
Полная версия
С последним лепестком сакуры. «Когда сердце и долг расходятся, душа рвётся надвое»

С последним лепестком сакуры
«Когда сердце и долг расходятся, душа рвётся надвое»
Вероника Винтер
© Вероника Винтер, 2025
ISBN 978-5-0068-3121-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
С ПОСЛЕДНИМ ЛЕПЕСТКОМ САКУРЫ
19.02.25—07.05.2025
Hikari SwanКоторая помогала разбиратьсяв тонкостях японской культурыПролог
Япония.
1570
Гора Курама.
Предместье имперской столицы Киото.
Ему показалось, что он умирает. Боль скрутила так, что его вопль у ворот храма заставил нервно вспорхнуть стаю черных птиц. Группа монахов с удивленными лицами невольно попятилась. Конь захрапел, с трудом удерживаемый под уздцы. Животное сразу почувствовало перемены в своем седоке.
Самый старый монах нахмурился и неодобрительно покачал головой. Как можно позволять эмоциям настолько завладеть собой?! Это же никуда не годится! Громкие звуки в этом священном месте и вовсе недопустимы.
В руках юноша держал какой-то клочок бумаги. Полные ужаса глаза пытались вчитаться в расползающиеся и прыгающие строчки письма, подрагивающего в пальцах. Он не мог поверить в то, что там написано. Смысл этих простых слов ускользал от его сознания. Тем более что написано это было настолько дорогим ему человеком:
«Ты простишь меня…. Этот закат станет для меня последним…. Я ничего не могу изменить… Уходить несомненно трудно…. Но я надеюсь ты будешь всегда меня помнить…».
После того, как он отдал свое сердце! После всего, что у них было! И что еще могло бы быть. Горечь жгла глаза непролитыми слезами. За что?
Он смял письмо и сунул его за пазуху, вскочил на коня и саданул его пятками по бокам. Тот, недовольно фыркнув, сорвался в галоп. В голове набатом звучали последние слова, и клятвенные обещания! Он вспомнил нежную кожу под пальцами, жадные прикосновения губ. Нутро скрутило нестерпимой болью. Через какой-то час этого всего не станет.
Серьезно? Вот как ты со мной прощаешься? Ты просто не хочешь жить и бороться? От осознания этого стало невыносимо горько.
Он поморщился, вспомнив последние строки письма:
«Из-за меня ты пережил предательство…. Твой свет всегда согревал мою душу, но обратная дорога была невозможной….»
Ему хотелось выть! Заорать, разразиться проклятиями. Ах, если бы это хоть немного помогло! Если бы хоть чуточку стало легче! Но, увы, кусание локтей и вырывание волос от своей непроходимой беспечности, не приблизит его к тому критическому моменту, после которого весь мир померкнет. В горле наливался болью ком непролитых слез. В ушах будто стучала каждая секунда, отсчитывая крупицы времени до надвигающейся неизбежности, когда будущее зависит от этих упущенных, утекающих сквозь пальцы мгновений.
Он чувствовал, что ветер, рассекаемый ими с конем, вот-вот сдует его к демонам с этих гор – настолько стихия была сильной и неистовой. Лес остался позади, и сейчас под копытами коня змеилась каменистая горная дорога, опоясывающая ущелье. Они мчались по ней на пределе скорости. Лошадь каким-то чудом пока что разбирала куда ступать.
Вскинув голову, он наблюдал, как поднимающееся над лесом солнце стремиться осветить весь горный хребет вдали. У него так ничтожно мало времени, чтобы провернуть еще одну спасательную авантюру. Ведь совсем скоро человек, которого он так отчаянно боялся потерять, уйдет навсегда….
Конь уже второй раз споткнулся, но они не могут останавливаться. Остаётся только надеяться, что бешеная скачка не отправит еще и животное в иной, лучший мир.
Лишний раз он напомнил себе, что ничего еще не потеряно, усилием воли заткнул рвущиеся наружу рыдания. Еще есть время. Он приложит все силы. Он не сдастся.
Редкие деревья хлестали по щекам, причиняя хоть какую-то боль, способную напомнить ему, что он все еще жив. Пока жив… Пока его сердце бьется….
Пока на сакуре дрожит на ветру последний лепесток…
Глава 1
Киото.Ранее.Катсутароу Акено возвращался в город. Разговор с другом детства как всегда принес успокоение и уверенность.
