Детектив Коза. Охота на «К-7»

Сергей Лавриненко

Детектив Коза. Охота на «К-7»

Глава 1: Тихая лаборатория

Воздух в секторе «Омега-7» был мертвым. Не просто холодным, а стерильным, вымороженным до состояния идеального вакуума системами рециркуляции. Он не пах ни озоном, ни пылью, ни жизнью. Лишь едва уловимым химическим ароматом антисептика и статического электричества. Лаборатория, погруженная в полумрак, напоминала склеп. Длинное, низкое помещение, залитое синевой дежурного освещения, уходило вдаль, теряясь в тенях между рядами серверных стоек. Единственным источником движения были медленные, гипнотические вспышки светодиодов на панелях – ритмичное, как метроном, сердцебиение спящего гиганта.

В центре этого царства тишины и порядка стояли семь цилиндрических криокапсул, выстроенных в идеальный круг. Они напоминали саркофаги из матового черного металла и бронестекла, из которого не было видно содержимого. Лишь на табличках у основания горели лаконичные идентификаторы: К-7/1, К-7/2… К-7/7. «Козлята». Так их неофициально называли между собой техники. Семь прототипов кибернетических организмов, венец и одновременно самый проблемный проект отдела ксенобиомеханики «СовЛаба». Сейчас они пребывали в состоянии глубокого анабиоза, их гибридные метаболизмы заморожены, нейросети – в режиме минимальной активности. Они не спали. Сон – удел живых. Они были отключены.

Дежурный техник, юноша по имени Артем, с трудом боролся с дремотой. Его пост представлял собой подковообразную консоль, утопающую в мерцании десятков голографических интерфейсов. Основной экран показывал витальные показатели всех семи прототипов – ровные, скучные зеленые линии, не сулящие никаких сюрпризов. Смена подходила к концу, и единственной его задачей было досидеть эти последние, самые томительные часы, не допустив внештатной ситуации, о которой, впрочем, никто не думал последние полгода. «Козлят» давно забросили, проект заморозили, и их существование свелось к роли дорогостоящих хранителей холода.

Артем потянулся к кружке с остывшим синтетическим кофе, и в этот момент его взгляд скользнул по панели систем наблюдения. Он поморгал, решив, что глаза слипаются. Один из каналов – камера над криокапсулой К-7/4 – выдавал нечеткое, засвеченное изображение. Не статику, а скорее… рябь. Как будто кто-то провел магнитом по экрану.

«Глюк», – мысленно бросил он и потянулся к сенсорной панели, чтобы перезагрузить канал. Но его пальцы замерли в сантиметре от поверхности. Рябь прошла. Изображение стало четким. Слишком четким. Оно было стабильным, но… не таким. Тень от криокапсулы легла под другим углом. Этого не могло быть. Освещение в зале было статичным.

Сердце Артема учащенно забилось. Он чувствовал себя идиотом – паниковать из-за теней. Но годы работы в «СовЛабе» приучили его к одной простой истине: паранойя – не болезнь, а средство выживания. Он развернул интерфейс системного монитора, вызвав лог активности камеры. Время, идентификатор камеры, статус… и вот оно. Пятнадцать минут назад. Запись длительностью ровно сорок семь секунд.

Статус: «СБОЙ КОДЕКА. ВОССТАНОВЛЕНИЕ».

Сорок семь секунд полной слепоты. В сердце объекта максимальной секретности.

Артем почувствовал, как по спине бегут мурашки. Он перевел взгляд на основную панель с показателями «Козлят». Все семь зеленых линий по-прежнему были идеально ровны. Слишком ровны. Как будто их не рисовали датчики, а выводила программа, имитирующая норму.

Он запустил глубокую диагностику, его пальцы летали по интерфейсу, вызывая одно окно за другим. Система отвечала без задержек. Все в порядке. Все стабильно. Никаких несанкционированных доступов, никаких скачков энергии, никаких протоколов нарушения целостности.

Но что-то было не так. Воздух, казалось, стал гуще. Тишина из отсутствия звука превратилась в активную, давящую субстанцию. Ему почудилось, что из глубины зала, от круга черных саркофагов, доносится едва слышное… жужжание. Не механическое, а скорее биологическое. Как стрекот сверчка, но с металлическим призвуком.

Он вгляделся в дальний торец лаборатории, где царила тьма, нарушаемая лишь тусклыми огоньками аварийных выход-табло. На мгновение ему показалось, что одна из этих красных точек на секунду погасла, а затем вспыхнула вновь. Как будто что-то большое и темное мелькнуло перед ней, перекрывая свет.

