РИНИТ. Правило бойца

Элис послушно стянула платье, оставаясь в одном белье. Она дрожала от возбуждения и страха.

– Теперь… закрой глаза, – его голос был неестественно ровным.

Она закрыла. Он подошел вплотную. Его руки легли на ее плечи, и он медленно повернул ее к свету. Он смотрел на ее лицо, пытаясь силой воли превратить его в другое. Его пальцы дрожали.

– Скажи… скажи, что я тебе не безразличен, – прошептал он, и в его голосе впервые прозвучала не манипуляция, а настоящая, отчаянная мольба.

Элис, сбитая с толку, прошептала:

–Ты… ты мне не безразличен, Крис.

Имя прозвучало не так. Оно было чужим. Оно не было тем, что он хотел услышать.

– Нет! – он резко отшатнулся, как от огня. Его лицо исказила гримаса ярости и разочарования. – Не так! Ты должна сказать… Должна сказать это по-другому!

Она испуганно открыла глаза.

–Что я должна сказать? Я не понимаю!

– Молчи! – рявкнул он и, схватив ее за руку, потащил в спальню. Это была не страсть. Это была казнь. И палачом, и жертвой в ней был он сам.

В спальне он толкнул ее на кровать. Он был груб и стремителен, его движения были лишены какого-либо намека на нежность. Он сорвал с нее трусики, растегнул свою ширинку. Он вошел в нее с одного резкого, болезненного толчка. Она вскрикнула, но он зажал ей рот ладонью.

– Заткнись, – прошипел он, двигаясь внутри нее с жестокой, безэмоциональной ритмичностью. – И не смотри на меня.

Она зажмурилась, слезы текли по ее вискам. А он смотрел в темноту над ней и представлял. Представлял, что под ним не Элис. Что это Дэми. Что ее тело откликается на его прикосновения. Что ее губы шепчут его имя. Что в ее глазах – не лед, а та самая, детская вера с той фотографии.

– Дэми… – его стон смешался с ее придушенными всхлипами. – Прости… Черт тебя дери, прости…

Он кончил быстро, почти с ненавистью к себе. Затем откатился, встал и, не глядя на нее, начал одеваться.

– Убирайся, – бросил он через плечо.

Элис, вся в слезах, кое-как натянула платье и выбежала из спальни.

Крис остался один. Он подошел к зеркалу в прихожей. Его отражение – бледное, изможденное лицо с безумными глазами – смотрело на него. Он поднял сжатый кулак и с силой ударил себя в зеркало. Стекло треснуло, паутина трещин исказила его лицо, разрезав его на десятки кусков.

Он стоял, тяжело дыша, с окровавленными костяшками, глядя на свое раздробленное отражение. Он пытался разбить демона в себе, но разбил лишь собственное лицо. И в осколках стекла ему мерещились десятки пар карих глаз, смотрящих на него с холодным презрением. Он не мог убежать. Он не мог забыть. Игра в подмену провалилась. Одержимость пожирала его изнутри, и он уже не знал, как с ней бороться.

Глава 5. Стена

Разбитое зеркало стало метафорой его жизни. Осколки, в которых отражались искажённые обломки его личности, валялись на полу пентхауса, словно обвинение. Он не убрал их. Они напоминали ему о провале, о том, как низко он пал в своих попытках убежать от самого себя.

В «Рините» атмосфера сгустилась еще сильнее. Дэми вернулась к работе, но теперь между ними лежала не просто стена, а целая крепость. И самым неприступным бастионом этой крепости были два слова – мистер Томсон.

Он подошел к ней утром, чувствуя, как ярость и стыд борются внутри него. Его бок ныл от старой травмы, а новое рассечение на скуле требовало обработки.

– Дэми, нужно посмотреть рану, – буркнул он, стараясь звучать как обычно – повелительно и безразлично.

Она подняла на него взгляд. Не холодный, не яростный. Абсолютно пустой. Профессиональный.

– Конечно, мистер Томсон. Садитесь, пожалуйста.

