Конец «Белого лотоса». Серия «Интеллектуальный детектив»

Конец «Белого лотоса»

Серия «Интеллектуальный детектив»

Василий Попков

© Василий Попков, 2025

ISBN 978-5-0068-3150-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Холодный звоноК

В офисе «Архивной правды» царила редкая, почти идиллическая тишина. Илья Прохоров составлял каталог недавно полученных документов, наслаждаясь строгим порядком архивных коробок. В углу, за своим монитором, работала Марина, а из-за полуоткрытой двери кабинета Анны Орловой доносился ровный гул деловых переговоров. Елена Коршунова, устроившись на диване с ноутбуком, готовила материал для новой статьи. Даже вечно хмурый Егор Волков, развалившись в кресле, с видимым удовольствием потягивал свежезаваренный чай.

Этот мирный покой был обманчив, и все они это знали. После истории с Кодексом Ломоносова и «Обществом Посвященных» раны еще не затянулись. Но сегодняшний день позволял хотя бы сделать вид, что жизнь вошла в нормальное русло.

Звонок раздался внезапно. Не привычный рингтон рабочего телефона, а пронзительная, тревожная трель личного аппарата Ильи. Он вздрогнул, отложив папку. На экране горел незнакомый номер со швейцарским кодом.

Илья нахмурился, поднес телефон к уху.

– Алло?

Сначала – лишь шум эфира и прерывистое, сдавленное дыхание. Потом – женский голос, сломанный отчаянием, с легким немецким акцентом.

– Мистер Прохоров? Илья Прохоров из «Архивной правды»?

– Да, я вас слушаю.

– Меня зовут Катерина Шольц. Я… я жена доктора Армина Шольца. Вы знали его?

Илья замер. Воздух в кабинете застыл. Илья видел, как Елена перестала печатать и смотрит на него. Егор и Марина тоже замерли, уловив перемену в его позе.

– Доктор Шольц… да, мы консультировались с ним по одному сложному делу, – осторожно ответил Илья. – Что случилось?

– Он пропал. Три дня назад в Цюрихе. Бесследно. – Голос Катерины задрожал еще сильнее. – Вместе с ним исчезли все его рабочие записи. И цифровые, и бумажные. Все, над чем он работал все эти месяцы!

– Вы обращались в Полицию? В Интерпол? – автоматически спросил Прохоров, уже чувствуя ледяную тяжесть на дне желудка.

– Да, конечно. Они ведут расследование. Официально – как возможное похищение с целью выкупа. Но… есть нюансы. – Голос Катерины понизился до шепота, полного ужаса. – За день до исчезновения Армин отправил своему коллеге, мистеру Райту из кризисного центра, зашифрованное сообщение. Всего три слова: «Они нашли отголосок».

Илья медленно закрыл глаза. «Отголосок». Слово, которое он сам использовал в своем отчете, описывая те фрагментарные данные по методу имплантации информации, что остались от исследований Крюкова. Обрывки, которые не могли восстановить формулу, но могли указать направление мыслей. Доктор Шольц, ведущий нейрофизик, пытался реконструировать процесс, чтобы понять механизм и разработать контрмеры. Очевидно, он нашел что-то. Или… кто-то нашел его.

Катерина молчала, и Илья слышал, как она с трудом сглатывает ком в горле.

– Но это еще не все, мистер Прохоров. В ночь, когда он исчез… он позвонил мне с неизвестного номера. Было слышно только его дыхание… тяжелое, паническое. И он прошептал… он прошептал по-русски, хотя мы дома всегда говорили по-немецки…

– Что он сказал? – Илья почувствовал, как у него похолодели пальцы, сжимавшие телефон.

Тишина в трубке затянулась, а затем голос Катерины Шольц, сорвавшийся на шепот, прозвучал как предсмертный хрип:

– Он сказал: «Он жив… Смотри в Белую страну».

Илья опустил телефон и посмотрел на своих друзей. На бледное лицо Елены, на суровое – Егора, на испуганно-внимательное – Марины.

– Ну что, – мрачно проговорил Егор Волков, тяжело поднимаясь с кресла. – Похоже, наш отпуск закончился.