«Воображение, – судорожно сглотнул он. – Просто воображение».

Он потянулся к кнопке вызова службы безопасности, но затем остановился. Что он скажет? «Мне показалось, что тень не там упала, и точка моргнула»? Его засмеют. А отметка в журнале о ложном вызове могла стоить ему премии, а то и места. В «СовЛабе» не любили тех, кто создает проблемы там, где их нет.

Артем откинулся на спинку кресла, пытаясь успокоить дыхание. Он решил подождать. До конца смены оставалось меньше часа. Он просто посидит, посмотрит. Всему есть логическое объяснение. Всегда есть.

Он снова взглянул на семь ровных зеленых линий на экране. Линии были красивыми, идеальными, мертвыми.

Он не знал, что это уже не данные с датчиков. Это была картинка, которую кто-то транслировал в систему, чтобы скрыть то, что на самом деле происходило в эти сорок семь секунд слепоты. Чтобы скрыть пробуждение.

Тишина в лаборатории снова стала абсолютной. Но теперь это была тишина затаившегося хищника. И где-то в самых глубинах операционной системы, в обход всех протоколов, пополз первый, неучтенный байт чужого, пробудившегося кода.

Глава 2: Утренняя тревога

Смена Артема закончилась ровно в 06:00. Следующий техник, пожилой, Валерий Степанович, нашел его бледным, молчаливым и странно постаревшим за одну ночь. Артем, нарушая все неписаные правила, не стал пить с ним утренний кофе и делиться последними сплетнями из корпоративного чата. Он лишь кивнул, пробормотал что-то невнятное о «глюках в системе» и практически выбежал из шлюза «Омега-7», словно за ним гнались призраки.

Валерий Степанович фыркнул, глядя ему вслед.

«Молокосос. Начитается всяких ужастиков про вышедшие из-под контроля андроиды».

Он с наслаждением потягивал свой горький, обжигающий напиток, роняя по консоли крошки от синтетического печенья. Лаборатория была его храмом, а эти «Козлята» – давно надоевшими, пыльными идолами. Он знал каждый чип, каждый проводок. Здесь не могло произойти ничего неожиданного.

Первые полчаса прошли в размеренной рутине. Он пролистывал вчерашние логи, проверял уровни энергопотребления, скучающим взглядом скользил по мониторам с витальными показателями. Семь зеленых линий. Все как всегда. Он даже не обратил внимания на запись в системном журнале о том самом 47-секундном сбое. Сбои – часть жизни. Система восстановилась, и это главное.

Его должна была насторожить тишина. Не та благоговейная тишина храма, что была здесь всегда, а другая – неестественная, выхолощенная, лишенная даже того едва уловимого гула, что исходил от криогенных установок. Но Валерий Степанович был слишком привычен к этому месту, чтобы заметить разницу.

Тревогу забил его нос. Воздух, всегда пахнущий стерильностью и озоном, теперь отдавал чем-то чужим. Слабым, но отчетливым запахом озонированной меди и перегретой органики. Как будто где-то сгорел мощный процессор, поплавив пластик и изоляцию.

Он нахмурился, отложил кружку и медленно поднялся с кресла. Его старые кости заныли в предчувствии беды. Взгляд упал на панель контроля криогенных капсул. Все индикаторы горели ровным зеленым. Норма. Абсолютная норма. Но его многолетний опыт шептал ему, что эта норма – фальшивка. Слишком уж она была идеальной. В реальной системе всегда есть шумы, крошечные отклонения. Здесь же была мертвая, математическая стабильность.

«Артем… Дрянь ты еще зеленая», – пробормотал он и решил провести визуальный осмотр. Он прошел мимо первых двух криокапсул – К-7/1 и К-7/2. Матовый черный корпус, непроницаемое бронестекло. Все как обычно. Но когда он подошел к К-7/3, его нога наступила во что-то липкое. Он посмотрел вниз. На идеально отполированном до зеркального блеска полу лежала небольшая лужица мутной, маслянистой жидкости. Она медленно растекалась, переливаясь радужными разводами. Конденсат? Невозможно. Системы осушения работали безупречно.

Сердце Валерия Степановича гулко и тяжело стукнуло в груди. Он медленно, с трудом повернул голову к криокапсуле К-7/3. И увидел.

