Вампир

– Ты кого-нибудь видел?

– Нет, а когда мы подняли шум, нас арестовали и продержали в тюрьме два дня, пока готовили документы на депортацию.

– Но на это уходят недели.

– Знаю. К счастью, посольство нас оттуда вытащило, но власти успели дать понять, что если мы останемся в стране, то проведём очень много времени за решёткой.

– По каким обвинениям?

– Заговор с целью свержения правительства, – сказал Джон, – в Египте за это дают пожизненное.

– Это абсурд! – воскликнула Бекки. – Неужели не было способа защититься?

– Возможно, но лично я не собирался оставаться и выяснять. Сел на ближайший самолёт и улетел.

– А папа?

– А вот в этом-то и дело. Он должен был встретить меня в аэропорту, но не появился. Сначала я забеспокоился, но он позвонил и сказал, чтобы я не волновался и что у него всё под контролем. Конечно, я с ним спорил, но он решил остаться, и переубедить его было невозможно.

– Ты получал от него вести после этого?

– Несколько раз, но через пару месяцев связь с ним прервалась, и я стал жить дальше своей жизнью. Так было до вчерашнего дня.

– Почему? Что случилось вчера?

– Я получил от него письмо. Оно было отправлено меньше недели назад, и оно очень тревожное.

– Оно у тебя с собой? – спросила Бекки.

– Да, – ответил Джон, – но должен тебя предупредить: оно может тебя расстроить.

– Ничего страшного, – сказала Бекки. – Можно я его прочту, пожалуйста?

Джон достал из внутреннего кармана пиджака сложенный конверт и протянул девушке. Бекки надела очки для чтения и тихо прочла письмо про себя, ахнув от первой же строчки.

Дорогой Джон,

К тому времени, как ты прочтёшь это, я, вероятно, буду мёртв. Знаю, ты бы никогда не ожидал услышать такое от человека вроде меня, но, честно говоря, я не вижу другого выхода из положения, в котором оказался.

Джон, меня подставили, обвинив в преступлении, которого я не совершал. Две недели назад в музее нашли тело Самари. Похоже, кто-то проломил ему затылок железным прутом, когда он работал допоздна. Дело в том, что главным подозреваемым, судя по всему, оказался я, и меня допрашивали два дня. В итоге они конфисковали мой паспорт и отпустили до дальнейшего разбирательства.

На прошлой неделе я узнал от своего человека в полиции, что у них есть запись с камер видеонаблюдения, как я вхожу в музей поздно ночью, и они собираются арестовать меня за убийство. По причинам, которые я не могу здесь изложить, я действительно возвращался в музей той ночью и, поскольку у меня до сих пор есть ключи от бокового входа, сумел без особого труда попасть внутрь. Несмотря на это, Джон, клянусь, я не имею никакого отношения к смерти Самари. Сама мысль, что я мог быть замешан, абсурдна, но это было именно то доказательство, которое им требовалось. В общем, я успел вовремя сбежать из города и с тех пор скрываюсь. Джон, у меня не осталось ни денег, ни репутации, и бежать мне больше некуда. Моё лицо на плакатах по всей стране и по телевизору. Я этого не делал, но улики, которые им удалось состряпать против меня, убедительны. Они даже раздобыли какие-то ДНК-улики и говорят, что они с орудия убийства.

Если они меня найдут, меня арестуют, и, честно говоря, после всего, через что я прошёл, нет ни малейшего шанса, что меня признают невиновным. Учитывая это, я решил, что не стану гнить остаток жизни в египетской тюрьме, и выберу путь труса. Не беспокойся, я устал от этой жизни и с нетерпением жду великого приключения, что ждёт меня впереди.

Спасибо, что был другом, Джон, и я надеюсь, что жизнь даст тебе всё, чего ты желаешь. Но есть ещё кое-что, прежде чем я уйду. Не могу вдаваться в подробности на случай, если это письмо перехватят.

Мы были правы, Джон, и теперь я знаю, что наше открытие затмило бы находку Картера. Я знаю это, потому что я там был и видел такое, что поразило моё воображение. Я не жду, что ты мне поверишь, поэтому отправил тебе сообщение через мою дочь. Я не могу заставить себя написать ей, но, пожалуйста, скажи ей, чтобы она не слишком расстраивалась. У меня была чудесная жизнь, и теперь я снова смогу быть с её матерью. Возможно, на этот раз я всё сделаю правильно.