Глава 2. Белая страна

Тишина в офисе «Архивной правды» впитывала в себя стук дождя по стеклу, мерцание экранов и тяжелое дыхание людей, столкнувшихся с абсолютно бессмысленной загадкой. Фраза «Белая страна» висела в воздухе призрачным пятном, не находя себе места в логической картине мира Ильи Прохорова.

Он отложил карандаш, которым бессознательно чертил на листе бумаги геометрические фигуры, почесал нос и задумчиво сказал:

– Ничего. Ни в одном справочнике, энциклопедии, географическом атласе. Ни в исторических хрониках. Это словосочетание не существует.

– Может, это код? – тихо предложила Елена, сама не веря в эту версию. – Какой-нибудь оперативный сленг, известный только его кругу?

– Сленг не рождается в вакууме, Лена, – мрачно отозвался Егор Волков. Он стоял у окна, спиной к комнате, и смотрел на мокрый асфальт. – У него всегда есть основа. «Чайка» – это самолет. «Булыжник» – пистолет. «Маслята» – патроны. «Белая страна»… На что это может быть похоже? Беларусь? Но тогда бы он сказал «Беларусь». Нет. Это что-то другое. Что-то, что не имеет официального названия. Или чье название известно лишь очень узкому кругу.

Илья почувствовал знакомое щемящее чувство в груди – чувство тупика, когда все пути проверены, а стена перед тобой становится выше. Он ненавидел это чувство. Оно напоминало ему о его собственной беспомощности, о тех случаях, когда правда ускользала, оставляя после себя горький осадок.

– Ищем иначе, – раздался спокойный, сосредоточенный голос Марины. Она не отрывалась от своего монитора, ее лицо освещалось мерцающим синим светом. – Если это не географическое понятие, значит, это метафора. Символ. Миф.

– Миф? – Илья скептически покачал головой. – Катерина Шольц говорила, что ее муж был человеком сугубо рациональным, ученым. Нейрофизиком. Какие мифы?

– Самые опасные, – не оборачиваясь, бросил Егор. – Те, в которые верят умные люди. Рациональный ум, столкнувшись с иррациональным, не всегда отрицает его. Иногда он пытается найти ему рациональное же объяснение. И скатывается в безумие, даже не заметив этого.

Марина щелкала клавишами, ее брови были сдвинуты в напряжении.

– Запрос «Белая страна»… Огромное количество мусора. Поэзия, фантастика, музыкальные группы. Отсеиваем. Добавляем ключевое слово «оккультизм»… И… пошло-поехало.

Она повернула монитор так, чтобы все могли видеть.

– Смотрите. «Страна Белого Царя». Не страна, а скорее… концепция. Утопия. Гиперборея.

На экране возникали изображения – старинные гравюры с изображением северного рая, карты, где на месте Северного Ледовитого океана красовался огромный материк, символические древа жизни, растущие из льда.

– Мифическая северная прародина «арийской расы», – продолжила Марина, ее голос стал лекторским, отстраненным. – Согласно легендам, высокоразвитая цивилизация, ушедшая под лед или уничтоженная катаклизмом. Эзотерики XIX и XX веков, вроде Елены Блаватской, вовсю эксплуатировали этот миф. Считалось, что гиперборейцы обладали тайными знаниями, позволявшими управлять сознанием, материей, временем.

– Ерунда, – буркнул Илья, но в его голосе уже не было прежней уверенности.

– Сама по себе – возможно, – парировала Марина. – Но важно не то, во что они верили, а то, что они делали, веря в это. Смотрите дальше.

Она переключила изображение. На экране появились черно-белые фотографии – люди в эсэсовской форме на фоне арктических пейзажей, странные приборы, установленные на льду.

– Нацистское общество «Аненербе» – «Наследие предков». Создано для поиска материальных доказательств этих мифов. Они отправляли экспедиции на Кольский полуостров, в Арктику, на Землю Франца-Иосифа. Искали вход в «полую Землю», следы гиперборейцев, артефакты.

– «Аненербе»? – Егор резко повернулся от окна. Его глаза сузились, взгляд стал острым, охотничьим. В них вспыхнула искра понимания, смешанного с отвращением. – Вот оно что. Это уже пахнет не мифами, а конкретными людьми в конкретных ватниках с конкретными званиями. После войны их архивы, их «ученые» и их разработки достались не только американцам. Значительная часть осела у нас. Наши ученые продолжали работы в другом, разумеется, направлении. «Изучение экстремальных условий Арктики». «Психофизиология полярников».

