С последним лепестком сакуры. «Когда сердце и долг расходятся, душа рвётся надвое»

Весь мир юного стрелка горел, все его внимание, будто сжалось до этой хрупкой фигурки, мучительно медленно танцующей на доске. Девушка повернулась, и ее замысловатая причёска хищно блеснула на него бусинами шпилек, черный шелк волос, поднятых вверх, открывал то место, где шея переходила в спину, оттенок и вид этой части женского тела заставил его задохнуться. Рот резко наполнился вязкой слюной, а внизу живота болезненно заныло.

Персиковая кожа, по которой внезапно почему-то захотелось провести пальцами, все еще манила, когда он заметил их, голодных хищников, заполнивших комнату. Они, не задумываясь, съели бы эту девушку без остатка. Но что-то их сдерживало. Будто из последних сил. Они не смели даже дышать в ее присутствии. И от осознания этого Катсутароу захотелось искромсать их всех. Он машинально коснулся пальцами своих двух мечей у пояса: холодные ножны «дайсе» придали ему стойкости и будто бы отрезвили. Что это за наваждение?

Лучник снова посмотрел на девушку, и опять ему захотелось к ней прикоснуться, обнять, дотронуться… Он снова мысленно себя обругал.

Недюжим усилием воли, Катсутароу заставил себя отвести взгляд от свежей, как весеннее утро, прелестницы и неспешно пошел к выходу. Все его существо какой-то неведомой силой тянуло лучника обратно, но он сопротивлялся на грани своей воли. Придется подождать Такано-сана на выходе. Посреди выступления все равно нет шансов его отвлечь. Пусть даже и важным письмом.

А он – вероятно один из присутствующих в комнате мужчин.

Акено присел на деревянный пол у выхода, спустив ноги на землю, по соседству с многочисленными сандалиями и туфлями. Он устало наклонил голову, досадуя сам на себя, на свое положение, на то, что у него нет денег просто так приходить сюда и смотреть за танцем таких девушек, как самый прекрасный цветок Гиона. Она напугала его… Вернее, не она… Он был в смятении от своей реакции. Даже в военных походах, где ему доводилось участвовать, он всегда лез в гущу событий. Но заставить себя подняться и снова отправиться к двери, за которой она танцевала, он не мог. Ноги будто налились свинцом. В груди загрохотало с новой силой только от одной этой мысли.

Не удивительно, что этот самый прекрасный цветок Киото собрал вокруг себя всех более-менее влиятельных людей. Вон их там сколько. Поздний вечер неспешно перерастал в ночь, небо становилось все темнее. На его фоне мечтательно блестели звезды, темнели сосны и сияли в алом свете фонарей лепестки на близлежащих деревьях сакуры. Растревоженные легким ветерком, они медленно осыпались к ногам Катсутароу. А юноша все еще боролся с желанием вернуться и досмотреть танец до конца. Пускай и с другой стороны, пускай и, довольствуясь лишь небольшим обзором, оставленным дверью. Дыхание перехватило. Нет, с этим испытанием он должен справиться. Но сомнения накинулись на него со всех сторон.

Акено уже почти убедил себя в том, что не будет ничего дурного, если он вернётся к двери и насладиться прекрасным танцем дитя искусства вместе с остальными, но тут его внимание и слух привлек резкий звук хрустящего под ногами щебня. Юноша вскинул голову и увидел их. Группа из двадцати девушек неспешно, а главное почти незаметно подходила к порогу, где сидел стрелок.

Катсутароу, вскинув брови, оглядел их высокие туфли на черных лаковых платформах. Яркие похожие на палатки кимоно, накрашенные лица, вычурные прически. В девушках, выглядящих похожими одна на другую не было ничего свежего и привлекательного. Они смотрели на него абсолютно пустыми глазами, неспешно подходя к крыльцу. Большие банты кимоно красовались прямо на животе, а не сзади как у всех приличных девушек. Перед ним была группа ойран – так называемых служительниц порока, и юноша знал, куда и зачем они идут.

Он даже порадовался. Вот она, еда для тех голодных волков наверху. Они не посмеют прикоснуться к цветку. Да им никто и не позволит. Ценность красоты в ее недоступности. Как иначе?!

Встав и сдержанно поклонившись, стрелок пропустил девушек внутрь, мысленно ругнувшись. Теперь ожидание неизвестного Такано-сана затягивалось еще на более неопределенный срок.

