Элизабет, прорицательница Мордаса

Но внезапно советник разразился хохотом.

– Что тут смешного? – спросил Осборнский.

– Жену мою, государь… тоже зовут Элизабет, – промямлил советник. – Как и девица, что вы ищете… аха- ха-ха, сие забавно…

– Да… сие впрямь очень забавно… – холодно произнёс Осборнский. – Скажи… язык твой тебе дорог?

– Да… государь…

– К ужину – языковый суп с фасолью! – бросил король, дав знак страже увести советника.

Обратившись к залу, Осборнский сперва усмехнулся, да недолго длилась усмешка – обернулась она звериным рёвом:

– Ричардимир… ты ничтожная скотина! Клятвопреступник! Коли он и впрямь укрывает Элизабет, я вырву и пожру все ваши языки до последнего, соломенные черви!

И, потрясая в воздухе кулаком, добавил:

– История с исчезновением Фабьена – сплошная ложь, что он плел с самого начала! Он послал своих людей в Чёрный Бор не за отпрыском, а ради неё! Если он и впрямь укрывает у себя Элизабет, я с всех вас шкуры сдеру, олухи царя небесного!

Воцарилась гробовая тишина, которую нарушил лишь скрип яростно отодвинутого стула. И тогда он изрёк свой последний приказ, и каждое слово студило воздух:

– Чтоб лазутчики мои немедля проникли в замок этого отъявленного негодяя! Мне нужно знать всё, до последней крупицы правды!

– … я с всех вас шкуры сдеру, олухи царя небесного!

Глава 5

Таверна «Ривьер»

В потайных покоях замка Руссингаля Элизабет, запертая, точно пташка в клетке, изнывала от тоски. Сердце её, терзаемое виной и тревогой, стенало, подобно лютне в бурю.

– О, горе мне, горемычной! – сокрушалась она, ломая тонкие руки. – Зачем отпустила я Фабьена, единственного наследника Максвеллов? Коль падёт он, род славный угаснет, и сие будет на моей совести!

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

На самом краю своих южных владений принц Фабиан мчался во весь опор, одержимый святой яростью. Ничто не могло поколебать его веру или умерить пыл на пути к проклятым берегам Реки Страха.

Звали её также Великой Пожирательницей. Одно это имя леденило кровь бывалым мореходам и останавливало самого отчаянного путника. Живой, дышащий монстр, она лежала в сердце Лоуландса зияющей раной на теле мира – морем внутренним, демоническим и воющим. Она не текла – рвала землю жидкими когтями, яростно низвергаясь в бездны столь глубокие, будто спешила в самый ад. Воды её не бурлили, а бились в вечной судороге, клокоча первородным хаосом из пены мертвенной и ила гнилого. Ветры, что хлестали её, будто выли из гнилых лёгших самой бездны. А в глубинах её, чернее ночи, таились левиафаны, чьё присутствие выдавали лишь предательские водовороты – ловушки безмолвные, жаждущие поглотить любую искру жизни.

Спустя три дня тяжкого пути Фабиан достиг деревушки «Рицаном», жалко ютившейся на берегу, точно ракушка на скале. Пыльная площадь, пропахшая остро влагой, рыбой и потом, встретила его криками торгашей и суетой. Не успел он сделать и шага, как взгляд его упал на покосившуюся вывеску: трактир «Ривьер» («У Речной Черты»). Сдав коня угрюмому конюху, принц переступил порог.

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Зала тонула в потемках, что разрывало лишь пламя торфяного очага. Воздух был спёртым, пропахшим кислятиной пивной да прелью древних брёвен. Словно бы сама жизнь отсюда давно ушла. Фабьен, юркнув в самый тёмный угол, швырнул свою котомку на липкий от дрожжей стол и принялся раскладывать свои небогатые пожитки.

– На пару дней хватит… – пробормотал он, усталый, но не сломленный.

– Не желаете ли испить, юнец? – раздался голос, хриплый, как скрип корабельных снастей.

Фабьен поднял очи и узрел трактирщика, чей лик, испещрённый морщинами, напоминал старую карту, потрёпанную ветрами.

– Глинтвейна, – кратко молвил принц.

– Ты почти у цели, малый, – прогундосил другой голос, и Фабьен обернулся. За соседним столом сидел морской волк, чья щека была рассечена шрамом, точно молнией. Очи его, мутные, как воды Проклятой реки, сверкнули отблеском былых бурь.

– Простите? – переспросил Фабьен.