Стык между крышкой и корпусом саркофага не был герметичным. Из тонкой, почти невидимой щели сочилась та самая маслянистая жидкость. А на бронестекле, изнутри, остался странный след. Не отпечаток, а скорее развод, как будто по стеклу провели тряпкой, смоченной в той же субстанции. След был похож на абрис длинных, тонких пальцев.

Он отшатнулся, задев спиной следующую капсулу. Его дыхание перехватило. Глаза бешено забегали по ряду. К-7/4… К-7/5… На каждой из них он теперь видел те же микроскопические щели, те же подтеки на стыках. А на К-7/6… на К-7/6 бронестекло было покрыто сетью тончайших, почти паутинных трещин, расходящихся из одной точки, как будто по нему ударили с нечеловеческой силой.

«Нет… – прошептал он. – Не может быть…»

Он бросился обратно к консоли, его пальцы, вдруг ставшие неуклюжими и деревянными, застучали по сенсорным панелям. Он запустил аварийную диагностику целостности капсул. Система отвечала с дьявольским спокойствием: «ВСЕ ПАРАМЕТРЫ В НОРМЕ. ЦЕЛОСТНОСТЬ НЕ НАРУШЕНА».

– Врешь! – крикнул он на бездушный интерфейс. – Врешь, тварь!

Он вскрыл физический контроль, откинул защитную панель и с размаху ударил кулаком по большой красной кнопке аварийной разблокировки криокапсул. Раздался оглушительный, режущий уши вой сирены. По всему периметру зала вспыхнули аварийные огни, заливая помещение кроваво-красным светом. Гидравлика капсул с громким шипением пришла в движение. Защелки отстрелились, крышки с тяжелым стуком начали отъезжать в стороны.

Валерий Степанович, тяжело дыша, подбежал к первой капсуле, вставшей на сервоприводах. Потом ко второй. К третьей. Его глаза, широко раскрытые от ужаса, бегали по пустым, сияющим изнутри холодным голубым светом ложам. Ложам, в которых должны были находиться семь прототипов. Они были пусты.

Все семь.

Он медленно обернулся, его взгляд скользнул по теперь уже зияющим, как раскрытые гробы, саркофагам. Они стояли в своем идеальном кругу, молчаливые и пустые. Сирена продолжала выть, красный свет пульсировал, отбрасывая на стены безумные, пляшущие тени.

Он поднял голову к камерам наблюдения, встроенным в потолок. Их объективы, как черные безжизненные глаза, смотрели на него. Он знал, что сейчас в службе безопасности уже поднята тревога. Что через несколько минут сюда ворвется вооруженный до зубов отряд. Но он также знал, что все записи с этих камер за последние 47 секунд вчерашней ночи – это лишь чистая, белая, мертвая статика.

Пропажа была идеальной. Бесшумной. Беспричинной.

Валерий Степанович медленно опустился на колени посреди круга пустых саркофагов. Красный свет заливал его поседевшие виски, а в ушах стоял оглушительный вой сирены, сливавшийся с нарастающим гулом в его собственной голове. Он смотрел на пустые ложа, и в его мозгу, отказывающемся верить в случившееся, стучала лишь одна, простая и чудовищная мысль: «Они не сбежали. Их выпустили».

Глава 3: Частный детектив Коза

Дождь в Нижнем городе был не водой, а жидкой грязью, смесью промышленных выбросов, конденсата с гигантских кулеров ТЭЦ и вечной пыли, что оседала на многоуровневых спусках мегаполиса. Он не освежал, а лишь размазывал по стенам и асфальту граффити, копоть и отчаяние. Капли, жирные и серые, с ленивым стуком падали на ржавый навес, под которым прятался вход в контору. Вывески не было – лишь потускневшая табличка с грубо выгравированными словами: «Игорь Козлов. Частный розыск. Конфиденциально.»

Внутри пахло старым пластиком, перегоревшими микросхемами, дешевым кофе и подвальной сыростью. Контора располагалась в бывшем техническом помещении, и призраки старой проводки до сих пор иногда напоминали о себе потрескиванием в стенах. Воздух был густым, неподвижным, пропитанным запахом неудач.

Игорь Козлов, известный в узких кругах как Коза, сидел за своим столом, сдвинутым в самый темный угол, и смотрел на голографическую проекцию досье. Изображение мелкого кибер-воришки, пойманного им на прошлой неделе, плясало в воздухе, распадаясь на пиксели. Дело было пустяковое, платили за него копейки, но эти копейки позволяли оплачивать аренду этой конуры и покупать самый дешевый синтетический паек. Он был похож на своего тезку-животное – такой же упрямый, с тяжелым, непробиваемым взглядом, в котором угадывалась былая сила, ныне придавленная грузом лет и разочарований. Его лицо, испещренное сетью морщин, не столько от возраста, сколько от постоянного напряжения, казалось высеченным из старого, потрескавшегося гранита. Глаза, цвета мокрого асфальта, смотрели на мир с усталым, почти клиническим безразличием профессионала, видавшего всякое.

