Невероятное происшествие, которого не было

А вот директор института, в тайне от своих подчинённых, налаживавший совместный бизнес с итальянцами и мечтавший с их помощью свалить из страны, перетрусил не на шутку. Он ни минуты не сомневался, что весь этот сыр-бор затеян неспроста, что кто-то под него копает и хочет отстранить от сотрудничества с иностранцами, от назревавшей выгодной сделки с ними, чтобы занять его место.

Поэтому и науськал этот «кто-то» на институт суровых чекистов. Но кто это мог сделать? У кого такие мощные связи?

Он перебрал в уме всех бывших и нынешних своих подчинённых, но никто явных подозрений у него не вызвал. Некоторые и вовсе не знали о его обширных планах, даже не догадывались о них. Вот разве что Ивакин… Непонятно почему, но однажды он перед ним – хорошо ещё, что они были одни в кабинете! – некстати разоткровенничался, выложил всё о своих планах и даже помочь попросил. Кто знает, что на него тогда нашло! После он очень жалел о том разговоре.

Неужели же от Ивакина исходит теперь угроза его будущему благополучию? Или может быть, кто-то другой случайно услышал их разговор, точнее его откровения? Ведь не зря же говорят, что даже у стен есть уши…

Журналисты тоже предпринимали попытки отыскать могущественного незнакомца, но – тщетно, тут уж спецслужбы оказались на высоте, сработали чётко, направляя всех любопытствующих по ложному следу.

Кстати, в оперативной разработке человек этот проходил под псевдонимом «Незнакомец». Настоящую его фамилию знали лишь немногие.

Однако на вопрос, действительно ли он обычный человек, каким кажется, или нет, прямой ответ никто пока дать не решался. Наговоришь с три короба, успокоишь руководство страны, а этот тип вновь какую-нибудь штуку выкинет, как в Государственной Думе или же в продовольственном магазине. И что тогда? Кто отвечать будет?

Арестовать его, конечно, было очень соблазнительно, в тюрьме-то из него всё выбьют, будь он даже и инопланетянином. Но без знания природы его чудодейственной силы делать это остерегались. А то, чего доброго, не они его, а он их арестует. Да не только их…

Было принято решение наблюдать за ним. Днём и ночью.

Операцию назвали «Пробный шар». Правда, почему «шар» и почему «пробный» никто объяснить не мог. Но название понравилось на самом верху и его незамедлительно утвердили, снабдив заодно спецслужбы неограниченными полномочиями.

Через пару дней непрестанной слежки всё-таки отважились предпринять первые шаги к задержанию незнакомца.

Старший лейтенант милиции Черпаков, получив надлежащие инструкции, взяв под козырёк, попросил его предъявить документы и попытался вплотную приблизиться к незнакомцу.

И вдруг к своему ужасу столкнулся с невидимой преградой, наверно той самой, которая ранее показалась депутату стеной, той, которая не позволила даже прикоснуться к висевшим под потолком в магазине недоумкам.

Милиционер вдруг без видимых причин отлетел от незнакомца примерно на метр и упал.

Это и послужило сигналом опергруппе к незамедлительному действию по задержанию человека, оказавшему сопротивление представителю власти. А тот, безразлично поглядев на упавшего милиционера, продолжил свой изначальный путь.

Что было дальше?

Изумлённые прохожие, разинув рты, смотрели на эту почти уморительную сцену. Несколько крепких парней разом набросились на одного не отличавшегося крупными габаритами человека и отлетали от него, как горох от стенки. Поднявшись, вновь пытались наброситься и – с тем же успехом.

А человек, охота на которого шла столь комичным образом, идёт себе и идёт вдоль улицы, идёт неспешно. Будто ничего и не происходит. Ярость нападавших усиливалась с каждой безуспешной попыткой…

Взаимосвязь действия и противодействия не привилегия каких-то Высших сил, это физический закон, который объясняют детям ещё в школе. Но ребятам из опергруппы знать такие законы без надобности, они сами были законом, а потому тупо из раза в раз повторяли свои безуспешные попытки схватить незнакомца.

