Измена. Я (не)скоро умру

Юлия Крынская

Измена. Я (не)скоро умру

Глава 1

Женя

– Генрих, спаси! Тону! – барахтаюсь из последних сил в ледяной воде.

Муж не заметил, как я выпала посреди океана из лодки. Её всё дальше относит от меня. Генрих полулежит на корме, раскинув руки, и словно не слышит меня. Паника охватывает всё моё существо, я захлёбываюсь и ухожу под воду…

Просыпаюсь в холодном поту и, хватая воздух ртом, по инерции шлёпаю руками вокруг себя. Сердце бешено молотит по рёбрам в моём измученном теле. Обвожу взглядом спальню. Белые стены раздражают. С тех пор как здесь витает запах лекарств, моя комната напоминает больницу.

Чёртов сон! Даже в нём я умираю. Эх, если бы и в жизни так же внезапно, а не так как случилось со мной.

Ещё полгода назад я была цветущей женщиной. В мой последний день рождения муж нашёптывал мне, что в сорок пять баба ягодка опять. А я млела в его жарких объятиях и смущалась гостей.

Казалось, жизнь только начинается. Дочь выросла, можно пожить в своё удовольствие. Что за недуг сожрал меня, известно лишь Богу. Врачи лишь разводят руками. Последние два месяца почти не выхожу из комнаты. Семейный доктор запрещает мне надолго вставать.

Мужу я всегда была нежной женой и надёжной помощницей в делах, но теперь он всё реже заходит проведать меня. В его взгляде угасла любовь. Ему больно видеть, как я слабею на глазах. Боюсь даже думать, что он завёл другую женщину. Это добьёт меня окончательно.

Встав с кровати, напоминающей катафалк, бреду к окну и открываю балконную дверь. Прохладный апрельский ветер приносит глоток свежего воздуха и чуть развевает полы моего шёлкового халата. Жадно вдыхаю свежий воздух и смотрю вдаль. Залив безмятежен, в сгущающихся сумерках на воде дрожит серебряная рябь. Я всегда любила наш особняк на берегу Финского залива и не представляла, что этот дом однажды превратится для меня в тюрьму.

Машина мужа на месте, значит, он дома. После страшного видения хочется прижаться к Генриху, но не для того, чтобы пожалел, а чтобы хоть ненадолго отогнать одиночество.

Подхожу к зеркалу и провожу гребнем по волосам. Болезнь забрала силы, но пока оставила красоту. Придерживаюсь ритуалов по уходу за собой. Выгляжу уставшей, но не измождённой. Исхудала, заострились скулы, зато постройнела до невозможности.

Решаюсь на подвиг. Выхожу в коридор и прислушиваюсь. Снизу доносятся негромкие голоса. Сегодня никто не собирался к нам в гости. Скорее всего, Генрих разговаривает с прислугой. По стенке добираюсь до лестницы. Голова кружится, кровь стучит в висках. Хочется сбежать вниз легко, как прежде, но каждая ступенька даётся с трудом.

Считаю их и замираю на пятой. Внизу слышатся лёгкие стоны и глухое рычание.

– Скоро всем станет заметен мой живот, – капризно тянет женский голос. – Четвёртый месяц уже.

– Плевать на всех, сладкая, – Генрих говорит задыхаясь, словно на бегу. Вцепляюсь обеими руками в перила, не веря своим ушам.

– Она всё равно скоро умрёт! – канючит женщина.

– Дай мне кончить, не зажимайся!

Заставляю себя спуститься ниже. Ноги подкашиваются. Сажусь на ступеньки и беззвучно плачу. На столе полулежит наша горничная Алиса, а мой муж, удерживая её ноги, толкается между округлых бёдер. Налитая грудь Алисы мерно покачивается в такт ударам, ляжки бесстыдно белеют в полутёмной зале. Взглядом упираюсь в живот горничной. Ещё не так бросается в глаза. То-то я не замечала ничего.

