Душный

«И как же ты соберешь свой механизм, умник?»

Алексей не отводил взгляда. Он понимал, что следующими словами он либо заработает авторитет, либо его изобьют здесь, в этой парной, и выбросят как тряпку.

«У Гурова есть слабость. Не жена, не дети. Он их хорошо охраняет. Его слабость – его бизнес. Его репутация. У него крупный контракт с европейской сетью. Подписан, но не анонсирован. Акции его компании вырастут на тридцать процентов после объявления. Мы делаем утечку. Фейковую. Что в его продукции нашли следы запрещенных веществ. Контракт расторгают. Акции падают. Мы через подставные компании скупаем их по дешевке. Параллельно наш человек в его бухгалтерии запускает информацию о гигантских долгах и неуплате налогов. Через три дня Гуров будет не героем, а преступником, пытающимся спастись от краха. Он сам приползет и продаст все, что у него есть, лишь бы избежать тюрьмы. И ему самому предложат тебя, Виктор, в качестве «инвестора», который может все уладить. Ты войдешь в его бизнес как спаситель. Белый рыцарь. А не как бандит с бейсбольной битой».

Алексей говорил ровно, методично, выстраивая логическую цепь. Он придумал этот план за последние три дня, изучая бизнес Гурова. Он использовал знания, полученные на службе, о методах информационной войны и экономического саботажа. Это было грязно, подло, но… элегантно. Именно так, как любили в «Гиперионе».

Орлов слушал, его тяжелое дыхание постепенно выравнивалось. Злость в его глазах сменилась сначала недоумением, потом холодным, животным интересом.

«И… сработает?» – наконец выдавил он.

«Сработает. У меня уже есть доступ к его почте и серверам. Нужно только твое согласие играть по этим правилам. И дисциплина твоих людей. Никакого насилия. Только информационный удар».

Орлов молча отошел, сел на лавку, снова взял бутылку с пивом и сделал большой глоток. Он смотрел на Алексея уже по-другому. Не как на мальчишку, а как на странную, опасную, но полезную тварь.

«Хреновы вы, мозговитые, тихие, – наконец пробурчал он. – У вас в руках ни крови, ни грязи, а человека сожрешь и не поперхнешься. Ладно. Делай по-своему. Но если облажаешься…» Он не договорил, но смысл был ясен.

«Не облажаюсь», – сказал Алексей.

Он вышел из бани с чувством странной, горькой победы. Он только что отстоял свою точку зрения перед криминальным авторитетом. Он предотвратил насилие. Но ценой чего? Ценой того, что он сам стал архитектором грязной, разрушительной аферы. Он был «инженером», как назвал его Столяров. Инженером по разрушению человеческих жизней.

Следующие семьдесят два часа стали для Алексея адом. Адом, в котором он был и палачом, и погонщиком. Он координировал хакерскую атаку на серверы Гурова, руководил вбросом фейковой информации в профильные СМИ, которые контролировал Кротов. Он следил, как падают акции, как в панике мечутся менеджеры, как рушится репутация человека, построенная за двадцать лет.

Он видел Гурова один раз, на большом экране в ситуационном центре Игнатьева. Прямую трансляцию с пресс-конференции. Гуров, седеющий, с трясущимися руками, пытался что-то объяснить журналистам, кричащим обвинения. Его глаза были полоты отчаяния и непонимания. Алексей смотрел на эти глаза и чувствовал, как что-то внутри него медленно умирает.

Но самым тяжелым был звонок. Личный. От Гурова к Игнатьеву. Алексей стоял в кабинете, когда Игнатьев, улыбаясь, включил громкую связь.

«Артем Владимирович, я… я не знаю, что происходит, – голос Гурова срывался, в нем слышались слезы. – Это какая-то ошибка! Помогите, умоляю! Вы же знаете всех…»

«Михаил Сергеевич, успокойтесь, – голос Игнатьева был медовым, отеческим. – Конечно, помогу. Все уладим. Знаете, я как раз познакомлю вас с одним человеком. Виктором Орловым. Он специалист по таким… сложным ситуациям. Договоритесь».