В общем, скажи ей, что я её люблю и знаю, что однажды она станет одним из лучших археологов в своей области.

И последнее: в сообщении, которое я отправил, содержатся неопровержимые доказательства того, что может стать величайшим открытием в истории археологии. Я не уверен, оказываю ли я тебе услугу, отправляя его, или подвергаю тебя риску. Однако даже на этом последнем этапе учёный во мне не позволяет оставить это неисследованным. Разумнее всего было бы сжечь сообщение и жить дальше, но с точки зрения науки следовало бы действовать, потому что если это то, о чём я думаю, то оно навсегда изменит наш взгляд на мир. Это больше не мой выбор. Решение за тобой.

Хорошей тебе жизни, Джон, и прощай.

Бекки положила письмо на стол, и Джон протянул ей чистый носовой платок, чтобы она вытерла слёзы.

– Прости, что тебе пришлось это прочесть, Бекки, но, думаю, это было важно.

– Я рада, что ты позволил мне, но представить его в таком отчаянном положении… у меня сердце разрывается. Он ни за что не убил бы того человека, Джон. Я знаю своего отца, он так же неспособен убить кого-то, как и полететь на Луну. Он просто был не таким человеком.

– Я знаю, – сказал Джон, – и чертовски обидно, что человека с таким добрым сердцем, как у него, сделали козлом отпущения за чужие проступки. Это отвратительно.

– Мне нужно пойти в полицию, – сказала Бекки. – Взять с собой письмо.

– Зачем? – ответил Джон. – Какая от этого будет польза твоему отцу сейчас?

– Ну, это может очистить его имя, – сказала она. – Хоть что-то.

– И как ты себе это представляешь? – спросил Джон. – Всё, что у нас есть, – это письмо, в котором он заявляет о своей невиновности. У египетской полиции есть мотив, возможность и ДНК. Они просто укажут на улики и заявят, что его самоубийство – это поступок отчаявшегося и виновного человека. Если ты пойдёшь в полицию и начнётся расследование, то его имя просто смешают с грязью, только на этот раз в международном масштабе.

– Но я не могу просто так это оставить, – сказала Бекки дрожащим голосом. – Он был невиновен. Как я могу позволить, чтобы мой отец ушёл в могилу с таким пятном на имени? После всего хорошего, что он сделал, это просто нечестно.

– Согласен, – сказал Джон, – и именно поэтому я собираюсь кое-что предпринять.

– Что ты собираешься делать? – спросила Бекки.

– Я намерен вернуться в Египет, – сказал Джон, – и пройти по его следам обратно в катакомбы. Что бы он там ни нашёл, звучит чертовски важно, особенно учитывая, сколько усилий приложили тамошние власти, чтобы это скрыть.

– Это разумно? – спросила Бекки.

– Нет, нисколько, – ответил Джон. – Но именно поэтому мне нужна твоя помощь.

– Моя? Чем я могу помочь?

– Во-первых, – сказал Джон, – в письме он говорит, что отправил тебе примерно на прошлой неделе сообщение с доказательствами того, что он обнаружил. Нам нужно получить это сообщение и подтвердить его теории, какими бы они ни были.

– Я не получала никаких сообщений, – ответила Бекки, – если только их не отправили в музей.

– Твой отец часто пишет тебе туда?

– Иногда. Обычно личные письма приходят ко мне домой, а всё, что связано с работой, – в офис.

– И ты пока ничего не видела?

– Нет, если только оно не попало в общую администрацию наверху. Моя почта часто задерживается, пока Эми не соберётся пойти туда и забрать всё.

– Кто такая Эми?

– Моя ассистентка, она очень толковая.

– Ты ей доверяешь?

– Конечно. Ей семнадцать, и у неё сейчас немного каши в голове, но тем не менее она заслуживает доверия.

– Хорошо, так, должно быть, и случилось. Нам нужно заполучить это письмо и посмотреть, что в нём. Когда ты собираешься вернуться на работу?

– В понедельник, – ответила Бекки. – Бессмысленно сидеть дома и утопать в жалости к себе, отец бы мне за такое надавал по заднице отсюда до Каира и обратно. К тому же работа отвлечёт меня от всего этого.

– Резонно, – сказал Джон.

– А второе? – спросила Бекки. – Ты говорил, что тебе нужна помощь в двух вещах.