Он обреченно сел на крыльце.

Что они здесь делают? Это не просто вечер в Гион. Такое было совершенно немыслимо. Кто-то очень влиятельный заказал и оплатил это увеселение. Кто-то очень могущественный. Звать стайку ойран просто так в подобное место? Сразу после выступления знаменитого цветка Гиона? Юноша потряс головой, пытаясь понять, как такое вообще возможно. Видимо, один из тех мужчин внутри очень и очень богатый.

Через какое-то время до его слуха донеслись мелодичные стоны. Катсутароу поморщился. Как ему хотелось уйти отсюда. Быть невольным свидетелем чьего-то удовольствия несказанно претило юноше. Но что ему было делать? Письмо нужно было передать в руки. И чем скорее, тем лучше. Можно было бы подкараулить респондента у его дома, он же вернется туда когда-нибудь, но долгое ожидание рядом с усадьбой могло обернуться бессонной ночью. Акено ведь понятия не имел, на какие приключения после увеселительного квартала отважится Такано.

Голоса девушек почти сливались в хор, мучая воображение невольного слушателя.

Да когда это уже прекратиться?!

Юноша резко вскочил с порога, намереваясь отойти в сторонку и подождать, когда посетители станут расходиться, но тут услышал пронзительный визг, заглушивший протяжные ритмичные голоса. Все сразу смолкло.

Акено моргнул, пытаясь понять, действительно ли он это слышал, но тут крик повторился. Это не было воплем желания – скорее ужаса. Животного, всепоглощающего ужаса.

Тоненький и полный отчаяния голос пустил по его коже импульс. Он молниеносно запрыгнул в дом и понесся туда, откуда, как ему казалось, и исходил крик о помощи. Акено оказался в том самом коридоре на втором этаже, когда двери соседних комнат начали озадаченно отодвигаться, и в них появлялись одурманенные алкоголем и атмосферой посетители.

Жалобные всхлипы обозначили его дорогу. И он едва не выругался, когда понял, за какой из дверей так отчаянно просят помощи.

Это была та самая дверь.

Одним прыжком Катсудароу оказался рядом и отодвинул закрывающую панель.

На полу сидела девушка. Ее плечи в розовом кимоно подрагивали, ладони скрывали лицо. Сердце Катсутароу пропустило удар. В такт рыданиям подрагивала и открытая шея. Юноша снова на нее так некстати засмотрелся. Зажмурившись несколько раз, чтобы прояснить сознание, он перевел взгляд на распластанное на полу тело. Мужчина, уже не молодой, облаченный в темно-бурые одежды лежал на животе, раскинув конечности. Вокруг в лужице крепкого и прозрачного алкоголя блестели черепки разбитой посуды.

Лучник аккуратно обошел лежащего и наклонился к его голове. Лицо несчастного было повернуто на бок. Остекленелый взгляд, будто бы удивленный случившимся, уже смотрел в вечность, вокруг рта темнел налет. Он не дышал.

Яд.

Его попросту отравили.

Но кому это понадобилось, да еще и в увесилительном квартале?

– Ничего не трогайте! – Потребовал Катсутароу, обращаясь к самому прекрасному существу Гиона, когда его несдержанность выдала испуг, и девушка вздрогнула. – Что произошло?

Она отняла ладони от лица, и оно было все таким же прекрасным, а макияж даже ничуть не размазался. Юноша посмотрел в ее полные слез глаза и уловил легкий, ни чем не сравнимый аромат свежей скошенной травы. Он был таким легким и манящим, что на мгновение стрелок забыл о том, что здесь делает, и как сюда попал. Все великие синтоистские боги, да что с ним такое? Запах этой девушки дурманил, кружил голову. Лучник с трудом соображал.

– Господин сидел со мной и рассказывал о своей семье, – всхлипнув, прошелестела она тихим и очень милым голосом, похожим на звон колокольчиков. – Он налил принесенный слугой напиток, выпил его, а потом упал. Господин, он же жив? С ним же все будет хорошо?

Сердце юноши болезненно сжалось, так ему тяжело было видеть это лицо, опечаленное случившимся. Девушка легко коснулась его руки, ища защиты, поддержки, доброго слова.

Акено молчал.

– Я…Я не знаю. – тихо признался он, опустив голову.

В этот момент в проеме появилась другая девушка. В ней Катсутароу с трудом узнал ту, что играла на струнном инструменте. Ее глаза расширились, она с трудом подавила крик.

