значит, осталось лишь добиться чистосердечных извинений от остальных правителей за убийство Шутов.

А для мирных жителей и власти началась паника. Королевство осталось без правителя, а у Асмарии есть огромное количество государств, которые хотят заполучить наши земли. Поэтому новый король нашёлся очень быстро. Им стал Олег II.

Как правитель он был ужасен. На самом деле, он тоже был анархистом, и занять место того, кто убил героев народа, было аморально. Но деньги решили всё. Олегом управляли коменданты и офицеры, как кукловод марионеткой. Он не имел своего мнения, он выполнял только то, что решали за его спиной. Один раз он решил действовать самостоятельно, но это обернулось большой трагедией для Асмарии.

Кортес IX отправил письмо Олегу II, в котором он попросил о гуманитарной помощи, ведь буквально несколько месяцев назад они воевали с другим царством. Конечно, Испалея сильно пострадала, но всё же смогла выиграть эту небольшую войну. Им нужно было восстанавливать дома граждан, да и в целом, поствоенное время трудное для любой страны. На это Олег II ответил очень грубо. В ответном письме он написал: “Уважаемый Кортес, я не собираюсь вам помогать, так как наше королевство и так переживает не лучшие времена. Нам самим нужны ресурсы. Поэтому катись к чёрту, со своей страной эгоистов!”. Хлипкие отношения между королевствами были полностью разрушены.

Кортес IX был мстительным и очень жестоким. Из-за такого характера и начинались все войны с Испалеей. Рано утром, примерно в пять часов, армия Испалеи вторглась на территорию Асмарии. Как и много лет назад, войска застряли в приграничном посёлке Грачинск. Там они также эксплуатировали население, убивали и грабили. Всю символику Асмарии сжигали. Иногда из Грачинска вели обстрелы по другим ближайшим деревням.

Помимо войны с Испалеей, анархисты стали опять очень активными. Правление Олега II продлилось всего месяц. После начала войны с Испалеей его выкинули с трона короля всё те же, кто и поставил его на эту должность. Олега сначала хотели казнить, но всё же помиловали. Его просто выгнали из Асмарии, не оставив ни копейки в кармане.

В бунтах анархистов стали участвовать все жители страны.

* * *

Грачинск находился в тридцати километрах от Ссыльного. Ссыльные стали устраивать бунты. Они не хотели стать жертвами вражеской армии. Понимая, что они ещё и рабы, то их наверняка могут забрать в Испалию и заставят работать там. И уж точно в чужой стране их не будут жалеть ни капли.

Ссыльные начали устраивать бунты, требовать отпустить их или отправить в другой город, подальше от врагов. Но всё, что они смогли получить, это быть закрытыми в темнице.

Все, кто участвовал в бунтах, были немедленно закрыты за решёткой. Среди таких был Федка, его три друга и Алёнушка…

Том II. Ужасы и мертвецы…

Глава 1. Темница

Федка лежал в своей камере. В ней было три окна: два узких – в соседние камеры, и одно низкое, но широкое – на улицу, через которое было видно только траву и изредка мелькающие туда-сюда ноги.

Стены во всех камерах были обшарпанные, на потолке – паутина и плесень. Сверху постоянно что-то капало. Местами на потолке образовались небольшие сталактиты.

Койка была металлическая, с деревянным поддоном для матраса, которого не было.

Решётка с дверью была ржавой, но всё ещё крепкой. Места в стене, в которых находились прутья, были разбиты и еле держали всю конструкцию.

В целом во всей темнице стоял невыносимо противный запах сырости, который иногда разбавлял горький запах пороха из пещеры. Редко сквозь окна проникал вкусный аромат из столовой. Какие-то котлеты, тушённые в томате, пахли в темнице очень сильно, и этот аромат Федке нравился больше всего.

Также в каждой камере обязательно должно быть ведро. Только у кого-то оно новое, ещё блестит, а вот у другого – уже ржавое и с дырками. У Федьки было не прям старое, не прям новое, но без ржавчины.

Кормили здесь разными овощами и не более. Два раза в день проходил повар по камерам с ящиком, в котором в основном были болгарские перчики, свёкла, морковь, и давал всем заключённым на выбор два продукта. Никакого мяса или рыбы – этим кормили военных и рабочих. А заключённых считали недостойными для таких вполне дорогих в такое время продуктов.

Справа от камеры Федки сидел его друг – Борячок (его могли бы называть Борисом или Борей, если бы не его внешний вид: очень упитанный, кудрявый и с большими щёчками, поэтому его все, даже стражники, называют Борячок).

Слева – ещё один друг, но с которым он толком никогда не общается, – Ваня, высокий зеленоглазый блондин. Очень высокомерный и противный, поэтому Федка с ним плохо ладит.

Напротив Борячка сидел лучший друг Федки – Сава. Он простой деревенский паренёк, с которым Федка подружился ещё задолго до ссылки, а именно в детстве, когда он ещё жил на Бараньем хуторе.

А напротив Федки сидела его мама. Алёнушка, как жена Мироши, была настоящим изгоем в темнице. Она сидела целыми днями с грязным чёрным мешком на голове и с кандалами на руках. Кормили и поили её раз в день, а могли иной раз и вообще не покормить. Она жила в той самой камере с выходом на шахту и коридор темницы.

Каждый день в темнице ничем не отличался от другого: наслаждение ароматами из столовой и ежечасное прослушивание матерной ругани измотаных шахтёров. Но Федка нашёл себе другое развлечение. Он приручил большую крысу, длиной примерно тридцать сантиметров с хвостом. Он с ней разговаривал и играл. А большую часть времени просто лежал на спине, а крыска – спала у него на груди.