Алексей вышел из кабинета. Ему было физически плохо. Он добежал до туалета и его вырвало. Он стоял, опершись о холодную кафельную стенку, и трясся. Он только что разрушил жизнь человека. И сделал это виртуозно.

Вечером того дня, когда Гуров подписал предварительное соглашение о продаже контрольного пакета акций структурам Орлова, в «Гиперионе» была устроена маленькая вечеринка. Не шумная, почти интимная. Присутствовали Игнатьев, Столяров, Кротов и еще пара человек.

Игнатьев поднял бокал с коньяком. «За успешное завершение операции. И за нашего нового талантливого инженера. Алексея!»

Все взгляды устремились на него. В этих взглядах было нечто новое – не просто интерес, а уважение. Признание. Столяров кивнул ему с той своей ледяной, почти незаметной улыбкой.

«Механизм сработал безупречно, – сказал банкир. – Поздравляю».

Алексей поднял свой бокал. Он улыбался. Он говорил правильные слова. Он был своим. Настоящим своим. Он переступил через себя, через свою совесть, через все, во что верил. И за это он получил свою награду – место в этом закрытом клубе.

Поздно ночью, вернувшись в свой гостиничный номер, он сел на кровать и уставился в темноту. На столе лежал телефон для связи с Семёновым. Он должен был отчитаться. Написать: «Задание выполнено. Гуров нейтрализован экономически. Доверие членов клуба упрочено».

Но он не мог заставить себя дотронуться до телефона. Вместо этого он встал, подошел к мини-бару и налил себе виски. Первый раз за все время под прикрытием он выпил не для легенды, не для поддержания образа, а для себя. Чтобы заглушить тот мерзкий, сладковатый привкус победы, который стоял у него во рту. И чтобы забыть глаза Гурова.

Он был внутри системы. Он стал ее частью. И с каждым днем выбраться оттуда, не растеряв всего себя, становилось все труднее. Мир за окном, освещенный огнями, казался ему теперь чужим и очень далеким. А настоящая, душная реальность была здесь, с ним, в четырех стенах этой комнаты и в прокуренных залах «Гипериона».

Глава 3. Цена крови

Прошло два месяца. Два месяца, за которые Алексей Горский окончательно перестал удивляться. Роскошь, которая сначала ослепляла, стала фоном. Разговоры о судьбах корпораций и целых регионов – рутиной. Давление, постоянное, как шум в ушах, – его новым нормальным состоянием.

Он стал своим. Ему доверяли мелкие поручения, его мнение спрашивали по техническим вопросам безопасности. Он был эффективным винтиком в машине «Гипериона». И это было самой страшной ловушкой. Он настолько вжился в роль, что порой самому себе казался не капитаном ФСБ под прикрытием, а тем самым Алексеем Горским, голодным и амбициозным перебежчиком, который нашел свой Эльдорадо.

История с Гуровым медленно затягивалась шрамами. Бизнесмен, сломленный и разоренный, в итоге подписал все бумаги и уехал с семьей в неизвестном направлении. Говорили, за границу. Алексей старался не думать о нем. Мысль о том, что он уничтожил жизнь невиновного, была той дверью, за которую он не позволял себе заглядывать. Иначе можно было сойти с ума.

Именно в этот период относительного затишья Игнатьев дал ему новое задание. На первый взгляд – простое, почти техническое.

«Есть один наш партнер, – сказал Игнатьев, они сидели в его кабинете с видом на Москву-Сити. – Павел Громов. Нефтяник. Работает на нас в Сибири. Человек полезный, но… беспокойный. Начал слишком много говорить. О наших методах, о связях. Слово за слово – может наговорить лишнего не тем людям».

Алексей почувствовал знакомый холодок под лопатками. «Лишнее» в лексиконе Игнатьева имело один синоним – «смертельное».