– Айна-сан, этот юноша первым пришел мне на помощь! – Обратилась к ней девушка в розовом кимоно.

– Докуми-тян, ты не пострадала? – Беспокойство Айны было сравнимо с беспокойством матери.

– Нет, – помотала головой та, кого называли самым красивым цветком Гиона, и у юноши зашлось сердце. Она плакала так горько, будто бы погибший был ее ближайшим родственником.

– Я – нет, а вот Такано-Сан… – Она перевела взгляд на лежащего рядом мужчину и снова разразилась рыданиями.

Акено похолодел.

Он нашел того, кому следовало передать письмо. Но было уже поздно….

Глава 2

Брови Морихиро-самы грозно сошлись на переносице. Дайме был недоволен. Очень зол. Он не повышал голоса, но в это раннее утро Акено просто кожей чувствовал исходящие от господина волны гнева.

Письмо Такано вернулось к тому, кто его отправил. Респондент загадочно скончался от яда в увеселительном доме. Хуже всего было то, что таинственный враг дайме решил устранить новоприбывшего союзника и видимо преуспел.

Ситуация складывалась скверная. Таинственный недоброжелатель, казалось, сломал планы Морихиро-сама своим успешным покушением. И самое отвратительное то, что Катсутароу не смог этого предотвратить, не схватил злодея и даже не знал, кто повинен в убийстве.

После того, как он осторожно собрал осколки с жидкостью и завернул их в платок, Акено как можно аккуратнее расспросил двух девушек, Айну и Докуми, как такое произошло. Айна была видимо постарше. Девушка, игравшая ранее на сямисене, серьезно и четко отвечала на вопросы. Из чего стрелок узнал, что этот праздник заказал и оплатил один очень влиятельный господин, имя которого девушки не знали. Заказ был настолько странным, что включал и жриц порока, тайно посетивших дом после. Докуми заканчивала разговор с Такано-саном. Когда все вышли, он внезапно задержался на несколько минут, чтобы заверить прекрасную танцовщицу в своем восхищении и поведал, что его дочка мечтает взглянуть на танец знаменитого цветка Гиона. Внезапный стук заставил их замолчать. Звякнула посуда. Слуга, принесший алкоголь, так и не показался, оставив поднос за дверью. Там его и нашла девушка.

Ничего не подозревающая Докуми предложила напиток посетителю, но тот, налив себе и сделав глоток, захрипел, схватился за шею и упал. Рассказ девушки было больно слушать. Ее трясло от страха. Слова перемежались с частыми всхлипами, она заламывала руки. Аккуратный и милый нос раскраснелся и даже макияж его не спасал.

Докуми…. Мысленно произнёс Катсутароу, не отрывая взгляда от красивых темных глубоких глаз. Стоило посмотреть на необычайно красивое даже по меркам увеселительного квартала лицо, как у него снова сбивалось дыхание.

Акено мысленно ударил себя по лицу, призывая собраться и дослушать показания девушки.

– Такано-сан часто приходил, – всхлипывала Докуми. – Он был очень добрым и заботливым. Приносил подарки. Кто мог это сделать? – Отчаяние и страх заставили ее плечи снова сотрясаться в рыданиях.

– Да и он ли был целью? – Задумчиво произнёс Акено. – Вы слишком хороши, чтобы у вас не было врагов или завистников. Не исключаю того, что Такано-сан случайно попал под яд, направленный на вас.

Она в ужасе посмотрела на него полными слез глазами. От этой мысли стало невыносимо. Кто-то хотел погубить этот прекрасный цветок. Все внутри Акено забурлило. Захотелось забрать ее из этого опасного, кишащего недоброжелателями места и… а что дальше? Что он мог предложить самой красивой девушке во всем Киото? Он, самурай на службе Морихиро-сана. Не такой уж и богатый. Цветок Гиона зарабатывает явно больше него. Но ему отчаянно не хотелось, чтобы на нее смотрели другие мужчины. Воспоминания о том, как горели глаза тех зрителей, кто смотрел на ее танец, заставили лучника снова невольно сжать кулаки. Похотливые взгляды мужчин, завистливые – женщин. Как уберечь эту трогательную и наивную красавицу от всего этого мира? Он должен выследить того, кто, вероятно, желает ей смерти.