– Да, верно. Очевидно, мне нужно вернуться в Египет, но в любом аэропорту мой паспорт отметят как запрещённый для въезда в страну. У меня есть связи, и я смогу без проблем туда попасть, но, оказавшись там, я буду очень ограничен в своих действиях. Любые операции по кредитной карте, бронирование отелей, аренда оборудования – всё в таком духе – отразятся в правительственных записях, и меня арестуют в течение нескольких дней. Как и твой отец, я не горю желанием провести остаток жизни в какой-нибудь вонючей египетской тюрьме, так что мне нужна твоя помощь.

– Ты хочешь, чтобы я поехала туда? – спросила Бекки.

– Нет, конечно нет, это слишком опасно. Мне нужно, чтобы ты оказывала поддержку отсюда. Если мне что-то понадобится, я позвоню тебе, а ты сможешь оплатить всё отсюда, используя счёт, который мы откроем специально для этой цели. Я положу на него немного денег, чтобы ты не тратила свои, и таким образом в Египте не останется никакой электронной записи о моём местонахождении.

– Логично, – сказала Бекки. – Полагаю, в наши дни большинство операций проводится онлайн.

– Верно, так что, пока власти не пронюхают о моём псевдониме, я должен быть в относительной безопасности.

– Тебя не узнают?

– Нет, это достаточно далеко от Каира, чтобы избежать встречи с большинством тех, кто меня знает.

– А как насчёт людей возле места раскопок? Они тебя не знают?

– Если бы я пошёл тем же путём, то да, но я собираюсь проникнуть туда иначе. Когда мы были в катакомбах, мы также нашли первоначальный туннель, которым пользовались грабители гробниц много лет назад. Сейчас он завален щебнем, но раскопать его должно быть довольно легко. Мне нужно только найти вход, и я должен управиться за несколько недель.

– Как ты собираешься найти вход? – спросила Бекки.

– У меня есть свои способы, мисс Райан, поверьте мне.

Они продолжали строить планы ещё около часа, пока Бекки не взглянула на часы.

– О боже, – сказала она, – посмотри на время. Мне нужно идти.

– Конечно, – сказал Джон, – я тебя слишком надолго задержал. – Он вытащил бумажник и дал ей визитную карточку.

– Возвращайся к работе, – сказал он, – и посмотри, сможешь ли найти письмо. Когда найдёшь, позвони мне, и я снова приеду. Хорошо?

– Хорошо, – сказала она, читая карточку на ходу. – «Джон Дикон, торговец антиквариатом», – прочла она и с недоумением подняла глаза.

– Пусть это тебя не смущает, Бекки, – сказал он. – Когда я вернулся из Египта, мне нужно было как-то зарабатывать на жизнь. Всё законно, обещаю. Если есть сомнения, поищи информацию. Я начинаю завоёвывать себе доброе имя.

Бекки улыбнулась.

– Если это поможет очистить имя моего отца, – сказала она, – мне всё равно, будь ты хоть сам Сатана. – Они вместе дошли до автостоянки, и, пожимая ей руку, Джон ещё раз её заверил:

– Бекки, если всё пойдёт хорошо, имя твоего отца будет очищено в течение нескольких месяцев.

– А если нет?

– Пришлёшь мне торт с напильником внутри, – сказал он, – желательно кокосовый.

– Почему кокосовый? – спросила она, не уловив смысла.

– Я люблю кокос, – сказал он с улыбкой. – До свидания, мисс Райан, до скорой встречи.

– До свидания, мистер Дикон, – сказала она и проводила взглядом его машину, скрывшуюся в вечерних сумерках.

––

На выходных Бекки занималась уборкой в своей квартире. В последнее время она её запустила, и, несмотря на случайные неконтролируемые приступы слёз, ей удалось отчистить квартиру до такого состояния, какого она никогда раньше не видела. В понедельник утром она отметилась в музее и направилась прямиком в архив. Прошло две недели со смерти её отца, но, когда она шла по знакомым коридорам, казалось, будто её не было всего пару дней. Приближаясь к кабинету с ключами в руке, она услышала неожиданный звук и невольно замедлила шаг. В такое время здесь никогда никого не бывало.

– Здравствуйте, – сказала она, – кто здесь? – Медленно она толкнула незапертую дверь и чуть не подпрыгнула до потолка, когда из-за двери кто-то вышел.

– Эми, – вскрикнула она, – ты меня чуть до инфаркта не довела.

– Прости, Бекки, – ухмыльнулась её ассистентка, – я думала, устрою тебе сюрприз.

