Призрачный орел: Эффект хроноса

И они появились. Не как отдельные самолеты, выныривающие из облаков, а как стая хищных птиц, возникающая из самого солнца. Шесть «Призраков». Их бледно-голубые, почти прозрачные выхлопы были едва видны в ослепительном свете. Они не летели строем. Они занимали позицию в воздухе, словно части единого, сложного механизма, подчиняющегося одной воле.

«В атаку! Следуйте за мной! Строим «линию фронта»!» – скомандовал Артур, его «Спитфайр» рванулся вперед и вверх, на встречный курс.

«Спитфайры», рыча моторами, устремились за своим лидером. И в этот момент «Призраки» совершили то, что не под силу было ни одному пилоту на поршневом самолете. Они не стали заходить в лобовую. Они разом, как по невидимой команде, рассыпались в стороны. Два ушли в крутой набор высоты, два – в почти вертикальное пике, еще два – разошлись вправо и влево, описывая идеальную дугу. Это был не просто маневр. Это был хор, где каждый пел свою партию, но вместе они создавали смертельную гармонию охвата и уничтожения.

««Ведомый-3», у меня на хвосте! Черт, они… они знали, куда я буду уворачиваться!» – голос «Гончего» был сдавленным, в нем слышалась паника, рожденная непониманием.

Зейн видел это своими глазами, и его кровь стыла в жилах. «Призрак», преследующий «Гончего», не реагировал на его отчаянные виражи. Он занимал позицию, вычисляя точку, где «Спитфайр» окажется через секунду-другую. Он не вел прицел, он уже знал, куда стрелять. Это была не дуэль, не бой. Это было хладнокровное, методичное уничтожение, как на бойне.

««Гончий», резкий разворот вправо! Сейчас же! Потом нырок! Я его прикрою!» – закричал Зейн, его разум, отточенный годами симуляторов и реальных боев, молниеносно просчитывал единственный возможный вариант спасения.

Но он опоздал. Всего на долю секунды. Короткая, точная, почти экономная очередь. Не разрывные снаряды, рвущие обшивку в клочья, а что-то иное. Словно поток раскаленных стальных игл, впивающихся в самые уязвимые узлы конструкции. «Спитфайр» «Гончего» дернулся, будто его хлестнули бичом. Из левого крыла повалил густой, черный, маслянистый дым. Самолет беспомощно закрутился, срываясь в неуправляемый штопор.

««Гончий»! Прыгай! Катапультируйся, черт тебя дери!» – кричал Артур, его голос сорвался на высокой ноте.

В ответ – лишь нарастающий вой падающего самолета и оглушительная тишина в эфире. Ни вспышки катапульты, ни купола парашюта. «Спитфайр» вошел в облака и исчез.

Ярость, слепая, всепоглощающая, знакомая и чужая одновременно, ударила Зейну в голову, затуманивая зрение. Он рванул ручку на себя, закладывая такой вираж, что «Спитфайр» затрещал по швам, заходя в хвост одному из «Призраков».

«Не надо, «Бродяга»! Это ловушка! Они тебя заманивают!» – предупреждение Артура прозвучало как далекий эхо. Зейн его почти не слышал. В ушах у него стоял голос Майка: «Не превращайся в робота…» А эти твари, эти машины, они и были роботами! Они украли его тактику, его данные, его профессионализм и превратили в оружие против его же новых товарищей!

Он поймал врага в прицел. Его палец лег на гашетку. И в этот момент «Призрак», не меняя курса, без единого лишнего движения, сделал едва заметный, плавный доворот, который на такой скорости был бы невозможен для любого пилота, не разорвавшегося на части от перегрузки. Длинная очередь из пулеметов «Спитфайра» прошла впустую, рассекая пустое небо.

И тут же, словно по сигналу, два других «Призрака» развернулись и устремились на Зейна с двух сторон. Идеально, без суеты, без помех друг другу. Как шестерни в отлаженном механизме, сдвигающиеся, чтобы раздавить оказавшуюся между ними помеху.

««Бродяга», уходи! Я их отвлеку! «Ворон», прикрой его с фланга!»

Артур бросил свой самолет в отчаянную, почти самоубийственную лобовую атаку на одного из «Призраков». «Ворон», преодолевая парализующий страх, ринулся за ним. Началась невероятная, хаотичная карусель, водоворот из металла, огня и безумия. «Спитфайры» виляли, пикировали, отчаянно пытаясь вырваться из смертельного капкана. Немцы действовали с пугающей, нечеловеческой синхронностью. Они не мешали друг другу. Каждый их маневр был частью общего, холодного замысла.