Мерзавка работает у нас меньше года. Я не хотела её брать, но она была протеже свекрови, и Генрих не посмел отказать матери. Девчонка ластилась ко мне, была услужливой во всём. Я много работала за компьютером, и она приносила мне чай в комнату, хотя мы никогда не напрягали прислугу по мелочам. До последней минуты я считала, что она единственная, кто по-настоящему заботится обо мне. Я ела и пила из её рук, когда совсем ослабла.

Муж издаёт очередной рык и выгибается дугой. Отступает от стола, вытираясь льняной салфеткой. Размазываю рукавом слёзы, с омерзением смотрю на него. Генрих натягивает штаны и достаёт из кармана красную шкатулку. Кладёт её Алисе на живот.

– Новое колечко тебе.

– Обручальное? – игриво спрашивает Алиса, и не думая сдвигать ноги.

– На свадьбу получишь вот с таким бриллиантом! – муж показывает кулак. – Моя-то мне наследника не родила. Выкинула на третьем, что ли, месяце и пустой потом осталась. А ты мне парня родишь!

Нож в спину! Это была наша с Генрихом тайна. Мы попали в аварию, когда он гнал на огромной скорости машину в город. От полученных травм я потеряла ребёнка. Врачи вынесли вердикт – детей у меня больше не будет. Мы с Генрихом никому не рассказывали о нашем горе, а тут муж говорит об этом какой-то шлюхе, едва застегнув штаны…

Стараясь не шуметь, убираюсь восвояси. Не помню, как добираюсь до спальни и падаю поверх одеяла. Зарываюсь носом в подушку и реву, не сдерживая слёз.

Скрипит дверь, и тяжёлая рука мужа ложится на моё плечо.

– Женя, у тебя боли?

– Я сейчас дам вам лекарство. – От голоса горничной замираю как от удара плёткой.

Медленно отрываю от подушки голову и смотрю на предателя.

– Алиса, выйди. Мне нужно поговорить с мужем.

Глава 2

Женя

Алиса закрывает за собой дверь, и Генрих, сев на мою постель снова касается меня. Он только что трогал эту девку! Меня током прошибает от чувства брезгливости.

– Убери руки! – трясусь как припадочная.

– Что с тобой, милая?

Милая… Уже не родная и не любимая. Предатель! Хочется крикнуть это ему в лицо. Собираюсь с духом и говорю совсем другое.

– Я хочу, чтобы ты уволил Алису.

– Нет, – припечатывает Генрих.

– Меня не устраивает наша горничная, – цежу сквозь зубы.

– Меня устраивает, – в голосе Генриха звучит насмешка.

Если бы у меня были силы, я бы влепила ему пощёчину. Но я никогда не посмею. Генрих был для меня всем в этой жизни, после того как я ушла из большого спорта. Генрих тогда так поддержал меня в моём горе. Он мой единственный мужчина, наверное, потому я принимала его любым. Властный по жизни, сумасшедший в постели, непрошибаемый на работе… Я верила ему безоглядно, и вдруг всё рухнуло в одночасье.

Муж не просто мне изменил. Он больше не любит меня. Просто ждёт моей смерти. Даже не спрашивает, почему я прошу уволить эту девку. Изменяет мне с ней, мысленно продумывая мои пышные похороны. Надеется, что я даже не дотяну до рождения их ребёнка. Если я сейчас потребую развода, доживу ли я до утра? Включается инстинкт самосохранения.

– Тогда отправь меня в больницу.

– Нет, Женя. Ты умираешь. Пусть это случится дома, – понурив голову, муж отворачивается.

Меня словно в прорубь кинули. Тысячи мелких игл впиваются под кожу. Раньше Генрих никогда не говорил так. Из его уст, пусть и без особой надежды, слетало: «Ты поправишься. Ты будешь жить». Поначалу он даже обещал меня отправить на лечение в Германию. Но всё это оказались лишь слова. Если его девка на четвёртом месяце, значит, она забеременела, когда я ощущала всего лишь лёгкое недомогание. Он спал с ней и со мной! Как давно он на неё залез? Сразу, как она появилась?