– Ну, в этом ты определённо преуспела, – сказала Бекки, входя в кабинет.

Раннее появление Эми было не единственным сюрпризом – кабинет полностью преобразился. Грязные стены были выкрашены, мебель переставлена, и на стене даже появились какие-то картины. Вдобавок ко всему стопки бумаг на её столе были аккуратно разобраны, а в углу стоял новый шкаф для документов.

– Ух ты! – сказала Бекки. – Что здесь произошло?

– Как я и сказала, – ответила Эми, – хотела сделать тебе сюрприз. Я поговорила с техниками, и они помогли мне всё вытащить, чтобы я могла освежить краску. Картотечный шкаф я умыкнула у администраторов и хорошенько всё прибрала.

– О, Эми, это очень мило с твоей стороны, – сказала Бекки.

– Ну, это не только я, – сказала Эми, – ребята тоже помогли. Мы подумали, что тебе будет приятно вернуться после… ну, сама знаешь.

– А картины? – спросила она, взглянув на полуголого актёра, взиравшего на неё со стены.

– А, да, это, – сказала Эми. – Я просила в художественном отделе несколько рембрандтов, но они не очень-то хотели их давать.

– Неудивительно, – сказала Бекки. – Но всё же, сверкающие вампиры?

– Да, я знаю. Я принесла постеры из дома. Они у меня в спальне на стене висели.

– Спасибо, – сказала Бекки. – Не в моём вкусе, но я всё равно очень это ценю. Только одно: ты ведь не выбросила мои записи?

– Не-а, – сказала Эми, – все они в алфавитном порядке разложены по папкам в шкафу. Если на чём-то не было заголовка, я подшивала это в «Разное». В «Разном» довольно много всего.

– Я не знаю, что сказать, – произнесла Бекки, – кроме как «спасибо».

– Без проблем, – сказала Эми. – Только не начинай реветь. Это будет так некруто.

– Обещаю, никакого рёва, – сказала Бекки. – А теперь давай начнём с чашечки хорошего кофе, а?

– Уже сделано, – сказала Эми, – и стоит на твоём столе. С возвращением.

Бекки села за свой чистый стол и взяла кофе. На блюдце лежало несколько печенек, а также экземпляр еженедельного музейного журнала.

– К такому можно привыкнуть, Эми, – сказала она между глотками.

– Как скажешь, – безучастно ответила Эми, уставившись в экран своего компьютера, и, хотя Бекки не видела, на что та смотрит, она догадалась, что та сидит в соцсетях.

«Некоторые вещи никогда не меняются», – подумала она про себя и открыла журнал на своём столе. День для Бекки прошёл относительно быстро, и, хотя она знала, что у коллег были добрые намерения, ей не хотелось проходить через строй их соболезнований. Поэтому когда Эми предложила принести ей сэндвич из столовой, она с благодарностью согласилась.

– С сыром и пикулями, пожалуйста, – сказала она, – и яблоко. О, и раз уж ты пойдёшь наверх, не могла бы ты зайти к администраторам и забрать почту?

– Уже забрала, – сказала Эми.

– Где она? – спросила Бекки, глядя на простор своего чистого стола.

– В шкафу, в папке на букву «Н» – «Нераспечатанная почта», – ответила Эми.

Бекки затаила дыхание, пока Эми не вышла из комнаты, и впервые за две недели позволила себе рассмеяться. К этой новой Эми придётся привыкать.

Она извлекла стопку писем, лежавшую на дне ящика, и положила её на стол, сняв резинки, которыми та была скреплена. Следующий час или около того она разбирала их на три кучи: макулатура, работа и срочное. Макулатура отправилась в корзину для вторсырья, а стопка срочного была помещена поверх рабочей. К концу рабочего дня она разобралась с электронными письмами, письмами и служебными записками, но так и не увидела ничего от своего отца.

– Где-нибудь ещё что-то есть, Эми? – спросила она, когда девушка натягивала своё чёрное пальто до щиколоток.

– Не думаю, – ответила Эми. – А что, ты что-то потеряла?

– Нет, просто жду личное письмо, вот и всё.

– Может, придёт в течение недели, – сказала Эми. – Почта сейчас ужасно работает.

– Вероятно, так и будет, – вздохнула Бекки, – подожди, я пойду с тобой. – Через несколько минут они уже рука об руку выходили из музея.

– До завтра, – сказала Бекки, когда они дошли до станции метро.

