
Полная версия
Закованные в броню. Книга 3
– Тогда я поеду и заберу ее сам, – коротко уведомил ее он.
– А если он тебя не пустит?
– Лусия, – Острожский тяжело вздохнул, но тем не менее, ответил ей: – Он меня пустит, не сомневайся. Как только я немного освобожусь от дел, связанных с переговорами в Мальборке, я поеду в Вязьму за Эвелиной. Если, конечно, она не появится в Вильне раньше.
– Я слышала, как она сказала князю, что собирается сопроводить Андреаса в Польшу, ко двору Ягайло, и лишь затем отправиться в Вильну! – вспомнила герцогиня.
Глаза Острожского блеснули нескрываемым торжеством.
– Она приедет! – только и сказал он.
Герцогиня заморгала глазами, удивленная его реакцией, в то время, как она рассчитывала на абсолютно противоположную.
– Луис, перед этим она поедет в Польшу, к королевскому двору, – осторожно, но с нажимом проговорила она. – Ты сам сказал, что король Ягайло весьма к ней неравнодушен!
– Вздор! – Острожский прошел в столовую своих покоев в королевском дворце Вильны, предоставленных ему великим князем, и, не оглянувшись на проследовавшую за ним донну Лусию, уселся за стол, кивнув в ответ на предложение слуги подавать ужин.– Ягайло уже снова женился, – добавил он после того, как донна Лусия молча присоединилась к нему за столом. – Правда, большая половина его двора не одобряет выбора королевы. В том числе и дражайший пан Олесницкий.
– Какая разница! – закричала герцогиня. – Она все равно может просить короля о разводе!
С непонятным ей выражением в темных глазах, Острожский пристально взглянул на герцогиню.
– Вам-то какая печаль, Лусия? Что это вы так разгорячились?
– Вот теперь ты очень похож на своего деда! – огрызнулась донна Лусия. – Мне просто очень понравилась твоя жена, она такая красавица! Будет жаль, если она уплывет прямо у тебя из рук!
– Лусия, я хочу предупредить вас.
Острожский выпрямился на стуле, его лицо снова стало серьезным, а в глазах зажглись искры, обычно не предвещающие ничего хорошего собеседнику, даже несмотря на то, что он оставался совершенно спокоен и невозмутим.
– Если Эвелина захочет со мной развестись, она разведется, – медленно проговорил он, не спуская глаз с лица донны Лусии. – Я не собираюсь ее принуждать, хотя без конца повторяю это вслух для нее и для деда. В этом случае, чтобы вы сильно не обольщались, я обещаю вам, Лусия, что никогда больше не женюсь. Если вы попытаетесь вмешаться в мои отношения с Эвелиной, все равно из добрых или не из добрых намерений, я отправлю вас назад в Испанию без каких-либо объяснений или оправданий с вашей стороны. Вы поняли меня, тетушка?
Герцогиня кивнула, понимая, что в данном случае ей следует с ним согласиться. Однако она не смогла удержаться от обиженного замечания:
– Конечно же, ты прав, Луис. Это твое дело. Прости меня. Но мне так понравилась Эвелина! А он не дал мне даже словом перемолвиться с ней! Теперь он наговорит ей обо мне всяких ужасов, и она вообще не захочет со мной разговаривать!
– Тетушка, вы меня пугаете, – Острожский насмешливо улыбнулся. – С каких это пор вы стали расстраиваться из-за того, что другая женщина не захочет говорить с вами?
– Это не просто другая женщина! – надула губы герцогиня. – Это прекрасная Эвелина Монлери, моя невестка!
– Вы говорите сейчас прямо как польский король, – поддел ее Острожский. – С одной лишь разницей, что он называет ее Эвелиной Острожской. Вы, часом, не влюбились в мою жену, тетушка? Вот уж никогда не замечал за вами подобных наклонностей!