– У Реки Проклятых, – отвечал старик, и голос его был полон зловещей торжественности. – Великая река! Кошмар викингов, ужас корсаров! Ох, сколько воспоминаний! Десять лет бороздил я её волны… Валы, что выше утёсов, акулы, что крупнее драккара, водовороты, глотающие корабли, точно кит мальков! Ад преисподней, не иначе!

Трактирщик, молча, поставил перед стариком кружку дымящегося грога. Тот, не отводя взора от Фабьена, продолжал:

– Скажи, юноша, какая безумная доля гонит тебя к сим водам? В пучине её таится тварь, столь ужасная, что детёныши её трепещут, завидев лишь тень её! Вам один совет: ни луча света! Зверь чуток к нему, малейший проблеск – и вам конец.

– Как же выглядит сия тварь? – вопросил Фабьен, и брови его нахмурились.

– Спрут исполинский! – выдохнул старик, и очи его расширились, точно перед бурей.

– Есть и похуже спрута, – раздался голос, ржавый, словно старый якорь, из самого тёмного угла зала. Там, в тенях, сидел старец, ещё древнее первого, чей лик был подобен коре векового дуба.

– Похуже спрута? – воскликнул Фабьен, и сердце его ёкнуло.

– Воистину, – молвил второй старец, и голос его, хоть тихий, резал слух, точно нож, – голос их сладок, как мёд, и пленяет мореходов. Даже крепчайшие духом бросаются в пучину, становясь добычей речных демонов… проклятые русалки!

Внезапно все в зале, точно по невидимому знаку, обернулись к Фабьену и, хрипло, но слаженно, затянули зловещую песнь:

Хом, хом, хом, острым клинком!Пересечёт ли Проклятых реку,Пройдёт ли земли Раскалённые,С непревзойдёнными стрелами?Увенчается ль путь его славой?

– Сомневаюсь, – бросил кто-то из тьмы, и голос его, безликий, растворился в тенях.

На заре Фабьен, не внявший сомнениям, отправился в порт. Там, за горсть монет, он приобрёл утлое судёнышко, что скрипело, точно готовясь развалиться, и нанял команду головорезов, чьи лица сулили скорее беду, чем подмогу. Щедро заплатив аванс, он следил за их приготовлениями, когда к нему приблизился старик со шрамом:

– Забыл молвить, юнец: всегда держите курс прямо, не сворачивай, как бы ни бесновались стихии.

– Запомню, – кивнул Фабьен. – Благодарю!

– Да пребудет с вами Бог! – крикнул старик, и голос его потонул в гуле порта.

Спустя несколько часов Фабьен и его жалкая команда отчалили, устремившись к другому берегу, навстречу ужасам, что таились в мутных водах Проклятой реки.

Принц Фабьен сосредотачивается на своей миссии.

Глава 6

Проклятая река

Под мрачными сводами своего тронного зала Осборнский метался, как хищник, заточённый в каменной ловушке. Советники же, что толпились вокруг, застыли в немом ужасе, и трепет их был подобен шелесту листвы перед грозой.

– Она у него… подлец… негодяй… – бормотал он, и очи его пылали гневом, точно факелы в ночи.

– Уймитесь, государь, – робко промолвил Хворм, – не то удар хватит вас в единый миг!

– Ты увидишь у меня уд… – рявкнул Осборнский, но речь его оборвал вбежавший лазутчик, запыхавшийся, точно загнанный конь.

– В… ваше Величество, – начал он, запинаясь, – поиски идут, но Элизабет всё ещё не сыскана.

– Не сыскана?! – прогремел Осборнский, и голос его, подобно грому, заставил свиту содрогнуться.

– Так точно, государь… следов её в чертогах Ричардимира нет, – отвечал лазутчик. – Но…

– Но что? – взвился король, и брови его сошлись, точно тучи перед бурей.

– Чуем, прячется она в покоях потаённых…

– Ах, «чуете»? – прошипел Осборнский, и его длань с размаху ударила по подлокотнику. – Мне ваши «чуйки» – что шелуха подметённая, болван! Мне нужна правда, что гвоздём прибита! Воротитесь и сыщите её, либо черепа ваши на частокол вздерну, в назидание прочим мудрецам!

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Тяжкие думы одолели короля Ричардимира в его чертогах Руссингальских. Сидел он на троне, отягощённый печалью, а нетерпение жгло ему душу. Внезапно, без стука, в зал вступил начальник тайной стражи, и было лицо его холодно и сурово, будто сама стужа январская.

– Ну… содержится ли сын мой у окаянного Осборнского? – вопросил король, и голос его звенел, будто закалённая сталь.