– Знаете ли вы, кто вторая и третья по красоте и популярности девушки в этом квартале? – Задал новый вопрос Акено.

– Да, – серьезно кивнула Айна. – Сакурасо и Цубаки являются соответственно номером два и три в квартале. Примула и Камелия Гиона. Их домики расположены справа и слева от деревянного дворца, где мы с вами находимся.

Катсутароу задумался: он действительно видел справа и слева чайные домики, что немного отличались от других. Надо заглянуть к этим девушкам. Вдруг они что-нибудь знают.

Распрощавшись с Айной и Докуми, Акено зашел в два других указанных дома.

Сакурасо в темно синем кимоно как раз разливала чай. Акено сообщил, что в соседнем доме произошло убийство: отравили одного из посетителей по соседству.

Лицо красавицы подернулось гневом от услышаного. Из рук выпал ковшик по счастью уже пустой. Видно было, как негодование искажает черты ее прекрасного лица, однако ответила лучнику не она.

– Что вы хотите этим сказать?! – Пошла в атаку компаньонка девушки. – Или вы пришли сюда, чтобы обвинять мою госпожу в причастности?

– О, Нет, что вы! И в мыслях не было! – Почтительно поклонился Катсутароу. – Я просто хотел донести до вас эту новость, чтобы предостеречь. Не более того! Посетители деревянного дворца разбежались, поняв, что произошло. И я подумал, вы будете переживать, не зная, что вызвало такой переполох.

– Простите, господин. Я была не права, – поклонилась девушка, сразу сменив гнев на милость.

– Как такое случилось? – Полным негодования голосом воскликнула Примула квартала. – Хотите ли вы сказать, что нам тоже надо опасаться за свою жизнь?

После долгого и детального объяснения, а также заверения, что охрана примет меры, Акено отправился к третьей красавице.

Светло-желтое кимоно Цубаки мягко окутывало ее стройный стан. Девушка танцевала под мелодию играющей рядом компаньонки. Лучник даже засмотрелся. Но не было в движениях этой девушки той удивительной грации и плавности, что демонстрировала Докуми. А во взгляде не было никакой тайны. Совершенно пустые глаза взирали на мир с безразличием. Лицо оставалось абсолютно спокойным.

Катсутароу откашлялся и с поклоном вошел в комнату.

– Что? Как это ужасно! – Холодно сказала компаньонка девушки. Она сразу отложила сямисен, услышав о произошедшем убийстве. Та, что именовалась Камелией села рядом с ними. – Как такое возможно? В Гионе никогда не было ничего подобного!

– Я пока и сам не понимаю, что случилось. – Отвел взгляд лучник, – но лучше лишний раз проверять еду и питье.

– Конечно! – Всплеснула руками помощница Камелии. Та в свою очередь так и сидела, застыв статуей, будто бы происходящее вокруг не имело к ней никакого отношения.

Странная она, заключил Акено, возвращаясь в усадьбу дайме с плохими новостями. Кому могло понадобиться убивать кого-то в чайном доме? Чувство, что яд предназначался для Докуми, росло с каждым шагом. Лучшие из лучших всегда вызывали зависть и желание избавиться от них.

Морихиро-сама был встревожен. Его лицо выдавало беспокойство, а между бровей залегла морщинка. Он велел Акено вечером зайти к нему, чтобы передать еще одно письмо.

Лучник посмотрел через дверной проем на восходящее за холмом солнце. Оно медленно поднималось, заставляя лучи нового дня сверкать алым и озарять все вокруг. Пурпурные пятна медленно наползали на небесную синь, изгоняя мрак ночи.

Он низко поклонился своему господину и попросил отпустить его на весь день. У Катсутароу была одна задумка. Он догадывался, кто бы мог ему помочь.

И через некоторое время лучник уже вышел из города и направился по небольшому полю на север. Роса на высокой траве задевала низ широких штанов хакамы и уже немилостиво разделалась со ступнями. Они были мокрыми насквозь и холодными. Но такие мелочи его не беспокоили: стрелок упорно шел вперед. Простой деревянный посох, отмерял его шаги, а соломенная шляпа держалась завязками на шее.

Рассвет постепенно превращался в приятное апрельское утро. Катсутароу слышал, как поют птицы, восхваляя новый день, как стрекочят в траве насекомые, сплетая в один хор все звуки, как ветер колышет травы в поле, шелестя травой. Он двигался к своей цели, упрямо шагая туда, где на вершине горы расположились храмы и святилища. Монахи жили в этом месте с испокон веков. И Акено очень надеялся разыскать там старого друга, моля всех известных ему богов подряд, чтобы тот не ушел в поход в какую нибудь далекую провинцию.