– То есть ты меня уже хоронишь?

– Женя, мне очень больно…

– А мне не больно? От твоих слов! А, Генрих?

Муж вздыхает, словно я каждый день читаю ему нотации, и они ему уже по горло. Никогда и ни в чём не упрекала его. Сглаживала острые углы дома и на работе.

– Ты сильная, Женя. Именно поэтому я решил с тобой сегодня поговорить серьёзно.

– Сильная? Я даже встаю с трудом… – В груди не хватает воздуха.

Генрих снова поворачивается ко мне. Я смотрю в его холёное лицо. Он будто нацепил маску безразличия. Мне хочется сильнее запахнуть халат, закрыться от мужа и не продолжать этот разговор. Не готова я к нему. И никогда не буду готова. За что мне это? Да, он ещё мужчина в полном расцвете сил. Мы не спим вместе последние два месяца. Я старалась не думать о других женщинах, которых он мог… Не мог! Я мечтала о лебединой верности. Верила в сказку. Считала, что сложно разрушить то, что так долго было единым целым. А ведь вот как всё просто на самом деле. Под самым носом Генрих день за днём предавал меня. Ласкал нашу служанку, а после приходил пожелать мне сладких снов.

– Я не про твоё тело, – Муж бросает взгляд на мою исхудавшую грудь, спрятанную под тонким шёлковым пеньюаром. – Ты всегда была женщиной разумной. И я хотел бы попросить тебя… – Теперь Генрих пристально смотрит мне в глаза. – Чтобы ты переписала на меня свою часть акций нашей компании и оформила генеральную доверенность на всё, что записано на тебя. До того, как ты…

– До того, как я умру? – холодно роняю я. В ушах стучат молоточки, словно надо мной, ещё живой, заколачивают крышку гроба.

– Можно называть это как угодно, Женя. Смысл не меняется. Но я хотел сказать, до того, как ты оставишь меня. Если бы со мной случилось подобное, я поступил бы точно так же.

Если бы не увиденное мною в гостиной, я бы тоже не задумываясь согласилась, но теперь… Моё сердце разрывается от боли, разум бьётся в агонии. В висках пульсирует: «Изменил, предал, растоптал».

– Ты любишь меня? – Глупый вопрос, но я хочу услышать ответ.

Глава 3

Женя

– Конечно, люблю! Как ты можешь спрашивать такое? – возмущение Генриха выходит слишком наигранным.

– Я не собираюсь умирать, Генрих. Мне приснилось, что у нас с тобой родился ребёнок.

Генрих вздрагивает.

– Что за чушь?.. Нет, я, конечно, был бы очень рад. Ты знаешь, как я хотел сына.

– Не знаю. Ты мне всегда говорил, что тебе вполне достаточно меня и дочери. Что мы твои любимые девочки. Врал, значит?

– Нет, но… – Генрих поправляет волосы, его рука дрожит.

– У Кристины скоро заканчивается учёба. Дочь вернётся, и я на неё всё перепишу.

– Что за чушь, Женя? Крис не имеет никакого отношения к нашей компании.

– Почему? Мы ведь семья.

– В смысле, что я и так никогда не обижу нашу девочку. Но мне спокойней будет держать всё в своих руках.

– После моей… – язык не поворачивается, но я всё же говорю, – После моей смерти и так всё будет в твоих руках. Ты подал мне хорошую идею.

Глаза мужа превращаются в лёд. Желваки ходят на скулах. Меня берёт страх – вдруг ударит?

Генрих берёт себя в руки.

– Не думал, что ты однажды лишишься не только сил, но и ума.

– Я хочу в больницу.

– Если только в дурдом, – Генрих встаёт и принимается мерить шагами комнату. – Надо поговорить с врачом. Может и правда пора пригласить психиатра, – муж потрясает руками. – Я окружил тебя заботой, всеми удобствами! А ты говоришь такие вещи.

– Когда последний раз ты меня целовал?

