Закрытое дело

Елена П.

Закрытое дело

Глава 1

В выдвижном ящике моего рабочего стола лежало две газеты – «Бостон Глоб» за январь, и тощий выпуск местной «Хроники Эшлоу». Я помнил заметки в обеих наизусть, не из тщеславия, а потому, что слова сами врезались в память.

«Поздним вечером на складах в Саут-Бостоне произошла перестрелка, в результате которой двое погибли и двое получили тяжелые ранения. По словам полиции, инцидент связан с продолжающимся расследованием контрабандных операций в порту. Начальник департамента полиции капитан Роджер Купер отказался от комментариев, сославшись на то, что ведется следствие».

«Мы благодарны шерифу Джеймсу Кейну из округа Хемлок, штат Вермонт, за своевременную помощь. Его присутствие и решительные действия способствовали благополучному исходу крайне опасной ситуации» – «Бостон Глоб» цитировала слова помощника окружного прокурора Клинтона Слоана.

Заметка в «Хрониках Эшлоу», вышедших спустя неделю, была не столько позитивной в своей оценке: «В минувший четверг «Бостон Глоб» сообщила о трагическом происшествии в Саут-Бостоне: перестрелка в портовых складах унесла жизни двоих человек. Среди участников событий оказался местный шериф Джеймс Кейн. По словам окружного прокурора, шериф «оказал содействие» полиции Бостона. Впрочем, остаётся неясным, что заставило избранного хранителя порядка из Хемлока отправиться столь далеко от вверенного ему округа. Неужели погоня за славой оказалась сильнее долга перед жителями города?»

Это был первый четкий звоночек, поэтому я так хорошо запомнил ту газетную статью. Подошел год выборов – до ноября еще далеко, но кампания в поддержку нового кандидата на должность шерифа уже развернулась в полную силу. Я получил свое место практически в наследство – после смерти моего предшественника Гаса Меррика, заместителем которого я тогда являлся. Тогда округ проголосовал за меня почти единодушно. А спустя два года подтвердил свой выбор, и после сделал это еще дважды. В какой-то момент я стал думать, что останусь шерифом Эшлоу до самой старости. Расследование в Бостоне несколько пошатнуло мою уверенность, приоткрыв перспективы, о которых я прежде не задумывался. Большой город, большие дела, настоящая полицейская работа. И все же я убедил себя, что мое место здесь, на посту избранного шерифа.

– Чушь какая. Зачем Миллер это напечатал? – Возмутился мой помощник Джейк Ларсон, отшвырнув газету с заметкой, когда прочел ее впервые. – Вы же столько лет служите этому городу. И в Бостон поехали из-за дела, которое началось тут. Им бы гордиться, что наш шериф помог в серьезном расследовании, а не поливать его грязью.

– Миллер печатает то, что хотят видеть люди. – Прагматично заметил Беннер. – Только и всего.

– Чепуха. С чего бы людям хотеть этого? Шеф все правильно делал, его долг защищать закон, разве нет? Что тут плохого, что он помог полиции Бостона, мы разве не должны помогать друг другу? Мы же не какое-то захолустье, где никто дальше своего двора не видит.

– Боюсь, сынок, мы как раз именно такое захолустье. Но разве мы на это жалуемся?

Ларсон сердито умолк, оставшись при своем мнении. Он был еще молод и настроен слишком оптимистично, в отличие от повидавшего жизнь Карла Беннера. Беннер был моим заместителем столько же, сколько я занимал свой пост, и если бы это зависело от меня лично, я бы без раздумий выдвинул его кандидатуру на свое место. Но Карла это не интересовало, о чем он сам неоднократно заявлял.

Несколько следующих газетных заметок расставили все по своим местам. На мое место наметился претендент. Ранее мою победу обеспечивала собственная репутация – служба в Национальной Гвардии, участие в Великой войне, работа с Гасом Мерриком, пользовавшимся всеобщим уважением. Мне практически ничего не нужно было делать, лишь вносить свою кандидатуру и добросовестно служить на избранной должности. Люди видели во мне надежного и честного шерифа, и этого было достаточно. Но, как оказалось, лишь до тех пор, пока у меня не появился серьезный соперник.

