Просто быть Ветром

Он рассказывал ей всё: о своих детских страхах, о первом знакомстве с отцом, о том, как учился слушать лес. Она слушала его внимательно, а потом делилась своими историями – о том, как её стадо кочевало с севера, о первом снеге, который она увидела, о своей любви к самым высоким точкам, откуда виден весь мир.

– Знаешь, о чём я иногда думаю? – сказала она как-то раз, когда они стояли на таком утёсе, глядя на расстилающийся внизу лес, похожий на зелёное море. – Я думаю, что мы все – часть одного большого целого. Деревья, трава, мы, даже камни. И есть какая-то нить, которая связывает всё. Иногда я чувствую её… особенно сейчас.

Она посмотрела на него, и Эрэл почувствовал, как по его спине пробегает тёплая дрожь. В этот момент он понимал её абсолютно. Тот самый древний зов, что звучал в его крови, был этой нитью. И она связывала его с ней.

Их игры стали более нежными. Они не скакали по полянам сломя голову, а просто стояли рядом, касаясь друг друга боками, дыша в унисон. Они могли часами лежать в высокой траве, молча наблюдая за проплывающими облаками. В её присутствии странное беспокойство покидало Эрэла, сменяясь глубочайшим, всеобъемлющим миром. Он понял, что это и есть та самая Любовь, о которой так мудро и отстранённо говорил отец. Теперь он чувствовал её сам – не как долг, а как единственно возможное состояние бытия рядом с ней.

Прошла ещё одна зима и ещё одна весна. И следующей осенью, когда лес снова запылал багрянцем и золотом, Элиана привела его на ту самую поляну у ручья, где они впервые встретились.

– Эрэл, – сказала она тихо, и в её голосе была лёгкая тревога, смешанная с нежностью. – Наступило время. У нас будет ребёнок.

Эрэл замер. Мир на мгновение перестал существовать. Затем новая, незнакомая волна чувств нахлынула на него. Не страх. Не растерянность. Это была огромная, всепоглощающая ответственность, но такая же светлая и чистая, как вода в ручье. Он подошёл к ней и прикоснулся своим лбом к её шее.

– Всё будет хорошо, – прошептал он. – Я буду с тобой. Всегда.

Он не просто произносил слова. Он давал обет. Обет защищать, оберегать, любить. В тот миг он окончательно понял слова отца. Его сила, его быстрая нога, его умение слышать лес – всё это теперь имело единственную цель: обеспечить безопасность им двоим. Нет, троим.

Он стал тенью для Элианы. Он выбирал самые безопасные и сытные пастбища, первым проверял тропы, ночами стоял на страже, пока она отдыхала. В его движениях уже не было юношеской порывистости, появилась плавная, уверенная сила будущего отца и вожака.

И вот настал день. Элиана удалилась в густые заросли папоротника, и Эрэл, не в силах находиться рядом, метался на опушке, слушая её сдержанные стоны. Каждый звук отзывался в нём острой болью. Он чувствовал себя беспомощным, как в детстве, и это было невыносимо для его возмужавшей силы.

Но потом раздался другой звук. Тонкий, жалобный, настойчивый. Крик. Новой жизни.

Эрэл застыл, не смея дышать. Через мгновение из зарослей вышла Элиана. Она выглядела уставшей, но счастливой. А рядом с ней, пошатываясь на тонких, как тростинки, ножках, шёл крошечный оленёнок, тычась носом в её бок в поисках молока.

– Сын, – сказала Элиана, и её глаза сияли. – У нас сын.

Эрэл медленно, почти благоговейно приблизился. Маленький оленёнок испуганно вздрогнул и спрятался за мать. Эрэл остановился. Он смотрел на это маленькое, превосходное существо, на его огромные, полные удивления глаза, на его влажный нос, на его беспомощно дрожащие ноги. И сердце его наполнилось такой любовью, такой нежностью и таким жгучим желанием защитить этого малыша от всего мира, что ему показалось, что оно разорвётся.

Он медленно, очень осторожно протянул нос и коснулся мордочки сына. Тот отшатнулся, но потом, почувствовав исходящее от большого оленя тепло и ласку, сделал робкий шаг навстречу.

И в тот миг, когда их носы соприкоснулись, в памяти Эрэла вспыхнуло что-то древнее, глубокое, забытое. Фраза, которую он слышал в своих снах. Она пришла не как слово, а как чувство, как абсолютная, не требующая доказательств истина.

