Элизабет, прорицательница Мордаса

– Боже! – вырвалось у него, когда он увидел зрелище, от коего дух захватывало и сердце замирало в благоговейном трепете.

Фабьен замер на мгновение, ослеплённый этой дивной красой. Мрак уже развеялся, сменившись светом тихой радости. Поляна, усыпанная розами неземного совершенства, купалась в золотистом, словно бы призрачном свете, будто сошедшем с иного мира. Посреди сего благодатного места стоял неказистый домишко, изъеденный временем до самых костей.

Принц позабыл на миг, зачем пришёл. Спешившись, он подвёл коня к исполинскому секвойе, привязал его и шепнул на ухо:

– Жди меня здесь, верный друг. Не замедлю.

Фабьен двинулся к хижине неспешно, пленённый чарами этого дивного сада.

– У-ух, вот так благоухание! – воскликнул он, жадно вдыхая воздух полной грудью.

Но дивный аромат царил недолго; его сменил иной, звериный и грозный, подкравшись неслышно, словно дыханье смерти на внезапно налетевшем ледяном ветре, что заставил ветви содрогнуться. Не успел Фабьен и опомниться, как в тишине прозвучал голос, ясный и властный, холодный, как сталь клинка:

– Назовись, путник, и ведай – зачем пожаловал!

Принц обернулся. Пред ним стояла дева ослепительной красоты. Золотые волосы её, подобно солнечным лучам, ниспадали на плечи. Кожа, белая, как мрамор, сияла в лунном свете, а платье цвета молодой оливы струилось, словно лесной ручей. Её голубые очи, пронзительные, как клинки, впились в душу Фабьена. Она направила на него остриё меча, и взор её был полон суровости.

– Я-я… Фа… Фабьен, – замолвил принц, смутившись неведомо отчего пред станом и дивной красой девицы, – сын Ричардимира Максвелла, король Руссингаля.

– Принцы ли разгуливают в одиночестве, без свиты? – вопросила она, и голос её звенел, как сталь.

– Мои люди… струсили, заслышав вой лесной, – отвечал Фабьен. – Я остался один.

– Струсили? Или ты сам покинул их? – перебила дева, и брови её изогнулись в сомнении.

– Нет… я … – ответил принц.

Улыбнувшись, дева убрала меч в ножны.

– Моё имя – Элизабет, – молвила она, и голос её смягчился, словно ветер, что ласкает листву.

Пленённый её красотой и внезапной мягкостью, Фабьен инстинктивно протянул руку, движимый неудержимым желанием коснуться её кожи и оставить поцелуй. Но дева, словно лань, застигнутая охотником, отпрянула с быстрым и грациозным движением. Волна глубокой печали прошла в её лазурных глазах, и чистые слёзы, подобные жемчужинам росы, покатились по её щекам алебастровой белизны. Не проронив больше ни слова, она повернулась и, так же внезапно, как и появилась, – подобно тени или видению, – растаяла в гуще лесной чащи.

– Неужели поступком своим я осквернил небесную чистоту? – прошептал Фабьен, с сердцем, сжатым глубоким смятением и смутной горечью.

– Назовись, путник, и ведай – зачем пожаловал!

Глава 3

Где же Фабьен!

Фабьен, возвратясь к своему верному коню, всё не мог изгнать из мыслей своих образ Элизабет. Не минуло и мгновения с её ухода, а сердце его уже тосковало. Она была воплощением грёз его: волосы, подобные золотым лучам, очи, глубокие, как небесная лазурь, платье цвета оливы молодой, и, о боже, тот самый аромат Сверкающей Розы, что манил его душу!

– Клянусь душой своей, сия дева, верно, вкушает лишь дары земли! – воскликнул принц, и голос его, полный восторга, разнёсся по чаще.

Не в силах противиться сердечному зову, он воротился к месту их встречи и, возвысив голос, точно труба иерихонская, воззвал:

– Элизабет!

