Плотоядный омут

Он не смотрел на горизонт Каспийского моря, хотя тот был отлично виден сквозь раздвижные решетчатые ворота арочного тоннеля на другом берегу. Нет, сторожевой пес императрицы не позволял своему вниманию отклониться от дела, чтобы насладиться видом чистого неба, все еще не покоробленного тучами, которые он привел за собой. Михаил продолжал смотреть на одну часть морской глади, отличимую от других более темным цветом. Эта водная сажень уходила куда глубже остального дна бухты; не на дюймы, но десятки метров.

– Михаил Святославович, – знакомый высокий, но такой зернистый и боевитый голос оторвал Кисейского от раздумий.

Расслабив глаза, которые щурил где-то минуту и, помассировав веки с болезненным вздохом, он обратил внимание на Матрену, последовавшую за ним по пляжу. Девушка держала в руках золотистую подзорную трубу, которая, в сочетании с черно-красной косынкой и шнурованной рубашкой, заставляя Смирнову только сильнее напоминать морского разбойника.

– Спасибо, – улыбнулся Кисейский, взяв трубу и раскрыв ее в одно движение. Этот оптический прибор был совсем новым, и Михаил никогда раньше не замечал, чтобы напарница его использовала. – Где достала? – житейски поинтересовался он, приставив стекло к правому глазу.

– Они продаются прямо в постоялом дворе, представьте? – радостно воскликнула девушка, словно хотела рассказать товарищу это все утро. – Там, где мы ночуем, ага! Одна старушка тасует эти трубы как редьку за бесценок, бери – не хочу!

Став экспедитором Тайной канцелярии четыре года назад, Матрена посетила множество частных вечеринок и балов интеллигенции, раскрывая очередное убийство за наследство или супружескую измену. Но аристократские круги никогда не смогли вытравить из мещанки той деревенской радости, непосредственности и искренности, за которые так полюбил ее наставник. Порой Кисейскому казалось, что Смирнова не умела врать, высказывая ему все, что думала о людях и вещах с авторской лирикой.

Но в один момент он понял, что боевая подруга просто доверяла ему. И доверяла настолько, что чувствовала комфорт и безопасность, будучи с Михаилом настоящей собой. В тот момент, смотря на глупое темное пятно на воде сквозь мутное стекло, Кисейскому стало стыдно, ведь он вспомнил, что было важно на самом деле.

– Прости, что я схватил тебя и нагрубил, – вздохнул наставник, отнимая стекло от рваных ресниц. Он посмотрел на Матрену с искренним сожалением и тоской. – Это было неправильно, и мне следовало просто сказать тебе, что—

– Михаил Святославович, – перебила его Смирнова, – все нормально. – Мещанка аккуратно взяла напарника за мешковатый рукав, чтобы случайно не задеть саму руку, и расплылась в мирной улыбке, подчеркнувшей ямочки на ее румяных щеках. – Мы оба были неправы, и должны были держать эмоции в узде. И нет ничего страшного в том, что мы сделали это с запозданием.

Услышав очередной золотой манифест проницательной мещанки, которая всегда была так хороша со словами, Кисейский не смог сдержать улыбки. Он был тронут и наполнен уверенностью даже сильнее, чем до злосчастного происшествия на лестнице.

Эти люди были настоящими друзьями, познанными в пламени бед, потерь и предательств, и ничего никогда не смогло бы это изменить.

– Спасибо, – искренне произнес Кисейский.

– Ну, что вы там усмотрели, а? – повеселела Смирнова, уперев запястье в бедро.

– Омут именно там, где говорил Усоногов, – начал пытливый сыщик. – У него действительно гигантский диаметр, больше, чем у добывающей скважины, и при этом он нерукотворный.

– Вы уверены? – насторожилась Матрена. – Как такая громадина вообще могла тут появиться? В Малом цветочном озере я, бывало, находила омуты, но не в одном из них никогда никто не тонул! Не помещался даже!

– Обычно провальные воронки таких размеров образуются при обрушении свода подземной полости в карстующихся породах, – поразмыслил Михаил, – но я никогда не видел, чтобы это случалось под водой, полностью не меняя форму дна и глубину. Очевидно, эта яма тут действительно очень давно.

– Да, Побрякушкин сам говорил, что она была здесь до колонизаторов, – зевнула и потянулась Смирнова. Пасмурная погода и пряные булочки, которыми она позавтракала в постоялом дворе, клонили девушку в сон.