Мы с тобой одной крови.

Он понял это теперь не умом, а всем своим существом. Глядя в глаза своего сына, он видел в них то же чистое сияние, ту же искру жизни, что горела в нём самом, в Элиане, в его родителях, в каждом листе на дереве и в каждой капле росы. Границы между «я» и «ты» растворились. Он был не просто Эрэл, отец этого оленёнка. Он был продолжением жизни, звеном в бесконечной цепи, хранителем и частью чего-то необъятно большего.

Он обернулся к Элиане. В её глазах он увидел то же понимание, ту же бездонную любовь. Они были больше, чем пара. Они были целым миром, у которого теперь есть будущее.

Эрэл тихо тронул носом своего сына.

– Добро пожаловать, маленький Ветерок, – прошептал он. – Мы с тобой одной крови. И я всегда буду с тобой.

И он знал, что говорит правду. Не потому что обещает, а потому что это был закон бытия, который он наконец-то по-настоящему ощутил.

Глава 5. Друг у Высокой Скалы

Жизнь Эрэла обрела новый, глубокий ритм. Он был мужем, отцом, защитником. Его дни были заполнены заботой о Элиане и маленьком Ветерке (имя которого – Зефир – придумала сама Элиана, заметив, как он резвится под ласковыми дуновениями ветра). Он учил сына тому, чему научил его собственный отец: слушать шепот леса, находить самые сочные травы, чувствовать приближение опасности за милю. Он был счастлив. Полнота его мира казалась абсолютной.

Но иногда, в редкие мгновения тишины, когда Зефир засыпал, прижавшись к Элиане, а лес затихал в предрассветной дымке, Эрэл ловил себя на странном чувстве. Это не была тоска. Скорее, лёгкое, едва уловимое ощущение, что пазлу его мира, кажущийся полным, всё же не хватает одного, последнего кусочка. Как будто прекрасная мелодия, которую он слышал всю жизнь, должна была вот-вот обрести недостающий инструмент, чтобы зазвучать совсем уж совершенно.

Однажды, в разгар особенно жаркого лета, Эрэл отправился на дальнюю поляну, куда редко заходило стадо. Там росла особенная, сочная трава, которую обожала Элиана. Он шёл не спеша, наслаждаясь одиночеством и прохладой под кронами древних елей. Его путь лежал мимо Высокой Скалы – одинокого исполина, вздымавшегося к небу на окраине леса. Это место всегда манило его своим спокойствием и величием.

И вот, приблизившись, он замер.

У подножия скалы, спиной к нему, сидело Существо.

Вся сущность Эрэла, все уроки отца мгновенно крикнули в нем одном словом: «Опасность!». Мышцы напряглись для прыжка, сердце забилось частой дробью, готовое к бегству.

Но… ничего не происходило.

Существо не двигалось. Оно не издавало угрожающих звуков, не пахло железом и дымом, запах которых Эрэл считывал как предупреждение. От него исходил запах потной кожи, пыли и… чего-то грустного, задумчивого. Оно просто сидело, поджав под себя свои длинные, лишённые шерсти конечности, и смотрело куда-то вдаль, на долину, открывавшуюся со скалы.

Эрэл не двинулся с места. Любопытство, сильное и непреодолимое, боролось в нём с инстинктом. Он видел людей издалека, всегда – шумными, быстрыми, опасными группами. Этот же был один. И в его позе читалась такая глубокая, беззащитная печаль, что Эрэлу вдруг стало не страшно, а… жалко.

Он сделал осторожный шаг вперёд. Потом ещё один. Сухой сучок хрустнул под его копытом.

Существо резко обернулось.

Их глаза встретились.

Эрэл увидел не зверя, не охотника. Он увидел два больших, тёмных озера, полных такого же изумления, растерянности и… одиночества, которое он порой чувствовал и в себе. В этих глазах не было злобы. Был вопрос, точно такой же, как у него: «Кто ты?»

Они замерли, изучая друг друга. Эрэл видел бледную кожу Существа, странные покровы на его теле, длинные, гибкие пальцы. Оно было хрупким, без клыков и когтей. Эрэл понял, что мог бы легко одолеть его в схватке, но сама мысль об этом показалась ему вдруг дикой и нелепой.