– Тише, о безрассудный! – откликнулся голос, мягкий, как шёпот ветра. – Клич твой беду накличет!

Фабьен обернулся и узрел её, идущую навстречу, подобно видению из сказаний старинных.

– Отчего вы воротились? – вопросила она, остановившись в нескольких шагах, и очи её, полные тайны, впились в принца, тот, смущённый и растерянный, пробормотал:

– Я… желал вызнать, отчего вы отринули мою руку.

– Ибо прикосновение моё – смерть, – отвечала она, и голос её был холоден, как лёд зимний.

Фабьен замер, поражённый. Элизабет тут же, приблизившись к саду роз, коснулась цветка, и тот вмиг посерел и увял, словно жизнь его угасла под её пальцами.

– На мне лежит проклятье, – запела она, и голос её, подобно скорбной лютне, звенел в тишине:

Кто дерзнёт коснуться меня в ночи,Тот обнимет смерть на стезе своей.Все существа, что дышат под луною,Падут в тени от длани роковою.Так молвила сивилла в вещем сне,Когда я, дитя, внимала ей во тьме.

– Так-так значит… – прошептал Фабьен, не в силах отвести взор от розы увядшей, и очи его дивно расширились от ужаса, смешанного с любопытством неутолимым.

– Вещунья же мне и другое возвестила, – поведала Элизабет голосом, в коем звучала дума глубокая, – что судьба моя с драконом сплелась навек, и мне выпало его низвергнуть.

– Дракон Мордаса?! – воскликнул принц, словно громом поражённый. – Но… сие чудище – лишь байка для малых детей, небылица пустая!

– А вот и небылица-то самая что ни на есть правда, – отозвалась она и вновь завела песнь свою заунывную:

В час тёмный сивилла мне указала:Ты встретишь Мордаса, и участь твоя —В девятнадцать лет зверя пробудишь,Мир в пепел падёт от ярости его,Но убьешь ты его – или конец судьбе.

Поникла Элизабет головой, сломленная тяжким откровением, и, с вздохом, полным мировой скорби, молвила:

– С того дня тень дракона и угрозы, что он несёт, не отступает от меня ни на миг. В снах моих лихорадочных вижу я королевство ваше гордое в пыль и пепел обращённым…

– Ужас беспросветный! – воскликнул Фабьен, и сердце его сжалось от великой жалости к сей душе в оковах.

– Верую же, что могу я его укротить, – прошептала она с проблеском надежды скоротечной, – но более всего страшусь я свершения судьбы своей. О, как желала бы я жить, как девы иные, вольная от сей тоски одиночества, что гнетёт и душит меня!

И полилась песнь её в последний раз, голос ставший уже не громче шелеста листа осеннего, гонимого ветром:

Сивилла путь спасения мне открыла:«Рог единорога, – молвила она, —Лишь рыцарь, чьё сердце горит любовью,Добыть его сможет в испытанье суровом».

– Единорог? – воскликнул Фабьен, пленённый и речами её, и гласом, что чарует душу.

– Верно, – твердо отвечала Элизабет. – Изволила она обитать в дебрях нехоженых, что на южных склонах гор стелются. Но путь туда опасен смертельно: надлежит преодолеть коварные стремнины Реки Проклятой, пересечь выжженную долину Огненной Пучины, выдержать зной нестерпимый зыбучих песков, пробраться сквозь гибельные теснины Пещер Смертных, отыскать выход из лабиринтов подземных, что тьмой кромешной объяты, и, наконец, взойти на кручи безжизненные гор тех южных, где единорог, одинокий, обретается. Молва гласит, сила его столь велика, что те, кто в былые времена дерзали противиться ему, ослеплённые видениями богатств призрачных, сами кидались в пропасти.

– Но должен же существовать способ одолеть его, – молвил Фабьен, погружённый в думы ратные.