И вот перед ним суровые старые каменные ворота и убегающая в заоблачную даль лестница – воистину воспитатели духа. Акено усмехнулся и поднял ногу на первую каменную ступень.

Еще можно было подняться на вершину на лошади, но собственного коня у Акено не водилось. К тому же эта горная тропа верхом совсем не вызвала доверия.

До вершины было еще далеко. Вскоре лестница утонула в вековых кедрах. Деревья сомкнулись над головой, образуя непроницаемый купол, звуки смолкли, а уши заполнила давящая тишина. Воздух стал ощутимо холоднее. Некое подобие пара вырывалось изо рта при выдохе. Он поежился. Мокрые от росы одежды холодили кожу.

Катсутароу вскинул взгляд наверх, туда, где уже просматривался робкий луч солнечного света.

Еще немного, успокаивал он себя. Дыхательная техника, которую показал его старый друг в последний раз, ощутимо помогала. Сосредотачиваясь на вдохах и выдохах, он меньше чувствовал усталость и холод мокрой ткани, прилипшей к коже. Акено даже показалось, что это восхождение лучше, чем многие до него. Надо будет поблагодарить Котаро. Воистину великолепное упражнение на концентрацию.

Кроны кедров сплелись в совсем, казалось, сплошную массу, будто бы забрав весь свет из пространства. Этот участок пути стрелок не любил, мрачный туман и темные стволы деревьев казались ему жуткими. Кое-где встречались каменные фонари торо, и они создавали поистине мистическое впечатления в и без того туманному лесу.

Свист крыльев отвлек внимание. Акено развернулся, выхватил лук и прицелился. Что это за птица? Сокол? Да и птица ли? Издавна гора Курама считалась обителью крылатых воинов тенгу, полу-воронов полулюдей. Они были совсем не прочь напасть на любое живое существо, судя по преданиям. Лучник, правда, никогда их не видел, сколько раз был в гостях у друга детства. Однако Котаро каждый раз его предостерегал довольно серьезно. Снова в пробившихся через кроны лучах блеснули черные крылья. Это должно быть они. Катсутароу остановился, привалился спиной к дереву и натянул тетиву. Его глаза быстро метались от ствола к стволу, силясь разглядеть того, кто прячется.

«Ну же, давай!» – мысленно упрашивал юноша, надеясь и в то же время опасаясь, что вот сейчас непременно увидит легендарный дух горы Курама.

Но на его молчаливый призыв ответа так и не последовало. Внезапно все стихло, и Катсутароу слышал только свое сбивчивое дыхание. Поморщившись, он опустил лук и зашагал дальше. Сердце юноши еще не сразу успокоилось.

В бою на мечах он не чувствовал в себе страха. Наоборот, бросался на противника, стараясь уничтожить волнение, зарождающееся где-то в глубине, и надеясь проявить себя. В стрельбе из лука ему не было равных, и он это знал. Уже несколько лет он побеждал на ежегодных соревнованиях в храме тысячеликого Будды.

Он без труда мог справится с видимым противником, но легендарные вороны… Если атакующий делал это из тени, незаметно, это сбивало с толку и очень злило Акено.

Все также, не спуская глаз с близлежащих ветвей и изо всех сил прислушиваясь, юноша продолжал подъем.

В конце пути его ждали большие ворота тори из темного дерева. Он вступил в священную твердыню и направился к храмовому комплексу.

Здесь в главном здании он и нашел своего друга. Котаро сидел с закрытыми глазами, наклонив голову к соединенным в молитве ладоням. Безмятежное обычно лицо было чем-то озабочено и выглядело нахмуренным. На его гладко выбритой голове белела повязка. Кремового цвета кимоно и шаровары а также желтая накидка дополняли образ. Он сидел босиком, поджав под себя ноги.

Акено остановился у входа. Придется ждать, когда этот парень закончит молитву. Они были друзьями с детства, но выбрали совершенно разные дороги. Бесшумно присев на ступеньки, лучник любовался голубым безоблачным небом, парящими над вершинами кедров соколами и ненавязчивым шелестом ветра.