Существо медленно, очень медленно подняло одну из своих передних лап – руку – и… не сжало её в кулак, а раскрыло ладонью вверх. Жест был настолько явно неагрессивным, таким универсальным знаком мира, что Эрэл понял его всем своим существом.

Он ответил тем же. Он не поднял копыто, конечно. Он медленно, плавно опустил голову и коснулся своим влажным, бархатистым носом протянутой ладони.

Кожа была тёплой, мягкой, живой.

Так родилась тишина. Не пустая, а наполненная диалогом, который шёл без слов. Они говорили глазами, едва уловимыми движениями, тембром тишины, что установилась между ними.

«Я не причиню тебе вреда», – сказал взгляд Эрэла.

«И я тебе», – ответил взгляд Существа.

«Ты одинок?»

«Да. А ты?»

«У меня есть семья. Но иногда… и я чувствую то же».

Эрэл не знал, как долго они простояли так. Но в какой-то момент Существо тихо, без резких движений, опустилось обратно на камень и жестом пригласило его сесть рядом. Эрэл, к собственному удивлению, прилёг на землю, подогнув ноги, в нескольких шагах от него.

Так началась их первая беседа. Они не могли говорить на одном языке, но пытались. Существо издавало странные, гортанные, но мелодичные звуки, указывая на себя: «Ли-ан». Эрэл фыркнул, представившись своим именем. Лиан повторил его, исказив до неузнаваемости, и они оба – человек и олень – фыркнули от смеха, поняв абсурдность ситуации.

Потом Лиан стал показывать. Он достал из складок своей одежды странный предмет – заострённый камень, привязанный к палке. Эрэл насторожился, но Лиан не направил его на него. Вместо этого он стал водить им по мягкой земле, оставляя замысловатые следы. Он рисовал. Он нарисовал оленя – неуклюже, но узнаваемо. Потом нарисовал человеческую фигуру. Потом провёл между ними линию.

Эрэл смотрел, заворожённый. Он понял! Он ткнул носом в рисунок оленя, потом в себя, потом в рисунок человека и в Лиана. «Да! Мы!»

Лиан радостно закивал. Потом он нарисовал солнце, луну, дерево, и Эрэл каждый раз подтверждал: да, я знаю что это. Это было потрясающе. Они создавали общий язык.

Когда солнце начало клониться к западу, Эрэл понял, что ему пора возвращаться к семье. Он поднялся. Лиан тоже встал. На прощание Эрэл подошёл к кусту со спелыми ягодами, аккуратно сорвал несколько веточек и положил их к ногам Лиана. Дар. Доверие.

Лиан смотрел на него с немым восхищением. Потом он порылся в своей сумке и вытащил кусок чего-то тёмного и солёного (это был хлеб, но Эрэл не знал этого). Он отломил крошечный кусочек и, медленно приблизившись, протянул ему на открытой ладони.

Эрэл понюхал. Запах был странным, но не пугающим. Он взял угощение. Это был жест. Жест доверия и дружбы.

Они ещё раз посмотрели друг другу в глаза. Взгляд говорил: «Мы встретимся снова?» И ответ был: «Да».

Эрэл развернулся и побежал прочь, к дому. Лес летел ему навстречу, но на этот раз его сердце пело не только о возвращении к семье. Оно пело о том, что та самая недостающая нота в мелодии его мира наконец-то нашлась. Он прибежал к Элиане запыхавшийся, с сияющими глазами.

– Где ты был? – спросила она, с любопытством глядя на него.

– Я… я встретил Другого, – сказал Эрэл, всё ещё пытаясь осмыслить произошедшее.

– Волка? Рысь? – насторожилась она.

– Нет. Не охотника. Я встретил… Друга.

Он лёг рядом с ней, прижался к её тёплому боку, и начал рассказывать. О Существе у скалы. О глазах, полных печали и ума. О молчаливом диалоге. О рисунках на земле. О ягодах и странном угощении.

Элиана слушала, и в её глазах сначала был страх, потом недоумение, а потом – понимание.

– Ты говоришь о Человеке? Но отец говорил…

– Отец говорил об охотниках, – перебил её Эрэл. – Этот… Лиан… он не охотник. Он… одинокий. Как я у скалы иногда. Он ищет. Как я искал тебя.

Он замолчал, подбирая слова.