Роберт Флэнаган – моложе меня почти на десяток лет. Как и я, он отслужил в Нацгвардии, потом работал констеблем в Нью-Гэмпшире, и последние два года занимал пост начальника охраны в местной лесозаготовительной компании. Сын бригадира и кухарки в лагере лесорубов. Говорили, был неплохим боксером в школе, даже участвовал в юношеских соревнованиях. Все звали его просто Боб. И у него имелось то, чего я никогда не смог бы получить: он был местным – родился и вырос в Эшлоу.

«Конечно, я помню Бобби. – Кивнул Беннер, когда Флэнаган вернулся в город. – Тот еще был сорванец, мы с его отцом работали вместе, валили сосны на двенадцатом участке. Лес там что надо, чисто тебе мачты, думал, живым оттуда уже не выберусь».

В первые два года я мало что слышал о новом начальнике охраны – он занимался своим делом, я своим. Он на лесозаготовке, я – в городе. Мы время от времени пересекались, здоровались, перекидывались парой слов, но не более того. С парнями из компании и рабочими обычно общался Беннер, для них он был своим. Но уже с весны я начал замечать, что Боб Флэнаган все чаще стал мелькать в местных новостях:

«Мистер Флэнаган проявил заботу о здоровье сотрудников компании, организовав еженедельный осмотр рабочих», «На прошлой неделе начальник охраны лесозаготовительной компании лично проверил опасный участок на северном склоне Мэдисон-Хилл», и далее в таком духе.

А со второй половины лета все стало совсем очевидно:

«Начальник охраны «Фриман Леспром» – мистер Флэнаган, вместе с сотрудниками компании организовал субботнюю уборку на территории общественного парка в Эшлоу», «Роберт Флэнаган провел встречу с жители города, уделив особое внимание бытовым вопросам и условиям работы», «Горожане обсуждают активность Боба Флэнагана и отмечают его сильную привязанность к родному Эшлоу». В последней статье хоть и не явно, но угадывался камень в мой огород.

– Что ты планируешь с этим делать? – Эвелин указала мне на свежую заметку, подав газету с утренним кофе. – В последнее время только и разговоров, что об этом Флэнагане и его выдвижении в шерифы.

– А что я должен с этим делать? Он имеет полное право продвигать свою кандидатуру, это и есть демократия.

– Как думаешь, у него есть шанс выиграть?

– Вероятнее всего, так и произойдет. В ноябре Боб Флэнаган станет новым шерифом Эшлоу.

Эвелин пораженно уставилась на меня. Она промолчала, но ее взгляд говорил больше, чем слова. С фотографии к заметке с видом победителя на меня смотрел мой соперник – в жилете и рубашке с закатанными рукавами, он гордо держал лопату, словно копье, которым он только что поверг дракона.

Я мог понять беспокойство жены. В апреле Эвелин исполнилось 28, это событие мы отметили в кругу ее родных и миссис Лэнгстон. Весь вечер она выглядела счастливой и расслабленной. Жена шерифа, уважаемая женщина со статусом и безупречной репутацией. Разве что вождение автомобиля вызывало здесь, в провинции, сдержанную улыбку, но такую маленькую странность горожанам было довольно легко простить. Думаю, я смог обеспечить ей вполне пристойную жизнь. Пусть не такую, к какой она привыкла в Олбани, но достаточно стабильную в это непростое для всех время. И вот привычная стабильность оказалось под угрозой. А я не предпринимал никаких решительных действий, чтобы все исправить.

Я продолжал исполнять свои должностные обязанности. Как только река освобождалась ото льда, начинался сезон сплава бревен. На смену возчикам и лесорубам в Эшлоу подтянулись плотогонщики – главные герои любимого аттракциона горожан. Зрелищ у нас было не слишком много, поэтому отчаянные храбрецы в шипованных сапогах, с баграми и шестами перепрыгивающие по скольким стволам прямо в речном потоке, неизменно собирали толпы зевак. Несчастные случаи происходили постоянно. Время от времени кто-то неизменно погибал в ледяной воде, если тело удавалось найти в пределах округа, я выезжал на место происшествия. Обшаривал карманы мертвеца и составлял коронерский рапорт. Иногда получалось разыскать родных, а иногда мы не знали даже полное имя, и тогда несчастный пополнял ряд свежих могил на местном кладбище.

Летом сезон сплава заканчивался, и наступало временное затишье. Город казался вымершим. Лишь осенью начиналось первое оживление: готовили к зиме разъезженные за сезон дороги, размечали свежие участки, приводили в порядок лагеря рабочих в лесу, чтобы с началом зимы встретить новую волну жаждущих заработать на лесоповале. В то время как фермеры в Оклахоме или шахтеры в Пенсильвании практически голодали, нас выручал стабильный спрос на древесину.

