Зачарованная река

Он увидел границу клана, отмеченную скалами, ощерившимися, словно оголив клыки. Скалы уходили далеко в океан, где их верхушки постепенно исчезали в глубинах вод. До границы оставалось около километра, и далекий свет лишайников призывал Джека поторопиться, поторопиться.

Джек побежал – одна нога босая и замерзшая, другая хлюпала в мокром ботинке. Он петлял между спутанными корягами и небольшой заводью, сверкающей, как сон, готовый вот-вот развеяться. Пролез под аркой из камней, скользнул по покрытому мхом валуну и, наконец, добрался до границы кланов.

Джек перебрался через скалы, влажные от морского тумана, и, задыхаясь, ступил на территорию Тамерлейнов. Теперь можно было отдышаться. Стоя на песке, юноша заставлял себя вдыхать глубоко и медленно. Еще мгновение назад все было тихо и спокойно, за исключением шума прибоя, как вдруг в следующий миг Джека сбило с ног. Он ударился о землю, прикусив губу. Арфа вылетела из рук. Юноша задыхался под навалившейся на него тяжестью.

Отчаянно пытаясь добраться до земель Тамерлейнов, он совсем забыл о Восточной Страже.

– Поймал! – крикнул нападавший весело, словно ретивый мальчишка.

Джек захрипел, но не смог произнести ни слова. Тяжесть на его груди исчезла, и он почувствовал, как две руки, твердые, словно железные оковы, сомкнулись на его лодыжках и потащили его через пляж. В отчаянии он потянулся за арфой. Он не сомневался, придется показать плед Мирин, чтобы доказать, кто он такой, ведь письмо лэрда осталось в плаще, брошенном в лодке. Во только руки его не слушались. Кипя от ярости, Джек просто смирился с тем, что его тащат.

– Можно я его убью, капитан? – нетерпеливо спросил парень, тащивший Джека.

– Посмотрим. Давай-ка его сюда, – ответил голос, глубокий, но с ноткой веселья, ужасно знакомый, даже после стольких лет разлуки.

«Вот уж повезло», – подумал Джек, закрывая глаза, когда песок жалил его лицо.

Наконец его перестали тащить, и в изнеможении он так и остался лежать на спине.

– Он один?

– Да, капитан.

– Вооружен?

– Нет, сэр.

Тишина. Затем Джек услышал хруст песка под ботинками и почувствовал, как кто-то навис над ним. Осторожно он открыл глаза. Даже в темноте, при свете звезд, тускло озарявшем лицо стражника, Джек узнал его.

Созвездия венчали голову Торина Тамерлейна, смотрящего на Джека сверху вниз.

– Дай мне свой дирк, Робан, – приказал Торин, и изумление Джека сменилось ужасом.

Торин не узнал его. Да и почему он должен был узнать? В последний раз, когда они виделись, Торину было десять, а Джек плакал, что в лицо ему вонзились тринадцать иголок чертополоха.

– Торин, – прохрипел Джек.

Тот замер с дирком в руке.

– Что ты сказал?

Джек поднял руки, задыхаясь.

– Это я… Джек Там… ерлейн.

Торин словно обратился в камень и не двигался, занеся клинок над Джеком, как зловещий предвестник беды. А потом скомандовал:

– Принеси мне лампу, Робан.

Парень метнулся прочь и вернулся с фонарем, раскачивающимся в руке. Торин взял его и опустил так, чтобы свет падал на лицо Джека.

Джек прищурился и ждал. Он почувствовал вкус крови на языке, а губу саднило почти так же сильно, как и ущемленную гордость.

– Святые духи, – сказал Торин. Наконец свет померк, оставив перед глазами Джека темные пятна. – Поверить не могу.

Должно быть, он увидел в Джеке черты того, кем тот был десять лет назад, – недовольного темноглазого мальчишки. Уже в следующий миг Торин Тамерлейн запрокинул голову и рассмеялся.