– Когда я смотрел ему в глаза, я чувствовал то же самое, что чувствую, глядя на тебя или на Зефира. Ту самую… нить. Помнишь, ты говорила? Я почувствовал, что мы с ним… одной крови. Не в буквальном смысле. А в смысле… чего-то большего.

Элиана долго молчала, обдумывая его слова. Потом она тихо тронула его носом своей мордой.

– Если твоё сердце говорит тебе, что ему можно доверять, я верю твоему сердцу. Но будь осторожен, мой ветер. Мир людей сложен и полон опасностей, которых мы не понимаем.

– Я буду, – пообещал Эрэл. Но в душе он уже знал, что их встреча у Высокой Скалы была не случайностью. Это было начало чего-то нового. Начало дружбы, которая должна была изменить их обоих.

Глава 6. Язык Земли и Неба

Их следующая встреча была назначена без слов. Эрэл просто знал, что на следующий день, когда солнце будет в зените, он придёт к Высокой Скале. Так и вышло. И Лиан уже ждал его, сидя на своём камне, и в его глазах вспыхнула тихая радость, когда он увидел оленя.

На этот раз страх и неуверенность почти полностью уступили место любопытству и предвкушению. Лиан сидел на своём камне и что-то усердно плел из длинных стеблей травы. Увидев Эрэла, он улыбнулся – оскалил свои ровные, странные зубы в жесте, который Эрэл уже интуитивно понимал как приветствие и радость.

– Эрэл! – попытался произнести Лиан, и на этот раз это прозвучало почти правильно.

Эрэл фыркнул в ответ – его собственный способ выразить одобрение. Он подошёл ближе и посмотрел на работу рук Лиана. Длинные, гибкие пальцы проворно переплетали стебли, и на глазах у Эрэла бесформенная куча зелени превращалась в нечто удивительное – подобие гнезда, но с ручкой. Корзину.

Закончив, Лиан с гордостью протянул её Эрэлу. Тот осторожно понюхал плетёное изделие. Пахло травой и солнцем. Он не понимал назначения этой штуки, но восхищался мастерством.

Лиан, видя его непонимание, поднялся, подошёл к кусту с ягодами и начал срывать их и складывать в корзину. Эрэл наблюдал, и до него медпенно доходил смысл. О! Это был переносной куст! Удобно!

Чтобы показать, что он понял, Эрэл аккуратно взял свою собственную, полную корзину за ручку (что было непросто для оленьих губ) и отнёс её в тень скалы. Лиан рассмеялся и захлопал в ладоши – новый звук, который Эрэл решил запомнить как знак одобрения.

Так начался их великий обмен. Они стали учителями друг для друга.

Эрэл показывал Лиану лес. Не просто тропы, а его тайные знания. Он учил его слушать.

– Вот, – Эрэл замирал, поднимая голову и поводя ушами, как локаторами. Лиан смотрел на него, потом напряжённо вслушивался сам. Сначала он слышал только общий гул. Но потом, глядя на реакцию Эрэла, начал различать отдельные ноты. Там, вдалеке, сорока трещала о чём-то – Эрэл показывал мордой направление, и Лиан понимал: «Там что-то происходит». Резкий, отрывистый крик какой-то птицы – и Эрэл настораживался, его тело говорило: «Тише, возможна опасность». Лиан учился. Он начал понимать, что лес – это не просто скопление деревьев и зверей, а огромный, живой организм, который постоянно говорит.

Эрэл водил его к тайным местам. К поляне, где после дождя вырастали самые вкусные, маслянистые грибы, которые Лиан с удовольствием собирал в свою корзину. К скрытому источнику, где вода была на вкус как сама вечность, холодная и чистая. Он показывал ему, где лиса вывела лисят, и они вдвоём, затаив дыхание, наблюдали за их играми из укрытия.

В ответ Лиан приоткрывал Эрэлу дверцу в свой, человеческий мир. Мир творения. Он принёс однажды шкуру какого-то животного (Эрэл насторожился, но Лиан жестами объяснил, что оно умерло своей смертью) и заострённую палку. Он макал палку в разведённую глину и наносил на шкуру удивительные изображения. Он нарисовал охоту людей на оленя. Эрэл отшатнулся, и Лиан поспешно стал показывать жестами: «Это было давно. Это было нужно, чтобы выжить. Голод. Холод». Эрэл, хоть и с тяжестью на сердце, понял. Он видел разницу между необходимостью и жестокостью.