Каждый житель Эшлоу так или иначе был связан с лесозаготовительной компанией. Весь город держался за счет этой отрасли. Не удивительно, что новый кандидат в шерифы сразу снискал расположение местных, так как сам был одним из них. Меня с началом активной предвыборной кампании Боб Флэнаган всячески избегал, стараясь максимально дистанцироваться и подчеркнуть – он не собирается становиться моим преемником, он абсолютно новая сила, которая не имеет ничего общего с наследием Джеймса Кейна. За себя я не беспокоился, лишь за мою маленькую команду. Из них всех лишь Карл Беннер работал здесь до меня. Я лично взял на должность стенографистки Рут Макрей, устроил своим помощником Джейка Ларсона и утвердил прошение констебля Эда Томпсона. Оставалось надеяться, что здравый смысл подскажет Флэнагану – увольнять надежных и сработавшихся людей абсолютно непрактично и будет плохо выглядеть в глазах горожан. Но если нет – они были молоды и полны сил, чтобы суметь выстоять самостоятельно.

Одним из теплых августовских дней я по привычке обедал в "У Лиллиан", отдавая должное свинине с яблоками и прохладному светлому пиву. В это время года здесь было малолюдно, но в сезон хозяйка зарабатывала достаточно, чтобы пережить короткие месяцы затишья. Мы обычно немного болтали о чем-то незначительном, вроде улова форели, цен на кленовый сироп или заготовки дров. У Лиллиан было покрытое веснушками открытое лицо, неровные зубы и редкие волосы, она смешно морщила нос, когда вспоминала, как ее муж притаскивал по ведру скользкой мертвой рыбы, которую предстояло выпотрошить и почистить, потому что он сам брезговал это делать.

Когда к моему столу подошел доктор Штрель, она спросила, что он желает и сразу удалилась.

– Я вам не помешаю, шериф?

– Вовсе нет. Присаживайтесь.

Штрель присел на лавку напротив и подождал, пока хозяйка принесет ему заказанный кофе. Отпив глоток, он повертел чашку в руках и сообщил:

– Вчера ко мне заходил парень из «Фриман Леспром», какой-то клерк или секретарь, мистер Пуллер.

– И?

– Он расспрашивал о вас.

– Что вы имеете в виду?

Доктор поправил очки на переносице, скорбно вздохнул и отставил кофе.

– Его интересовало, часто ли к нам поступали пациенты с травмами. – Штрель понизил голос до полушепота. – С травмами, которые были нанесены лично вами. Грубо говоря, он спрашивал, часто ли вы избиваете задержанных.

На секунду мне показалось, что я ослышался. Заметив, что сжимаю вилку так, что побелели костяшки, я аккуратно отложил прибор на край тарелки.

– Вот, значит, как.

– Получается, да… Вы не спросите, что я ему ответил.

– И что вы ответили?

– Сказал, что не в моих правилах раскрывать данные о пациентах кому попало.

– То есть намекнули, что пациенты все же имелись.

– О, об этом я не подумал. Но суть не в этом. Этот Роберт Флэнаган явно настроен на серьезную борьбу и готов пустить в ход грязные методы. Вы же понимаете, почему я к вам пришел?

Я кивнул.

Эшлоу, штат Вермонт, 1929 год

Месяц назад мы похоронили Гаса Меррика. Он протянул полтора года своего последнего срока, но в последний месяц едва мог ходить – худой и бледный, он напоминал тень себя прежнего. Как его заместителя, меня назначили временно исполняющим обязанности шерифа.

Я к этому совсем не готов. Хотя мы проработали вместе совсем немного, Гас успел стать для меня чем-то большим, чем просто «шефом». Мы с Беннером остаемся одни, не считая секретарши Рут, которую я сразу переманил из почтового отделения, потому что вдвоем мы просто не справлялись. Рут недавно закончила курсы в бизнес школе в Ратленде, она с готовностью согласилась на должность секретаря-телеграфиста при офисе шерифа.