Словно ледяная вода окатила его с головой до ног. Мистер Томсон. Никто в зале никогда не называл его так. Для всех он был Крисом. Для поклонников – чемпионом. Это обращение было хуже любого крика, любой ненависти. Оно ставило его на место. Не друга, не любимого, не даже просто коллегу. А объект. Работу. Ничто.

Он сел на табурет, чувствуя себя идиотом. Ее пальцы, уверенные и безжизненные, обрабатывали рану. Он чувствовал легкое дуновение ее дыхания, тот самый запах яблока, что сводил его с ума. Его взгляд упал на рукав ее кофты, скрывающий шрам – его шрам.

– Жарко небось в этой кофте, – провокационно бросил он, пытаясь пробить эту ледяную стену. – Или шрамы прячешь? Не прячь. Пусть все видят, что бывает, когда лезут не в свое дело.

Ее пальцы на миг замерли, но она не ответила. Закончив, она убрала инструменты.

– Все. Можете идти, мистер Томсон.

Он встал, загораживая ей путь. Его тело, огромное и потное, доминировало в пространстве, но над ее словами у него не было власти.

– Что, Митчел? Играешь в скромницу? – его голос прозвучал громче, чем он планировал. – Я знаю, чего ты хочешь. Все вы этого хотите. Только одна сразу на колени встает, а другой надо спектакль устраивать.

Дэми посмотрела ему прямо в глаза. В ее взгляде не было ни страха, ни злости. Была усталая, бездонная печаль, которая жгла его сильнее любого презрения.

– Вы закончили? – тихо спросила она. – Если больше ничего не беспокоит, мистер Томсон, я должна идти.

И, отодвинув его руку с той же легкостью, с какой отодвигают ветку на пути, она прошла мимо. С гордо поднятой головой. Оставив его одного с его яростью, его болью и с тлеющим в глубине холодного сердца углем сомнения. Может, она и вправду не такая, как все?

Это сомнение грызло его весь день.

На следующий день он пришел в зал рано утром, до всех, пытаясь выбить из себя это странное, гнетущее чувство. Воздух еще пахнет вчерашним потом и болью. Он начал лупить по груше, вкладывая в каждый удар всю свою ярость и разочарование.

Дверь скрипнула. Он обернулся, надеясь – и тут же ненавидя себя за эту надежду – что это она. Но нет. Это была Лилу. Его бывшая. Та самая, что ушла к Джефри. Она стояла там, в обтягивающем платье, которое кричало о ее доступности, с наглой ухмылкой на губах.

– Крисси, – протянула она, подходя ближе, словно змея. – Я видела твой последний бой. Ты был великолепен. Настоящий зверь. Ты ведь скучал по мне?

Он не ответил, продолжая бить по груше. Но его ритм сбился. Ее присутствие было как ядовитый газ.

– Джефри… Он уже история, – она подошла вплотную, провела длинным ногтем по его мокрой спине. Он вздрогнул, как от прикосновения паука. – Я соскучилась по настоящему мужчине. По твоей силе.

В этот момент дверь открылась снова. На пороге, с медицинским чемоданчиком в руке, стояла Дэми и парни. Ребята прошли мимо поздоровавшись с ней и стали разминаться. А она замерла, увидев его и Лилу. Ее лицо на мгновение стало маской непроницаемости, но в глазах мелькнула быстрая, как вспышка, боль. Она хотела развернуться и уйти, но было поздно.

Лилу заметила ее и ядовито усмехнулась, как кошка, учуявшая мышку.

– О, смотри-ка, – она обвила руку вокруг талии Криса, прижимаясь к нему всем телом, бросая вызов. – Медсестричка приползла. Чего хотела, милочка? Укол сделать? Или просто посмотреть на настоящего мужчину?

Дэми молча попыталась пройти мимо к своему рабочему месту, ее спина была прямой как стрела.

– Эй, я с тобой разговариваю! – голос Лилу стал резким и пронзительным. – Тебя не научили вежливости? Ты здесь всего лишь обслуживающий персонал. Чистишь раны, подтираешь лужи пота. Не более того.