Почему? Потому что не верили в существование чего-то непосильного для них? Или это был инстинкт саранчи, заставляющий её идти в огонь, заваливать его своими трупами, что бы хоть некоторым из них удалось прорваться сквозь него?

Или это была привычка, выработанная годами, привычка выполнять, не думая, не рассуждая приказ, хоть и вопреки здравому смыслу: это входило так сказать в правила игры, ведь отступив от приказа, они совершили бы тяжкое воинское преступление.

Наконец один из нападавших, видимо, старший в опергруппе, впав в исступление, вытащил пистолет. Такого приказа не было, чтобы в крайнем случае стрелять в незнакомца. Но разве не хвалят за решительность в экстремальной ситуации? А ситуация была более чем экстремальная!

Выстрел…

Мгновение спустя сплющенная пуля стукнулась об асфальт…

А незнакомец всё так же продолжал неспешно идти, ни разу не оглянувшись…

4

Когда он почувствовал в себе эту невероятную силу?

Трудно было определить точную дату. Скорее всего, за точку отсчёта можно было принять «летучку» у директора их проектного института, состоявшуюся ровно две недели назад, четырнадцатого числа, в понедельник, в десять утра. Впрочем, вот она и точная дата нарисовалась!

В тот день директор института, шустрый пронырливый человек лет пятидесяти, отпустив всех собравшихся, попросил Валерия Ивакина задержаться, чтобы обсудить с ним важный вопрос юридического характера: Валерий был юрисконсультом института.

Институт давно уже дышал на ладан, как и многие его собратья в начале девяностых годов. Ручеёк бюджетного финансирования мелел почти с каждым месяцем и чтобы хоть как-то держаться на плаву, пустующие помещения сдавали в аренду частным фирмам, расплодившимся как грибы после дождя. Но денег эта аренда всё равно приносила мало. Многие сотрудники уволились, предпочтя заниматься чем-то иным, кое-кто, в числе которых был и Валерий, пока оставались в стенах родного института.

Директор чуть ли не на каждой «летучке» кормил обещаниями остававшихся в его распоряжении сотрудников, что вскоре все должно наладиться, появится возможность получить достойные зарплаты.

И действительно, пронырливый директор, выражаясь на молодёжном слеге, «замутил» какие-то делишки с итальянцами, намереваясь открыть вместе с ними некое совместное предприятие. И теперь ему срочно требовалось, чтобы Ивакин тщательно изучил устав будущего предприятия и учредительные документы к нему: дело было новое, ещё не изведанное для бывших советских людей.

Конечно, директор хотел, чтобы этой работой занялся кто-то другой, как говаривал незабвенный товарищ Саахов, «не из нашего района», то бишь, института. Он искал смысливших в этом деле юристов, но все предложенные ему друзьями кандидатуры настолько откровенно плавали в этом вопросе, что ему не оставалось ничего иного, как обратиться за помощью к Ивакину, человеку, имевшему два высших образования, в том числе и юридическое.

С первых же минут этого неприятного для Валерия разговора директор понёс откровенную чушь. Что, мол, старается исключительно на благо института, на благо всех его сотрудников, однако, говоря это, старался не смотреть Ивакину в глаза.

Валерий, едва только бегло ознакомившись с учредительными документами, понял, что составлены они исключительно в интересах директора и итальянских его соучредителей, об институте речи не было и в помине.

И, горько усмехнувшись, он подумал с досадой, что хоть бы раз в жизни директор, всегда любивший прихвастнуть и приврать, выпячивая свои мнимые заслуги, сказал правду. Что ему на самом деле глубоко наплевать и на институт, и на его сотрудников, находившихся в трудном материальном положении, что заботится он только лишь о себе, о своём благополучии.

И вдруг директор неожиданно для Валерия это и сделал, всё рассказал ему, как на духу, во всём покаялся искренне…

Валерий помниться, подумал тогда с облегчением, что в человеке наконец-то заговорила совесть. А что его мысленные пожелания директору поступить по совести совпали с признаниями директора – конечно же, чистая случайность.