– Именно, – кивнула Марина, и ее пальцы вновь затанцевали на клавиатуре. – И вот что я нашла, покопавшись в рассекреченных отчетах советских полярных станций. Конец 40-х, начало 50-х.

На экране появились скан-копии пожелтевших документов с грифом «Совершенно секретно».

– Вот донесение с зимовки на станции «Полюс-7» за 1949 год. Цитата: «…зафиксирована неопознанная активность в районе „ледника Молчания“. Группа лейтенанта Фёдорова обследовала район. Обнаружены следы пребывания неизвестной группы, не связанной с метеорологической программой. Обнаружены предметы, похожие на измерительную аппаратуру неизвестного назначения…»

– А вот еще, – она открыла другой документ. – 1951 год, станция «Восток-2». Рапорт начальника станции: «…в течение недели наблюдались аномальные свечения в атмосфере, не связанные с полярным сиянием. Радиосвязь прерывалась помехами, в эфире прослушивались неопознанные голосовые сообщения на неизвестном языке…» На полях документа чья-то резолюция: «Прекратить панику. Явления имеют природный характер. Дальнейшие доклады по данному вопросу не принимать.»

В комнате повисла звенящая тишина, которую не мог нарушить даже стук дождя. Призрачный миф обретал плоть и кровь. «Белая страна» превращалась в ледяную пустыню, где в строжайшей тайне кто-то что-то искал, наблюдал, а возможно, и нашел.

– «Полюс-7», «Восток-2»… – задумчиво проговорил Илья. – Это реальные места. Координаты. Логистика.

– Но они давно заброшены, – заметила Елена. – Что мы можем там найти сейчас?

– Не они, – вдруг резко сказал Егор. Он подошел к столу и уперся в него костяшками пальцев. Его лицо было серьезным. – Вспомните план Крюкова. Имплантация информации. Исследования Шольца. Все это – о мозге. О сознании. А что, если «Аненербе» искали в Арктике не артефакты, а… условия? Особые условия, влияющие на психику? Магнитные аномалии, особый свет, изоляцию… Идеальный полигон для экспериментов над человеческим разумом.

Он посмотрел на Илью.

– «Он жив… Смотри в Белую страну». Что, если «Он» – это не человек? Что, если «Он» – это сам проект? Древний, нацистский, советский… а теперь, возможно, частный. Проект, который никогда не умирал. Он просто спал. А Шольц своим исследованием его разбудил.

Илья почувствовал, как по спине пробежал ледяной холод. Тупик сменился не проторенной дорогой, а зияющим провалом в кромешную тьму. Они стояли на краю, и смотрели в бездну, полную льда, безумия и отголосков давно забытых преступлений. А бездна, как это водится, смотрела в ответ.

Глава 3. Личный интерес

Тишина, наступившая после догадок Егора о «Белой стране», была взрывоопасной. Каждый переваривал услышанное, примеряя на себя чудовищный пазл, который складывался из мифов, нацистских экспедиций и советских секретов. Илья чувствовал, как привычный мир архивной пыли и бумажных свидетельств трещит по швам, обнажая пугающую, иррациональную изнанку.

– Давайте еще раз, – глухо проговорил Егор. Он подошел к колонкам, его лицо было непроницаемо, но в глазах стояло странное, почти болезненное напряжение. – Последний звонок. Я что-то упустил.

Марина без слов кивнула и запустила запись. Снова в комнате раздалось тяжелое, захлебывающееся дыхание Катерины Шольц, и этот шепот, пропитанный ужасом: «Он жив… Смотри в Белую страну».

Все смотрели на Егора. Он стоял, не двигаясь, его взгляд был устремлен в пустоту, но Илья видел, как напряглись мышцы его шеи, как сжались кулаки. Казалось, он вслушивался не в слова, а в сам звук, в тембр, в ту неуловимую аудиальную ауру, которую не способен уловить никто, кроме того, кто ее когда-то уже слышал.

Запись закончилась. В комнате снова воцарилась тишина. Егор медленно повернулся. Его лицо было серым, постаревшим за эти несколько минут.

– Егор? – тихо позвала Елена.

Он не ответил. Вместо этого он прошел к своему креслу и тяжело опустился в него, уставившись на свои руки.