Муж замирает посреди комнаты и, сунув руки в карманы, смотрит на меня так, словно я сказала что-то неприличное. Я продолжаю.

– Сегодня ты даже не спросил, как я себя чувствую! Вчера зашёл лишь сказать спокойной ночи. Ты изменяешь мне, Генрих?

– Начинается! Да я потому весь на нервах, что не помню, когда последний раз с женщиной был!

В это охотно верю. Девку, которая спит с мужчиной в доме, где лежит его больная жена, язык не поворачивается назвать женщиной.

– Поклянись!

– Жень, ну что за детский сад? Как я могу?

Понятно. Пока не ткнёшь носом – не признается. Ну хоть капля стыда осталась. Впрочем, я ошибаюсь. Генриху нужно получить то, что принадлежит мне. Не удивлюсь, если потом он со своей любовницей прихлопнет меня. У неё ведь живот скоро на глаза полезет! Послушать бы их планы.

– Я устала, Генрих. Спасибо, что зашёл.

Поворачиваюсь на бок. Босые ноги озябли, но даже одеяло кажется мне слишком тяжёлым, чтобы сейчас его поднять и накинуть на себя.

Муж обходит кровать и снова садится рядом. Склоняется надо мной, и я зажмуриваюсь от омерзения. Не хочу, чтобы он касался меня.

– Спокойной ночи, любовь моя, – Генрих целует меня в висок и вкрадчиво шепчет. – Подумай о том, что я сказал.

Мужу даже в голову не приходит мысль укрыть меня.

На смену ему является Алиса.

– Евгения Павловна, ну что же вы такая раздетая лежите. Прохладно вечером. Я вам чай принесла. Сейчас травки попьёте и согреетесь. Давайте я вам помогу сесть, – нежным голоском щебечет Алиса.

Я раньше не очень любила чай. Но Алиса, появившись в нашем доме, как-то угостила меня необыкновенно вкусными травами. С тех пор она заваривала мне целый чайник, в нём плавали красивые цветочки, лепесточки, и пился чай легко. Каждый вечер я выпиваю хотя бы чашку. Ведь не так много радостей у меня осталось.

Я задумалась и не сразу поняла, что горничная, поставив поднос на тумбочку, сложив руки под грудью, стоит надо мной как палач.

– Спасибо, Алиса, – скольжу взглядом по её животу. – Но я совсем залежалась. Надо самой немного пошевелиться. Я справлюсь. Ты можешь идти.

– Я вас чем-то обидела?

– Нет! Ты чудесная девочка. Жаль, конечно, что не медсестра. Боюсь, мне скоро придётся держать при себе профессионала. Но я ещё хочу немного побороться. Начну с того, что сама постелю себе.

– Если что, звоните.

– Спасибо, Алиса! – повторяю я.

Остаюсь одна. Измученное сердце трепыхается в груди, отдавая болью под рёбра. Мои родители умерли рано, и Генрих, после их смерти, стал для меня самым близким человеком. Но у меня ведь есть дочь. Она скоро вернётся. Вот только как ей рассказать, что меня предал её отец?

Мне бы сейчас просто услышать голос моей маленькой Крис. Поворачиваюсь на другой бок и тянусь за телефоном. Но его на тумбочке нет. Подползаю к краю кровати. На полу тоже нет. Не надеясь на свою, ставшую совсем плохой, память, сползаю с кровати и ищу его на трюмо, в ящиках стола, в ванной, на подоконнике. На поиски уходит четверть часа! Я двигаюсь как сонная муха. Телефон исчез таинственным образом. Неужели Генрих решил лишить меня последней ниточки, связывающей меня с миром?

Падаю в кресло. Я этого так не оставлю. Я ещё жива! Вскипевший внутри меня гнев, придаёт сил. На автопилоте дохожу до двери. Выглянув в коридор, вижу полоску света, просочившуюся через плохо закрытую дверь спальни Генриха. Держась за стену, иду к мужу. Замираю возле комнаты, услышав нежный голос Алисы.

– Евгения Павловна совсем плоха. Сегодня даже не вставала.