Зимний холодный вечер, я заканчиваю обход и захожу в пустой офис, чтобы немного согреться у печки. Мне некуда спешить, дома никто не ждет, я подкидываю в топку пару поленьев и наливаю себе глоток виски из бутылки, доставшейся мне вместе со столом. Какой-то слабый стон или вскрик заставляет меня вздрогнуть. Звук доносится из подсобки, где хранится всякая мелочь, вроде ящиков с бумагой, пары лопат, ведерка и метлы. Еще тут стоит узкая кушетка, на случай, если кому-то придется остаться на ночь. На кушетке, скорчившись, лежит Рут, ее руки прижаты к животу, а лоб покрыт испариной.

– Рут! Что случилось? – Я присаживаюсь возле нее на колени, отодвигаю ее ладони. – Ты ранена?

– Нет, мистер Кейн. – Тяжело шепчет она. – Со мной все в порядке.

– Кто это сделал?

– Никто. Вы не понимаете. Это я… Мне пришлось.

Она отворачивается, утыкаясь лицом в подушку, и я замечаю на ее коричневой юбке пятно крови. Через секунду меня осеняет догадка.

– Черт, Рут…

– Простите, мистер Кейн.

– Тебе нужно в больницу.

Не отрываясь от подушки, она трясет головой.

– Нет, нельзя. Вы же знаете, мне нельзя с таким в больницу.

Крови много. Я вижу, как пятно на натянувшейся сзади ткани увеличивается на моих глазах. Я кладу руку на ее подрагивающее плечо.

– Зачем ты это сделала? – Глупый вопрос, но я просто хочу, чтобы она продолжала говорить.

– Мне пришлось. – Рут поворачивается ко мне, ее зрачки почти черные от боли и ужаса. – Простите, мистер Кейн. Я не знала, что еще делать. Простите, что пришла сюда, мне стало так больно, что я боялась не дойти до дома.

– Я не дам тебе истечь здесь кровью. Мы едем в больницу. Я что-нибудь придумаю, не волнуйся об этом. Постарайся обхватить меня за шею, и я отнесу тебя в машину.

Мне доводилось вытаскивать с поля боя раненого товарища, но никогда – истекавшую кровью женщину. Сейчас вокруг не рвутся снаряды и не свистят пули, но мне так страшно, как никогда за всю войну. Рут никак нельзя назвать хрупкой, у меня ноют поврежденные плечо и бедро, пока я несу ее до «плимута» Меррика. Она скрючивается на заднем сидении. Я сажусь за руль, проворачиваю ключ, вытягиваю подсос, нажимаю стартер. Даю зачихавшему мотору прогреться пару минут – иначе выехать просто невозможно.

– Тот, кто… Кто был с тобой, он знает?

– Нет. Я никому не сказала. – Голос Рут слаб, но она говорит, и это меня немного успокаивает.

– Почему?

– Оказалось, что у него жена и дети. Это было всего один раз, и он ничего о них не сказал, мне тогда подумалось, что он одинок. Я повела себя очень глупо. Простите, мистер Кейн.

– Хватит извиняться, Рут. Если он тебя обманул, в этом нет твоей вины. Но ты разве не знаешь, как делается в подобных случаях – взяла бы отпуск, поехала навестить заболевшую тетушку…

– У меня нет тетушки. Если бы я внезапно уехала, сразу бы поползли слухи. Вы не знаете моего отца, он очень религиозен, он бы меня не простил.

Мы едем по пустой заснеженной улице, едва встретив пару припозднившихся прохожих. До больницы совсем не далеко.

На первом этаже компактного двухэтажного госпиталя горит свет – значит, Штрель еще в своем кабинете. Оставив Рут в машине, я вхожу внутрь, сердце отчаянно колотится.

– Доктор, нужна ваша помощь.

– Кому? Где? – Штрель отрывает взгляд от бумаг и смотрит на меня сквозь стекла очков.

– Девушке. Прямо сейчас. У нее сильное кровотечение.

Он понимает все сразу. И колеблется. Незаконный аборт – за это мы все трое можем отправиться под суд. Доктору грозит срок и потеря лицензии. И все же он медленно кивает.

– Я отошлю медсестру, подождите пока она уйдет, и несите девушку в операционную. Вас кто-то видел?

Я мотаю головой. Через несколько минут из дверей выходит медсестра, кутаясь в шаль на ходу. Я знаю ее, у нее трое детей, и она сразу спешит домой.

Операционная маленькая, с железным столом посередине и свисающей с потолка лампой. Инструменты на стальном передвижном столике, едкий запах карболки, йода и спирта. По спине у меня струится холодный пот. Доктор набирает в шприц морфий. Рут на столе мертвенно бледна, она дышит поверхностно и отрывисто.