«Они… они читают наши мысли!» – в голосе «Ворона» уже не было паники, только леденящее душу изумление перед необъяснимым.

Отчаянно уворачиваясь от очереди, едва не снесшей ему хвостовое оперение, Зейн вдруг с ужасной ясностью понял. Это не чтение мыслей. Это… предсказание. Их система, их «Голос», анализировала текущую ситуацию – скорость, высоту, положение, загруженную в нее тактику «Спитфайров» и… и его, Зейна, собственную, уникальную манеру боя, считанную с «ZM-1» и, возможно, других обломков! Она вычисляла наиболее вероятные действия каждого пилота, строила модель их поведения и давала команды на упреждение. Они сражались не с людьми. Они сражались с собственной, оцифрованной и улучшенной тенью. С призраком из будущего, который знал все их ходы еще до того, как они сами их задумали.

««Лидер», я ранен! Тяну на базу! У меня поврежден радиатор!» – «Ворон» был серьезно поврежден, его самолет терял мощность и высоту, из-под капота повалил белый пар.

««Бродяга», отходим! Немедленно! Это приказ!» – голос Артура был хриплым от напряжения и ярости.

Немцы не стали преследовать отступающих. Они, словно удовлетворившись результатами учебных стрельб, плавно собрались в безупречный, печально известный немецкий строй «клин» и, набрав умопомрачительную скорость, ушли на восток, оставив после себя гробовую тишину в эфире, запах гари и смерти, и горькое, невыносимое осознание полного поражения.

Обратный путь был молчаливым и долгим. «Ворон» едва дотянул до базы, его «Спитфайр» с перегретым, воющим мотором сел на брюхо, выкатившись за пределы полосы и едва не врезавшись в ангар. Зейн и Артур зарулили на свои стоянки с мрачной, давящей тишиной в наушниках. Когда Зейн, с трудом разжимая закоченевшие пальцы, выбрался из кабины, его руки дрожали мелкой, неконтролируемой дрожью. Не от страха. От бессильной, всепоглощающей ярости и от леденящего душу понимания.

Механики, увидев пробоины, погнутые лопасти винтов и пустую стоянку, где всего полчаса назад стоял самолет «Гончего», молча, с каменными лицами, принялись за работу. Их молчание было красноречивее любых слов, любых проклятий.

Артур подошел к Зейну, снимая шлем. Его лицо было покрыто слоем пота, сажи и усталости.

«Ты видел?» – это было все, что он смог выжать из себя. В двух словах был весь ужас, вся безнадежность и весь гнев.

«Видел,» – коротко, с силой кивнул Зейн. Он смотрел на горизонт, туда, где растворились «Призраки», но видел не их, а холодные, бездушные алгоритмы, дирижирующие этим балом смерти. – «Это не полевые испытания, Артур. Это… демонстрация силы. Отработка на живых мишенях. Они показали, что могут уничтожить нас когда захотят и как захотят. Системно. Без потерь. Без эмоций.»

Он медленно повернулся и посмотрел другу прямо в глаза, и в его взгляде была такая бездна отчаяния и вины, что Артур невольно отступил на шаг.

«Их система… она учится. И она учится на мне. На моих данных. На моей тактике. Я… я воюю с самим собой. Со своей собственной тенью, вставшей по другую сторону фронта. И я проигрываю. Мы все проигрываем из-за меня.»

В его ушах снова, как проклятие, прозвучал голос Майка: «Не дай им сделать из тебя машину…»

Но немцы уже сделали. Они создали машину по его образу и подобию. Машину, лишенную человеческих слабостей, сомнений и той самой искры, что отличает воина от палача. И теперь эта машина методично, безжалостно убивала его новых друзей, его новых братьев по оружию.

Воздушный бой был проигран. Сокрушительно и бесповоротно. Но настоящая, главная война для Зейна Митчелла только началась. И проходила она не в небе над Ла-Маншем, а в глубинах его собственной, разорванной надвое души, где прошлое сталкивалось с настоящим, где человек отчаянно сражался с оружием, в которое его пытались превратить, и где эхо его собственных ошибок грозило поглотить все вокруг.

Глава 3

Тишина, наступившая после боя, была хуже любого взрыва. Она висела над «Тангмером» тяжелым, непроглядным саваном, давя на плечи, заставляя людей говорить шепотом и избегать встреч глазами. Потеря «Гончего» – не в жаркой схватке, а в хладнокровном, почти лабораторном уничтожении – выбила почву из-под ног даже у самых бывалых пилотов.