Потом Лиан нарисовал другое. Он нарисовал звёзды. И свой народ, сидящий вокруг костра и смотрящий на них. Он нарисовал детей, танцующих под дождём. Он пел ему свои песни – монотонные, горловые, полные тоски и красоты о мире. Эрэл ложился рядом, закрывал глаза и слушал. Это была музыка его друга, и она была прекрасна.

Они говорили о самом сокровенном. Конечно, не словами. Они говорили глазами, жестами, рисунками на песке, тишиной, полной понимания.

Как-то раз, глядя на закат, окрашивающий небо в багряные тона, Лиан положил руку на свою грудь, потом на грудь Эрэла, а потом указал на солнце, на деревья, на землю под ногами. И провёл рукой по воздуху, соединяя всё в один круг.

– Одно, – сказал он на своём языке, и Эрэл понял. Совершенно, абсолютно понял.

Он ткнулся носом в ладонь Лиана, потом положил свою морду ему на колени – жест абсолютного доверия. Лиан замер, а потом осторожно, почти с благоговением, положил руку ему на голову, между растущими рожками. Они сидели так молча, пока последний луч солнца не скрылся за горизонтом. Два существа из разных миров, нашедшие родственную душу у подножия древней скалы.

Эрэл рассказывал Элиане обо всём. Он описывал песни Лиана, его рисунки, его грустные глаза, которые теперь светились чаще.

– Он… как большой, голый, неуклюжий оленёнок, – говорил Эрэл, пытаясь объяснить. – У него нет нашей шерсти, нет копыт, чтобы быстро бегать, нет рогов для защиты. Но у него есть огонь внутри. И в его голове рождаются такие образы… Он может поймать луну на шкуре! Он может спеть песню, от которой дрожит воздух!

Элиана слушала, и её первоначальная настороженность таяла. Она видела, как эти встречи преображают Эрэла. Он стал более вдумчивым, более спокойным. Он приносил от Лиана новые идеи – например, знание о том, что можно отводить воду из ручья по канавке к нужному месту.

Однажды Эрэл привёл Элиану и подросшего Зефира к скале. Лиан ждал их, и на его лице было выражение тихой радости и волнения. Он принёс особенный дар – гирлянду из полевых цветов, которую осторожно возложил на шею Элианы. Для Зефира он сплёл из травы маленькую, забавную фигурку, похожую на оленёнка. Зефир, сначала спрятавшись за отца, вскоре осмелел и стал с любопытством обнюхивать странного двуногого, который пахнет дымом и добротой.

Так два мира, человеческий и олений, ненадолго, у подножия Высокой Скалы, переплелись и стали единым целым. Они были небольшой тайной, скрытой от всех. Для Эрэла это была самая большая роскошь – иметь друга, с которым можно молчать, понимая друг друга без слов. Он чувствовал, что их дружба – это воспоминание о чём-то очень древнем и настоящем, о том времени, которое люди забыли, а олени – нет.

Глава 7. Великий Холод и Тихий Обет

Их идиллия длилась не одно лето. Сезоны сменяли друг друга, окрашивая лес то в сочную зелень, то в огненные краски, то в серебристо-белый иней. Зефир подрастал, превращаясь из шаткого оленёнка в резвого подростка, который с восторгом принимал участие в их тихих встречах у скалы. Лиан стал частью их маленького тайного мира. Он научился различать настроение Элианы по положению её ушей, а Зефир обожал, когда человек чесал ему загривок – то место, куда самому не дотянуться.

Но однажды осень не спешила уступать место зиме. Небо затянулось свинцовыми тучами раньше обычного, и с них посыпался не пушистый, ласковый снег, а колкий, мелкий град, несущий в себе непривычную, злую стужу. Воздух стал острым и режущим, как лезвие.

Первые заморозки сковали землю раньше, чем трава успела увянуть и дать последние питательные семена. Потом пришёл снег. Не красивый, покрывающий всё белым одеялом, а бесконечный, монотонный, удушающий. Он шёл днями, неделями, не переставая. Он завалил поляны, согнул под своей тяжестью молодые деревца, скрыл под многометровой толщей всё, что могло служить пищей.

Великий Холод пришёл.