Лук и колчан со стрелами болтались за плечом, а полы кимоно, ровно как и штанины хакамы, развевал легкий ветер. Надо было скорее добраться до усадьбы и потренироваться на мишени. До соревнований оставались считанные дни. И нельзя было упускать драгоценного времени тренировок.
Пройдя поле и попав под тенистую сень леса, юноша услышал странные звуки. На опушке разговаривали двое. И беседа эта была далека от дружеской. Акено осторожно подошел поближе и осторожно отодвинул ветку скрывавшего его дерева. Грозного вида мужчина лет сорока, в воинских одеждах, с трудом сдерживал гнев и кричал на того, кто годился ему в отцы, но одет был сильно проще.
– Поздно, глупец, ты сделал свой выбор! – проскрипел первый, невысокий и коренастый мужчина. Он выхватил у своего собеседника, небольшой мешок и, когда тот протянул к нему руки, грубо оттолкнул его ногой. – Будем считать: это твоя плата!
– Нет, пожалуйста! Я заплачу вам на днях. Не отбирайте у меня эти вещи! – Взмолился одетый в длинный балахон пожилой мужчина.
– А чем они тебе так дороги? Может, они обладают какой-то особой ценностью? – злобно ухмыльнулся первый, поднимая мешок и высыпая его содержимое прямо в траву. Под ноги посыпалось несколько книг, керамическая чаша, и еще несколько неизвестных предметов поменьше.
– Эти вещи ценны скорее для меня. – Начал оправдываться тот, что был постарше. Он не поднимался, возможно, стараясь разжалобить обидчика. – Прошу вас, я заплачу на днях.
– Ты только обещаешь, – презрительно сплюнул тот, что щеголял дорогими одеждами, отбрасывая пустой мешок. – Тут нет ничего ценного! Я говорил тебе, что если не принесешь обещанную сумму, я сломаю тебе ногу? Говорил. Придется наказать тебя, чтобы другим неповадно было.
– Но я не смогу работать в поле!
– Это уже не мои заботы! Ты мне задолжал. И я долго проявлял недюжее терпение, давая тебе отсрочку!
Акено, почти полностью скрытый стволом дерева, пытался вникнуть в суть проблемы.
– Прошу вас! Еще пару дней!
– Не смей меня умолять! – Зарычал заимодавец, занося руку для удара.
Но тут тренькнула тетива, и тонкий пронзительный звук вспорол тишину леса. Стремительное движение в воздухе, и стрела влетела в ствол дерева прямо над ухом нападавшего. Тот отшатнулся и с его лица слетела сначала краска, а потом и спесь.
– Отстань от него! – Холодным тоном велел юноша, выходя из своего укрытия.
– Не лез бы ты в наши дела, – медленно и предостерегающе проговорил зачинщик. – Иди своей дорогой, самурай, и позабудь о том, что видел. А мы здесь сами разберемся.
– Я слышал и видел достаточно. И вижу, что без моей помощи вы никак не разберитесь. – Он кивнул ободряюще сидящему на траве пожилому мужчине.
– Но он должен мне большую сумму! – упорствовал заимодавец.
– Сколько? – холодно осведомился лучник, прикидывая в уме, хватит ли ему, чтобы отделаться от этого неприятного во всех отношениях поборника займов.
– Десять мон! – Выпятив подбородок, с вызовом заявил он.
– Держи и убирайся, – скривился юноша, доставая из кармана шнурок с нанизанными на него монетами. – Здесь двадцать. И чтобы больше я не слышал, что ты кому-то обещаешь что-то сломать! Пошел прочь!
С этими словами Акено бросил связку монет раздражающему его заимодавцу.
– Не стоит беспокойства, – поймав плату и расплывшись в гладенькой алчной улыбке, зачинщик скрылся за деревьями.
Юноша перевел взгляд на сидевшего на траве мужчину. Тот во все глаза смотрел на невольного случайного спасителя.
– Спасибо! – пролепетал он, пораженный внезапным спасением. Он, почти не моргая, смотрел на юношу, случайно пришедшему ему на помощь. – Она меня услышала! Она прислала мне вас!
Благодарственный шепот показался лучнику совсем уж странным и бессвязным. Но, может, крестьянин от страха и рассудка лишился? Лучник ни слова не понял, но присел на корточки и протянул мужчине его темный мешок, машинально складывая туда две выпавшие книги и керамическую чашу. Его пальцы коснулись чего-то небольшого и белого. Словно две перекладины разной длинны из какого-то белого гладкого и матового материала пересекались под прямым углом. Он задумчиво повертел находку в пальцах, но спасенный мягко забрал предмет и улыбнулся.