– Выйдите, если не можете смотреть. – Говорит он мне и бормочет вполголоса. – Чертова шарлатанка со своими травами да иглами. Вот кем бы следовало заняться, шериф. Scheiße…

Мне доводилось видеть много крови за свою жизнь. И самому лежать на столе хирурга. От густого металлического запаха и звуков шлепающихся в таз тряпок меня мутит. Я выхожу в полутемный коридор, пытаюсь отдышаться и возвращаюсь обратно. Хирург не отрывает взгляда от распластанной перед ним девушки, но мне кажется, он недоволен таким проявлением слабости. Будь на месте Рут любой парень из моей роты, все было бы иначе. Через полчаса он кидает в лоток кюретку и стягивает перчатки.

-Кровотечение я остановил. Жить будет, если все пойдет хорошо, возможно, даже рожать. Я дам порошок от жара, пусть пьет трижды в день. Забирайте ее, я здесь все приберу.

Родители Рут живут в соседней деревушке Дартфилд, а сама она снимает комнатушку у одной вдовы в Эшлоу. Я думаю, что если бы у нее хватило сил добраться до нее, она так тихо и скончалась бы там к утру. Я отношу ее, закутанную в одеяло, в комнату, и объясняю вдове Томпсон, что у Рут острый приступ гастрита, и мы только что были у врача. Нужен полный покой несколько дней. Через неделю Рут возвращается к работе, и мы больше никогда не вспоминаем о случившемся.

– Только не подумайте, что я вам угрожаю, вовсе нет, это ведь касается и меня. – Уточнил Штрель. – Но если эти люди возьмутся копать, кто знает… Вдруг повитуха проболтается, или кто-то все же видел вас тем вечером. Срок давности преступления уже истек, но репутацию это не спасет. Просто подумайте об этом, мистер Кейн. Возможно, вам пора позаботиться о своем будущем.

Тем же вечером я написал письмо в Бостон – помощнику окружного прокурора Клинтону Ф. Слоану. И еще одно – в Американский легион. Мне нужна была новая работа.

На собрании городского совета, посвященному предстоящим выборам, я поблагодарил жителей за оказанную честь и объявил, что не буду выдвигать свою кандидатуру на новый срок. В вышедшем свежем бюллетене осталось всего 4 фамилии:

«Выборы шерифа округа Хемлок

Вторник, 3 ноября 1936 года

– Роберт Флэнаган – Республиканская партия (начальник охраны компании «Фриман Леспром»)

– Эдвард Хейвард – Демократическая партия (фермер из Уэйкфилда, член окружного совета)

– Джонатан Кроуфорд – Республиканская партия (бывший констебль)

– Сайрус Хоук – Независимый кандидат (лавочник)»

Победа была практически у Флэнагана в кармане. Остальные кандидаты значились скорее для вида, чем составляли реальную конкуренцию.

Если бы я мог, то уехал бы из Эшлоу сразу же, но закон обязывал меня исполнять обязанности до вступления в должность нового шерифа, то есть до января. С другой стороны, у меня было время подготовиться, чтобы Эвелин было легче принять новость о нашем переезде.

Первой, кто об этом узнал, стала моя старая подруга Руби.

«Значит, все же решился. – Кивнул она, доставая стаканы и ставя один на стойку передо мной. – Я так и думала, когда ты в тот вечер заявился и сказал, что помышляешь о Бостоне. Знала, что ты не останешься. Наверное, так и лучше».

Потом я навестил миссис Лэнгстон, решил, что ей стоит узнать об этом от меня, а не из газет. Пожилая леди вынула из буфета пару тонких хрустальных бокалов и початую бутылку «Хеннесси». Можно было подумать, что каждый, кому я сообщал об отъезде, немедленно начинал праздновать это событие.

– Верите ли, я знала, что рано или поздно этот день придет. – Повторила она слова Руби. – Вы уже сказали Эвелин?

– Пока нет. Хочу подготовить почву, чтобы ей не о чем было волноваться.

– Конечно, вы как всегда думаете наперед. Я тысячу раз говорила Эвелин, как ей с вами повезло. – Миссис Лэнгстон обычно использовала лесть, когда ей было что-то от меня нужно, но сейчас я решительно не мог представить, что бы это могло быть.