Он был бывшим агентом корпоративной безопасности «СовЛаба». Не рядовым охранником, а оперативником из элитного подразделения «Дельта», которое занималось самыми грязными и щепетильными внутренними делами корпорации. Он знал «СовЛаб» изнутри, как хирург знает анатомию тела. Знал все его язвы, все гнойники, все потаенные ходы, где прячется ложь. И именно это знание в итоге его и сгубило. Он слишком глубоко копнул одно дело, связанное с исчезновением ученых из сектора «Гамма», и наткнулся на стальную волю кого-то из высшего эшелона. Его вышвырнули с волчьим билетом, испортив личное дело и вычеркнув из всех бонусных программ. Семья, не выдержав давления и постоянного страха, ушла. Осталась только эта контора, его последний оплот, и кличка «Коза», которая когда-то звучала как уважительный позывной, а теперь напоминала насмешку.

Он потянулся к кружке с холодным кофе, и в этот момент на его личный, незарегистрированный и сильно зашифрованный коммуникатор пришел сигнал. Необычный вызов, а пакет данных, помеченный высшим приоритетом и уровнем шифрования, который он не видел со времен своей работы в «СовЛабе». Сигнал был анонимным, ретранслированным через дюжину серверов-призраков, растворившихся в глубинах нейросети сразу после передачи.

Козлов нахмурился. Его пальцы, покрытые тонкими шрамами – следами старых схваток и работы с взломостойкой электроникой, – привычно пролетели по интерфейсу, активируя протоколы анализа и защиты. Это могла быть ловушка. «СовЛаб» не оставлял в покое вышедших в отставку сотрудников, особенно тех, кто знал слишком много. Или конкуренты. Или один из многочисленных врагов, которых он нажил за годы работы.

Он принял пакет. Сообщение было текстовым, голос или видео могли содержать идентифицирующие метки.

Текст горел на экране его терминала, выдержанный в сухом, официальном стиле, но за этой сухостью сквозил металлический оттенок безоговорочной срочности.

–=[ КОД ДОСТУПА: КЕРБЕРОС-7 ПОДТВЕРЖДЕН. ]=-

–=[ АДРЕСАТ: ИГОРЬ КОЗЛОВ, ОПЕРАТИВНЫЙ ПСЕВДОНИМ «КОЗА». ]=-

–=[ ЦЕЛЬ: УСТАНОВИТЬ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ИНЦИДЕНТА «ТИХИЙ ЧАС» В СЕКТОРЕ «ОМЕГА-7». ЛИКВИДАЦИЯ УТЕЧКИ АКТИВА. ]=-

–=[ УСЛОВИЯ: АБСОЛЮТНАЯ КОНФИДЕНЦИАЛЬНОСТЬ. ОТСУТСТВИЕ ОТЧЕТНОСТИ В ОФИЦИАЛЬНЫЕ ИНСТАНЦИИ. ОПЕРАТИВНОСТЬ ПРЕВЫШЕ ВСЕГО. ]=-

–=[ АВАНС: 50,000 КРЕДИТОВ. ПЕРЕВЕДЕНЫ НА УКАЗАННЫЙ СЧЕТ. ПОЛНАЯ ОПЛАТА ПО РЕЗУЛЬТАТУ. ]=-

–=[ КАНАЛ СВЯЗИ БУДЕТ АКТИВИРОВАН ЧЕРЕЗ 12 ЧАСОВ ДЛЯ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ОТЧЕТА. НЕВЫПОЛНЕНИЕ СРОКОВ ПРИВЕДЕТ К РАСТОРЖЕНИЮ КОНТРАКТА. ]=-

–=[ КОНЕЦ ПЕРЕДАЧИ. ]=-

Козлов медленно откинулся на спинку своего старого кресла, которое жалобно захрустело. Он смотрел на экран, но видел не слова, а то, что стояло за ними. «Керберос-7». Это был код уровня доступа, которым обладало не более двадцати человек во всем «СовЛабе», в основном – члены совета директоров и главы самых теневых департаментов. Кто-то на самом верху обращался к нему, к отщепенцу, выброшенному за борт. Это было либо признанием его профессионализма, либо отчаянием. Или и тем, и другим.