Дэми остановилась. Ее пальцы так сильно сжали ручку чемоданчика, что побелели костяшки.

– Думаешь, он на тебя посмотрит? – Лилу фыркнула, ее рука скользнула ниже по животу Криса, унизительным, собственническим жестом. – Ты даже не женщина для него. Ты – вещь. Удобная и безропотная. А он любит, когда ему служат. Правда, Крис? Он любит, когда мы становимся перед ним на колени. Или он уже заставил тебя это сделать?

Крис молчал. Какая-то гнусная, темная часть его наслаждалась этим зрелищем – униженной Дэми. Это была месть за ее «мистер Томсон», за ее непокорность, за ту боль, которую он сам ей причинил. Он смотрел на Дэми, ожидая, что она сломается, заплачет, убежит. Он ждал подтверждения, что она такая же слабая, как все.

Но она не убежала. Она медленно повернулась и посмотрела прямо на Лилу, а потом – на него. В ее глазах не было ни слез, ни страха. Только леденящее достоинство и тихая, всепонимающая грусть, которая жгла его сильнее любого презрения. Она смотрела на него так, словно виделавсю его низость, всю эту жалкую игру, и ей было просто… грустно.

Она не сказала ни слова. Просто развернулась и вышла из зала. Ее уход был тихим, но он прозвучал громче любого крика, громче любого удара по груше.

В зале повисла тягостная, звенящая тишина. Первым нарушил ее самый молодой боец, Джек. Он бросил полотенце и бросился к выходу, чтобы догнать Дэми.

Остальные парни переглянулись. Майк стоял, скрестив руки, его лицо было темной грозовой тучей. Старый ветеран, Луис, с силой плюнул на пол рядом с ногами Криса.

– С семьей так не поступают, Крис, – прорычал он. – Она наша. А ты свою шлюху сюда привел, чтобы ее унижать. Гнилой ты по сути.

– Какая нахрен семья? – взорвался Крис, с силой отталкивая от себя Лилу, которая с обидой надула губы. – Что вы все в нее вцепились? Обычная баба, которых тысячи!

– Не обычная, – тихо, но весомо, как удар молота, сказал Майк. – Она не бросает своих. Даже когда ее толкают в грязь. А тебе на это наплевать. Ты ко всем так относишься. Как к этой.

Он кивнул на Лилу, на лице которой застыла обиженная гримаса.

Крис стоял, окруженный молчаливым осуждением, и впервые почувствовал себя не чемпионом, не хозяином положения, а самым последним ублюдком. И самым страшным было то, что в глубине души он знал – они правы.

Осуждение, которым его окружили, было гуще и тяжелее дыма после боя. Оно давило на плечи, заставляя его держать спину неестественно прямо. В тот день Дэми вернулась. Бледная, но собранная, как будто ничего не произошло. Она проводила плановый осмотр всех бойцов. Подходила к Джеку, к Луису, к другим. Улыбалась им, шутила, ее пальцы были уверенными и нежными. Она была частью команды. Частью семьи, в которую он так и не вписался.

Когда она дошла до Криса, он стоял, прислонившись к рингу, ожидая, что она пройдет мимо. Вся его натура буйствовала против этого – быть одним из многих, ждать своей очереди. Но он ждал.

Она подошла.

–Осмотр, мистер Томсон, – ее голос был чистым, без единой эмоции, как отлаженный медицинский прибор.

Он сел на табурет, чувствуя, как мышцы спины напряглись. Она начала проверять его старые травмы, ее прикосновения были профессиональными, быстрыми и холодными. Он чувствовал, как под ее пальцами его тело, привыкшее к грубой силе, замирало, пытаясь уловить хоть каплю тепла, намек на что-то человеческое. Ему отчаянно захотелось сломать этот лед, вернуть хоть тень тех эмоций, что были в ее глазах в первый день.

– Дэми… – начал он, и его собственный голос прозвучал непривычно хрипло и неуверенно.

Она не подняла на него глаз, продолжая ощупывать его плечо.