– Да не лежи ты так. Вставай и дай-ка мне получше рассмотреть тебя, парень.

Джек неохотно повиновался просьбе Торина. Он поднялся, отряхивая песок с мокрой одежды, и поморщился, когда ладонь вспыхнула от боли.

Он тянул время, боясь взглянуть на стражника, каким и сам когда-то хотел стать. Джек изучал свои ноги без ботинка, порез на руке и все это время чувствовал пристальный взгляд Торина. В конце концов ему пришлось поднять голову.

Он с удивлением обнаружил, что теперь они одного роста, но на этом их сходство заканчивалось.

Торин был создан для жизни на острове: широкоплечий, плотного телосложения, с мощными, слегка кривыми ногами и мускулистыми руками. Ладони у него были огромные, правая все еще небрежно сжимала рукоять дирка. Квадратное лицо обрамляла аккуратная бородка. Голубые глаза были широко расставлены, нос стал кривым после многочисленных стычек. Длинные волосы, заплетенные в две косы, были светлыми, как пшеничное поле, даже в полночь. На нем была та же одежда, которую Джек запомнил: темная шерстяная туника до колен, кожаная жилетка, расшитая серебром, охотничий красно-коричневый плед, перекинутый через грудь и закрепленный брошью с гербом Тамерлейнов. Штанов он не носил, как и большинство мужчин острова. Торин был обут в привычные сапоги до колен из необработанной кожи, подогнанные по его мерке и удерживаемые кожаными ремешками.

Джек гадал, что Торин думает о нем самом. Возможно, что он был слишком худым или выглядел слабым и хилым, что он слишком бледен от времени, проведенного в помещении, или что его одежда серая и унылая, а взгляд изнеможден.

Но Торин одобрительно кивнул.

– Ты вырос, парень. Сколько тебе сейчас?

– Этой осенью стукнет двадцать два, – ответил Джек.

– Ну-ну.

Торин взглянул на Робана, который стоял неподалеку и внимательно разглядывал Джека.

– Все в порядке, Робан, он один из нас. Сын Мирин, если быть точным.

Это, казалось, шокировало Робана. Ему было не больше пятнадцати лет, и голос его дрогнул, когда он воскликнул:

– Ты – сын Мирин? Она часто говорит о тебе. Ты бард!

Джек настороженно кивнул.

– Давненько я не видел бардов, – не унимался Робан.

– Что ж, – в голосе Джека слышалось раздражение, – надеюсь, ты не сломал мою арфу на границе кланов.

Кривая улыбка Робана тут же угасла. Он стоял как вкопанный, пока Торин не приказал ему вернуть инструмент.

Пока паренек отсутствовал, смиренно занимаясь поисками, Джек последовал за Торином к небольшому костру в глубине морской пещеры.

– Присаживайся, Джек, – предложил капитан. Он расстегнул плед и бросил Джеку через костер. – Обсохни.

Юноша неловко поймал материю. Едва коснувшись ткани, он понял, что это одно из волшебных плетений Мирин. «Какую же тайну Торина она вплела?» – раздраженно подумал Джек. Но как бы там ни было, юноша слишком замерз и промок, чтобы сопротивляться. Завернувшись в клетчатую шерсть, он протянул руки к огню.

– Ты голоден?

– Нет, все в порядке. – Желудок Джека все еще бурлил от путешествия по воде, от ужаса пребывания на Брекканской земле и от того, что Робан чуть не выбил ему все зубы. Он только сейчас осознал, что руки дрожат. Торин тоже это заметил и протянул Джеку флягу, прежде чем устроиться напротив у костра.

– Я заметил, что ты прибыл с запада, – заметил Торин с нотками подозрения.

– К сожалению, да. Житель Большой земли, который взялся переправить меня на остров, оказался трусом. У меня не было другого выбора, кроме как плыть самому, и течением меня снесло на запад.