Зейн провел остаток дня в полной прострации. Он сидел в углу ангара, прислонившись головой к холодному металлу фюзеляжа чьего-то «Харрикейна», и не видел ничего, кроме искаженного лица Майка в последние секунды и строгих, бездушных маневров «Призраков». Он чувствовал себя не просто проигравшим. Он чувствовал себя соучастником. Его знания, его опыт, его сущность, вывернутая наизнанку и скормленная врагу, стали оружием против тех, кого он теперь считал своими.

«Не дай им сделать из тебя машину…»

Слова Майка звучали в его ушах насмешкой. Немцы не просто сделали из него машину. Они сделали его оружием массового поражения. И он был бессилен это остановить.

К вечеру его нашел Артур. Он выглядел не лучше – глаза ввалились, на щеке краснела свежая ссадина, полученная, вероятно, от удара о борт кабины во время резкого маневра.

«Эдмундс вызвал, – его голос был хриплым от усталости. – Приезжает. Срочное совещание. Думаю, наши отчеты о бое и твои заметки по «ZM-1» кого-то там наверху сильно взволновали.»

Зейн лишь кивнул, с трудом поднимаясь на ноги. Тело ныло, будто его избили.

Совещание проходило в том же кабинете начальника базы, где несколько месяцев назад Зейн впервые предстал перед капитаном Шавом. Теперь капитан Шав сидел по другую сторону стола, и его обычно надменное лицо выражало нечто похожее на сосредоточенное уважение. Впрочем, центральной фигурой был, безусловно, майор Эдмундс.

На столе лежала развернутая карта Северной Европы, испещренная пометками. Рядом – стопка бумаг и злополучная коробка «ZM-1».

«Капитан Кембл, капитан Картер, – Эдмундс не стал тратить время на преамбулы. – Ваши отчеты, вкупе с данными, поступившими из Блетчли, рисуют… тревожную картину.»

Он ткнул пальцем в карту, в район Норвегии.

«Здесь, в районе Тронхейма, наши друзья из норвежского Сопротивления отмечают странную активность. Немцы построили какой-то новый, хорошо охраняемый объект. Не верфь, не аэродром. Что-то другое. Энергопотребление у него, по их словам, «как у небольшого города». И вокруг – зона строжайшего контроля.»

«Завод?» – предположил Артур.

«Слишком скрытно для завода, – покачал головой Эдмундс. – И есть вторая деталь.» Он отложил карту и взял в руки листок с данными. «Наши станции радиоперехвата уже месяц фиксируют в этом районе устойчивые аномалии магнитного поля. Необъяснимые всплески. Точно такие же, хотя и более слабые, как те, что были зафиксированы в день вашего… появления, капитан Картер.»

Зейн почувствовал, как по спине пробежали мурашки.

«Но и это еще не все, – Эдмундс отложил и этот листок. Его взгляд стал тяжелым. – Самое интересное пришло из Блетчли. От мистера Тьюринга.»

Он открыл папку и извлек несколько листов, испещренных сложными математическими формулами и графиками.

«Тьюринг, анализируя структуру тех самых «нечитаемых» немецких сигналов, пришел к выводу, что это не просто новый шифр. Это… поток данных. Очень плотно упакованных. И в его структуре он обнаружил паттерны, которые, по его словам, «не могли быть сгенерированы вычислительными машинами, известными на данный момент». Он называет это «семенами чужой логики».»

Эдмундс посмотрел прямо на Зейна.

«Он также провел анализ материалов, которые вы предоставили о системе, частью которой был этот блок, – он кивнул на «ZM-1». – И сравнил их с тем, что мы знаем о немецких «Призраках». Вывод Тьюринга однозначен: технологический скачок, который совершили немцы, невозможен без внешнего, экзогенного источника знаний. Источника, который оперирует категориями из будущего.»

В кабинете повисла тягостная пауза. Капитан Шав смотрел на Зейна, и в его глазах читалось почти суеверное изумление.

«И что это значит, майор?» – тихо спросил Артур, бросая взгляд на друга. Зейн стоял неподвижно, его лицо было бледным и абсолютно бесстрастным, но Артур видел, как напряжены его плечи.