Не боясь намочить штиблеты, Смирнова подошла к волнам и, немного нагнувшись, устремила взгляд в воду, которая была достаточно чистой, чтобы дно просматривалось на несколько метров вперед. Внезапно глаза сыщица изумленно расширились.

– А что это за линии? – спросила она наставника.

– Линии? – удивился Кисейский.

– Ага, прямо тут, тянутся по дну! – подозвала его протеже.

Сунув руки в карманы, Михаил с неохотой шагнул к воде, и морская пена практически сразу ополоснула носки его сапог. Наклонившись к блестящей лазурной глади, экспедитор, наконец, понял, о чем твердила Смирнова. Частично скрываясь в песке, паутина тонких металлических, судя по солнечным отблескам на их поверхности, пористых трубок пролегала по всему дну бухты. Они переплетались друг с другом в четких серединах, создавая узор, похожий на огромную снежинку, но были такими тонкими и незаметными, что натурально сливались с песком.

– Вам не кажется, что это похоже на очень большую рыболовную сеть? – насторожилась Матрена, почесав подбородок.

– Да, – изумленно усмехнулся Кисейский, – но любая рыба сможет сбежать через такие широкие пустоты.

– Только если рыбешка сама не огромная! – внезапно чей-то кряхтящий голос донесся из-за спин Волхвов пороха.

Удивленно выпучив глаза, друзья обернулись и увидели перед собой того самого матроса с густыми седыми бакенбардами, который драил лодку неподалеку. Сам маленький деревянный карпот, выброшенный на мель как нечастый дельфин, выглядывал из-за сгорбленных плеч старика, накрытых полосатыми лохмотьями. Сыщики даже не заметили, как подошли к нему настолько близко.

– Ой, – вздрогнула Смирнова, – напугали же вы нас, милостивый государь.

– Не волнуйтесь, – раздраженно вздохнул Кисейский, вынимая из кармана донос Чукотова, – у нас есть право быть здесь.

Внезапно, когда Михаил уже хотел передать матросу письмо, старик остановил его руку, лояльно усмехнувшись и покачав головой.

– Все в порядке, ваше благородие, – дружелюбно пыхнул он, – мне не нужна береста. Я – лишь морской волк, что давно не ищет проблем на свои седые бакенбарды.

– Какое облегчение! – приятно удивился Михаил, комфортно сунув руки в карманы. – Как вижу, вы здесь один из немногих, кто не только не ищет, но и не любит создавать проблемы другим.

– Не обижайтесь на них, – меланхолично вздохнул моряк, отведя взгляд к западной лестнице. – После смерти Дарии Беринг мы все как на иголках. Многие тут знали ее очень давно.

– Неужели? – нахмурилась Смирнова.

– Да… – томно протянул старец, сделав долгую паузу. – Меня звать Петр, но все кличут Ершом!

Матрос широко улыбнулся и протянул Кисейскому морщинистую руку. Вместо того чтобы взять ладонь нового приятного знакомого, Михаил втянул подбородок в воротник и нервно посмотрел на Матрену. Мещанка знала, что делать, ведь не раз попадала в точно такую же ситуацию. Уверенно кивнув, она пожала руку Ерша за наставника, которого с ранних лет сильно нервировал физический контакт и особенно рукопожатия.

Конечно, будучи экспедитором Тайной канцелярии Кисейскому часто приходилось прибегать к нему в пылу драк и погонь. Но сыщик предпочитал сторониться прикосновения холодной и мокрой кожи, когда от этого не зависело его выживание.

– Мы – экспедиторы Тайной канцелярии, Михаил Кисейский и Матрена Смирнова, – представилась мещанка.

– Надо же! – воскликнул моряк, встав перед важными людьми смирно. – Никогда бы не подумал, что встречу уважаемых гостей из Трубецкого бастиона на своем веку! Чем я могу быть полезен вассальным ее величества? Отвечу на любой вопрос!

– Ой, только не беспокойтесь! – стыдливо хихикнула Матрена, замахав руками. – Нам от вас ничего не—

– Очень хорошо, что вы это спросили, господин Ерш! – перебил ее находчивый Кисейский, воспользовавшийся возможностью в тот же миг, когда она появилась на горизонте. – Наверняка вы знаете всех наймаков этого научного центра поименно, я прав? – даже не договорив, Михаил вытянул из кармана берестяной блокнот и графитовый мелок.