– Думаю и не встанет.

– Ну почему у нас запрещена эвтаназия?

– Что ты такое говоришь? – вздыхает муж.

– В цивилизованных странах давно это практикуют. Помогают людям уйти легко.

– Ты лучше обеспокойся, что у меня не встаёт так быстро. Что-то я устал сегодня.

Открываю дверь чуть пошире. Муж в халате лежит на кровати. Алиса уже тоже успела избавиться от платья. Она склоняется над его бёдрами, и Генрих закидывает руки за голову.

– О, волшебница моя… С головой у Жени совсем плохо. Но есть у меня кое-какие мысли…

Глава 4

Женя

Не в силах больше смотреть на это безобразие, приваливаюсь к стене. Эвтаназия! Как может муж так походя обсуждать мою смерть? Неужели я больше ничего в его жизни не значу? Бежать надо прочь из этого дома. Но этот дьявол почувствовал перемены в моём настроении и теперь вряд ли выпустит из своих лапищ. Что же он там придумал?

Минуты томительно тянутся, но муж не спешит больше делиться своими мыслями по поводу моего дальнейшего существования. Из спальни доносится возня. Придётся ждать, пока Генрих натешится с этой мерзавкой. Время тянется мучительно долго. Пересилив себя, снова заглядываю в комнату. Алиса всё так же безуспешно пытается поднять в бой нерадивого бойца. Да, девочка, дяденьке уже пятьдесят и не работает у него прибор двадцать четыре на семь. Мстительно улыбаюсь.

– Извини, Алиса, – Генрих отстраняет от себя любовницу и запахивает халат. – Не идёт у меня из головы разговор с Женей, вот и сбоит. Иди ко мне.

Алиса ложится на плечо моему мужу.

– Расстроился из-за того, что она не хочет встречаться с нотариусом?

– Ты подслушивала, маленькая негодница? – муж треплет Алису за грудь.

– Ждала, когда ты закончишь, чтобы уложить Евгению Павловну. Не уши же мне затыкать, – мерзавка вроде и называет меня по имени-отчеству, а говорит словно о бревне.

– Да, не хочется потом заморачиваться с наследством, да и мало ли, что Жене придёт в голову. Уже пришло.

– Ты же не уволишь меня? – смеётся Алиса.

– Уволю! – с серьёзным видом заявляет Генрих.

Эта зараза тут же усаживается на него верхом и обиженно тянет:

– Сло-оник, нет!

Кто? Слоник? Снова приваливаюсь к стене. Докатился ты, Генрих Альбертович.

– Уволю, моя козочка! И тут же женюсь, – Из комнаты доносится звонкий шлепок.

Слоник и козочка? Какая-то сексуальная революция в мире животных. Мне тяжело стоять, и я сползаю по стене. Уставившись в темноту, обнимаю колени. Странный эротический спектакль мне как кость в горле, но я убеждаю себя дождаться интересных фактов о своём незавидном будущем. А ещё занимаюсь этим мазохизмом, потому что злость неожиданно придала мне сил. Сколько оказывается произошло, пока я беспечно умирала.

– Я куплю чёрное и белое платье, – делится тем временем планами Алиса. – Мне всегда хотелось примерить шляпку с вуалью.

Су*а! Уже на мои похороны наряд подбирает!

– Я тебе уже столько нарядов накупил. У Жени столько нет.

– Тебе жалко?

– Для тебя, красавица, ничего не жалко.

– Мне нужна гардеробная.

– Как у Жени?

– Что ты меня всё время с ней сравниваешь? – снова шлепок, но теперь, походу, получил Генрих.

– Она моя жена. И вообще я говорил сейчас о мебели.

Надо же, вспомнил! Жена!

– Евгения Павловна сама уже как мебель, – ворчит Алиса.

Ах ты ж тварь мелкая! Откуда тебя только свекровь выкопала? Что-то она говорила про её мать, которая живёт на каком-то хуторе и в город глаз не кажет. Знать бы где он…

– Эх, Алиса! Молодость жестока, – вздыхает Генрих.