– Способ есть … – отозвалась Элизабет. – Стрелы, чьи наконечники закалены в сплаве тайном из золота и серебра живого, могут одержать верх над зверем дивным.

Она умолкла, и молчание её было многозначительным, а затем, понизив голос до шёпота, продолжила, словно каясь в согрешении:

– Но не всё я тебе ещё открыла: меня преследуют слуги Осборнского. Грезит он лишь о том, чтобы пленить меня и утолить амбицию свою безумную – покорить отца вашего августейшего своему ненавистному ярму…

– Что?! – воскликнул Фабьен, изумлённый. – Неужели вы…

– Да, я и есть та самая «158X-H9», – резко прервала она его, словно стыдясь сего названия. – Орудие потаённое, предмет вожделений Осборнского!

– Клянусь честью! Чудо сие ужасает! – воскликнул принц, сражённый сею вестью.

– В том моя вина, – произнесла она с горечью. – Не будь моей оплошности, не охотился бы Осборнский за мной с таким усердием. Потеряла я в чаще лесной дневник свой, а он в руки к нему попал. Узнав из него дату моего девятнадцатилетия и всю полноту моей… силы, возжелал он завладеть мною, дабы поработить мощь драконью и через то – подчинить себе весь мир.

– Неужто то были вы издала тот вой зловещий, от коего у моих ратников кровь в жилах стыла? – спросил Фабьен, брови его изумлённо взметнулись к небу.

– Виновата я… – промолвила она, лёгкий румянец проступил на щеках. – Пыталась я сиим ухищрением неумелым отвадить приспешников Осборнского, что по пятам моим ходят, но, увы, лишь воинов ваших напугала.

– Заодно и слуга вашего, – улыбнулся Фабьен с обаятельной снисходительностью. – Но позвольте заметить: хитрости ваши, сколь ни были бы изощрённы, не устоят пред упорством такого супостата. Коли истинно желаете вы вырваться из его когтей, нужна вам защита куда как надёжнее. Дозвольте мне быть щитом вашим. Сделайте же мне честь великую – последуйте в замок отца моего. Клянусь, будете вы в безопасности, под сенью моей и его власти.

Элизабет медлила долго, сердце её раздирали страх и надежда. Но, бросив прощальный взгляд, полный тоски, на свою хижину убогую, вдруг поняла она ясно: не век же ей сидеть в заточении. Едва занялась утренняя заря, решилась она идти за Фабьеном по дороге, что вела к Руссингалю.

В замке принц, как провожатый заботливый и скромный, провёл её потайными ходами в коридор тёмный, где находилась горница потаённая, сокрытая от взоров любопытных. Вручил он ей тогда ключ витой, от кладовых продовольственных, дабы могла она добывать себе пищу, когда его не будет.

– Умоляю, будьте осторожны пуще всего, – предостерег он шёпотом, во взгляде читалась забота. – Не показывайтесь ни единой душе. Трапезничайте под покровом ночи – сие есть залог вернейший безопасности.

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Наутро Ричардимир, изъеденный нетерпением лихорадочным, призвал сына в свои покои.

– Что, чадо, – спросил он без обиняков, – докопался ли ты, наконец, до сути сего «158X-H9»? – Очи его пронзительные сверкали надеждой едва сдерживаемой.

– Увы, батюшка, – отозвался Фабьен с притворной покорностью, отводя взор, – искать сие в чаще непролазной – что искать иголку в стоге сена.

– Чтоб тебя! – молвил король, и лик его августейший помрачнел, словно перед грозой.

– Однако, – продолжил Фабьен, пытаясь подойти с иного бока, – предположим на миг, что вместо погони за сим «158X-H9», сыщем мы того, кому суждено дракона Мордаса пробудить. Как бы тогда нам поступить?

– Предадим его смерти без промедления и бросим тело на съедение тиграм во рву! – гремит Ричардимир, и гнев его, будто ураган.