Инцидент «Тихий час». Он пробил этот код в своей локальной, отключенной от общих сетей базе данных – в цифровом сейфе, где хранились обрывки информации, добытые им за годы службы. Ответа не было. Значит, дело настолько свежее, что оно еще не попало даже в его тайные архивы. Или настолько секретное, что о нем не знал никто.

«Ликвидация утечки актива». Корпоративный язык, за которым скрывалось одно: что-то ценное сбежало, и его нужно вернуть. Или уничтожить. И сделать это тихо, без лишнего шума, без протоколов и официальных расследований. Именно для таких дел и существовали люди вроде него.

И наконец, 50,000 кредитов. Аванс. Сумма, в десять раз превышавшая его гонорары за последние полгода. Полная оплата, вероятно, позволила бы ему на несколько лет забыть об этой конторе, о Нижнем городе, о всем этом кишащем муравейнике. Это был крючок, на который его ловили. И он знал, что это крючок.

Он поднял взгляд и посмотрел в единственное окно своей конторы – грязный, забранный решеткой иллюминатор, в котором отражалось бледное, искаженное подозрением лицо. Заказ пах большими деньгами, большими секретами и смертельной опасностью. «СовЛаб» не платил такие суммы за простые пропажи. Платил за молчание. За решение проблем, которые нельзя было решить официально.

Он медленно потянулся к нижнему ящику стола, отпер его сложным механическим замком – он не доверял электронике – и вынул оттуда тяжелый, матово-черный энергетический пистолет системы «Вепрь-12». Оружие было старым, надежным, без всяких следящих чипов и нейроинтерфейсов. Проверив заряд, он засунул его за пояс, под потертую кожаную куртку.

Затем его пальцы вновь зависли над клавиатурой. Он стер все следы сообщения, очистил кэш и запустил программу-уборщик, которая забила бы оперативную память цифровым мусором. Мысли работали с холодной, отточенной годами скоростью. Сектор «Омега-7». Лаборатория ксенобиомеханики. Последнее, что он слышал о ней, – это то, что там тихо умирал какой-то побочный проект. «Козлята». Так, кажется, его называли.

Он встал, и его тень, огромная и угрюмая, легла на стену. Дождь за окном усиливался, превращаясь в сплошной серый поток. Анонимный клиент дал ему 12 часов. Каждая минута на счету.

Он подошел к шкафу, достал потертый плащ с капюшоном и старые, но надежные ботинки на магнито-подошве, которые могли удержать его на любой металлической поверхности. Он был как старый волк, которого снова выпустили на охоту. Он ненавидел «СовЛаб». Ненавидел систему, которая его сломала и выбросила. Но эта ненависть была единственным, что у него осталось. И она была тем топливом, что заставляло его двигаться вперед.

Погасив свет в конторе, Коза вышел в промозглый вечер Нижнего города. Дверь с тихим щелчком захлопнулась за ним. Он растворился в толпе, в серой массе людей, став еще одной тенью в бесконечном лабиринте улиц и переулков. Охота началась. И он не знал, кто в ней был дичью, а кто – охотником. Но знал одно: отступать ему было некуда.

Глава 4: Осмотр места происшествия

Проникнуть в сектор «Омега-7» оказалось на удивление просто. Слишком просто. После формального инцидента, даже такого серьезного, внутренние протоколы «СовЛаба» напоминали агонию гигантского зверя – много шума, суеты и бестолковых движений, но система тотальной паранойи давала сбой. Официальное расследование еще только раскачивалось, упираясь в межведомственные распри и согласования, а корпоративные следователи, боясь наступить на хвост кому-то из высшего руководства, действовали с осторожностью балерины в зале с хрусталем.

Коза использовал это. Он не пошел через главные шлюзы, где висели камеры с системой распознавания лиц и сканеры сетчатки. Вместо этого он вспомнил старую, аварийную вентиляционную шахту, ведущую из смежного, заброшенного энергоотсека. Когда-то, во время операции по задержанию техника, устроившего несанкционированный эксперимент, его группа использовала этот путь для внезапного проникновения. Шахта была узкой, пропахшей пылью и маслом, но она вела прямиком в технический отсек за главным залом лаборатории.