– Что это? – Нахмурился юноша. Лучник никогда еще не видел таких предметов. Может эту вещицу привезли с запада? В портовый Нагасаки всегда попадает что-то странное, принадлежащее далеким землям.
– Это – крест, важный для христианства символ веры. Но всему свое время, юный воитель, – тихие слова прозвучали каким-то обещанием. – Придет час, и вы спасете еще не одну душу… С последним лепестком сакуры…
Юноша нахмурился, но пожал плечами и, убедившись, что пожилой мужчина может идти, распрощался с ним и вернулся в усадьбу.
***
Глаза сузились, а цепкий взгляд, казалось, был готов впиться в обозначенный центр круга.
Свист прорезал послеобеденную тишину. Он тренировался на заднем дворе, задумчиво изучая мишень, повешенную на ограду. Все обитатели усадьбы разбрелись по своим делам. Стрела вонзилась в центр мишени и застряла там, нервно подрагивая оперением.
За ней отправилась вторая, и третья. И так пока круглая и плоская деревяха на ножке не стала представлять из себя некое подобие морского ежа, готового к обороне.
Он злился. Глупо было надеяться, что тренировка отвлечет его от насущных проблем. В столице кажется зрел заговор. Снова. В какое же непоправимое и непростое время он родился. Повсюду предатели, подлизы, ничтожества. А самое паршивое, что совсем непонятно, кому можно доверять, а кому нет.
Надо бы еще на мечах потренироваться. Да вот только, кто бы составил компанию? Не эти же недоумки.
Восхищенные перешептывания за спиной только раздражали. Какие же они недалекие эти сельские ребята. Отлынивают от работы, и вместо того, чтобы нести караул, как положено, отвлекают его от тренировки.
– Нэ! Ты погляди, какой он меткий!
– И чего? Я еще вчера видел, как он с коня стрелял. Там даже Морихиро – сама был поражен. А ведь наш дайме – один из лучших в стрельбе из лука!
– Да ты что! Вот нам повезло-то, раз такой умелый лучник в нашем отряде!
– Но-но. Он, говорят, и в этом году в стрельбищах участвовать собирается. Опять придет с трофеями.
– Понятное дело! А где он так метко стрелять-то научился?
– Да кто его знает. Может в императорской армии?
– Тогда что он тут делает?
– Не знаю. Смотри, что у него с головой. Волосы-то явно длиннее были.
– Да…. Наверное, случилось что-то. Хорошо, что хоть теперь они отросли. Не такие, как могли бы быть, но хотя бы.
«Вот простофили, как можно обсуждать подобные домыслы так открыто?!» – смерив недобрым взглядом двух простоватого вида стражников, явно ребят из далекой и сельской провинции, он стал вынимать стрелы из мишени.
– Акено-сан!
– Уважаемый Акено-сан!
Они же восприняли его краткосрочное внимание как одобрительный знак и все-таки решились подойти к своему кумиру. И даже его суровый взгляд и абсолютно отпугивающее выражение на красивом и мужественном лице их совсем не остановили.
– Ну? – Раздраженно кивнул лучник.
– Акено сан! – Решился один из них. – Вы такой выдающийся стрелок…
– Спасибо. Вы очень добры. И? – нетерпеливо перебил его молодой мужчина, даже не удосужившись взглянуть на собеседников. Он стоял, выдирая из протестующего дерева стрелы. Несчастная мишень жалобно скрипела и рыдала осыпающейся стружкой.
Апрельское солнце стояло в зените, освещая голубое прозрачное небо. В воздухе витал аромат весенних трав. Легкий ветерок нежно касался кожи. Было возмутительно спокойно. Так непривычно тихо для всей этой катавасии с кланами. Акено усвоил одно: спасать жизнь своего дайме и потом может быть и свою нужно быть готовым в любую минуту. Особенно в нынешние времена.
А один из сельских пареньков все еще мялся.
– А где вы научились так метко стрелять?
– Нигде, – почти все стрелы довольно быстро перекочевали в колчан. Акено не терпелось отделаться от этих ребят.