– Не извольте гневаться, государь, – осмелился Фабьен, взвешивая каждое слово. – Поиски, хоть и безуспешны ныне, ещё не завершены. Неминуемо сыщем мы сего «158X», рано или поздно.

Вдруг главный повар, муж обыкновенно кропотливый да смирный, вторгся в тронный зал, лик его бледен был и искажён ужасом суеверным.

– Что сие безобразие значит? – взревел Ричардимир, раздражённый вторжением столь непристойным.

– В… ваше Величество! В поварне нечисто, ей-ей! Целый медовый каравай испарился, словно его и не было! – вскричал повар, трясясь всем телом, словно осиновый лист.

– Что за небылицы ты городишь? Белены, что ль, объелся? – воскликнул Фабьен, с искусством изрядным притворяясь изумлённым, и кинулся вон из зала, сердце его билось, словно птица в клетке, к потайной комнате.

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

В тайной комнате Элизабет возлежала на ложе, грызя яблоко, когда дверь распахнулась, и вошёл Фабьен, озабоченный.

– Надобно нам переговорить, – молвил он, торопливо притворив дверь.

– О, господи, это вы! – воскликнула Элизабет, стремительно поднимаясь. – Слава Богу… Я уж подумала, что другой…

– Вам следует удвоить осторожность, – пожурил он её, говоря тихо, но твёрдо. – Ваши ночные вылазки неминуемо пробудят подозрения, если уже не пробудили.

– Неужели они проведали о моём присутствии? – встревожилась она, слегка побледнев.

– Нет, пока что нет, – ответил Фабьен, качая головой. – Но главный повар уверен, что в кладовых завелись духи-воришки… Аппетит у вас, надо сказать,… завидный!

– Прошу меня простить, – покраснела Элизабет, сгорая от стыда. – Яства с вашего стола столь вкусны… обещаю, больше этого не повторится.

– Не в том дело, – отмахнулся Фабьен усталым взмахом руки. – Сие сейчас не главное.

– Вы… вы говорили обо мне с вашим королём-отцом?

– Пока ещё нет… – признался Фабьен, отводя взгляд. – Отец мой… скажем так, милосердие не есть его главная добродетель. Но я открою ему всю правду, клянусь честью.

– А он… он накажет меня? – спросила она, и искренняя тревога блеснула в её очах глубоких.

– Нет, тысячу раз нет, – успокоил её Фабьен, кладя успокаивающую руку на её руку. – Нам просто нужно избрать подходящий момент.

Принц замолк на мгновение, потом спросил:

– Могу я задать вопрос?

– Конечно!

– Что побудило вас искать прибежища в глубинах Чащи Чёрной?

– Я же не желала никому вреда, – ответила она голосом, ставшим тихим и печальным, словно вода в лесном омуте. – В детстве я жила у деда с бабкой, на скромной ферме у опушки Леса Белого. Однажды, заблудившись во время сбора ягод, я утолила жажду водой из озера проклятого, что сокрыто в глухих северных землях. Когда же проклятие моё проявилось, мне не оставалось иного выбора, кроме как удалиться в уединение Чащи Чёрной, подобно ведьме из сказок, что шепчут у ночного огня…

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Скорбная повесть Элизабет тронула Фабьена до глубины души. Той ночью сон бежал от него, и мысль одна владела им: добыть рог единорога. Наутро он, постучав в потайную панель, шепнул:

– Отоприте… принёс я яблочко из сада царского…

Но ответа не последовало. Он стучал вновь, то же самое, тишина. Тревога, чёрная, как ночь, сжала его сердце. Толкнув дверь, он ворвался внутрь – комната пуста.

– О, боже! – пробормотал он.

Он обыскал в лихорадке все покои, шарил в каждом углу. Напрасно. Элизабет и след простыл.