Сначала стадо Эрэла пыталось бороться. Они раскапывали снег в поисках сухой прошлогодней травы, глодали кору с деревьев. Но снег был слишком глубок, а мороз – слишком силён. Энергии на раскапывание уходило больше, чем давала найденная жухлая травинка. Старые и слабые начали угасать первыми. Они просто ложились в сугроб и больше не вставали, их глаза покрывались ледяной плёнкой безысходности.

Эрэл, Элиана и Зефир держались вместе. Эрэл копал ямы передними копытами, позволяя семье подбирать огрызки травы, пока он отряхивался от изнеможения. Его рёбра начали проступать под шкурой. Он видел, как худеет Элиана, как теряет свою резвость Зефир. Его сердце разрывалось от боли и беспомощности. Его сила, его знание леса – всё было бессильно перед слепой яростью стихии.

Он пришёл к Высокой Скале. Лиан был уже там. Его вид был ужасен. Лицо осунулось, глаза ввалились и горели лихорадочным блеском. Он был закутан в какие-то жалкие, промокшие шкуры. Рядом с ним сидели двое других людей – старая женщина и девочка. Они были ещё хуже. Девочка безостановочно плакала от голода и холода.

Увидев Эрэла, Лиан попытался улыбнуться, но получилось лишь жалкое подобие улыбки. Он жестом показал на пустую корзину, развёл руками, показал на свой открытый рот, а потом сжал горло – знак голода. Потом он указал на своих сородичей и на себя, и провёл рукой по шее. Последний жест был предельно ясен: «Мы умрём».

Эрэл стоял, и ледяной ветер продирал его до костей. Но внутри у него был холод куда более страшный. Он смотрел на впалые щёки девочки, на дрожащие руки старухи, на отчаяние в глазах своего друга. Он видел их беспомощность. У них не было тёплой шкуры, как у него. Не было копыт, чтобы раскапывать снег. Они были слабыми, хрупкими детьми холода, обречёнными на гибель.

И в этот миг что-то переключилось в сознании Эрэла. Волна отчаяния отхлынула, и на её месте воцарилась странная, кристально чистая ясность. Он вспомнил всё. Слова отца: «Сила дана, чтобы защищать». Взгляд Элианы, полный любви. Дрожащего Зефира, нуждающегося в нём. Рисунки Лиана на шкуре – историю о голоде и выживании. И тот древний, глубочайший закон, который он постиг, глядя на своего сына: «Мы одной крови».

Эти люди были его кровью. Его семьёй. Их страдание было его страданием. Их смерть стала бы и его смертью – не физической, но смертью части его души.

Решение пришло не как мучительный выбор, а как единственно возможная, абсолютно очевидная истина. Оно родилось не в голове, а в самом сердце, в той самой точке, где горел тот самый лучик света, что когда-то задал вопрос: «Кто я?».

«Я – тот, кто любит. А любовь – это действие».

Он медленно подошёл к Лиану. Тот смотрел на него с немым вопросом. Эрэл посмотрел ему прямо в глаза. Он вложил в этот взгляд всё: свою любовь, свою боль, свою решимость и… просьбу о прощении. Потом он опустил голову и тронул мордой его руку – их старый жест дружбы.

Потом он обернулся и посмотрел в сторону леса, туда, где остались его Элиана и Зефир. Он послал им мысленное прощание, наполненное такой нежностью, что она показалась ему теплее любого солнца.

«Простите меня. Я защищаю вас. Я люблю вас вечно».

Затем его взгляд снова стал твёрдым. Он посмотрел на Лиана и кивком головы показал на скалу. Потом ткнул мордой в снег, очерчивая круг. Потом посмотрел на заходящее солнце и сделал вид, что засыпает, положив голову на лапы. Потом снова посмотрел на Лиана, вкладывая в взгляд всю свою волю.

«Завтра. Здесь. Я буду ждать. Я буду лежать здесь. Для вас».

Лиан замер. Сначала в его глазах было лишь недоумение. Потом оно сменилось догадкой. Потом – ужасом. Он замотал головой, закричал что-то на своём языке, его руки затряслись.

– Нет! Нет, Эрэл! Нельзя! Я не могу!

Но Эрэл не дрогнул. Его взгляд был спокоен и решителен. В нём не было трагедии. Была жертва, но не жертвоприношение. Было действие. Была любовь. Он снова ткнул мордой в снег на том месте, где должен был лежать. Жест был ясен: «Это мой выбор. Мой дар. Прими его».