– Двадцать пять лет, – его голос был хриплым, чужим. – Черт возьми. Двадцать пять лет.

Илья обменялся встревоженными взглядами с Мариной и Еленой.

– Что двадцать пять лет? О чем ты?

– Мое первое дело, – поднял на них глаза Егор. В них бушевала буря из боли, неверия и давно похороненной ярости. – Первое самостоятельное дело в органах. Не раскрытое. Висяк. Пятно. Пятно, которое я ношу с собой всю жизнь.

Он провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть с него налипшую за четверть века пыль архивного дела.

– Пропал человек. Майор КГБ Семенов. Алексей Петрович. Мой наставник. Умнейший, честнейший офицер старой школы. Вышел вечером из дома, сказал жене, что задержится на пару часов. И не вернулся. Никогда.

Илья замер, предчувствуя, куда клонит старый майор.

– И что? Какая связь?

– Связь… – Егор горько усмехнулся. – Связь в том, что его жена, Вера Семенова, когда я пришел к ней на следующий день… У нее был точно такой же голос. Такая же интонация. Тот же самый надлом, та же дрожь, тот же ужас в каждом слове. Я тогда, молодой, зеленый, слушал ее и клялся себе, что найду его. Что разорву в клочья тех, кто посмел… – Он с силой сжал кулак, костяшки побелели. – Не нашел. Дело было странным. Ни следов борьбы, ни мотива, ни тела. Будто испарился. Со временем его списали. А я… я научился с этим жить. Задвинул подальше.

Он посмотрел прямо на Илью, и в его взгляде было нечто такое, от чего у Ильи похолодело внутри.

– И вот сейчас, спустя двадцать пять лет, я слышу этот голос снова. Голос Веры Семеновой. Тот самый. В телефоне жены какого-то швейцарского ученого. Катерина Шольц… ее голос – это эхо. Почти точная копия. Тот же тембр, те же речевые особенности, та же манера плакать беззвучно. Это не совпадение, Илья. Не может быть совпадением.

В комнате повисло ошеломленное молчание. Версия о том, что дело Шольца может быть связано с давним провалом Егора, была настолько невероятной, что какое-то время никто не мог найти слов.

– Но… как? – наконец выдохнула Елена. – Твоя история – это Ленинград начала девяностых. А это – Цюрих, наши дни. Разные миры.

– Разные миры? – Егор резко встал, его движения снова стали энергичными, ястребиными. – А «Белая страна»? А «Аненербе»? А секретные полярные станции? Это что, не мостик через время? Дело Семенова… я всегда чувствовал, что там что-то нечисто. Что оно было не таким простым, как казалось. Что его исчезновение связано не с бытовухой или криминалом, а с чем-то большим. С чем-то, что тщательно скрывали. И Шольц, и мой… наставник – они связаны с одной и той же женщиной. Совпадение? Нет. Тень, которая тянется из того самого проклятого места. Из «Белой страны».

Илья смотрел на Егора и видел в его глазах не просто профессиональный интерес. Он видел боль давней, незаживающей раны, которая вдруг снова начала кровоточить. Он видел личную одержимость. Это было опасно. Очень опасно. Но возможно, это и было ключом.

– Значит, мы ищем не просто пропавшего ученого, – тихо проговорил Илья. – Мы ищем ответ на вопрос, который преследует тебя всю жизнь. Мы ищем правду о майоре Семенове.

Егор кивнул, и в его кивке была вся тяжесть прожитых лет и неразгаданной тайны.

– Да. И теперь это для меня не работа. Это долг.

Глава 4. Архивный призрак

Пыль архива бывшего КГБ имела особый запах – смесь выцветшей бумаги, старого клея и невысказанных секретов. Илья Прохоров, несмотря на свой богатый опыт, каждый раз чувствовал здесь легкий спазм в горле. Это было место, где правда не жила – она была замурована в папках, зашифрована в отчетаx и похоронена под грифами «совершенно секретно».

Доступ к делу майора Семенова ему обеспечили через старые, не афишируемые связи Егора. Не официальный запрос, а тихий, полулегальный визит в святая святых – хранилище, где покоились призраки неудавшихся расследований и навсегда замолчавших дел.