– Неужто дерзнула покинуть стены замка? – мелькнула у него неверующая мысль. – Нет… сего не может быть…

Чутье его не обмануло. Элизабет находилась в дворце, в одном из внутренних садов, в тенистом укромном дворике. Заключение стало для неё столь невыносимым, что она отважилась на всё, чтобы вдохнуть глоток свободы.

Стоя на гравийной дорожке, она крошила птицам хлеб, и те вились вокруг неё оживлённым хороводом, оглашая воздух воркованием и шелестом крыльев. На сердце полегчало. Она раскрыла ладонь, и смелый голубь тотчас доверчиво опустился на неё. Едва коснувшись руки, бедняга вздрогнул, забился в судорогах и замертво рухнул к её ногам.

В ужасе Элизабет швырнула прочь остатки хлеба, чтобы отогнать других невинных птиц, и сама опустилась на землю, разрываясь от рыданий.

Фабьен, нашедший её наконец, приблизился с бесконечной бережностью. Она же, не смея поднять глаз, с разбитым сердцем, прошептала прерывающимся голосом:

– Он лишь хотел насытиться…

– Я избавлю тебя от сего зла, – мягко молвил принц. – Клянусь честью Максвеллов.

Дня через три-четыре, припасши клинок испытанный да лук могучий, Фабьен оседлал коня ретивого и, с сердцем, пылающим решимостью, помчался стремглав к южным пределам, где встают к небесам каменные исполины.

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Едва отпустив бояр думных, Ричардимир слушал доклад сановника ухом рассеянным, ибо думы его витали о делах куда как более важных.

– Государь, – воззвал муж, стараясь блюсти глас бесстрастный, – сторожа, что мы посылали в горы на разведку, воротились.

– И что же? – вопросил король, внезапно подняв чело. – Логово змея-горыныча сыскали наконец?

– Увы, Ваше Величество, – отозвался министр, потупив очи, – прибежище чудища остаётся нерушимо сокрытым от ока людского.

– А я-то думал, посылаю самых что ни на есть отборных молодцев! – пробурчал Ричардимир сквозь зубы, качая головой с горечью великой.

– Государь, есть весть и поважнее… – отважился добавить сановник, понизив глас до шёпота робкого.

– Что ещё приключилось? Моровая язва по свету ступает? Или буря невиданная обрушилась на земли наши? Изъясняйся внятнее, муж! – взревел король, и раздражение его прорвало все устои придворные.

– Сын ваш, государь… принц Фабьен… сгинул без вести! – изрёк министр голосом бесстрастным, и сии слова, яко дыхание ледяное, повергли собравшихся в молчание гробовое, тяжкое и зримое.

Глава 4

Враньё Осборнского

Два дня минуло с тех пор, как Фабьен, наследник Руссингаля, канул в неведомость, а Ричардимир, король, чьё сердце терзалось тревогой, всё ещё не ведал о судьбе сына. Сей мрак безвестности грыз его, точно волк голодный.

– Где отпрыск мой? – рычал он на советников, и голос его, подобно грому, сотрясал тронный зал.

– Мы обшарили Чёрную Чащу вдоль и поперёк, государь, – отвечали те, склоняя главы. – Но принц как в воду канул!

– Так обшарьте снова! Переверните небо и землю, если понадобится! – взревел Ричардимир. – Отыщите моего сына!

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Тем временем Осборнский, чьё ухо, подобно лисьему, ловило всякий шёпот, прознал о бегстве Фабьена. Соглядатай его, с ухмылкой лукавой, сие подтвердил.

– Наследник Ричардимира, видать, в бега подался, а с ним и надежды папаши его в прах обратились! Ох, и потеха!

Осборнский так и взвыл от хохота, что эхом разнёсся по чертогам.

– Воины Ричардимира рыщут по лесу в поисках принца, государь, – доложил советник.

– Что? Воины Ричардимира рыщут по Чаще? – вскричал Осборнский. – Сие нарушение перемирия! Сие объявление войны!