Герцогиня сначала побледнела, потом покраснела, хотела было что-то сказать, но видно было, что в последний момент удержалась и, в притворной обиде поджав губы, наконец, вымолвила совершенно нейтральное:
– Перестань смеяться надо мной, Луис!
– Тогда перестаньте нести чушь, Лусия! – в голосе Острожского не было уже никакого намека на шутку, только холодное предупреждение. – Оставьте нас с Эвелиной в покое. Дайте нам самим разобраться с нашими взаимоотношениями.
– Но ты совсем ничего не делаешь для этого! – снова, не удержавшись, вспылила герцогиня. – Вот уже несколько месяцев, как ты вернулся в Литву, а ты ее еще даже не видел!
– Лусия, я в последний раз прошу вас остановиться!
Острожский гибко поднялся из-за стола. Герцогиня тут же вскочила со своего места и подбежала к нему.
– Луис! Прости меня! Я просто забочусь о тебе!
Острожский вздохнул и, предотвращая поток ее извинений, перемешанных с упреками и просьбами о понимании ее положения, произнес, завершая разговор:
– Завтра утром, после разговора с Витовтом, я, скорее всего, снова поеду в Мальборк. Постарайтесь вести себя прилично, тетушка. Имейте в виду, я больше не хочу слышать о ваших разборках ни с моим дедом, ни с моей женой. Надеюсь, что вы меня поняли.
Вязьма, Великое княжество Литовское, 1417 г.
Несколькими днями ранее, немного погодя после примечательной сцены в холле особняка старого князя Острожского в Вязьме, Эвелина и литовский магнат также говорили о герцогине де Монсада.
– Стоило ли вам так поступать с этой женщиной, князь? – голос Эвелины был спокоен и мелодичен, как если бы они обсуждали погоду на завтра.
– О-о, это не женщина, это – просто ядовитая змея, дитя мое! – живо отозвался князь Федор. – Держись от нее подальше, умоляю тебя! Она всегда действовала на мою бедную Алицию как удав на кролика, а, смею тебя заверить, Алиция была достаточно сильной и рассудительной молодой женщиной!
– Все будет хорошо, дедушка! – Эвелина улыбнулась и положила свою ладонь на морщинистую, но крепкую руку старого князя.
– Я буду беспокоиться за тебя, детка. Может быть, я поеду с вами? Было бы неплохо снова побывать при польском и литовском дворах! Если эта змея появится в Кракове, я всегда смогу защитить тебя и Андрея!
– Защитить? – удивленно переспросила Эвелина. – Вы думаете, это понадобится? Что она сделала, эта женщина, что вы так опасаетесь ее?
– Она!
Старик мстительно сузил глаза, помолчал, а потом с горечью быстро заговорил:
– После смерти Зигмунта Корибута, сына Нариманта Новгородского, мужа Алиции, под предлогом безопасности моего внука она утащила мою дочь и Львенка в Италию, когда для этого уже не было никаких оснований, когда все уже успокоилось, и они оба были в безопасности в Литве! Она продержала их там почти четыре года, пока Алиция не взбунтовалась и не увезла сына. Она убедила Алицию, что будет лучше для Львенка, чтобы он считал ее приемной матерью! Затем она посеяла недоверие между Алицией и Львенком, и впоследствии поссорила их. Я всегда благословлял маленького, безвинно погибшего Зигмунта Корибута, ибо только память о нем вернула Львенка в Литву. Потом появилась ты, словно дар Божий, и я поверил, что он останется с нами, а не уйдет с ней. Но эта дрянь не хочет успокоиться! Она подговорила княгиню Радзивилл подлить ему какого-то зелья, после того, как та вытащила его из свалки при Грюнвальде. Это зелье было настолько сильным, что Львенок потерял память на шесть лет, вспомни, шесть лет! И она воспользовалась этим, чтобы убедить его, что он ни кто иной, как герцог Монлери, а не князь Острожский, и оставить его в Италии.