– Можно? Какие они у вас красивые. С цветком сакуры, – неподдельно восхитился один из воинов, передав только что выдернутую стрелу. Он с каким-то непосредственным умилением глядел на кованый наконечник с гравировкой. И действительно цветок сакуры был изображен на нем довольно искусно. Стрелок неопределенно пожал плечами, начиная еще больше раздражаться. Он недавно заказал себе у кузнеца наконечники с выгравированным цветком сакуры. У хорошего стрелка и оружие должно быть красивым. Как и смерть, которую оно дарит.
– А вы, наверное, будете участвовать в соревновании лучников в храме тысячеликого Будды Сандзюнсангендо?
– Буду, – отрезал Акено. – Хорошего дня, до скорого.
– Хорошего дня! Удачи на соревнованиях! – Подобострастно закивали восторженные парни, провожая своего кумира взглядом.
Но стоило лучнику ступить на территорию главного двора усадьбы, как его появление тут же заметили.
Акено тихо скрипнул зубами, рассматривая простоватого паренька с нижнего двора, приближающегося размашистой походкой.
– Акено сан! – Поклонился тот. – Вас срочно зовет к себе Морихиро-сама!
Дайме.
Придется отложить все планы. Если ты понадобился главному князю усадьбы – идти нужно быстро. Кивнул, показывая, что сообщение принято и, сняв соломенные сандалии у террасы, отправился по прохладным деревянным настилам в сторону покоев самого могущественного человека этих земель.
Покои Дайме Морихиро-сама находились в самом сердце большой и длинной деревянной конструкции с переходами, верандами, домиками, белыми стенами и деревянными крышами. Поэтому пришлось пройти не мало тенистых коридоров и открытых переходов, прежде чем добраться до большой приемной, застеленной татами. В комнате никого не было. Акено осторожно сел на пятки, уперся в колени животом и вытянул перед собой руки. Когда его лицо уткнулось в мягкие тростниковые волокна настила, послышался звук отъезжающей двери.
До ушей донеслась медленная поступь неторопливых уверенных шагов и шорох дорогого шелка. Дайме занял свое место, в нескольких метрах от пришедшего, и после этого разрешил ему подняться.
Акено почтительно поклонился и поприветствовал уже далеко не молодого хозяина усадьбы. Весь облик Морихиро-сама внушал уважение. На испещренном морщинами лице особенно выделялись темные, серьезные глаза. Они видели все в этой жизни: войны, предательство, заговоры. В них притаилась вековая мудрость и вечная скорбь. Ярко-желтое домашнее кимоно было вышито золотой и черной нитями. Во всей его позе чувствовалась стать и спокойствие.
– Ты молод и силен, твои храбрость и хитрость не знают границ, Акено Катсутароу. А враги не дремлют. Они спят и видят, как бы сокрушить мою власть. Я рассчитываю на твою преданность.
– Чем я могу быть полезен вам, Морихиро-сама? – взгляд Акено приобрел предельную сосредоточенность. Он был рад быть полезным своему сюзерену и именно в этом молодой воин видел свой путь. Служить верой и правдой и однажды погибнуть на поле брани под знаменами великого дайме Морихиро. Служение этому господину было особой и небывалой честью.
– Сегодня вечером тебе предстоит как можно скорее передать одно письмо моему знакомому. Ты найдешь его в большой усадьбе рядом с храмом великого Будды. Такано-сан будет ждать его. Это послание тайное, и никто не должен о нем знать. Передай его точно в руки. – Наставлял хозяин усадьбы, затем выудил из своих одежд небольшой конверт из плотной белой бумаги.
Лучник протянул руки и с поклоном принял его. Скользнув по имени на конверте взглядом, он убрал бумагу во внутренний карман и поклонился.
– Будет исполнено…
Однако, юный стрелок и подумать не мог, беря на себя эти обычные обязательства, на сколько в этот раз они окажутся невыполнимыми.
Катсутароу с трудом дождался вечера. Весь день он упорно тренировался на заднем дворе, иногда замечая заинтересованные взгляды девушек-помощниц.
День пролетел как одно мгновение, а солнце вскоре коснулось причудливо изогнутых городских крыш. Он тяжело дышал в конце тренировки, вытирая заботливо оставленной кем-то тканью рельефные мышцы на животе. Оттачивание мастерства заняло почти все время. Орудование длинным мечом – катаной – было не самым простым делом. Но он любил это время. Нередко Акено тренировался с охраной поместья. Для них тот был кем-то вроде кумира: невероятно быстрый и талантливый воин, виртуозно стреляющий из лука. Акено с видом обреченного преподавателя показывал охранникам тонкости приема ближнего боя, о которых те никогда и не слышали.