Но, помолчав, он усмехнулся, и очи его загорелись хитростью.

– Ха! Фабьен пропал! Вот случай, что сам в руки идёт! – провозгласил он. – Пусть слухи плетут паутину, а мы, други мои, подождём, покуда буря в нашу пользу повернётся!

Вскочив с трона, он, с театральной пышностью, запел:

О Элизабет, услышь мой клич,Я Осборнский, властен и велик!Из рода древнего, что правит в веках,Чёрная Чаща мне вдоволь отдаст!Клянусь я крепко, как сталь клинка,Тебя, златовласая, в руки возьму я!

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Ричардимира же терзала тревога, что не ведала покоя. Он донимал свиту, повторяя, точно заклятье:

– Сыскали ли Фабьена?

К полудню до него долетел слух, распущенный коварным Осборнским: мол, принц томится в темнице под дворцом Украйгаля.

– Ты подписал себе приговор, Осборнский! – взревел он, и гнев его, подобно пламени, пожирал всё вокруг.

Обратившись к министру, он повелел:

– Устройте встречу с сим мерзавцем! Немедля!

И вот сошлись два короля на нейтральной поляне, под пристальными взорами свит, затаивших дыхание.

– Друг мой верный, – сладко пропел Осборнский, склоняя голову с притворным почтением, – позволь воздать тебе поклон низкий.

– Довольно лицемерия! – отрезал Ричардимир, и голос его, острый, как клинок, разрубил воздух. – Время не терпит твоих дурных шуток. К сути: где Фабьен?

– Фабьен? О, он под надёжным присмотром, – отвечал Осборнский, и улыбка его, лукавая, точно лисий хвост, скользнула по губам.

– Надёжным? – вскричал Ричардимир. – Ты мнишь, что я поверю в твои басни? Мне ведомо, что он гниёт в твоих подземельях, подобно злодею!

– Пустая молва, дорогой мой, – парировал Осборнский. – принц невредим. Но коли жаждешь его свободы, можем сойтись на условиях…

– Условиях? Ну-ка верните моего отпрыска сию же минуту!

– О, Ричардимир, твоя горячность пагубна, – молвил Осборнский, качая головой. – В делах тонких прямота – враг успеха.

– Прямота? Сейчас узнаешь, что прямотой зовётся! – Ричардимир ринулся к выходу, но Осборнский остановил его:

– Переступи сей порог – и кровь сына твоего на твоих руках!

Ричардимир, сжимая кулаки в бессильной ярости, прошипел:

– Ты… жалкий червь!

– Полно, – молвил Осборнский. – Будем же вести беседу, достойную королей. Присядь.

Ричардимир, побеждённый угрозой, опустился в кресло, и взор его пылал.

– О чём желаешь беседовать? – вопросил он, и голос его звенел сталью.

– О простом, – отвечал Осборнский. – Ты отдаешь мне желаемое, я верну тебе отпрыска твоего.

– И чего же ты алчешь?

– Скажем… Чёрную Чащу?

– Никогда! – взревел Ричардимир.

– Уверен ли ты? – прищурился Осборнский.

– Без тени сомнения!

– Тогда нам не о чём толковать, – молвил Осборнский и, встав, направился к двери.

– Постой! – воскликнул Ричардимир.

Осборнский обернулся, и брови его взлетели.

– Дай мне неделю… – промолвил Ричардимир, и голос его дрогнул. – Дабы… поразмыслить.

– Поразмыслить? – переспросил Осборнский, и улыбка его стала шире.

– Да… над сей сделкой поразмыслить.

– Пусть будет… неделя, – кивнул Осборнский. – Но ни часом более, или отпрыска вашего вы не узрите вовек!

И, хохотнув, он покинул зал, оставив Ричардимира в смятении.

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Осборнский, страстный любитель статуэток, коими украшал свои покои, предавался созерцанию оных, полируя любимую – бюст своей же головы. Внезапно он воззвал:

– Хворм!