«Это значит, капитан Кембл, – Эдмундс произнес слова медленно и четко, – что наша первоначальная гипотеза верна. Аномалия, приведшая сюда капитана Картера, не была единичной. В Норвегии, на этом самом объекте, существует второй, стабильный временной разлом. Немцы не просто нашли обломки самолета Картера. Они нашли… дверь. И они научились этой дверью пользоваться. Пусть не полностью, пусть лишь немного приоткрывая ее. Но через нее просачиваются не только обрывки данных, вроде тех, что были в этом блоке…»

Он сделал драматическую паузу, глядя на каждого из присутствующих.

«…но и, возможно, кто-то. Или что-то еще.»

Мысль была настолько чудовищной, что даже Зейну, видевшему невозможное своими глазами, потребовалось время, чтобы ее осознать. Второй разлом. Стабильный. Контролируемый врагом.

«Они… они не просто копируют мои технологии, – наконец проговорил Зейн, и его голос прозвучал глухо в тишине кабинета. – Они ведут диалог. Со своим будущим? С моим? Они что-то… выпрашивают. Или кого-то принимают.»

Воспоминание ударило его с новой силой. Не его, а чужое, прочитанное когда-то в рассекреченных архивах. Проект «Хронос». Теоретические изыскания нацистских ученых о путешествиях во времени. Тогда это казалось бредом сумасшедших. Теперь…

«Объект «Хронос», – прошептал он.

Все взгляры устремились на него.

«Что?» – переспросил Эдмундс.

«В моем времени… это была всего лишь теория, маргинальная. Группа ученых из «Аненербе»… они работали над чем-то под названием «Хронос». Предполагалось, что с помощью мощных магнитных полей можно… преодолеть временной барьер.»

«Боже правый, – выдохнул капитан Шав. – Вы хотите сказать, что эти психи… они преуспели?»

«Не они преуспели, – мрачно поправил Зейн. – Они нашли готовое. Моя аномалия… она была как взрыв, случайный выброс. Их… это, возможно, стабильная трещина. И они ее усилили, раскачали своими экспериментами. И теперь используют как… как щель. Чтобы подглядывать. Или просовывать в нее палку.»

Артур сглотнул. Его ум, практичный и прямолинейный, с трудом воспринимал такие категории.

«И что мы можем сделать? Бомбить? Но если это… трещина в самом времени, что будет, если в нее угодит бомба?»

«Этого не знает никто, – честно признался Эдмундс. – Но сидеть сложа руки мы не можем. «Призраки» – это только начало. Если они действительно получают информацию из будущего, то скоро у них появятся не только новые самолеты. Но и новые танки, новые подлодки, новое оружие… Война будет проиграна в течение года. Может, месяцев.»

Он обвел взглядом всех.

«Поэтому командование приняло решение. Мы должны действовать на опережение. Найти этот объект. Проникнуть внутрь. И уничтожить его. Любой ценой.»

«Диверсионная группа, – понял Артур.

«Именно. Малая, мобильная, состоящая из специалистов. Вам двоим, – он посмотрел на Зейна и Артура, – в ней место обеспечено. Капитан Картер – как единственный человек, который может понять, с чем мы имеем дело, и возможно, найти способ это «закрыть». Капитан Кембл – как один из лучших пилотов и командир, знакомый с вами.»

«А кто еще?» – спросил Зейн. Идея возвращаться в самое логово врага, к источнику всей этой безумной угрозы, вызывала у него леденящий душу страх, но и странное, щемящее чувство долга. Это был его шанс исправить свою ошибку. Его личная миссия.

«Команда будет небольшой. Я возглавлю операцию на месте. Плюс два человека из моего старого подразделения коммандос – сержанты Миллер и Джонс. Они специалисты по проникновению и диверсиям. И… – Эдмундс немного помялся, – …капитан Шав выразил желание присоединиться.»

Все удивленно посмотрели на капитана Шава. Тот выпрямился, его лицо было непроницаемым.

«Я являюсь экспертом по структуре немецких секретных объектов. И… я считаю своим долгом исправить первоначальную ошибку в оценке капитана Картера.»

В его тоне не было ни капли подобострастия, только холодная решимость. Зейн кивнул ему. Прошлые обиды в свете нынешней угрозы казались мелкими и незначительными.

«Когда?» – спросил Артур, его глаза уже горели знакомым огнем. Теперь была цель. Не абстрактная защита неба, а конкретная, пусть и невероятно опасная задача.

«Подготовка займет несколько дней, – сказал Эдмундс. – Нужно разработать план, получить снаряжение, согласовать с Сопротивлением. Ваша задача, капитан Кембл, – подобрать надежного пилота и самолет для высадки и экстракции. Это должна быть тихая, незаметная работа. Капитан Картер, – он повернулся к Зейну, – вы будете работать с Тьюрингом. Нужно попытаться понять природу этого разлома. Хотя бы теоретически. Любая зацепка может спасти нам жизни.»