Старый князь сделал паузу, чтобы перевести дыхание, а затем уже более спокойно продолжал:
– Теперь на ее дороге стоишь ты. Она сделает все, чтобы перетянуть тебя на свою сторону и увезти вас из «дикой» Литвы в свою «прекрасную» Италию или Испанию, а если ты воспротивишься этому, она просто избавится от тебя. Так, как она избавилась от моей дочери Алиции!
– Вы уверены в том, что говорите, дедушка? – спросила Эвелина, потрясенная одновременно его словами и той душевной мукой, которая звучала в его отповеди.
– Абсолютно! – убежденно воскликнул старый князь. – Я уверен, что это именно Лусия уверила короля Сигизмунда Люксембурга Венгерского, что Алиция хранит бумаги о происхождении Львенка, и она намеревается отдать ему их, когда он подрастет. Сигизмунд подослал в Остроленку убийц, так как не желал видеть в соперниках на венгерский престол сына Лайоша Великого, и в конце концов, они настигли ее!
– Дедушка! – Эвелина набрала побольше воздуха в легкие, чтобы придать себе решимости и рассказать ему о последнем письме Алиции Острожской, адресованном ей лично. – Год тому назад я нашла в своем ларце с драгоценностями, перешедшем ко мне после свадьбы, письмо вашей дочери, которое она просила передать Острожскому.
Старый литовский магнат остро взглянул на взволнованную молодую женщину.
– Письмо? В шкатулке с драгоценностями? Ты читала его?
Эвелина чуть приметно улыбнулась.
– Конечно я прочитала его, а затем отдала уму, как и просила княгиня Острожская. В этом письме Алиция прямо говорила о том, что она спрятала бумаги, и он должет знать, где именно, поскольку они делали тайник вместе, летом, которое они провели вдвоем в Остроленке. Кажется, она имела в виду то лето, которое было последним в жизни князя Нариманта.
– Я так и знал!
Старый князь вскочил на ноги.
– Я так и знал, что эти бумаги в Остроленке! Они целы и невредимы, Алиция была умной девочкой! Она бы стала достойной королевой! Когда ты отдала ему письмо, дитя мое?
– Он получил его, когда был в Испании, – сказала Эвелина. – Андрей лично передал ему письмо в собственные руки. Лусия де Монсада тоже присутствовала при этом. Андрей говорит, что отец упомянул о содержании письма, но не показал письмо Лусии. Герцогиня была очень расстроена, и, как рассказал Андрей, они какое-то время о чем-то спорили, он не понял, о чем.
– Так вот почему эта лиса вернулась в Литву! – задумчиво проговорил литовский магнат, внимательно выслушав все, что сказала Эвелина.
Он помолчал, а потом поднял на Эвелину свои светло-серые, выцветшие от времени глаза и откровенно спросил, настороженно наблюдая за выражением ее лица в то время, пока он говорил:
– Скажи мне, дитя мое, ты любишь Львенка?
Эвелина выдержала его взгляд.
– Да, я люблю его.
– Нам надо найти эти бумаги, – услышав ее ответ, старый князь как будто немного расслабился. – Я почти уверен, что Алиция спрятала не только бумаги о происхождении Львенка, но и кое-что еще. Мы должны раз и навсегда освободить себя от этой ужасной женщины! До тех пор, пока она не успела натворить еще больших бед!
– Мы не можем найти эти бумаги без Острожского, – подумав, сказала Эвелина.
– Ты права, детка, – согласился с ней князь Федор. – Его любовь к тебе – наш единственный шанс. Поезжай с Андреем в Польшу, я уверен, что как только Львенок узнает о твоем пребывании при дворе, он найдет предлог приехать в Краков, прежде, чем отправиться в Вильну. Потом, когда переговоры закончатся, нам всем нужно собраться в Остроленке. Вы вдвоем должны найти эти чертовы бумаги! Они как проклятье, тяготеющее над нами! Как эта чертова испанская ведьма, прости Господи мою душу! Может быть, стоит обратиться за помощью к малышке Радзивилл?