Дело №0147—91 по факту исчезновения майора Алексея Петровича Семенова хранилось на дальней полке в сером картонном переплете. Илья снял его с особым чувством – он держал в руках не просто папку, а незаживающую рану своего друга. Призрак, преследовавший Егора всю жизнь.

Он устроился за отдельным столом в углу читального зала, под тусклой лампой, отбрасывающей желтоватый свет. Открыл папку.

И обомлел.

Он ожидал увидеть толстый том – протоколы допросов, отчеты о проведенных операциях, объяснительные, фотографии. Все, что полагается по делу о пропаже офицера такой величины.

Но дело было почти пустым.

В нем лежало всего несколько листов. Первый – официальное заявление жены, Веры Семеновой, о пропаже мужа. Написанное дрожащей рукой, с пометкой о принятии. Второй – сухое донесение из отдела кадров, подтверждающее, что майор Семенов на службу не вышел и местонахождение его неизвестно. Третий – краткая справка о личности Семенова. И все.

Ни одного отчета о проведенных поисках. Ни одного опроса коллег. Ни следа оперативной работы. Словно человека не искали вовсе. Словно его исчезновение было не проблемой, а… ожидаемым событием.

Илья почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Это было хуже, чем тупик. Это была стена молчания, возведенная намеренно.

Он взял в руки лист со справкой о личности. Стандартная анкета. ФИО, дата рождения, звание, должность… В графе «Особые приметы» – ничего. В графе «Последнее место службы» – номер отдела, который, как Илья знал, был расформирован через год после исчезновения Семенова.

И тут его взгляд упал на самый низ листа. Туда, куда обычно ставятся штампы о согласовании и визы начальства.

Там, под мелким, машинописным текстом, стоял оттиск штампа. Не синий, как все остальные пометки, а красный. Яркий, кричащий, словно предупреждение. Штамп был небольшим, но четким.

«БЕЛАЯ СТРЕЛА»

Илья замер, вглядываясь в эти два слова. Это не был гриф секретности. Это было что-то другое. Кодовое название операции? Проекта? Организации? «Белая Стрела»… Звучало одновременно и поэтично, и угрожающе. И оно перекликалось с «Белой страной». Слишком явно, чтобы быть случайностью.

Сердце Ильи забилось чаще. Он положил лист на стол и достал из папки последний предмет – черно-белую фотографию майора Семенова. Снимок был стандартным, служебным – мужчина в форме, строгий взгляд, поджатые губы, волевой подбородок. Лицо человека, привыкшего к дисциплине и порядку.

Илья посмотрел на это лицо. На темные волосы, зачесанные набок, на прямой нос, на характерную линию бровей. И что-то щелкнуло в его памяти. Что-то знакомое.

Он отложил фотографию и достал из своего планшета файл, присланный Катериной Шольц. Там было несколько семейных фотографий. Одна из них – молодой Армин Шольц, сделанная, судя по всему, в конце 80-х, начале 90-х. Ученый, не носивший формы, с более мягкими чертами лица, в очках, с задумчивым взглядом.

Илья положил две фотографии рядом. Служебный снимок майора Семенова и молодого Армина Шольца.

И мир перевернулся.

Это было одно и то же лицо.

Черты, изменившиеся за годы, но основные кости, разрез глаз, форма губ – все было идентично. На фотографии Семенова он выглядел жестче, суровее, но это был он. Тот же человек.

Илья откинулся на спинку стула, пытаясь перевести дух. В ушах стоял звон. Он смотрел на два изображения одного человека, разделенные тридцатью годами и пропастью между личностями. Майор КГБ Алексей Семенов. И ученый-этик Армин Шольц.

Значит, Семенов не исчез. Он сбежал. Кардинально изменил внешность, имя, биографию, личность. Годами готовил себя для внедрения на Запад. Но зачем? Для чего агенту такой глубины легализации понадобилось становиться именно ученым-этиком? Что он должен был сделать?

И главное – что за организация, проект или операция под названием «Белая Стрела» заставила его бежать и так тщательно скрываться?

Илья собрал документы дрожащими руками. Он нашел дверь в лабиринт, который был гораздо страшнее и запутаннее, чем он мог предположить. Призрак из прошлого Егора оказался не жертвой, а ключевой фигурой в игре, правила которой они только начинали понимать.

Игра, которая, судя по всему, была далека от завершения.