Он сделал большой глоток из фляги. Вересковый эль освежал, будоража кровь. Сделав второй глоток, Джек почувствовал себя увереннее, сильнее. Он знал, это связано с употреблением в пищу того, что готовили на острове. Здешние еда и напитки были в десять раз вкуснее, чем на Большой земле.

Юноша взглянул на Торина. Теперь, когда они оказались при свете огня, он смог разглядеть капитанский герб на его броши – скачущего оленя с рубином в глазу, а еще заметил шрам на левой ладони.

– Тебя повысили до капитана, – проговорил Джек. Хотя в этом не было ничего удивительного. Торин с ранних лет был лучшим из стражников.

– Три года назад, – ответил Торин. Его лицо смягчилось, как будто старые воспоминания были так же близки, как вчерашний день. – Последний раз, когда я тебя видел, Джек, ты был вот такого роста… и у тебя было…

– Тринадцать иголок чертополоха в лице, – с усмешкой закончил Джек. – Восточная Стража все еще проводит это испытание?

– Каждое третье весеннее равноденствие. Однако я еще не видел ни одной травмы, подобной твоей.

Джек уставился на огонь.

– Знаешь, я всегда хотел стать одним из стражников. Я думал, той ночью смогу доказать, что достоин Востока.

– Упав в чертополох?

– Я не падал. Мне вонзили его в лицо.

Торин усмехнулся.

– Кто?

«Твоя прелестная кузина», – хотел ответить Джек, но вспомнил, что Торин был горячо предан Адайре и, скорее всего, считал ее неспособной на такое злодейство.

– Да так, никто, – уклончиво ответил Джек, несмотря на очевидный факт, что Адайра была Наследницей Востока.

Юноша чуть было не спросил Торина о ней, но передумал. Джек уже много лет не видел свою соперницу из детства, а сейчас предполагал, что Адайра давно в браке и, возможно, даже успела обзавестись детьми. Он представлял, что ее любят еще больше, чем в юности.

Размышления о ней напомнили Джеку о пробеле в его знаниях. Он не имел представления, что происходило на острове, пока он отсутствовал, увлеченный музыкой. Не знал, зачем лэрд Аластер вызвал его. Не знал, сколько было набегов и представляют ли Брекканы собой все такую же угрозу, когда наступают холода.

Набравшись смелости, он встретился взглядом с Торином.

– Ты мгновенно убиваешь каждого чужака, который пересекает границу клана?

– Я бы не убил тебя, парень.

– Я спросил не об этом.

Торин молчал, но не отводил взгляд. Отблески костра играли на его суровых чертах. В его лице не было ни тени сожаления, ни единого намека на стыд.

– Это зависит от обстоятельств. Некоторые заблудшие Брекканы действительно одурачены проделками духов. Они оступаются, но не замышляют ничего дурного. Другие же ведут разведку.

– Были ли в последнее время набеги? – спросил Джек, боясь узнать, не лгала ли ему Мирин в своих прошлых письмах. Его мать жила недалеко от западной территории.

– Набегов не было с прошлой зимы, но я ожидаю, что они скоро начнутся, как только придут холода.

– На кого напали последний раз?

– На крофт[4] Эллиоттов, – ответил Торин, его взгляд был проницательным, словно он начинал понимать, что Джек владеет не всей информацией. – Ты беспокоишься о своей матери? На крофт Мирин не совершали набегов с тех пор, как ты был мальчишкой.

Джек все помнил, хотя был так мал, что иногда сомневался, не приснилось ли ему это. Группа Брекканов приехала одной зимней ночью. Снег во дворе превращался в грязь под копытами их коней. Мирин спрятала Джека в углу дома, одной рукой прижимая его лицо к своей груди, чтобы он ничего не видел, а в другой сжимая меч. Джек слушал, как Брекканы забирали все, что хотели: припасы на зиму, скот из загона и несколько серебряных монет. Они разбили глиняную посуду, перевернули груды тканей Мирин и ушли быстро, словно находились под водой, задержав дыхание, и знали, что у них есть лишь мгновение до прибытия Восточной Стражи.