Сам же лучник выучил их в имперской армии, куда дайме послал его на целый год, да не в тылы, а на поля сражений.
Облачившись в широкие коричневые штаны хакаму и прямой синий жакет хаори, он провел рукой по своим уже слегка отросшим волосам и собрал их в хвост.
Окинув взглядом свою комнату, лучник шагнул в сумерки.
Тьма опускалась на город, разливаясь по его улицам манящим дурманом. Сакура уже зацвела, и ее сладостный аромат наполнял грудь жаждой приключений. Ночь дышала сыростью и легкими сизыми сумерками. Мрачные силуэты домов перемежающихся с заборами и сосновыми деревьями угрюмо смотрели в спину одинокому путнику. Город готовился ко сну, подмигивая редкими каменными фонарями, их еще называют торо.
Лицо Акено расплылось в почти кошачьей довольной улыбке: нет ничего лучше прогулки перед сном по уже засыпающим улицам. Пусто и тихо и никого вокруг. Одиночество пленило, обещая приятный вечер.
Такано-сан жил в двух кварталах, но каково было удивление и негодование Акено, когда слуги, вышедшие к воротам, сказали, что вся семья вышеозначенного господина спит, а сам он отсутствует дома по важным и личным причинам. Где он, они якобы не могут сказать, но сообщение готовы передать. Однако на это уже не мог пойти сам Катсутароу. Двое юных слуг очень хотели спровадить неизвестного самурая, но юноша был на редкость упрям и заявил, что важную информацию может передать исключительно в руки адресата. Те заметно расстроились и предложили подождать хозяина неподалеку. Стрелок сжал губы в тонкую линию. Он ясно видел, как они не хотели выдавать месторасположения своего господина и мечтали избавиться поскорее от неизвестного посланца. Однако, Марихиро-сама велел передать письмо как можно скорее. Выбора не было.
Акено стоял у крыльца, ждал и прямо кожей чувствовал, как утекают драгоценные мгновения. Может, пойти поискать Такано-сана по городу? Ах, если бы знать, как он выглядит. Стрелок никогда не видел этого уважаемого господина. По словам дайме: тот недавно переехал в Киото. И письмо ему доставлялось первый раз.
Катсутароу стоял и напряженно думал, что ему стоит предпринять, когда внезапно услышал, как из дома вышли те самые слуги, видимо чтобы зажечь вечерний фонарь. Их обеспокоенное перешептывание у каменного светильника заставило лучника прислушаться.
Юноша и девушка, только что спровадившие его, тихонько обсуждали, что будут делать, когда хозяин вернется от самого прекрасного цветка Гиона.
Акено возликовал. Он получил нужную ему информацию, позволяющую как можно быстрее выполнить поручение своего господина. Все состоятельные люди ходят в увеселительный квартал. Как же он сразу не догадался?! Там-то и нужно было искать в первую очередь! Вот болван, столько времени потерял, негодовал на себя лучник.
Катсутароу пересек несколько одиноких улиц и подошел к большим деревянным воротам тори. Они вели в старинный синтоистский храм, что располагался на вершине небольшого холма. Лучник посмотрел задумчиво на полный диск луны, будто пойманный в рамки старинными воротами. Чуть дальше светились огни увеселительного квартала, где жизнь пробуждалась с наступлением темноты. Акено энергичным шагом отправился туда.
Улица, уходящая вниз к большой площади, выглядела словно река, отороченная небольшими берегами-строениями. Маленькие входы в так называемые чайные домики закрывали алые отрезы ткани с белеющими надписями. Интригующий красный свет бумажных фонарей на входе в каждое помещение прорезал стремительно сгущающийся туман. Одиночные вишневые деревья с уже распустившимися бутонами трогательно трепетали лепестками на свежем весеннем ветерке.
У первого дома стоял уже не молодой охранник, зыркая недовольно исподлобья на прибывающих путников. Странно, и откуда они все появились? Стрелок помнил, что к воротам он подходил один. А, пройдя буквально пару шагов внутри квартала, он вынужден внимательно смотреть, куда идет: теперь то тут то там темнели в ночи фигуры, и тусклый свет красных фонарей очерчивал их силуэты. Их было много. Акено поморщился. Очарование тихого и безлюдного вечера треснуло льдом и словно осыпалось в дорожную пыль, которую сразу же затоптали многочисленные ноги.