– Мне тебя так жалко! – тут же меняет тон его козочка. – Ты прости. Я просто тоже устала по дому с пипидастром в фартуке бегать.

– Не прибедняйся. Ты занимаешься только Жениной комнатой. А так-то в доме впахивает клининг. Сама ты с персоналом не очень-то церемонишься.

– Слушай, а что ты там говорил про психиатра?

– Меня напугала Женина истерика. Она ведь тоже понимает, что конец близок. От такого недолго и умом тронуться, – В голосе мужа неподдельная горечь.

– Ты хочешь положить её в психлечебницу? Они же заколют её там препаратами. Пусть лучше дома умрёт. Всё-таки мы о ней заботимся.

Ну прям мать родная! Я, конечно, в дурку не хочу, но от того, что этого не хочет Алиса мне становится не по себе.

– Алиса, какое у тебя доброе сердце. Но там бы Жене подлечили нервы.

– Пусть твой психиатр приедет и ей уколы назначит. А я сама ей смогу их ставить. Я умею.

Меня прошибает холодный пот.

– Так и поступим, – соглашается Генрих. – Слушай, принеси коньяк. Всё-таки хочу завершить начатое и забить ещё один гол в твои ворота.

– Да, любимый!

Путаясь в полах халата, пытаюсь встать, но понимаю, что не успею добраться до комнаты.

– Оденься хоть, нимфа моя.

– Не хо-чу! – Поёт Алиса и бежит к дверям.

Глава 5

Женя

Всё, что я успеваю сделать, это переметнуться в сторону, чтобы оказаться за дверью. К моему счастью, Алиса, распахнув её, оставляет открытой. Я потираю ушибленное плечо, слушая удаляющиеся шаги. Из спальни доносится тяжёлый вздох. Что за думы тебя мучают, Генрих? Как поскорее избавиться от постылой жены? Или грустишь, что у самого уже силы не те?

Пока мерзавка шарится внизу, мне нужно убираться подобру-поздорову. Незаметно проскочить мимо спальни я могла бы, будучи здоровой. Поэтому, держась за стену, пробираюсь к соседней комнате. Тихонько поворачиваю ручку, но дверь не открывается. С каких это пор муж стал закрывать кабинет и от кого? От меня? От приходящей прислуги? Что ещё за новые правила в нашем доме?

На лестнице слышатся лёгкие шаги, и я скрываюсь в кладовке в конце коридора. Плюхаюсь на тумбу при входе, пытаясь унять взбесившееся сердце. Дышу, как заядлый курильщик, поднявшийся пешком на крышу небоскрёба. Дверь в спальню захлопывается, и я решаюсь включить свет. Тут же упираюсь взглядом в три неряшливых огромных чёрных пакета. Мы в таких выносим крупный мусор. В кладовке у нас всегда порядок, вещи разложены по коробкам с этикетками. Держась за стеллажи, добираюсь до мешков и развязываю один.

Холодею, увидев сверху куртку с меховой опушкой от моего горнолыжного костюма. В двух остальных сложены другие мои тёплые куртки и пальто. Наша с Генрихом верхняя зимняя одежда всегда висела вместе в гардеробной на первом этаже. Почему вдруг она оказалась сваленной здесь? Козочка решила, что я не дотяну до следующей зимы и уже освободила место для своих нарядов? И Генрих об этом знает? Сложно не заметить такое.

Может он уже и гроб мне заказал? Почему нет? Мог вполне разместить его, например, в гараже. Сейчас всё дорожает, а Генрих мужчина рациональный. Может вообще вынесет меня на мусорку в таком же пакете вместе с моими вещами?

У меня нет сил дойти до своей комнаты, и, потерянная, я ещё долго сижу на тумбе. Мысли путаются, но одна светлая проскакивает в голове. У меня же в комнате есть ноутбук. Я могу позвонить дочери… Нет, сейчас уже поздно. Напишу ей.