Они не тронули ни Мирин, ни Джека, даже не заговорили с ними. Для них эти двое не имели никакого значения. Мирин тоже не бросала им вызов, оставалась спокойна, делая глубокие вдохи, но Джек помнил, как быстро колотилось ее сердце – словно била крыльями птица.

– Почему ты вернулся, Джек? – тихо спросил Торин. – Никто из нас не думал, что ты приплывешь обратно. Мы полагали, что ты начал новую жизнь, став бардом на Большой земле.

– Я здесь ненадолго, – ответил Джек. – Лэрд Аластер попросил меня вернуться.

Брови Торина приподнялись.

– Правда?

– Да. Ты, случайно, не знаешь почему?

– Кажется, знаю, – ответил Торин. – Мы столкнулись с ужасной бедой, коснувшейся всего клана.

Пульс Джека участился.

– Не понимаю, как я могу помочь с набегами Брекканов.

– Дело не в набегах. – Взгляд Торина остекленел, словно воин увидел призрака. – Все гораздо хуже.

Джек почувствовал, как по коже пробежал холодок.

Он вспомнил вкус страха, порожденного островом, чувство потери, когда земля уходит из-под ног. Когда бури могут разразиться в любой момент, люди могут быть доброжелательными в один день и злобными на следующий, а их противоречивая натура становится изменчивой, словно река.

Это место всегда было опасным и непредсказуемым. Чудеса здесь соседствовали с ужасом. Но он не был готов к тому, что сказал Торин потом:

– Наши девочки, Джек. Они пропадают.

2

Иногда Сидра видела сидящий за столом призрак первой жены Торина. Такие визиты случались, когда заканчивался один сезон и начинался другой и в воздухе пахло переменами. Призрак Донеллы Тамерлейн любил нежиться в лучах утреннего солнца, одетый в кожаные доспехи и укутанный в плед, наблюдая за тем, как Сидра, стоя у огня, готовит завтрак для Мэйзи.

Иногда Сидра чувствовала себя недостойной, будто Донелла оценивала, насколько хорошо Сидра заботится о дочери и муже, которых она оставила. Но чаще всего Сидра чувствовала, что Донелла просто составляет ей компанию, настолько ее душа была привязана к этому месту, к этой земле. Женщины – одна мертвая и другая живая – были связаны любовью, кровью и землей.

– Этой осенью придется отправить Мэйзи в школу, – сказала Сидра, помешивая кашу. В домике, припорошенном рассветом, было тихо, и ветер, доносивший утренние сплетни, был едва слышен. Донелла молчала, и Сидра взглянула на нее. Призрак сидел в своем любимом кресле за столом; рыжевато-каштановые волосы струились по плечам, а доспехи так сверкали на солнце, что казались совсем прозрачными.

Донелла была так красива, что порой у Сидры щемило в груди.

Призрак неохотно покачал головой.

– Я знаю, – вздохнула Сидра. – Я учила ее письму и чтению.

Проблема заключалась в том, что все дети острова были обязаны посещать школу в Слоуне, когда им исполнялось шесть лет, о чем Донелла знала, несмотря на то что умерла пять лет назад.

– Есть способ отсрочить это, Сидра, – ответила Донелла. Ее голос был слабым подобием того, каким был при жизни, хотя Сидра тогда даже не была с ней знакома. У обеих женщин были совершенно разные жизненные пути, но, как ни странно, они привели их в одно и то же место.

– Думаешь, мне стоит начать обучать ее своему ремеслу? – с удивлением спросила Сидра, но знала, что именно это имела в виду Донелла. «Я всегда считала, что ты захочешь, чтобы Мэйзи продолжила твое наследие».