– Да, государь! – отозвался первый министр, вбегая с поклоном.

– Неделя у вас, чтобы сыскать Фабьена и доставить его ко мне! – прогремел Осборнский.

– Доставить? – растерялся Хворм.

– Да… доставить. – отвечал король. – Дабы сделать его заложником и вынудить Ричардимира отдать Чёрную Чащу! Неделя, сказал я!

– Будет исполнено, ваше величество, – пробормотал Хворм и подал знак второму министру.

– Н..неделя, государь? – запнулся тот. – Л..леса велики… не маловато ли н… н… недели?

– Сказать, что вы предпочитаете? Тюрьму или плаху (казнь)? – прищурился Осборнский.

– Т… тюрьму… государь, – промямлил министр.

– ПЛАХА! – рявкнул Осборнский, и стража поволокла беднягу прочь.

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Ричардимир, воротившись в свои чертоги, кипел гневом.

– Сей подлец шантажирует меня! – восклицал он, обращаясь к министрам. – Он загнал меня в угол, но словам его я не верю ни на йоту!

Помолчав, он добавил с болью:

– Вина моя. Не следовало отпускать Фабьена в Чащу. Я был неосторожен…

– Возьмите себя в руки, государь, – молвил Лафартов. – Мы найдём выход. Надобно лишь решение мудрое.

– Решение принято, – отрезал Ричардимир. – Пусть наши лазутчики проникнут в каждый угол Украйгаля, вплоть до темниц самых мрачных. Нам надлежит удостовериться, что Фабьен и впрямь содержится в застенках сего злодея Осборнского.

༺═──────────────═༻ ❀ ༺ ❀ ═──────────────═༻

Тем временем Осборнский собрал своих соглядатаев, чтобы вызнать о поисках.

– Поиски идут, ваше величество, – доложил вестник, дрожа. – Но Фабьен всё ещё не сыскан.

– Чего? – взорвался Осборнский. – Вот весь мой замысел в прах!

– Сие не всецело верно, государь, – вмешался вестник. – Мы сыскали двойника Фабьена.

– Двойника? – фыркнул Осборнский. – И какой мне от него толк!

– Сие козырь, государь, – пояснил Хворм, – чтобы надавить на Ричардимира.

– Вы мните, Ричардимир глуп, дабы не распознать подделку? – возразил король.

– Они схожи, как близнецы, – уверил вестник. – Ричардимир примет его за сына, а обман раскроется лишь через дни.

– И что с того? – рявкнул Осборнский. – Он всё равно прозреет!

– К тому времени, – молвил Хворм, – он подпишет уступку Чащи… и Элизабет будет в ней в придачу.

– Клянусь индейкой со сметаной, сие впрямь может сработать! – воскликнул Осборнский. – Изолируйте двойника и храните его в тайне!

Обратившись к собравшимся, он вопросил:

– Есть ли возражения?

Хворм подал знак молодому советнику, что, дрожа, промолвил:

– Два дня назад, государь, наши соглядатаи узрели Фабьена с блондинкой, что шла к замку Ричардимира из Чащи. Есть мнение, что он сыскал «158X-H9»…

– Блондинка? – прищурился Осборнский.

– Да, государь, – отвечал советник.

– В оливковом платье?

– Воистину, государь.

– Пахла ли Сверкающей Розой?

– Да… государь! Прошу, государь… не надо… у меня жена и двое детей… – советник пал на колени, и слёзы хлынули из глаз его.

Осборнский, встав с трона, приблизился к советнику и молвил:

– Ну что ты, что ты… уймись. Как звать жену твою?

– Элиза, государь…

– Что?

– Элизабет, государь!

– Элизабет … – промолвил Осборнский, и очи его озарились светом ностальгическим, словно при виде давнего, дорогого призрака. – Ах, да… Элизабет… какое дивное имя…