– Ага, ладно, – ответила Эми и пошла дальше, к своей автобусной остановке.

– Эми! – крикнула Бекки вслед уходящей девушке.

Эми обернулась.

– Да?

– Можно мне завтра шоколадное печенье?

– А вот это уже наглость, – рассмеялась Эми и помахала на прощание, садясь в свой автобус.

Бекки дождалась, пока войдёт в вагон метро, прежде чем позвонить Джону Дикону.

– Привет, Джон, – сказала она, – это Бекки Райан.

– Привет, Бекки, – последовал ответ, – как ты?

– Я в порядке, – сказала Бекки. – Я просто звоню сказать, что письма ещё не видела, но оно может прийти в течение недели.

– Хорошо, – сказал Джон, – без проблем, мне тут ещё нужно кое-что организовать, так что спешки нет.

– Я просто подумала, что должна тебя предупредить, – сказала Бекки.

– Отлично, – сказал Джон, – до скорой встречи.

– Да, хорошо. Пока.

– Пока, Бекки, – сказал Джон, и в трубке наступила тишина.

Через полчаса она была уже в своей квартире, где её встретил голодный Смоки. В общем, всё было так, словно за последние две недели ничего не произошло.

––

Глава четвёртая

Деревня Иттауи

1245 г. до н. э.

Обычно в это время ночи Яфеу крепко спал. Тяжкий труд в каменоломнях Рамсеса этому способствовал. Яфеу был каменотёсом, о чём свидетельствовали его мозолистые руки. Каждый день он являлся в каменоломни и работал бок о бок со своим другом, Сераписом. Они по очереди держали долото над отмеченным участком камня, пока другой бил по нему колотушкой, чтобы проделать в граните отверстие. Когда оно становилось достаточно глубоким и у них получался ряд таких же отверстий, они забивали в них деревянные клинья, а затем пропитывали их водой, чтобы те расширились. Клинья регулярно вбивали и поддерживали во влажном состоянии, и по мере их разбухания напряжение в скале становилось невыносимым, пока не появлялась трещина. Добавляли ещё клиньев, и в конце концов скала раскалывалась насквозь и отваливалась, предоставляя архитекторам ещё один строительный блок для любого проекта, который был в тот момент угоден царю.

Яфеу трудился от рассвета до заката в обмен на еду, пиво и крошечное пособие для своей семьи. Хотя в его мире не было физических денег, ценность его труда подсчитывалась надсмотрщиком, и ему выдавали её эквивалент из числа товаров, предоставленных царскими купцами. В качестве платы можно было получить еду, одежду, кожу или даже крошечные статуэтки богов, но, несмотря на то что Яфеу был работником довольно высокого разряда, он испытывал финансовые трудности из-за долгов, которые наделал его сын. Один из соседей пригрозил донести на него чиновникам, если он не выплатит долг, и если бы это случилось, то с большой вероятностью его сына продали бы в рабство, чтобы расплатиться с тем человеком.

Яфеу знал, что если это произойдёт, жизнь его сына превратится в ад, и его, вероятно, отправят в пустынные каменоломни, куда ссылали всех преступников страны. Там его жизнь измерялась бы месяцами, а не годами, и хотя сын, надо признать, был негодяем, Яфеу не желал, чтобы тот умер рядом с убийцами, насильниками и хеттской мразью.

––

В его мире никому не было резона бродить по улицам Иттауи в тёмное время суток, но эта ночь была особенной. Его напарник по долоту, Серапис, рассказал ему о возможности, которую нельзя было упускать, а Яфеу уже доходил до отчаяния.

– Всё просто, – сказал Серапис несколькими днями ранее в уединении хижины Яфеу, – каждый месяц торговец проезжает через деревню Непум. Ходят слухи, что его вьючные мешки полны драгоценностей и пряностей, но он настолько неприятный и нечестивый человек, что ни один жрец не предлагает ему приют в его странствиях. Он останавливается в хижине крестьянина на краю пустыни и думает, что никто не знает о его местонахождении. Но мой двоюродный брат знает того крестьянина, и он сказал, что раз в месяц торговец остаётся без охраны. Он должен прибыть снова через три ночи.

– Не знаю, – сказал Яфеу, – слишком уж это просто.

– Потому что так и есть, – ответил Серапис. – Мы могли бы пробраться туда, убить его и продавать его товары в соседней деревне в течение следующих нескольких месяцев.

– А если нас поймают?