Призрак улыбнулся, но в облике скользила грусть, когда восход солнца осветил его.

– Я не вижу, что будущее Мэйзи связано с мечом. Я вижу нечто иное.

Сидра помедлила. Она невольно подумала о Торине, упрямом как бык. В первую брачную ночь они сидели друг напротив друга на кровати, полностью одетые, и несколько часов беседовали о Мэйзи и ее будущем, о том, как будут растить ее вместе. Он хотел, чтобы его дочь пошла в школу на острове, чтобы там ее научили всему: владеть луком и стрелами, читать, писать и считать, точить меч, сбивать человека с ног, молоть овес и ячмень, петь, танцевать и охотиться. Ни разу Торин не упомянул о том, что Мэйзи следует учиться ремеслу Сидры – травам и врачеванию.

Словно почувствовав ее сомнения, Донелла сказала:

– Мэйзи уже научилась многому, наблюдая за тобой, Сидра. Ей нравится ухаживать за садом, нравится помогать, когда ты готовишь свои мази и настойки. Под твоим руководством она могла бы стать великой целительницей.

– Мне приятна ее компания, – призналась Сидра. – Но нужно обсудить это с Торином. – А она не знала, когда увидит его в следующий раз.

Что она знала наверняка, так это насколько Торин предан Восточной Страже. Он предпочитал ночные дежурства, а днем отсыпался в темных тихих недрах замка, потому что хотел оставаться в казармах вместе с другими стражниками. Она понимала его преданность, понимала ход его мыслей – с чего бы, даже будучи капитаном, он должен ночевать дома, когда его стражи спят в казармах?

Изредка он трапезничал с ней и Мэйзи – для них это был завтрак. Но даже тогда его любовь и внимание были сосредоточены на дочери, и Сидра делала все, ради чего он на ней женился, – вела хозяйство и помогала растить ребенка. Время от времени, когда луна еще не успевала полностью взойти, а день закончиться и когда Мэйзи навещала своего дедушку на соседнем крофте, Торин приходил к Сидре. Их связь всегда была спонтанна и коротка, как будто у Торина было всего лишь несколько мгновений, но он всегда был нежен и внимателен к ней, а иногда даже задерживался в постели, перебирая ее спутанные волосы.

– Полагаю, ты увидишь его раньше, чем предполагаешь, – произнесла Донелла. – И он ни в чем тебе не откажет.

Сидра была ошеломлена, решив, что призрак преувеличивает, но потом задумалась: «Когда это я просила Торина хоть о чем-нибудь?» И поняла, что редко.

– Хорошо, – согласилась целительница. – Я вскоре попрошу его.

Входная дверь распахнулась. Донелла исчезла, а Сидра, вздрогнув, обернулась и увидела, что в коттедж входит не кто иной, как Торин, румяный и взъерошенный ветром. Его туника была влажной от росы, сапоги покрыты песком, а взгляд мгновенно нашел Сидру, как будто точно знал, где искать – у огня, за приготовлением завтрака для их дочери.

– С кем ты разговаривала, Сид? – спросил он, нахмурившись и обводя взглядом комнату.

– Ни с кем, – смущенно ответила она. Торин не знал, что Сидра могла видеть Донеллу и говорить с ней, и Сидра не думала, что у нее когда-нибудь хватит смелости, чтобы рассказать ему об этом. – Почему ты дома?

Торин опешил. Она никогда не задавалась вопросом, зачем он пришел. Разумеется, если он был здесь, значит, был голоден после ночного дежурства, хотел поужинать и обнять свою дочь.

– Я решил поужинать с тобой и Мэйзи, – ответил он, понизив голос. – И я не один.

– Не один? – Сидра уронила ложку, заинтригованная. Если бы она этим утром прислушивалась к шуму ветра, то могла бы узнать сплетни, которые он нес через холмы.

Но она была занята призраком первой любви Торина.