– Надеюсь, вас не слишком расстроит наш отъезд. Вы с женой очень сблизились.

– О, конечно, он меня расстроит. Но, я уверена, Эвелин будет время от времени навещать семью, и мы будем видеться. Позвольте задать один вопрос, Джеймс.

– Конечно.

– Что вы планируете делать с домом?

Это был хороший вопрос, над которым я сам немало думал.

– Нам нужны будут деньги, поэтому его придется продать. Боюсь только, я вряд ли быстро найду покупателя.

– Дом прекрасный.

– Да. Но мне все равно придется сильно снизить цену. И даже так придется подождать – Эшлоу слишком маленький город, очереди точно не выстроится. Я думал, что мог бы сдавать его, но для простых лесорубов такой не по карману. Значит, все равно придется довольствоваться малым.

– Я бы хотела купить его, если вы не против. – Миссис Лэнгстон невозмутимо отпила маленький глоток из бокала, словно говорила о покупке какой-то мелочи. Впрочем, когда-то для нее это действительно была бы мелочь.

– Если вы рассчитываете на наследство брата, то не стоит быть слишком оптимистичной. Это затяжной судебный процесс, и в итоге все его имущество, скорее всего, будет арестовано, потому что приобретено незаконно с использованием поддельной личности.

– Нет-нет, я вовсе не думаю, что получу что-то от Малкольма. Нет. Я хочу продать Грейвуд.

– Миссис Лэнгстон…

– Просто выслушайте, Джеймс. Это поместье для меня ничего не значит – просто большая старая развалина, в которой я пользуюсь одной комнатой. Вы не представляете, какой ад жить там зимой в одиночестве. Я ведь отнюдь не молодею. Мне все еще принадлежит приличный участок земли с лесом. Компания уже некоторое время предлагает мне за него хорошую сумму – 8 тысяч. Это половина того, что заплатил за него Эдгар в начале века. Все так ужасно обесценилось… Но теперь уже никто не заплатит мне больше, такова реальность. Это бремя, а не капитал, понимаете? Поэтому я хочу продать его и перебраться в город, мне так будет намного удобнее, и оставшихся денег вполне хватит на скромную старость. Мне бы этого очень хотелось. Прошу вас, подумайте над моим предложением.

Я подумал. На это ушло не больше минуты. На самом деле, предложение миссис Лэнгстон было невероятной удачей, и я точно не мог бы надеяться на что-то лучшее. Поэтому я не стал притворяться, будто здесь есть, над чем поразмыслить. Я поблагодарил миссис Лэнгстон за щедрость, мы чокнулись краями хрустальных бокалов и заключили сделку.

Эвелин не была ни слепой, ни глупой, поэтому, когда я заговорил о грядущих переменах, это не стало для нее неожиданностью. Мне казалось, что новость о переезде в большой город воодушевит ее больше, чем она показала во время нашего разговора, но она встретила ее с обычной сдержанностью.

– Ты сможешь навещать родных, когда захочешь, Бостон не так уж далеко. – Заверил я, решив, что это ее подбодрит.

– Да, конечно. И у мамы есть Нора и двое внуков, ей не придется скучать.

– Тебе там понравится, ты ведь привыкла жить в городе.

– Олбани куда проще и тише Бостона. Но, думаю, там я тоже смогу найти работу.

– Если тебе захочется. Я смогу позаботится о нас, не волнуйся об этом.

– Я буду ходить на работу, Джеймс. – Повторила она решительно, и я не стал спорить. – Ты уже нашел нам жилье?

– Я напишу Тому и попрошу полистать объявления, он лучше меня разбирается, что там сейчас к чему. За деньги от продажи дома мы можем снять приличную квартиру, не роскошную, конечно, но бедствовать мы не будем.

– Хорошо. Раз ты уже все решил, значит, мы переезжаем. Только попроси своего друга обратить внимание на квартиры с двумя спальнями.

Я кивнул. Эвелин привыкла к своей отдельной комнате. Никому не хотелось спать рядом с человеком, который мог подскочить посреди ночи, задыхаясь от очередного кошмара, или ворочаться, словно вместо кровати под ним раскаленная сковорода. Я не винил ее за желание нормально отдыхать, так было спокойнее нам обоим. Мне не на что было жаловаться, в последнее время мы занимались любовью почти каждую ночь, и по большей части по ее инициативе. Две спальни обойдутся дороже, но спокойная семейная жизнь того стоила.