– Как нас могут поймать? Нам всего-то и нужно, что оставить его тело на съедение шакалам. Пока мы будем держать рот на замке, о нём скоро забудут. Уж по нему-то точно никто слёз лить не станет.

– Я не молодею, Серапис, – сказал Яфеу. – Откуда мне знать, что я смогу одолеть этого человека?

– Предоставь это мне, – ответил его друг, и вместе они состряпали план, который должен был избавить их обоих от долгов, а также обеспечить им жизнь вдали от каменоломен.

––

Когда пришло время, ночь была особенно тёмной, и Яфеу был этому рад. Хотя в тёмное время суток по улицам часто бродили банды юнцов, Яфеу вырос на этих улицах и знал их достаточно хорошо, чтобы оставаться незамеченным от любопытных глаз. Он прижимался к стенам, спеша по городу, держась в самых густых тенях самых тёмных переулков. В течение часа он достиг окраины Непума и обошёл её, направляясь туда, где, по словам Сераписа, он найдёт хижину. Просвет в облаках позволил лунному свету осветить двух ослов, привязанных у хижины – верный знак того, что внутри действительно кто-то есть.

Яфеу ждал Сераписа. Они договорились идти поодиночке, чтобы не вызвать подозрений, и дали торжественную клятву, что если одного из них схватят, другой не выдаст его имени даже под страхом смерти. Дать клятву – одно, но, случись такое, Яфеу сомневался, что его болевой порог позволит ему молчать.

Час спустя Яфеу уже был готов сдаться, когда наконец шёпот сзади заставил его подпрыгнуть, и он в испуге обернулся.

– Серапис, во имя богов, не делай так, – рявкнул он. – Ты напугал меня до смерти.

– В чём дело? – тихо рассмеялся его напарник. – Призраков испугался, что ли?

– Слушай, – сказал Яфеу. – У меня было время подумать, и мне всё это не нравится. Я передумал.

– Не глупи, – сказал Серапис. – Мы уже здесь, давай покончим с этим.

– Серапис, ты меня не слушаешь, я не могу этого сделать.

Повисла неловкая тишина, прежде чем Серапис схватил Яфеу за руку.

– Слушай, – сказал он, – я проделал весь этот путь не для того, чтобы теперь сдаться. Я войду внутрь и использую вот это. – Он вытащил из-под своего одеяния топор. – Ты оставайся здесь и стой на страже. Если кто-нибудь появится, просто крикни, и я уберусь оттуда.

– Я не уверен… – начал Яфеу.

– Подумай о своём сыне, Яфеу, – прошипел Серапис. Прежде чем его друг успел возразить, Серапис сбежал по склону к хижине на краю кукурузного поля.

Яфеу ждал, казалось, целую вечность и уже собирался спуститься, чтобы позвать друга, когда движение на кукурузном поле с другой стороны хижины привлекло его внимание. Со своего немного возвышенного положения он видел появляющуюся тропу, словно кто-то шёл сквозь посевы. Однако, поскольку кукуруза была очень высокой, он не мог разглядеть, кто или что оставляло этот след.

Он в замешательстве оглядел кукурузное поле. Облака теперь рассеялись, и луна осветила сцену, словно сотнями факелов. Теперь он видел больше троп – он насчитал их более дюжины, каждая из которых шла с разных сторон и сходилась у хижины.

Первым порывом Яфеу было крикнуть, но он знал, что уже слишком поздно и ничто не спасёт его друга. Ему хотелось бежать, но любопытство приковало его к месту, и он, затаив дыхание, ждал исхода этого странного явления. Он не был уверен, чего ожидать из кукурузы – возможно, грабителей или даже скота, – но меньше всего он ожидал увидеть женщин.

Его сердце пропустило удар, когда одна за другой несколько женщин в белых одеждах, казалось, выскользнули из кукурузы, образуя полукруг перед хижиной. Некоторые подошли к двум ослам и успокоили их, в то время как другие заглядывали сквозь щели закрытых ставнями окон. Наконец одна из них вошла в хижину, и зловещая тишина, казалось, окутала всю сцену.

Яфеу снова сосредоточился на тех, кто успокаивал ослов. Они постоянно прикасались к ним: гладили их по головам, проводили пальцами по гривам, ласкали шеи животных. Яфеу присмотрелся. Успокаивающее внимание женщин казалось очень неестественным. На самом деле, если он не ошибался, они, казалось, целовали их в шеи.