Она обошла стол, и ветер взъерошил ее распущенные волосы. Остановилась Сидра в тот момент, когда в коттедж вошел молодой человек, сгорбившись, словно ему было очень неловко. В руках он держал что-то, похожее на инструмент, спрятанный в чехле, и сердце Сидры забилось от восторга, пока она не заметила, насколько он был неопрятен. Не считая пледа Торина, одежда на нем была простой и висела, как с чужого плеча. Он отбрасывал длинную тень, сотканную из беспокойства и негодования.

Но именно ради таких моментов Сидра и жила – чтобы помогать, исцелять и разгадывать тайны.

– Я знаю тебя, – выдохнула она с улыбкой. – Ты сын Мирин.

Незнакомец сморгнул и выпрямился, удивленный тем, что его узнали.

– Джек Тамерлейн, – продолжила Сидра, вспомнив его имя. – Не уверена, помнишь ли ты меня, но много лет назад вы с мамой приезжали на крофт моей семьи в долине Скалистой Гавани, чтобы купить шерсть. Моя кошка забралась на старый вяз в нашем дворе, и ты любезно залез на дерево и вернул ее мне в целости и сохранности.

Джек все еще выглядел озадаченным, но затем морщины на его лице разгладились, и на губах заиграла легкая улыбка.

– Я помню. Тогда твоя кошка чуть не выцарапала мне глаза.

Сидра рассмеялась, и в комнате сразу стало светлее.

– Да, она была старой и капризной, но, кажется, я неплохо позаботилась о твоих царапинах.

В комнате воцарилась тишина. Сидра все еще улыбалась и почувствовала на себе пристальный взгляд Торина. Она перевела взгляд на мужа и увидела, что тот смотрит на нее с гордостью. Это удивило ее. Торин, казалось, никогда не обращал внимания на ее способности к целительству. Это было делом ее жизни, как Восточная Стража – делом его, и они никогда не вмешивались в работу друг друга, за исключением тех редких случаев, когда Торину требовалось наложить швы или вправить нос. Тогда он, пусть и неохотно, но подчинялся ее заботливым рукам.

– Заходи, Джек, – пригласила Сидра, стараясь, чтобы Джек почувствовал себя желанным гостем, и Торин закрыл входную дверь. – Я сейчас подам завтрак, а пока… Торин, почему бы тебе не найти Джеку что-нибудь из одежды?

Торин жестом пригласил Джека проследовать за ним в комнату для гостей. Большая часть одежды Торина находилась в казармах, но свои лучшие вещи он хранил дома, в сундуке, украшенном можжевеловыми ветвями. Здесь лежали туники, жилеты, редкие на острове брюки, а также несколько пледов.

Сидра поспешила накрыть на стол, доставая свои запасы, которые всегда держала под рукой на случай, если Торин неожиданно присоединится к ним. Она поставила на стол вареные яйца, горшочки с маслом и сахарными сливками, круг козьего сыра, горшочек дикого меда, тарелку с холодной ветчиной и соленой сельдью, буханку хлеба, банку смородинового варенья и, наконец, горшочек с кашей.

Она разливала чай по чашкам, когда Торин появился в главной комнате, держа музыкальный инструмент Джека так, словно тот мог его укусить. Сидра уже открыла было рот, чтобы спросить, как Джек оказался в их доме, когда дверь спальни с грохотом распахнулась и выбежала Мэйзи со спутанными ото сна каштановыми кудрями и босыми ногами.

– Папочка! – закричала она и бросилась в объятия Торина, не обращая внимания на инструмент.

– А вот и моя милая девочка! – Торин подхватил ее одной рукой, широко улыбаясь. Мэйзи устроилась на его бедре, обхватив руками и ногами так, словно вообще никогда не собиралась отпускать.