От каждого храма горы Курама веяло вековым спокойствием. Жизнь здесь протекала неторопливо, размеренно, будто выпав из суеты имперской столицы.

Он любил приходить сюда. Это место приносило душе покой, веками намоленный в этих стенах.

Из Котаро получился замечательный собеседник. Будучи немного младше Акено, монах был значительно прозорливее и начитаннее. Сведения об окружающем мире, почерпнутые в книгах, явно давали ему фору. Каждый раз Катсутароу спускался с горы невероятно обогащенный общением и удивительными сведениями.

Монахи и сами нередко спускались в мир: пополнить запасы провизии, помочь кому-нибудь из крестьян. Жизнь за пределами горы их не манила, но они о ней знали. И знали, надо сказать не мало.

Поэтому Акено в тайне надеялся, что друг-монах сможет поделиться какими-нибудь размышлениями о том, кому могла понадобиться смерть Докуми или Такано-сана. А может и их обоих?

Лучник перевел взгляд на горные хребты, покрытые лесным массивом. То тут то там мелькали розовые воздушные облака сакуры, пышно цветущей в этот период. Он огляделся. Большое розовое дерево также украшало и главный двор монастыря. Его зеленые листья еще не появились. Сакура была в самом цвету. Акено вгляделся в прекрасное видение. Ветер шевелил ветви, слегка отягощенные цветами поистине неземной красоты, и подхватывал нежные лепестки, кружа их в небольшом вихре. На мгновение ему показалось, будто дерево танцует.

Перед мысленным взором юноши возникла темная комната и доска для шоги. Розовое пламя, балансирующее на узкой поверхности. Томный пробирающий до мурашек взгляд и отточенные, четкие, но в тоже время маняще своей неожиданной плавностью движения. Имя Докуми отдавалось сладостью на языке. Воспоминания о ее тонких девичьих запястьях, о ее изящных щиколотках не давали покоя, вызывая в нем неистовую бурю эмоций. Прекраснейший цветок Гиона. Он не смел даже мечтать о ней. Слишком она недосягаемая и прекрасная в своей хрупкой и трогательной красоте.

Но ей угрожала опасность. Вероятно, целью неизвестного отравителя была именно она. Акено хотелось ее защитить, забрать из этого ужасного квартала, где каждый мог смотреть на нее, мог проходиться глазами по ее лицу, шее, рукам…. Тупая злость нарастала внутри. Катсутароу одернул себя. Странно, раньше в этом месте он чувствовал только покой и умиротворение. Что изменилось?

– Приветствую тебя, друг мой, – хитро прищурился появившийся рядом буддийский монах. – Рад, что ты посетил этот тихий приют. Что привело тебя?

– Котаро! – Акено как будто проснулся, выдернутый из своих грез. Он резко вскочил. Друг подошел к нему с улыбкой, приветствуя. Лучник оглянулся по сторонам и увидел повсюду гуляющих монахов.

– Что ж, – кивнул подошедший, быстро смекнув, что разговор их не предназначен для чужих ушей. Он посмотрел в сторону заднего двора. – Думаю, там нас не побеспокоят.

Полуденное солнце, зависшее высоко в небе начинало припекать. Друзья уселись на деревянную лавочку в тени крон деревьев, подальше от любопытных глаз. Акено достал из кармана лакированную коробочку от пудры. В глазах Котаро читалось изумление пополам с интересом, но как только лучник ее открыл, осторожно демонстрируя содержимое, монах нахмурился. На дне среди прекрасных красных лакированных панелей лежало несколько осколков небольшого сосуда для алкоголя с каплями прозрачной жидкости.

– Предположительно, это снадобье унесло жизнь того, кому мой хозяин велел передать письмо. Такано-сана отравили прошлой ночью в квартале Гион. – Катсутароу серьезно взглянул на друга. – Но мне кажется, что основной целью был не он, а девушка, которая его принимала. Она считается красивейшим… – почему-то в горле резко запершило, – гхм, да, красивейшим цветком Гиона.

Лучник заметно смутился, на что монах вопросительно поднял бровь. А потом его тонкие губы растянулись в понимающей улыбке.

– Стало быть, тебя очаровал этот прекрасный цветок? – Лукаво спросил обитатель горы Курама, не сводя с друга пронзительного взгляда. У его глаз образовались лучики морщинок, что добавило ему обаяния.

– Она многих очаровала, – нахмурился Акено, очередной раз с грустью подумав, что ему ничего не светит.