Когда они вышли из кабинета, уже смеркалось. Над базой снова повисла тишина, но теперь она была иной – не безнадежной, а напряженной, полной скрытой энергии предстоящей бури.

Они молча шли к своим баракам. Артур первым нарушил молчание.

«Норвегия… – он произнес это слово с какой-то странной интонацией. – Холодно там сейчас. Очень холодно.»

«Боился, что мы загорим?» – попытался пошутить Зейн, но шутка не удалась.

Артур покачал головой, его взгляд был устремлен в прошлое.

«Нет. Просто… у меня там были родственники. Со стороны матери. Бабушка была норвежкой. Мы ездили к ним летом, когда я был мальчишкой. До войны… – он замолчал, потом продолжил. – Я помню эти фьорды. Высокие, темные скалы, вода изумрудная, холодная. И тишина… такая, что слышно, как облака плывут. Мы с отцом ловили там рыбу. Он… он мало говорил, мой отец. Прошел Великую войну, вернулся молчаливым. Но там, в Норвегии, он как будто оттаивал.»

Он посмотрел на Зейна, и в его глазах была непривычная грусть.

«Странно, что теперь я вернусь туда не с удочкой, а с автоматом. Чтобы взрывать скалы, в которых когда-то находил покой.»

Зейн слушал, и его собственное прошлое вдруг показалось ему таким далеким, почти нереальным. Его детство в Аризоне, жаркое солнце, пыльные улицы, мечты о небе… Все это было в другом мире, в другой вселенной. А здесь, сейчас, был только мокрый снег Англии, грубый вкус армейского чая и тяжесть ответственности, способная раздавить любого.

«Мой друг… Майк, – неожиданно для себя начал Зейн. Он почти никогда не говорил о своем прошлом. – Он любил повторять, что последнее решение всегда остается за человеком. Не за машиной. Не за алгоритмом. Вот мы и проверим его правоту. В Норвегии.»

Артур хмыкнул.

«Знаешь, а твой Майк, похоже, был умным парнем. Мой отец говорил нечто подобное. Говорил, что на войне важно не просто стрелять метко. Важно помнить, за что ты стреляешь. Иначе… иначе ты станешь не солдатом, а мясником.»

Он остановился у порога своего барака.

«Так что, «Бродяга», готовься к новой прогулке. На этот раз пешком. И в гораздо более неприятную погоду.»

Зейн смотл, как он уходит, и думал о двух отцах – молчаливом англичанине, нашедшем покой в норвежских фьордах, и своем собственном, суровом техасце, который учил его никогда не сдаваться. Два разных мира, два разных человека. И он, Зейн Митчелл, застрявший между всеми ими, должен был найти в себе силы сделать выбор. Не между прошлым и будущим. А между тем, кем его пытались сделать, и тем, кем он был на самом деле.

Путь в Норвегию был для него дорогой к самому себе. И он боялся, что в конце этого пути его может ждать не ответ, а его собственное, искаженное отражение, смотрящее на него из стабильного, контролируемого разлома.

Глава 4: Рождение «Авалона»

Атмосфера в подвальном кабинете Уинстона Черчилля в тесном помещении на Даунинг-стрит, 10 была настолько густой от табачного дыма и нервного напряжения, что её, казалось, можно было не только резать ножом, но и вешать на крюк, как окорок в коптильне. Воздух был насыщен запахом дорогого гаванского табака, старого пергамента книг, стоявших на полках, и едкого запаха пота – пота людей, несущих на своих плечах неподъемную тяжесть принятия судьбоносных решений.

За массивным дубовым столом, помимо самого премьер-министра, восседали маршал авиации Хью Даудинг, чье лицо напоминало высеченную из гранита маску стоического спокойствия, под которой, однако, бушевали демоны отчаяния; майор Эдмундс, безупречный и собранный, но с тенью глубокой усталости в глазах; и, что было абсолютно беспрецедентно для такого уровня совещания, два гражданских лица – сэр Бэзил Эмброуз, главный аэродинамик RAE Фарнборо, чей взгляд за толстыми стеклами очков горел лихорадочным огнем одержимости, и Алан Тьюринг из Блетчли-Парка, выглядевший так, будто заблудился по дороге в университетскую библиотеку и случайно зашел в эпицентр мировой войны. В углу, чувствуя себя чужим, почти призраком на этом пиру военных и научных титанов, стоял, вытянувшись по стойке «смирно», Зейн Митчелл. Его темно-серый комбинезон, уже изрядно поношенный, резко контрастировал с безупречными мундирами и строгими костюмами.