День близился к ночи. Солнце уходило за горизонт всё дальше и дальше. Кузнечики, саранча и сверчки стрекотали. На улице стояла полная тишина. Был выходной, поэтому даже в шахте было тихо.

Федка сидел и играл с крысой: он брал камешек и кидал его крысе, а та в свою очередь просто гонялась за ним.

Вдруг в темницу вошел комендант в окружении офицеров; за ним следовали пять вооруженных стражников. Они подошли к камере Алёнушки, вытащили её и куда-то потащили. Федка подскочил и стал кричать им: “Вы куда, уроды, мою маму ведёте? Что, оглохли? Я с тобой говорю, тварь!”. Федка впал в ярость. Он с детства был спокойным и добрым, но вывести его из себя не составляло никому и никогда особого труда.

Когда они ушли, так и не сказав ни слова, Федка просто закричал во всё горло, что было мочи, и начал колотить решётку, чтобы выбить её.

Федка пытался выбить дверь и ударом ноги, и просто всем телом падал на неё, и колотил кулаками. Он стёр костяшки в кровь, отбил все ступни, но продолжал выламывать дверь.

Все заключённые стали орать на Федку, чтобы он успокоился и дал всем отдыхать.

Решётка стала ходить туда-сюда с лёгкостью. Федка, скорее всего, выбил бы дверь, если бы не пришедшие охранники.

Они открыли камеру, и Федка сразу же ломанулся к выходу, но не успел. Охранники схватили его за руку и насильно затолкали обратно в камеру. Там они его и начали избивать до потери сознания.

Когда Федка раскрыл глаза и полностью пришёл в себя, уже была глубокая ночь. Напротив него сидела и глядела с сочувствием крыса.

Федка глянул в сторону камеры матери, но её там не увидел. Слёзы стали наворачиваться сами по себе. Федка завалился на койку. Руки и ноги свисали на пол. Слёзы стали скатываться по одной большой капле. Рыжие волосы прикрыли лоб, который был весь в ссадинах и синяках.

Единственный, кто мог его успокоить сейчас, так это крыса. Федка размазал ладошками слёзы. Пересчитал все свои зубы. Убедился, что у него как был тридцать один, так их столько и осталось (а одного зуба он лишился ещё в детстве). Настроение от этого стало понемногу подниматься. Он присел на койку и начала играть в гляделки с крысой.

Глава 2. Ромулус…

Сильно я люблю грозу,Отражает душу она мою.Дождь – души слёзы.Гром и молнии, Вы,Как характер трудный мой,Что не виден за облачной горойИз тяжких слёзИ мира грёз…

Федка взял в руки крысу. Он начал очень нежно и ласково гладить её по спинке. Крыса продолжала глядеть в глаза Федке, словно заглядывая в душу. Но взгляд перестал быть наполненным состраданием. В нём появилась агрессия и, наверное, какой-то голод. Федке показалось, что крыса хочет покушать:

– Ну ты что? Проголодалась? А что так на меня смотришь? – похлюпывая носом, разговаривал Федка с крысой.

Крыса продолжала смотреть на Федку до жути голодным взглядом.

– Ну лядно, отпусю тебя! – дурацким голосом, коверкая слова, но очень ласково сказал Федка и ткнул крысу в носик. В ответ она вцепилась в палец.

– Ай! – громко завопил Федка, – Ты чего?!

Кровь начала стекать по пальцу.

Крыса, как показалось Федке, в попытке извиниться за свой поступок, начала активно слизывать кровь и зализывать рану. Шерсть у крысы встала дыбом. Её веки становились с каждой секундой тяжелее. Глаза крысы потихонечку стали закрываться, а шерсть становилась колом, всё жёстче и жёстче, как шипы. Когда тяжёлые веки полностью сомкнулись, шерсть стала опускаться. Федка перестал ощущать дыхание и сердцебиение крысы. Федка запаниковал. Он не хотел потерять ещё кого-то, помимо матери.

– Ну нет! Пожалуйста, нет! Ты же не умрёшь, правда? – глаза Федки вновь наполнились горькими слезами. Они начали стекать по его щекам. Он держал крысу в руках перед собой.

Крыса стала потихоньку открывать глаза. Но они уже не были такими, как раньше. Они всегда были чёрными и блестящими, в них он всегда мог разглядеть улыбающегося себя. А теперь они стали красными. Ни зрачка, ни блеска, ни своего отражения – ничего не было в них. Только холод, злоба и неутолимая ненависть.

Маленькие, крохотные и безобидные лапки, которые просто лежали на руках Федки, вцепились в кожу когтями.

Крыса немного оскалилась. И Федка смог разглядеть, помимо двух маленьких передних клыков, ещё два, очень острых на вид и похожих на ножи, которые были в маленьких каплях крови, потому что они только прорезались.

– Ну уж не думал, что смогу выбраться из тела крысы, – заговорил грызун, – И то, что в этом мне поможет какой-то нытик! – голос был очень грубым, хриплым и низким.

– Ты… Ты что такое? – Федка потерял дар речи.

– Не обращайся ко мне, как к какому-то предмету! – он заговорил очень возмущенно, – Я граф!

– Граф?! – с удивлением переспросил Федка, – Ничего себе, как меня шизофрения начала бить!

– Шизофрения? Она у тебя, может быть, и есть, но я точно не являюсь её плодом…

– Успокоил… – обиженно ответил Федка, отвернув голову, – Так, кто ты такой?