Сидра подошла к ним и осторожно взяла инструмент Джека из рук Торина, слушая, как отец и дочь воркуют друг с другом. Торин расспрашивал о цветах, которые Мэйзи посадила в огороде, о том, как продвигаются ее уроки письма, а затем настал момент, которого Сидра так ждала.

– Папочка, угадай, что случилось.

– Что случилось, милая?

Мэйзи взглянула через плечо и, озорно улыбаясь, встретилась глазами с Сидрой.

«Святые Духи, ох уж эта улыбка…» – подумала Сидра, и ее сердце наполнилось любовью. На мгновение она ощутила к Мэйзи такую нежность, что перехватило дыхание. Хоть девочка и не была ее плотью и кровью, Сидре казалось, что Мэйзи была соткана из ее души.

– У тебя выпал передний зуб! – восхищенно воскликнул Торин, заметив, что улыбка Мэйзи изменилась.

– Да, папочка. Но это не то, что я собиралась тебе рассказать. – Мэйзи улыбнулась ему, и Сидра собралась с духом. – У Флосси родились котята.

Торрин приподнял брови и пристально посмотрел на Сидру. Он чувствовал, что его загоняют в тупик.

– Неужели? – спросил он Мэйзи, но продолжал смотреть на Сидру, понимая, что именно жена подстроила ему эту ловушку. – Это замечательно.

– Да, папочка. Сидра сказала, что я должна спросить тебя, могу ли оставить их всех.

– Сидра так и сказала? – Торин наконец перевел взгляд на дочь. Сидра почувствовала, как ее щеки начинают гореть, но поставила инструмент Джека на стул и продолжила наливать чай. – Она любит своих кошек, не правда ли?

– Я тоже их люблю, – с воодушевлением ответила Мэйзи. – Они такие милые, папочка, я хочу оставить всех котят. Можно, можно? Ну пожалуйста!

Торин немного помолчал. И снова Сидра почувствовала на себе его пристальный взгляд, пока она переходила от чашки к чашке.

– Сколько котят, Мэйзи?

– Пять, папочка.

– Пять? Я… я не думаю, что ты можешь оставить их всех, милая, – сказал Торин, и Мэйзи тихонько заскулила. – Послушай, Мэйзи, а как насчет других крофтов, которым нужен хороший кот для охраны птичьих дворов? А как же другие девочки, у которых нет котят, некого гладить и любить? Почему бы тебе не поделиться? Отдай четырех котят другим девочкам и оставь одного себе.

Мэйзи недовольно нахмурилась.

Сидра решила вмешаться:

– По-моему, это отличный план, Мэйзи. И ты всегда сможешь навещать других котят.

– Обещаешь, Сидра? – спросила Мэйзи.

– Обещаю.

Мэйзи снова улыбнулась и, соскользнув с рук Торина, села на свое место, с нетерпением ожидая завтрак. Сидра вернулась к огню, чтобы повесить чайник на крючок. Она почувствовала приближение Торина и услышала, как он прошептал ей в волосы:

– Как ты собираешься заводить сторожевую собаку, если дом будет полон кошек?

Сидра выпрямилась, чувствуя напряжение между ними.

– Я уже говорила тебе, Торин, мне не нужна сторожевая собака.

– В сотый раз повторяю, Сид… Я хочу, чтобы у нас была собака. Чтобы она охраняла тебя и Мэйзи по ночам, когда меня нет дома.

Они спорили об этом все лето. Сидра знала, почему Торин так настаивает: каждая минувшая летняя ночь только усиливала его тревогу о возможном набеге. И если не Брекканы вызывали его беспокойство, то зловещие духи. Мрачные вести разносились по острову в последнее время, с ветром, водой, землей и огнем. Две девочки пропали без вести, и Сидра понимала, почему Торин был так настойчив. Ни она, ни Торин не хотели, чтобы Мэйзи подвергалась риску быть похищенной фейскими духами, но Сидра не верила, что сторожевая собака как-то поможет.