«Итак, господа, – начал Черчилль, откладывая в пепельницу свою неизменную сигару. Его знаменитый хриплый, картавый голос был на удивление тихим, но от этого каждое слово приобретало еще больший вес. – Майор Эдмундс предоставил мне исчерпывающий, и, должен сказать, поистине апокалиптический доклад. Мы с вами столкнулись не просто с новым видом вооружений. Мы столкнулись с принципиально новой парадигмой ведения войны. Войны, в которой наш противник, судя по всему, получил доступ к знаниям, опережающим наш текущий научно-технический уровень на десятилетия, если не на столетия. Продолжать сражаться теми средствами, что у нас есть, – значит, сознательно вести нацию к неминуемому и сокрушительному поражению.»

Он обвёл медленным, тяжелым взглядом каждого из присутствующих, и его пронзительные глаза, казалось, видели насквозь не только людей, но и саму суть проблемы.

«Маршал Даудинг? Я хочу услышать вашу оценку ситуации в небе. Без прикрас.»

Даудинг, обычно сдержанный до холодности, на этот раз сделал глубокий вдох, и его пальцы сжали ручку кресла до побеления костяшек.

«Премьер-министр, ситуация катастрофическая. Потери в истребительной авиации за последний месяц достигли уровня, который мы в штабе называем «критическим истощением». При столкновениях с этими… «Призраками», как их окрестили пилоты, коэффициент потерь «Спитфайров» и «Харрикейнов» превышает обычный в четыре-пять раз. Мы не просто теряем самолеты, сэр. Мы теряем лучших. Опытных пилотов, которых невозможно подготовить за неделю. Моральный дух эскадрилий… – он запнулся, подбирая слово, – …подорван. Летчики говорят, что это не бой. Это – убой. Они не видят шанса. Если в ближайшие два-три месяца мы не найдем асиметричный, качественный ответ, Британия потеряет господство в своем же небе. А за этим последует всё остальное.»

Черчилль медленно, как бы нехотя, кивнул, выпуская облако дыма. Его взгляд скользнул по ученым.

«Сэр Бэзил? Мистер Тьюринг? Вы в течение последней недели имели возможность изучить… материалы, предоставленные капитаном Картером. Оставьте в стороне вопрос о их происхождении. Скажите мне, как военные стратеги и инженеры: есть ли у нас, в принципе, теоретическая и практическая возможность создать нечто, что могло бы если не превзойти, то хотя бы эффективно противостоять этой угрозе?»

Эмброуз заерзал в кресле, поправляя очки. Его лицо, обычно выражавшее уверенность гения, сейчас было полоской смеси благоговейного восторга и животного ужаса.

«Премьер-министр, материалы… они, простите за ненаучное выражение, ошеломляющи. Речь идет не об эволюционном усовершенствовании существующих технологий. Речь идет о квантовом скачке через целые пласты инженерной мысли. Теория стреловидного крыла, управление пограничным слоем, концепция площадей правила… Это… это все равно что дать Леонардо да Винчи чертежи реактивного двигателя. Мы, с огромным трудом, начинаем понимать, КАК некоторые из этих вещей должны работать, но фундаментальные «ПОЧЕМУ» остаются за гранью нашего понимания. У нас нет необходимых материалов, нет производственных технологий для создания требуемой точности, нет… – он развел руками, – …базового понимания многих заложенных туда физических принципов. Мы строим дом, не зная, что такое цемент.»

«Материалы и инженерия – это одна сторона проблемы, – подхватил Тьюринг своим ровным, монотонным, почти машинным голосом, глядя куда-то в пространство над головой Черчилля. – Но ключевой вызов, на мой взгляд, лежит в области логики и прогнозирования. Немецкие «Призраки» демонстрируют не просто высокую скорость и маневренность. Они демонстрируют оптимальное, почти телепатическое поведение. Их система не реагирует на действия наших пилотов. Она предвосхищает их. Это однозначно указывает на наличие высокоразвитой вычислительной машины, способной в реальном времени моделировать развитие воздушного боя и выдавать упреждающие решения. Без создания аналогичной, или, в идеале, превосходящей системы управления, любой новый самолет, сколь бы быстр он ни был, останется всего лишь… более сложной мишенью для их алгоритмов.»