– Покамест нет никаких указаний, что чадо ваше у Осборнского, государь, – отозвался агент, робко потупившись.

– Чтоб вам пусто было! – взревел Ричардимиир, и гнев его уже начал утихать.

– Но … – робко попытался вставить агент.

– Что ещё за «Но»? – спросил король, сверкнув очами. – Говори, коли рот открыл!

– Но, наверное, кинули его в темницу подземную… – промолвил тот, потупив взор.

– Наверное?! – изумился Ричардимир, и очи его расширились. – И вы мните себя разведкой? Слепые кроты! Воротитесь и сыщите правду или сброшу вас на съедение львам!

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Далеко от сих распрей, утлая галера Фабьена рассекала воды Проклятой реки, что до сей поры казались спокойными, словно зеркало. Принц стоял на мостике, беседуя с капитаном Жаном Легри и горсткой матросов, чьи лица были угрюмы, как штормовое небо.

– Скажи, юный принц, – начал капитан, и голос его был хрипл, как скрип снастей, – что гонит тебя на столь безумный подвиг? Какая доля велит плыть на тот берег? Раз уж мы в одной посудине, тайн меж нами быть не должно.

– Коль открою тайну, останется ли он тайной? – с лёгкой насмешкой парировал Фабьен.

– Назови сие доверием, – настаивал Легри. – Поймите, мы плывём по реке, что гибельнее ада. Девять шансов из десяти, что завтрашнего солнца нам не узреть. Коли душу открывать, то сейчас.

– Ищу я рог Единорога, – молвил Фабьен, и улыбка его была ясна, как утренняя заря.

– Единорог? Изумрудный конь? – прошептал матрос, крестясь, и очи его округлились.

– И для чего тебе рог? – вопросил капитан.

– Он мне нужен, чтобы исцелить некую деву от недуга, что терзает её, – отвечал Фабьен.

– Ох, чего не сделаешь ради прекрасных очей! – расхохотался Легри. – Как нарекают её?

– Элизабет… – молвил Фабьен, и имя сие прозвучало, точно песнь.

– Наверное, многим вы ей обязаны, раз готовы голову сложить, – буркнул Карл Ворас, морской волк, чьи глаза скользили по горизонту дальше других, а в душе зрели замыслы, что и капитану бы не приснились. – Но чтоб мы все сдохли ради… возлюбленной вашей? Простите, принц, но игра сия свеч не стоит!

– Ох, и речист же ты, Ворас, – бросил капитан, качая головой. – Придержи язык, покуда буря не грянула.

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Глубокой ночью, когда команда спала, Фабьен поднялся на палубу. Воды реки серебрились под призрачным светом полной луны, а звёзды, точно алмазы, мерцали в вышине. Погружённый в думы об отчем замке, он воззрился на небо.

– По нраву ли тебе тишина? – раздался голос, тихий, но твёрдый, как прибой.

Застигнутый врасплох Фабьен обернулся: это был Карл Ворас, что выступил из тени, как призрак.

– Да, она умиротворяет, – отвечал принц.

– Не верь ей, – молвил Карл, и очи его сверкнули. – Тишина сия – предвестница бури.

Он умолк, а затем, словно очнувшись, добавил:

– Днём я был груб. Не держи зла.

– Пустое, – улыбнулся Фабьен. – Не терзайся.

Глядя на звёзды, он тихо запел:

Когда я был в твои года,Я встретил деву одну…О, старая, как мир, пора,Звали её – Ангель во тьму.Очи её – как небеса,Их свет мне душу согревал…

Песнь оборвалась.

– Продолжай! – воскликнул Фабьен, заинтригованный.

– К чему? – вздохнул Карл. – Пойду-ка вздремнуть, покуда буря не грянула.

Он растворился во мраке, а дождевые капли забарабанили по палубе. Фабьен, оставшись один, пропел едва слышно:

Не все испытанья мной пройдены,Но ради любви к моей королеве,Для очей её, что светят в выси,Как небеса в сиянье дней.

Луна скрылась за тучами, и принц укрылся, задремав. Но оглушительный раскат грома вырвал его из объятий сна.

– Буря! Буря! – завопил капитан. – Спустить паруса, облегчить судно!

Хлынул ливень, ветер выл, точно стая волков, а река вскипела, и валы, подобно горам, били в борт, грозя опрокинуть галеру. Матросы, объятые паникой, цеплялись за снасти, чтобы не унесло в пучину. Капитан велел погасить факелы, и судно стало призраком во мраке.