Эвелина покачала головой.
– Я уже пробовала. Она сказала тогда очередной бред – что над головой князя сгустились темные тучи и только я одна способна справиться со злыми чарами. Правда, она забыла сказать, как именно я смогу это сделать!
Князь Федор взволнованно забегал по зале.
– Злые чары! Я знал, я чувствовал это! Она ведьма, она самая натуральная ведьма, эта Богом проклятая крестоносная подстилка! Бог мой, Эвелина, девочка моя, сделай все, что считаешь нужным, очаруй, заколдуй, обещай ему все, что угодно, но только вырви его из лап этой ведьмы! Он должен снова вернуться к нам! Христом Богом прошу, деточка, помоги ему!
– Не нужно так волноваться, дедушка! – Эвелина была до глубины души тронута, когда увидела полные слез глаза старика и его искаженное от душевной муки лицо. – Я сделаю все, что в моих силах.
Глава 3.
Краков, Польша, октябрь 1417 г.
По настоянию Эльжбеты, Эвелина, Андрей и маленький Даниэль Острожский, прибыв в Краков поздней ночью в конце октября 1417 г., остановились на несколько дней в доме Радзивиллов. Эвелину так утомил долгий переезд, что она, несмотря на протесты сопровождавшей ее Аделины и Марженки, взяла с собой на ночь в постель малыша Даниэля, и они вдвоем благополучно проспали почти до полудня следующего дня.
Во второй половине дня, чувствуя себя виноватой за то, что пропустила завтрак, Эвелина поручила малыша заботам Аделины, быстро привела себя в порядок, и, облачившись с помощью Марженки в кремового цвета дневное платье, сшитое по последней польской моде, спустилась в гостиную. Справедливо рассудив, что Эльжбета вряд ли будет принимать у себя гостей в такое время суток, она не стала закалывать свои длинные светлые волосы, оставив их свободно виться по плечам и спине.
Эльжбета встретила ее откровенно насмешливым взглядом.
– Я вижу, воздух Польши и Литвы творит с тобой чудеса. Прежде ты никогда так сладко не спала!
– Это все Данька! – с улыбкой сказала Эвелина. – Он так сладко сопел, что я была не в силах устоять.
Эльжбета рассмеялась, подошла к ней, взяла ее за руку и провела вглубь гостиной. Только после этого Эвелина заметила, что они там не одни. Навстречу ей и с Эльжбетой из кресла возле окна поднялась высокая стройная женщина со светлыми волосами, собранными в традиционную польскую прическу. На вид ей казалось не больше тридцати-тридцати пяти, но когда Эвелина внимательней посмотрела ей в лицо, она поняла, что та была старше, и моложавый вид ей придавало задорное выражение светло-карих живых глаз и гладкая, как у девушки, кожа красивого, с четкими чертами лица.
– Эвелина, я хочу представить тебе давнюю приятельницу моей матери, пани Валевскую.
Лицо Эльжбеты было серьезно и, пожалуй, как-то даже торжественно-вдохновенно.
Эвелина еще раз взглянула на поднявшуюся из кресла женщину, которая с улыбкой шагнула ей навстречу, в свою очередь, пристально вглядываясь ей в лицо.
– Прекрасная Гражина! – мягко сказала пани Валевская, называя Эвелину именем, которое использовал, обращаясь к ней, князь Витовт после ее участия в сражении при Грюнвальде. – Я очень много слышала о вас в Литве. Кроме того, – она слегка улыбнулась, и на щеках ее заиграли ямочки. – Я помню вас с Эльжбетой девчонками.
– Правда? – Эвелина вежливо улыбнулась в ответ. – А вот я вас совсем не помню, пани Валевская.
– Жаль.
По знаку Эльжбеты слуги принесли им по бокалу холодной воды и проворно сервировали для легкого ланча низкий столик, находившийся ближе к окну.