– Наймаков? – восторженно переспросил Петр. – Наймаков, да! Наймаков-то я знаю! – Он начал загибать пальцы. – Знаю Тамару, поварихой в постоялом дворе работает! Еще бабку-Серафиму, она там подзорными трубами под лестницей торгует! Ринат и Данила на доках трудятся, славные ребята!

– Возможно, мне следовало сузить область деятельности, – усмехнулся Кисейский. – Не могли бы вы указать направление ближайшего специалиста в сфере морской геологии, ответственного за сохранность грунта данного полузамкнутого водоема?

Ерш обескуражено хлопнул ресницами.

– А? – переспросил моряк.

– Мне кажется, я знаю, что Михаил Святославович имеет в виду, – подключилась Матрена, научившаяся мастерски переводить возвышенный язык Кисейского на нормальный за четыре года их знакомства. – Нам нужно поговорить с наймаком, который знает все про дно вашей бухты! В курсе каждого камешка, водоросли и огромного омута! Такой человек вам известен?

Ерш прищурил глаза и задумчиво погладил свои бакенбарды.

– Что ж… – с неохотой процедил он сквозь зубы, – есть одна. Но я не думаю, что она вам поможет.

– Почему? – удивился Кисейский.

– Помните тех гвардейцев? – моряк кивнул к западной лестнице. – ОНА не терпит приезжих еще больше. Сидит в своей конуре днями и ночами, с людьми не говорит, а откликается только на личные берестяные грамоты Чукотова.

– Господин Чукотов в таких близких отношениях с ней? – ахнула Матрена.

– Да, говорят, что он взял ее в ЗЫБЬ от большого ума, но я этого не вижу, – фыркнул Ерш, сложив у груди руки. – Полина Мезенцева – странная девка.

Волхвы пороха переглянулись, обменявшись азартными улыбками. Они точно знали: это был их человек.

***

– Ты хотя бы знаешь, куда мы идем? – эхо раздраженного голоса Кисейского разнеслось по узкому служебному коридору восточного корпуса ЗЫБИ. Именно сюда причалила двухпалубная беляна, которая доставила сыщиков в комплекс вчера.

– Ерш говорил, что это место трудно заметить! – обнадежила его Матрена. – Сейчас найдем!

Стены здесь не были выделаны мрамором или даже деревом, напоминая внешнюю сторону комплекса, об которую постоянно разбивались волны. Также было очень влажно и холодно. Откашлявшись и зарывшись в воротник, Михаил приложил руку к неказистой каменно-кирпичной кладке, с ужасом обнаружив, что она была мокрой. Служебные коридоры не построили и даже не спроектировали напоказ, поэтому они демонстрировали истинное нутро ЗЫБИ: уродливое и лицемерное.

Конечно, коридор, больше похожий на буферную зону между бушующей стихией и человеческой наглостью, был обделен любыми предметами интерьера, типа картин, войлочных кресел или даже окон. Именно поэтому большой вазон со странным кустарником, возникший из-за дуги виляющего тоннеля, так сильно удивил напарников.

Матрена жила в далекой губернской деревне до двадцати лет, а Михаил объехал почти весь континент за свои тридцать восемь, но ни один из них не встречал этот вид раньше. Его листья были темно-зелеными на длинных черешках широкоовальной формы и стремились вверх, хотя солнце в это помещение попадало, наверное, только пока тут не построили крышу. Хотя влаги странному кустарнику хватало с головой.

Отняв любопытный взгляд от растения, Смирнова прошла мимо, но Кисейский остановился. Он точно видел это. Вазон и густой кустарник прятали что-то за собой.

– Матрена! – подозвал он протеже. – Помоги мне.

Экспедитор взялся за край кувшина, наполненного мокрой и очень тяжелой почвой, начав толкать тот в сторону. Удивленно насупив бровь, Смирнова присоединилась к напарнику беспрекословно. Порой она не понимала, что ее чудной наставник видел в повседневных вещах, но это всегда стоило того.

С протяжным керамическим скрежетом вазон сдвинулся с места, разоблачив узкий проем в каменной кладке! Компактная спиральная лестница, спрятанная внутри стены, уходила вниз.

– Диво… – ошеломленно протянула Смирнова.

– Должно быть, эта Мезенцева действительно заботится о своем уединении, – с впечатлением усмехнулся Кисейский, глядя во тьму тайного спуска. – Я могу это уважать.