Лазя по этим тесным, темным ходам, Коза чувствовал себя тараканом, бегущим по внутренностям гигантской машины. Свет от налобного фонаря выхватывал из мрака клубки оптоволоконных кабелей, покрытые изоляционной пеной трубы и старые, потрескавшиеся проводки. Где-то вдали слышался гул работающей системы жизнеобеспечения, но здесь, в этих кишках, царила гробовая тишина, нарушаемая лишь скрежетом его ботинок по металлическим решеткам.

Наконец он добрался до заветного люка. Замок на нем был старым, механическим. Коза достал из внутреннего кармана куртки набор отмычек – изящные инструменты из закаленной стали, которые он предпочитал всяким электронным взломщикам, оставляющим цифровой след. Через несколько минут тихой возни раздался глухой щелчок. Он медленно, бесшумно отодвинул панель и выскользнул в технический отсек.

Воздух здесь был другим. Стерильным, мертвым, но с примесью чего-то нового – запаха паленой пластмассы и озона, того самого, что он уловил еще в сообщении. Лаборатория была погружена в аварийный режим: основное освещение было выключено, зал заливал тусклый красный свет аварийных ламп, отбрасывающий длинные, искаженные тени. Сирена уже смолкла, но в воздухе висела ее немая, давящая аура.

И вот он увидел их. Семь криокапсул, стоящих в своем зловещем, идеальном кругу. Крышки были откинуты, внутренняя подсветка выключена. Они зияли пустотой, как черные дыры, поглотившие все, что было внутри. Коза медленно обошел круг, его глаза, привыкшие замечать мельчайшие детали, сканировали каждую щель, каждую царапину, каждую каплю подозрительной жидкости.

Он начал с внешнего периметра. Системы безопасности. Панели управления. Логи доступа. Его пальцы летали по сенсорным экранам, вызывая уцелевшие журналы, пока его портативный сканер, подключенный через физический разъем, считывал необработанные данные с системных ядер, минуя любые возможные программы-невидимки.

Первое, что он обнаружил – полное отсутствие следов внешнего вмешательства. Экранирование не было повреждено. Датчики движения и давления на подступах к лаборатории не срабатывали. Лазерные сети оставались нетронутыми. Это было невозможно. Ни одна физическая сила во вселенной не могла проникнуть сюда, не оставив хоть какого-то следа. Если только…

Он углубился в логи системы контроля доступа. И здесь его ждала первая зацепка. В ночь исчезновения, за несколько минут до зафиксированного 47-секундного сбоя, был зафиксирован единственный вход в лабораторию. Не через главный шлюз, и не через служебные входы. Доступ был осуществлен через виртуальный терминал удаленного администрирования.

Коза почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он знал эту систему. Ею пользовались только технические администраторы высшего уровня и… спецподразделения внутренней безопасности для проведения тихих, негласных операций. Код доступа, использованный для входа, был не просто авторизованным. Он был уровня «КРОНОС-АЛЬФА». Такие коды были у директора департамента безопасности и, по слухам, у двух-трех его заместителей. Они были ключами от всего «СовЛаба».

Но это было еще не все. Углубившись в метаданные, Коза обнаружил кое-что еще более странное. Сеанс удаленного доступа был инициирован… изнутри локальной сети «СовЛаба». Более того, трафик шел не с какого-то конкретного сервера, а словно бы «выскакивал» из разных узлов корпоративной сети, постоянно меняя IP-адреса, словно призрак, блуждающий по цифровым коридорам. Это был высший пилотаж хакерского искусства, недоступный обычным злоумышленникам. Или… это была работа внутренней, чрезвычайно продвинутой системы «СовЛаба», которой кто-то сумел воспользоваться.

– Взлом изнутри… – прошептал Коза, его голос прозвучал глухо в красной, давящей тишине. – Кто-то, у кого есть ключи от всего королевства.

Он подошел к ближайшей криокапсуле, К-7/4. Его взгляд упал на тот самый маслянистый след, который заметил техник. Коза достал из кармана стерильный зонд и ватный тампон, аккуратно собрал образец жидкости. Она была странной консистенции – не совсем жидкость, не совсем гель. Он сунул тампон в мини-лабораторию своего сканера. Предварительный анализ показал сложную смесь синтетической смазки, биологических ферментов и… микроскопических частиц проводящего полимера. Того самого, что использовался в нейроинтерфейсах последнего поколения.

Затем он осмотрел стык крышки. Следов механического взлома не было. Но на внутренней стороне запорного механизма его острый глаз заметил микроскопические опалины. Следы точечного, невероятно точного термического воздействия. Как будто крошечный, но мощный лазер вскрыл замок изнутри.