–Обслуживающий персонал должен молча выполнять свою работу, мистер Томсон, – она произнесла это ровно, словно констатируя погоду. – Разве не вы так считаете?

Эти слова, брошенные Лилу и теперь возвращенные ему, обожгли его как раскаленное железо, приложенное к самой душе. Он резко встал, сбивая ее руку.

– Хватит уже этого цирка! – зарычал он, и в его голосе слышался не только гнев, но и отчаянная, животная боль. – Хватит называть меня так!

Она отступила на шаг, подняв на него спокойный, всепонимающий взгляд. В нем не было страха. Была лишь усталость от его буйства.

–Осмотр окончен, мистер Томсон. Все в порядке.

Она развернулась и пошла прочь. Он видел, как ее кофта с длинным рукавом скрывает тот самый шрам. Шрам, который он оставил. И впервые за долгие годы Крис Томсон почувствовал не ярость. Он почувствовал стыд. Глубокий, разъедающий, унизительный стыд, который был больнее любого удара, полученного на ринге. Он стоял, сжимая кулаки, и этот стыд точил его изнутри, капля за каплей.

Вечером того же дня он снова попытался заглушить это новое, невыносимое чувство. Он привел Лилу в свой пентхаус. Запах ее тяжелых духов перебивал призрачный аромат яблока, который, казалось, въелся в стены. Он сорвал с нее одежду с животной жестокостью, швырнул ее на огромную кровать, словно хотел стереть с нее память о другом, более нежном прикосновении.

– Хочешь настоящего мужчину? – его голос был хриплым от злости, стыда и выпитого виски. – Получай.

Он вошел в нее грубо, без прелюдий, причиняя боль. Его движения были резкими, почти насильственными. Он кусал ее губы, впивался пальцами в ее бедра, оставляя синяки. Он пытался выжечь из себя образ Дэми с ее гордо поднятой головой. Лилу сначала стонала от удовольствия, но потом ее стоны стали похожи на всхлипы.

– Крис… больно…

– Заткнись! – рыкнул он, прижимая ее лицо к подушке, заглушая ее голос. – Тебе всегда нравилось, когда больно. С Джефри тоже так стонала?

Он использовал ее тело как инструмент для самонаказания, как грубую тряпку, чтобы вытереть грязь со своей души. Но чем яростнее он был, тем ярче в его памяти горели ее добрые карие глаза. Глаза, которые смотрели на него не как на чемпиона, а как на того потерянного мальчишку. Глаза, полные не страха, а разочарования. А теперь – пустоты.

Кончив, он откатился от Лилу. Она лежала, вся в синяках и слезах, жалкая и использованная. Он посмотрел на нее с отвращением – и к ней, и к самому себе. К тому, во что он превратился.

– Вон отсюда, – бросил он, вставая и направляясь в душ, даже не взглянув на нее.

Он стоял под ледяными струями, но они не могли смыть с него ту грязь, которую он чувствовал. Грязь предательства. Не Лилу или Джефри. А предательства того единственного человека, который, казалось, видел в нем что-то человеческое. И которого он сам, своими руками, своими словами, своей жестокостью, толкнул в грязь.

Он вышел из душа. Лилу уже ушла. В квартире была гробовая тишина, нарушаемая лишь тиканьем напольных часов – счетчик его одиночества. Он подошел к барной стойке, налил виски. Его взгляд упал на чемпионский пояс, лежащий на столе, как яркий, но пустой символ. Он был чемпионом. Мечтой девушек. Громилой в октагоне.

Но в тишине своего пентхауса, в полном одиночестве, Крис Томсон впервые за долгие годы почувствовал себя не просто проигравшим. Он почувствовал себя нищим. И он даже не знал, как начать бой за то, что, возможно, уже было безвозвратно проиграно. Стыд продолжал точить его, и он понимал, что прежние методы – ярость, грубая сила, использование других – здесь бессильны. Это был новый враг, и против него у него не было оружия.