Свистнув лацканами своего зеленого мундира, экспедитор наступил на верхнюю ступеньку. Очутившись на самом дне цилиндрического тоннеля, в два раза уже служебного коридора, в котором те были минуту назад, сыщики встретились с толстой дубовой дверью.

– Вот это я понимаю дверь! – гордо хмыкнул Кисейский, проведя ладонью по доскам. – Никаких труб, уздечек и выкрутасов, а только старое доброе, надежное дерево! – Внезапно Михаил болезненно прошипел сквозь зубы, ведь поймал занозу.

Матрена лояльно улыбнулась и закатила глаза, выслушивая очередную тираду своего культурно замкнутого наставника. Откашлявшись и сделав вид, будто ничего не произошло, Кисейский постучал в дверь, отчетливо выбив первые ноты либретто Сумарокова. Он делал это всегда и неосознанно.

– Полина Мезенцева! – прокричал сыщик. – Вас беспокоят служащие Тайной экспедиции!

Никто не ответил. Михаил устало потер переносицу.

– Госпожа Мезенцева! – подключилась Матрена, подергав входной крюк. Конечно, засов был опущен. – Мы просто хотим задать вам несколько вопросов касаемо смерти Дарии Беринг! Это – очень важно и может сберечь много жизней!

Тишина. Вздохнув, Кисейский запустил руку во внутренний карман формы и вытянул злополучную грамоту Чукотова, помахав ей перед Смирновой. На сей раз лояльно улыбнулся уже он.

Ехидный сыщик опустился на колено и пропихнул бересту под дверь. Не прошло и минуты, как по другую сторону послышались осторожные шаги. Затем шелест бумаги. Она подняла письмо. Спустя еще минуту по узким лестничным сеням покатился сухой скрежет засова. Из-под двери пыхнули щепки и пыль, и проход вздрогнул, начав медленно открываться, ведь его тянул не человек, а гравитация из-за кривого фундамента.

Глаза экспедиторов ошеломленно расширились, когда друзей встретила целая стена кустарников в горшках! Они стояли на полу и многочисленных разделочных столах с несколькими ярусами, вроде тех, что часто можно было встретить на кухнях приличных таверн. И все растения выглядели в точности как тот зверь с овальными листьями, которого напарники встретили наверху.

Настороженно оглядываясь, Михаил Кисейский сделал первый медленный шаг внутрь. В тот же момент едкий душок пороха и металлической пыли ударил его слизистую. Эта тусклая коморка походила на ботанический сад, но пахла как мастерская инженера-испытателя.

Михаил не сразу заметил на разделочных столах подковные ключи, напильники, измазанные в железной пудре и целые коробы странных гвоздей с толстыми спиральными ножками. Следуя за наставником, Матрена тоже не уставала восхищаться диковинным убранством таинственных застенков. По бокам и потолку коморки струились тонкие трубы. Создавалось впечатление, будто они приходили со всех сторон света, чтобы сомкнуться тут, на краю зеленой мастерской, который становился все ближе.

Глаза напарников с трепетом расширились, когда пытливые экспедиторы высунулись из-за последнего кустарника на повороте разделочных столов.

Склонившись над долгим верстаком, от стены до стены заваленным плотницкими орудиями и частями странных машин, в шумных деталях рылась девушка. Короткий подол ее темно-синей покосной рубашки, какие носили крестьяне, выглядывал из-под узкого пикейного жилета из дорогого темного шелка. На ногах таинственной незнакомки красовались черные кожаные сапоги с блестящей отделкой, а на руках рабочие перчатки из того же материала. Наконец, по ее широкой спине струились две длинные косы, кривые и медные как лезвия мечей, выбитых на раскрошенной наковальне.

Матрена не могла оторвать от таинственной незнакомки взгляда, боясь потревожить ее усердный труд. Кисейский бесцеремонно вышел из-за куста и встал прямо за хозяйкой коморки, сунув руки в карманы.

– Полина Мезенцева, я полагаю? – выпалил он с заинтересованной улыбкой.

Металлический лязг деталей стих в ту же секунду. Оторвавшись от работы, загадочная девушка медленно развернулась к экспедитору на своем вращающемся табурете, прикрученном к полу как судовая мебель. На ее голове оказались громоздкие бронзовые очки с несколькими увеличительными стеклами на правой линзе, вероятно, предназначавшиеся для ювелирной работы с хрупкими деталями.

– Скажите мне сами… – холодно и даже слегка агрессивно произнесла Мезенцева. – «Полагать» – это ваша работа.