Когда пани Валевская брала с подноса бокал с водой, Эвелина непроизвольно отметила, какие у нее длинные аристократические пальцы. На безымянном пальце правой руки блеснуло в полуденном свете кольцо с голубым сапфиром.
– Я хорошо знала вашу мать и вашего отца, – сказала пани Валевская, делая глоток из своего бокала и не сводя глаз с Эвелины. – Вы очень похожи на свою мать, она была редкостная красавица.
В эту минуту в гостиную с воплями влетели взъерошенный Зига Радзивилл и Андрей Острожский. Увидев уже сидевших за столиком и мирно беседующих матерей, а также совершенно незнакомую женщину, мальчишки мигом притихли, и на лицах обоих появилось одновременно смущенное и плутовское выражение.
– Мама, извини, мы не хотели! – проговорил Андрей по-итальянски, как он всегда предпочитал поступать в тех случаях, когда чувствовал необходимым извиниться, но не желал делать это открыто в присутствии остальных.
Эвелина уже открыла рот, чтобы, по обыкновению, призвать его к порядку и просить не говорить по-итальянски в Польше, чтобы не смущать друзей, как пани Валевская, все с той сердечной улыбкой на устах взглянув на мальчика, с невинным видом заметила, так же по-итальянски:
– Вы прощены, молодой человек. Приятно видеть такого воспитанного молодого сеньора.
Андрей удивился, но не смутился, и тут же, быстро взглянув на мать, с лукавой усмешкой поклонился женщине и сказал, обращаясь к ней, уже по-французски:
– Благодарю вас, мадам. Это заслуга моей матери, вовсе не моя.
– Вы еще и льстец, молодой человек? – так же по-французски, приподняв бровь, живо отозвалась пани Валевская, откровенно посмеиваясь при виде удивления, отразившегося у него на лице.
– Не имел чести быть представленным вам, сударыня, – перешел на немецкий Андрей, склоняясь перед пани Валевской в вежливом полупоклоне. – Молодой князь Андрей Острожский, к вашим услугам.
Пани Валевская отставила на столик свой бокал с водой, поднялась со своего места и с важностью матроны наклонила голову в снисходительном приветствии, подражая принятому при европейских дворах этикету:
– Это большая честь познакомиться с вами, ваша светлость, – сказала она по-немецки. – Пани Валевская, к вашим услугам.
Она милостиво протянула Андрею руку для поцелуя, Андрей тут же принял ее, вежливо склонился к ее руке и, разгибаясь, взглянул ей в лицо своими темно-синими смеющимися глазами:
– Если бы я не знал, что у меня нет бабушек, я бы принял вас за одну из них, милостивая госпожа! – снова по-итальянски сказал он. – Вы так же красивы, как моя мать, и так же любите розыгрыши, как я!
– Вы забыли упомянуть о своем отце, молодой человек? – подняла бровь пани Валевская.
– Мой отец – особый случай! – тут же отозвался Андрей по-русски. – Он вне конкуренции!
Пани Валевская рассмеялась.
– Вы очень похожи на своего отца в том же возрасте, Андрей, – сказала она, переходя на русский.
– Вы знали моего отца, когда он был мальчиком? – удивленно спросил Андрей. – Сколько же вам лет, сударыня?
– Андрей! – одновременно с укором воскликнули Эвелина и Эльжбета.
– Пустяки, – пани Валевская улыбнулась им и вновь повернулась к Андрею. – Я знала вашего отца и вашу мать, Андрей, когда они были детьми, я знала даже их семьи. Когда вы приедете с матерью в Вильну, молодой князь Андрей Острожский, я буду счастлива видеть вас и вашего друга, юного Радзивилла, в моем доме.
– Благодарю вас, пани Валевская! – весело поблагодарил ее Андрей, а потом, переглянувшись с Зигой Радзивиллом, спросил: – А у вас есть лошади?
Эвелина не смогла скрыть улыбки.
– Мой муж разводит в Литве лошадей, – сказала между тем пани Валевская. – Если вы умелый наездник, он представит вас татарским царевичам и вы сможете познакомиться со всеми их трюками из их собственных рук.