Глава 6. Ржавый гвоздь

Осознание приходило медленно и мучительно, как ржавый гвоздь, вбиваемый в сознание. Не одним ударом, а серией мелких, неотвратимых толчков, каждый из которых оставлял рваную, воспаленную рану.

Стыд, который он ощутил, не ушел вместе с похмельем. Он поселился внутри, тихий и неотступный. Лилу была неправа. Дэми не была «обслуживающим персоналом». Она была… костью в горле. Постоянной, ноющей, невыводимой мыслью, которая не давала ему покоя ни на ринге, ни в пустом пентхаусе. Ее пустые глаза и ледяное «мистер Томсон » звенели в ушах навязчивой, сумасшедшей мелодией, заглушая даже рев толпы.

Он попытался извиниться. В первый раз он подошел к ней, когда она одна сидела в медицинской комнате, разбирая бинты. Воздух пахло антисептиком и ее шампунем.

– Дэми, нужно поговорить.

Она даже не подняла на него глаз, ее пальцы продолжали сворачивать белые полоски ткани с пугающей аккуратностью.

– Если у вас есть жалобы на состояние здоровья, мистер Томсон, я готова их выслушать. Если нет – у меня работа.

Он стиснул зубы, чувствуя, как знакомая ярость снова, как преданная собака, подкатывает к горлу, предлагая простой и яростный выход. Но он сглотнул ее. «Мистер Томсон ». Эти два слова стали для него самым изощренным наказанием. Стену, которую он с таким усердием возводил годами – из грубости, равнодушия и жестокости, – теперь достраивала она, кирпичик за кирпичиком, используя его же собственное оружие. И он прекрасно понимал, что виноват в этом только он сам. Этот ржавый гвоздь вбивал он своими же руками.

Он отступил, оставив ее в комнате, наполненной тихим гулом его поражения.

Однажды вечером, переодеваясь в раздевалке, он услышал разговор двух бойцов. Джек, тот самый новичок, что бросился за Дэми, говорил с приятелем, и его голос был полон юношеского задора:

– Говорю тебе, она необыкновенная. Я в субботу думаю пригласить её поужинать. Только не болтай никому, а то, боюсь, кто-нибудь опередит.

Крис замер, сжимая в руке мокрое полотенце. Глухая, животная ярость, знакомая ему по рингу, ударила в виски, отбросив все доводы разума. Его. Кто-то другой посмотрит на нее, заговорит с ней, коснется ее. Мысль о том, что Джек, этот мальчишка, может увидеть ее улыбку, ту самую, от которой сходят с ума, ту, что она ему больше не дарила, заставила его кровь закипеть черным, ядовитым ключом.

– Джек! – его голос прозвучал как хлыст, разрезая воздух в раздевалке. – Подойди ко мне, сука.

Все замерли. Джек, бледнея, медленно подошел. Юношеская уверенность мгновенно испарилась с его лица, сменившись страхом.

– Что, Крис?

– Это правда? – Крис встал, его голая, покрытая шрамами грудь возвышалась над парнем, как утес. – Ты собираешься куда-то позвать мою медичку?

– Она не твоя… – начал было Джек, но не успел договорить.

Крис двинулся с пугающей для его габаритов скоростью. Он схватил Джека за горло и с силой вдавил его в металлические шкафчики. Грохот эхом разнесся по раздевалке.

– Она – член моей команды! – прошипел он, прижимая предплечье к его гортани, чувствуя под кожей хрупкость. – МОЕЙ! И если я еще раз услышу, что ты смотришь в её сторону, я выбью из тебя все зубы, и ты будешь вынужден жрать через трубочку. Понял меня, ублюдок?

Он отшвырнул Джека. Тот, кашляя и хватая ртом воздух, сполз по шкафчикам на пол. В этот момент дверь раздевалки скрипнула. На пороге стояла Дэми. Она застыла, ее взгляд скользнул по сгорбленному Джеку, по разъяренному Крису, по потухшим лицам остальных бойцов. Ни тени страха или удивления. Только холодное, кристальное понимание. И разочарование. Всегда это чертово разочарование.