В этот раз я стараюсь быстрее миновать спальню мужа. Супружеской её уже язык не поворачивается назвать. Включаю ноутбук и сталкиваюсь с новой проблемой. Генрих выключил интернет. Смотрю на белый экран с коротким советом проверить подключение к сети и обратиться к провайдеру для устранения неполадок. М-да, неполадки у меня в семье, а не в сети.

В душ идти нет сил, и я стаскиваю покрывало на пол. Меня трясёт как в ознобе. Забираюсь под одеяло и смотрю на давно остывший чай. Рядом с ним на блюдце, как всегда, лежат три маленькие печеньки и мой любимый трюфель. Внезапно приходит озарение. А что, если Алиса травит меня? Хочется пить, но я больше не прикоснусь ни к чему, что приносит мне эта мерзавка. Графин с водой тоже вызывает подозрения.

Переворачиваюсь на спину и смотрю в опостылевший потолок. Алиса появилась у нас прошлым летом, а первое недомогание я ощутила осенью. Но ещё раньше изменения произошли в наших отношениях с Генрихом. Он стал срываться на мне по мелочам, хотя такого в жизни не было… Пить хочется!

Приходится снова встать и дойти до ванной. С детства не пила воду из-под крана, но сейчас мне кажется это единственным выходом. Заодно и зубу почищу, раз нашла силы доползти сюда. Давно делаю это сидя, а сегодня заставляю себя стоять.

Когда снова оказываюсь в постели, мысли уже путаются. Подумаю обо всём завтра.

Мне кажется, что мы снова спим с Генрихом, и он, как и прежде, ласков со мной… Нет не кажется. Слишком уж всё реально. Открываю глаза и сталкиваюсь взглядом с мужем. За окном уже рассвело.

– Доброе утро, дорогая! – Генрих скользит рукой по моему впалому животу, спускается ниже, и я вскрикиваю. После случившегося мне противен муж и больно от его грубой ласки. Мне кажется, у меня там всё ссохлось и заросло.

– Что ты делаешь? – пытаюсь оторвать его руку от себя. – Уходи немедленно.

Он прижимается к моему бедру горячей плотью.

– У меня утренняя эрекция, а ты как раз вчера жаловалась, что тебе не хватает моих поцелуев.

– Уходи, – шиплю я на него. – Не смей прикасаться ко мне!

– Почему? Ты моя жена.

– Ты ведь как-то справлялся эти два месяца.

– Жил исключительно на ручном режиме, – муж засовывает мне в рот пальцы и снова просовывает мне руку между бёдер. – и всё время думал о моей маленькой сладкой девочке. Я люблю тебя, Женя.

– Нет, Генрих, – упираюсь руками в его крепкую грудь.

– Разве не этого ты вчера хотела? – он наваливается на меня, и я ору от бессилия. Но что я могу сделать с огромным кабаном? – Ты такая хрупкая стала, – он целует меня, и я отворачиваю лицо. Мне кажется, мои кости трещат под напором Генриха.

– Ты делаешь мне больно! Пусти! Ненавижу тебя! – я захожусь в кашле.

Генрих валится на спину и недовольно рычит.

– С каких это пор я стал тебе противен?

Перевожу дыхание.

– Не смей больше ко мне прикасаться. Я… Я хочу развода!

Глава 6

Женя

Генрих снова нависает надо мной. В его голубых глазах немая ярость.

– Я ослышался? Ты хочешь развестись?

– Ты предал меня, – закрываю глаза и стараюсь не дышать. Мне душно от одного присутствия мужа.

– Ты о чём? – Теперь и Генрих задерживает дыхание.

Сказать ему об измене, значит подписать себе смертный приговор. Муж слишком заботится о репутации. И если вчера он просто лишил меня связи с внешним миром, то боюсь, что после сегодняшнего разговора он вообще запрёт меня в комнате. К нам редко теперь приходят гости, но скоро у мужа день рождения. Он собирался отметить его дома. Если он не вернёт мне телефон – это единственная возможность переговорить с кем-то из знакомых.