Ухватившись за гибкий сегментный ремень, державший оптический прибор на затылке, Полина стянула очки, взмахнув челкой; короткой и колючей как ежовые иголки. Черты ее лица были грубыми и мужественными, особенно плоский широкий нос и квадратный подбородок. Под темно-синими – почти фиолетовыми – глазами нелюдимой хозяйки зияли глубокие темные круги, сливавшиеся с рваной пенумброй пучка волос, закрывавшего ее брови и весь лоб.

Лояльная улыбка Кисейского быстро притупилась. Несмотря на то, что эмоции Мезенцевой было трудно распознать, он чувствовал в ее взгляде едкую неприязнь.

– Можно было и не грубить, – фыркнул Михаил.

– Можно было уйти, когда на ваш стук никто не ответил, – парировала Полина, решительно встав с табурета и взмахнув длинными косами.

Оппоненты прищурили глаза как два хищника перед схваткой.

– Господа! – нервно смеясь, воскликнула Матрена, выступив между ними с широко расставленными руками. – Я думаю, мы начали не с той ноты! И мы искренне просим вашего прощения, госпожа Мезенцева! – Смирнова посмотрела прямо в глаза новой знакомой и широко улыбнулась, в надежде хоть немного разрядить обстановку.

Внезапно Полина сложила руки у груди со скрипом длинных кожаных рукавиц и оценила сыщицу с ног до головы, удивленно насупив бровь. Кисейский высунулся из-за плеча своей обескураженной напарницы, надменно оценив Мезенцову в ответ.

– Ты… – недоверчиво протянула грубая рабочая, – тоже экспедитор Тайной канцелярии?

Должно быть, Мезенцева не услышала голос Матрены из-за двери, поэтому была шокирована, застав в мундире Трубецкого бастиона женщину. Но Полина не злилась и не боялась. Это ее впечатляло.

– Да, – усмехнулась Смирнова, привыкшая к этому вопросу за четыре года. – А вы – старшее сведущее лицо ЗЫБИ в области подводной акустики! Поставленное лично Одиссеем Чукотовым, стоит добавить!

Полина промолчала и закатила глаза с лояльной улыбкой.

– Послушай, соловей, – вздохнула она, – ты неплохо щебечешь, но меня мало заботят лавры. Я сама знаю, чего добилась, и кто протянул мне руку помощи в трудный час. – Она развернулась к столу и крепко сжала подковный ключ. – Мне пора возвращаться к работе.

Смирнова тревожно нахмурилась и обернулась, чтобы попросить совета у наставника, но Кисейский только пожал плечами и покрутил пальцем у виска. Сделав решительный вдох, отважная сыщица затянула узел своего бордового платка и совершила длинный шаг к верстаку. Мезенцева продолжала возиться со странным устройством, напоминавшим металлический коробок, затягивая на его краях извилистые гвозди, чтобы отвлечься от рокового письма, подсунутого под дверь.

Донос об исчезновении Дарии Беринг, подписанный самим Одиссеем Чукотовым, лежал чуть выше на столе. И Матрене не понадобилось двух секунд, чтобы схватить и хлопнуть письмом по крышке машины прямо перед носом упрямой хозяйки. Полина вздрогнула, поняв, что теперь с ней общалась совсем другая девушка, чем минуту назад.

Смирнова тоже могла злиться.

– Люди умрут, Полина, – прохрипела она загробным голосом. – Люди умрут, если ты не оторвешься от своей чепухи, чтобы уделить вассальным ее величества пять минут своего времени.

Мезенцева тревожно нахмурилась и попятилась назад, когда грозная сыщица сбила с верстака горсть деталей экспрессивным махом руки.

– Поэтому возьми это, – Смирнова смяла письмо и ударила им рабочую в грудь, – и пересмотри свой график внимательней.

– Хорошо-хорошо… – пролепетала Полина, машинально взяв грамоту и упав на табурет, – боже…

Смирнова вновь перевела взгляд на наставника. Кисейский одобрительно кивнул, но на его лице не было радости. Они оба не хотели к этому прибегать, но привыкли, что некоторые люди слишком упрямы, чтобы понимать низкие тона. Михаил откашлялся и вытянул из внутреннего кармана блокнот, убедившись, что обескураженная и хмурая Мезенцева смотрела на него.

– Матрос по кличке «Ерш» рассказал нам, что ты имеешь доступ к некой махине, – начал сыщик, – для слежки за дном домашней бухты. Это правда?