Глава 5. Реинкарнация

Офис «Архивной правды» погрузился в гнетущую тишину, которую нарушал лишь монотонный стук дождя по стеклу. Илья положил две фотографии на центральный стол – строгий майор КГБ Алексей Семенов и утонченный ученый-этик Армин Шольц. Молчание длилось почти минуту, пока присутствующие впитывали в себя чудовищную истину.

– Реинкарнация, – наконец прошептала Елена, не отрывая взгляда от снимков. – Буквальная. Он умер и родился заново.

– Не родился, – мрачно поправил Егор. Он стоял, опираясь руками о стол, и его лицо было искажено гримасой боли и ярости. – Он совершил побег. Из своей жизни. Из своей личности. От меня. – Его голос дрогнул на последнем слове. Для него это было не просто расследование. Это было предательство. Предательство человека, которого он боготворил, которому верил, которого искал все эти годы.

Илья понимал его чувства, но его аналитический ум уже работал, выстраивая цепь логических умозаключений.

– Позвольте усомниться в версии о простом бегстве, – тихо сказал он, пристально вглядываясь в фотографии. – Майор КГБ, обладающий, без сомнения, доступом к секретнейшим данным, не станет просто так менять одну жизнь на другую. Это не побег от быта или криминала. Это стратегическая операция. Операция прикрытия длиною в жизнь.

Марина, до этого молча изучавшая данные на своем экране, подняла голову.

– Илья прав. Я углубилась в биографию Армина Шольца. Она… безупречна. Слишком безупречна. Родился в 1965 году в Лейпциге в семье немецких антифашистов, вернувшихся из советской эмиграции. Идеальное прикрытие для человека со знанием русского менталитета и языка. Докторская степень по биоэтике в Гейдельбергском университете. Десятки научных работ, членство в престижных международных комитетах… Это не спонтанная легенда. Это долгосрочная, многослойная маскировка, которую готовили годами. Возможно, десятилетиями.

– Международные комитеты? – переспросил Илья. – Какие именно?

– Самый главный, – Марина вывела на большой монитор список, – Международный биоэтический комитет при ЮНЕСКО. Консультативный орган, который занимается выработкой этических норм для новых технологий, включая генную инженерию, нейронауки, искусственный интеллект. Комитет не имеет прямой власти, но его рекомендации… они формируют законодательную базу по всему миру. Это мягкая сила в чистом виде.

В воздухе повисло понимание, холодное и тяжелое.

– Он не скрывался, – медленно проговорила Елена. – Он… внедрялся. Целью был не просто Запад. Целью была самая верхушка интеллектуальной и этической пирамиды. Место, где принимаются решения, определяющие будущее человечества.

– Но для чего? – с надрывом в голосе спросил Егор. – Ради чего он все это сделал? Променял Родину, предал товарищей, оставил меня… ради чего? Чтобы стать безликим чиновником в международной организации?

– Возможно, ответ кроется в том, от чего он бежал, – сказал Илья. Он ткнул пальцем в воображаемую точку на столе, глядя на Егора. – В «Белой Стреле». Мы думаем, он сбежал от своей старой жизни. А что, если он сбежал от самой «Белой Стрелы»? И его внедрение… это не работа на КГБ. Это его личная война. Возможно, он пытался добраться до рычагов влияния, чтобы помешать тому, что связано с этим проектом.

– Или наоборот, – хрипло возразил Егор. В его глазах бушевала внутренняя буря. – Что, если его внедрение – это и есть продолжение «Белой Стрелы»? Что, если он не жертва, а ключевой исполнитель? Он годами готовился, чтобы изнутри, с самой вершины, влиять на мировые этические нормы. Подготавливать почву. Делать возможным то, что сейчас кажется немыслимым.

Эта мысль была еще страшнее. Майор Семенов, герой и наставник, мог быть не жертвой обстоятельств, а холодным, расчетливым агентом влияния, десятилетиями ведущим свою игру.

– И то, и другое сводится к одному, – резюмировала Марина. – Проект «Белая Стрела» – это нечто настолько глобальное и ужасающее, что ради борьбы с ним или ради его продвижения человек готов был уничтожить себя и прожить чужую жизнь. Шольц, работая над реконструкцией метода Крюкова, возможно, осознал, для чего на самом деле могут быть использованы его наработки.