Мистические девяностые

Гена пожал плечами.

– Валяй, – разрешил он и уселся на табурет.

Я потянулся к установленной на штативе камере.

– Стоп!

Я отдернул руку.

– Аппарат уже выставлен идеально, – пояснил Гена. – Руками ничего не трогай, просто смотри в видоискатель. А чтобы снимок сделать, жми вот сюда.

Он вложил мне в руку пульт – маленькую квадратную коробочку с парой кнопок и проводом, который шел до самой камеры. Я кивнул и вновь подошел к камере, на сей раз стараясь ничем ее не задеть. Гена вернулся к табурету.

Добрую минуту я всматривался в его хмурое лицо через видоискатель, силясь разглядеть что-нибудь необычное. Тщетно. В кадре был лишь Гена в окружении студийных декораций. Я аккуратно нажал на кнопку, делая снимок, но и тут ничего необычного не заметил.

– Ну как? – поинтересовался Гена.

– Никак, – вынужден был признать я.

– Жаль, – коротко резюмировал он. – Не хочешь поменяться?

– В каком смысле?

– В смысле, чтобы я тебя сфоткал.

Я пожал плечами, почти так же, как Гена пару минут назад. Мы поменялись – он занял привычное место у штатива, а я уселся на табурет. Спинки на нем не было, из-за чего я постоянно ерзал, пытаясь все время держать спину ровной.

Точно не помню, когда все изменилось. Ощущение было такое, словно вокруг меня поменялось атмосферное давление. Воздух будто стал тяжелее, как перед грозой. Следующие две вещи случились одновременно: я вдохнул, едва не закашлявшись от внезапного едкого запаха, и поднял взгляд на Гену. Его от природы выпученные глаза сейчас, казалось, готовы были выпасть из орбит. Он лихорадочно переводил взгляд с видоискателя на меня, затем обратно.

– Что? – просипел я.

– Оно… – Гена замялся. – Оно п-прямо за тобой…

После этих слов в студии погас свет.

То был первый раз в моей жизни, когда я ощутил настоящий животный ужас. Дело было не в словах Гены и даже не в темноте, в которой мы оказались. Просто я вдруг ясно ощутил – рядом со мной кто-то стоит. И это был точно не Гена.

Откуда-то справа повеяло холодным смрадным воздухом. В письме Гена описывал запах как смесь серы и тухлых яиц, но в реальности он был много, много хуже. Это была совершенно неописуемая смесь, едкая и удушающая, от которой слезились глаза и першило в горле. Больше всего хотелось зажать пальцами нос. И я бы непременно сделал это, если бы мое тело не сковал страх. Я ощущал себя одеревеневшей статуей, не способной пошевелить даже пальцем. Вдобавок окружающий мрак полностью дезориентировал.

Не знаю, как долго все это продолжалось. Может, минуту, а может, всего секунд десять. Но в какой-то момент я почувствовал, как нечто за моим правым плечом приблизилось. Запах стал еще сильнее. Мне показалось, что оно присматривается ко мне. Я изо всех сил сдерживался, чтобы на закричать. Но когда что-то эфемерное начало будто бы обволакивать меня, не выдержал.

Собрав все силы, я дернулся влево и упал с табурета на пол. Левый локоть прострелила боль, но я даже не обратил на это внимание. Оцепенение спало. Я на четвереньках рванулся вперед и тут же на что-то налетел – кажется, то был рабочий стол Гены. Тишину прорезал крик, истошный и пронзительный, словно исторгнутый из самых темных глубин подсознания. Лишь когда его эхо стихло, стало понятно, что кричал я сам. Кричал и не мог остановиться.

Когда крик превратился в сипение, свет в студии снова включился. Тихонько зажужжало оборудование. Я подумал, что свет включил Гена, но тот по-прежнему стоял возле штатива, сжимая в побелевших пальцах пульт от камеры. Тело его заметно потряхивало, как после легкого удара током. Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, потом, как по команде, начали оглядываться.

Разумеется, кроме нас, в помещении никого не было.

Я наконец поднялся с колен и на ватных ногах прошествовал к дальней стене фотостудии. Инстинктивно я искал какой-то подвох, доказательство, что меня просто ловко разыграли. Возможно, тот самый Гриня все время прятался в подсобке, а затем выключил свет. С запахом тоже можно было что-то придумать, сейчас таких штучек для розыгрышей на любом рынке куча.

«Конечно, все именно так, – стучало в голове. – Просто подсобка, просто напарник, просто…»

В тот момент я готов был принять на веру любое, даже самое глупое объяснение, лишь бы оно было рациональным. Но мои ладони коснулись сплошной стены.

Никакого подсобного помещения в студии не было.

Не сговариваясь, мы с Геной быстро покинули студию. Он поспешно выключил компьютер и аппаратуру, после чего мы похватали свои куртки и выбежали наружу. Запах к тому времени почти исчез – уникальное в своем роде явление, учитывая, насколько сильно он ощущался еще несколько минут назад.

По пути я спросил Гену, что именно он увидел за моим плечом. Он лишь как-то странно посмотрел на меня и покачал головой. Очевидно, то было нечто большее, чем просто сгусток тумана, который он наблюдал множество раз.

– Съезжать буду, – сообщил мне Гена, когда мы курили у выхода из перехода. – Ну его… Никакой клиентопоток такого не стоит.

Я не стал его отговаривать. На этом мы и распрощались. Больше о Гене и его фотостудии мне слышать не доводилось.

Наверняка многие из вас подумали об угарном газе. Мол, тот запах на самом деле и есть первопричина всех проблем, а надышавшись, можно и не такое увидеть. Но есть одно «но». Как быть с фотографиями? Их я видел собственными глазами, а угарный газ – или вообще какой-либо газ – визуального эффекта не дает.

Но фотографии можно подделать, ведь так? Так, да не так. Если даже представить, что Гена или его напарник зачем-то подделали кучу снимков, остается еще кое-что. Я имею в виду собственные снимки, что я нащелкал во время разговора с Геной. Изначально моей целью было просто показать место событий и создать визуальный фон для статьи. Но когда я проявил их, мое внимание привлекли две фотографии. Одна была полностью засвечена, и понять, что на ней изображено, было невозможно.