– Вы имеете в ввиду мою систему определения водных колебаний? – спросила Полина.

– Я не понимаю большинство вещей, которые ты имеешь в виду, девочка, – сердито буркнул Кисейский, уставший от этого цирка.

– Проще показать, – смиренно вздохнула Мезенцева, развернувшись к тому самому железному коробку, над которым работала.

Приблизившись к верстаку, Матрена и Кисейский с удивлением обнаружили, что металлический ящик был привинчен к столу точно так же, как табурет нелюдимой хозяйки был привинчен к полу. И, что самое интересное, все трубы, тянувшиеся по стенам и потолку коморки, собирались внутри этого ящика и утыкались в его стороны и углы, теснясь с многочисленными рычагами и регулирующими ключами. Поднеся руки к своему творению, Полина трепетно подняла крышку, разоблачив маленькую паутину свинцовых струн, таившуюся на дне железного коробка как махорка в табакерке.

Кисейский недовольно нахмурился. Он не мог понять, что видел перед собой. В то же время глаза Матрены восторженно засияли.

– Это же… – ахнула она, вспомнив таинственный узор труб, который они с наставником обнаружили на дне бухты. Аппликация из свинцовых струн в ящике Полины в точности повторяла форму этого узора, словно была его репликой или чертежом.

– Да… – гордо усмехнулась Мезенцева. – Это – домашняя бухта ЗЫБИ. И она у нас на ладони.

– Что ж, схема дна из свинцовых прутиков мало поможет расследованию, – вздохнул Кисейский, раздраженно потерев переносицу. – Пока я не вижу ничего, что не смогла бы заменить обычная карта.

– А может ли ваша карта показывать… – триумфально усмехнулась Полина, поднеся пальцы к маленькому рычажку на боку коробки, – движения?

Мастерица щелкнула переключатель, и в тот же момент свинцовые струны начали вибрировать, издавая высокочастотный гул, слегка давивший на барабанные перепонки! Но дрожала не вся модель, а только конкретные ее регионы. К тому же они постоянно менялись, плавно циркулируя от прутика к прутику как… волны.

Теперь все стало ясно, и восторгу Матрены не было предела, пока Кисейский только настороженно озирался на трубы, которые тоже начали немного дрожать.

– Проект «Водомерка» был одной из моих первых и самых масштабных работ для ЗЫБИ, – гордо объяснила Мезенцева, начав потягивать другие рычаги и ключи на своем чудо-ларце. – С шести грузовых карпотов невод чувствительного свинцового волокна, способного улавливать малейшие колебания водных течений, был сброшен в домашнюю бухту центра.

– Трубы! – воскликнула Матрена. – Это были те трубы, которые мы видели!

– Так точно, соловей, – усмехнулась Полина, – схватываешь на лету как и положено! Чтобы нежные струны не обращали внимания на незначительные движения, вроде прибитых к берегу водорослей или рыбы, которая случайно задела их хвостом, волокно было помещено в толстую пористую оболочку.

– Неужели ты хочешь сказать, – ахнула Матрена, – что все трубы в этой комнате…

– Идут из моря! – радостно закончила за нее Полина. – Да! Поэтому я всегда знаю, когда в бухту заходит лодка, даже в кромешную ночную темноту!

Внезапно Мезенцева игриво подозвала к себе Смирнову и приставила ладонь к ее уху.

– Я убедила Чукотова в том, что это – несокрушимая защитная система наших вод, чтобы он выделил деньги на строительство, – едва сдерживая смех, прошептала Полина. – Хотя мне просто показалось, что выйдет зыко!

– Ты не ошиблась! – восторженно захохотала Смирнова, постучав мастерицу по спине. – Это просто невероятно! Неужели ты сама выдумала все это?

– На самом деле с подводной акустикой возился еще Леонардо да Винчи! – улыбнулась Полина. – Он писал: «если вы остановите свой корабль и поместите в воду головку длинной трубы, а внешний конец поднесете к уху, вы услышите корабли на большом расстоянии от вас»!

– Кто бы мог подумать?… – завороженно промычала мещанка. – А кто такой Леонардо да Винчи?

Пока девушки, совсем недавно сцепившиеся в разгоряченной склоке, мило беседовали за верстаком, Михаил Кисейский наблюдал за ними, враждебно сложа у груди руки. С усталым вздохом он закатил глаза и подошел к окну, вырезанному в каменной стене как застекленная бойница.