Где найти Такано-сана, привратник увы не знал, зато подробно описал как пройти к самому прекрасному цветку квартала Гион. И лучник отправился в обозначенном направлении. Маленькие чайные домики являли собой пристанища женщин, разбирающихся в искусстве и способных скрасить унылый вечер своим занятным разговором. Это были удивительные красавицы, искусно облаченные в кимоно, умеющие играть на музыкальных инструментах и бесподобно танцующие, а главной их способностью было умение «есть воздух», или, образно говоря, заполнять паузы в разговоре и этим развлекать мужчин.
Катсутароу никогда ранее не бывал тут и не видел этих прелестниц, зато многое о них слышал. И подобное расточительство ему претило. Лучник предпочитал десятой дорогой обходить это место, которое казалось ему насквозь лживым. Ведь любая красавица запросто уверит тебя в твоей исключительности за внушительную сумму. Он был наслышан, что эти девушки знали себе цену и работали исключительно с состоятельными клиентами, коим Катсутароу увы пока не был.
Брови Акено поползли вверх, когда перед ним возникло здание, будоражащее воображение. Самый прекрасный цветок этого квартала находился в доме, которым заканчивалась улица. Это было огромное двухэтажное строение, не имеющее ничего общего с соседними скромными и низенькими постройками. Удивительное воплощение мощи в дереве с резьбой и росписью могло вполне потягаться и с одной из императорских резиденций.
Юноша презрительно скривился и, вздохнув от безысходности, неспешно поднялся по деревянным скрипучим ступеням. Он разулся у входа, немало удивившись десяткам пар обуви: от простых соломенных сандалей-дзори до дорогих туфлей, принадлежащих кому-то из высшего сословия.
Интересно, как во всем этом большом здании ему найти одну-единственную женщину?! Еще и самую прекраснейшую. Смешно. Их там наверное десятки, этих прекраснейших. Да и цветок-то ему этот не очень нужен, вот Такано-сана бы отыскать. Тревожила еще одна мысль: неудобно как-то беспокоить отдыхающий господ.
Но как только он переступил порог, до его слуха донеслись приглушенные звуки струнного инструмента. Юный стрелок пошел в их направлении, стараясь ступать носками таби как можно тише.
Странно. Судя по количеству пар у входа, в каждой комнате, на каждом этаже должно быть как минимум по два человека. И это не говоря уже о многочисленных девушках. Но первый этаж был пуст. Только со второго доносились приглушенные звуки степенной музыки, интригующей своей простотой и ненавязчивостью. Кроме нот сямисена, чьи немногочисленные струны издавали сдержанную вибрацию, Катсутароу казалось, что он слышит сдержанное дыхание трех десятков человек.
Так и было. Когда стрелок поравнялся с приоткрытой дверью на втором этаже, он замер на вдохе. Брови изумленно поползли вверх, ноги сами подошли вплотную к дверному проему, а глаза буквально впились в то, что прятала таинственная комната. Теперь лучник видел все ее пространство.
Внутри действительно было около тридцати мужчин, сидящих почти друг на друге, настолько плотно они располагались. Кто постарше, а кто едва прошедший юношеский порог. Их, казалось, совсем не беспокоила идея находиться в столь душном помещении, освещенном одним только красным фонарем. Где-то в углу девушка в кимоно щипала струны традиционного инструмента, но на нее никто не смотрел. Лучник никогда не видел столько восторженно-похотливых взглядов в одном месте. Все эти мужчины, не скрывая своего желания, пожирали глазами центр комнаты, и хрупкую изящную фигуру девушки, стоящую на небольшой шахматной доске для шоги. Катсутароу с удивлением отметил прекрасную маленькую и узенькую почти детскую ступню в белом носочке. Акено провел взглядом выше, туда, где за удивительно изящной узкой щиколоткой светлела нежная персиковая кожа. В пустом коридоре резко исчез весь воздух. Лучнику показалось, что кто-то сдавил ему грудь: воздух с трудом проникал. Розовое кимоно с лепестками сакуры мерцало шелковыми нитями в тщедушном свете. Она умудрялась изящно двигаться и танцевать, не сходя с крошечной доски. Нарочито медленные и плавные движения. Сердце юноши забилось часто и рвано. Не отдавая себе отчета, он прильнул еще сильнее к дверному проему. И в этот момент по воздуху свистнули лопасти открытого веера. Следом узкое запястье показалось из рукава, а за ним взгляд, что столкнулся с глазами Катсудароу и будто ударил его под дых, поставил на колени и выжег на нем клеймо.