– Татары Витовта! – воскликнул Андрей, радостно сверкнув глазами. – Это было бы чудесно! Берегитесь, мадам, я запомню ваше обещание!
Пани Валевская ласково коснулась рукой его плеча.
– Я не собираюсь от него отказываться, молодой человек!
Она в последний раз кивнула Андрею и вновь присела на свое прежнее место за низким столиком с ланчем, расправила в кресле подол своего платья и взяла в руки бокал с водой.
– Вы были знакомы с родителями моего мужа? – осторожно спросила Эвелина, взглянув на нее.
Пани Валевская утвердительно наклонила голову.
– Да, Эвелина. Мы были хорошими друзьями с князем Наримантом Новгородским.
– И с Алицией Острожской?
Рука пани Валевской дрогнула, но она, тем не менее, все так же жизнерадостно улыбнулась.
– Конечно. Почему вы спрашиваете, Эвелина?
– Я долго жила в Остроленке, где, кажется, каждый цветок в ее великолепном розарии помнит эту удивительную женщину, – сказала Эвелина, внимательно наблюдая за пани Валевской, глаза которой при ее словах подернулись мечтательной дымкой. – Кроме того, мой муж был очень привязан к своей матери, хотя, кажется, не очень хорошо знал ее.
– Да, я тоже бывала в Остроленке, когда Алиция еще была жива, – с оттенком грусти сказала пани Валевская. – Как и ваша мать, Эвелина, а также княгиня Радзивилл.
– Моя мать бывала в Остроленке? – удивленно переспросила Эвелина. – Вы хотите сказать, пани Валевская, что моя мать и Алиция Острожская были знакомы?
– Ну конечно же! – сказала пани Валевская, переглянувшись с Эльжбетой Радзивилл. – Разве вы не помните, Эвелина, что несколько лет после смерти матери вы прожили в Остроленке, вместе с Эли и Каролем Радзивилл и мальчиками Алиции Острожской?
– Нет, не помню, – растерянно сказала Эвелина. – Впрочем, после пребывания в Мальборке…
Она не договорила. Пани Валевская предостерегающе подняла вверх раскрытую ладонь своей руки, словно умоляя Эвелину остановиться.
– Не стоит вспоминать замок, деточка, – мягко сказала она. – Все позади. У вас семья, дети, вы счастливы. Вы ведь счастливы, Эвелина?
– Ну да, в некотором роде, – пробормотала Эвелина, думая о своем.
– В некотором роде? – удивилась пани Валевская. – Что вы имеете в виду?
Эвелина вопросительно посмотрела на Эльжбету, словно спрашивая ее совета, стоит ли ей говорить или промолчать. Эльжбета неприметно кивнула, но пани Валевская уже успела заметить их быстрый обмен взглядами и, отставив бокал на стол, внимательно взглянула сначала на одну из них, а потом – на другую.
– Что-то не так, девочки? – озабоченно спросила она.
– Скажи ей, Эва, – негромко произнесла Эльжбета.
– В следующем месяце я еду в Вильну, чтобы присоединиться там к моему мужу, – наконец, тщательно подбирая слова, сказала Эвелина, все еще сомневаясь, стоит ли говорить об этом чрезвычайно деликатном семейном деле с почти незнакомой ей женщиной. – Меня очень беспокоит та женщина, которая приехала с князем Острожским из Испании, герцогиня де Монсада. Мой тесть рассказывал мне много неприятных вещей о ней и о ее дружбе с покойной матерью Острожского.
– Лусия де Монсада? – по губам пани Валевской скользнуло выражение брезгливого ужаса, которое было настолько быстрым и коротким, что Эвелина даже несколько раз смогнула, чтобы понять, было ли это на самом деле, или только примерещилось ей. – Лусия де Монсада, – еще раз повторила пани Валевская. – Боюсь, что он прав, дитя мое. Я тоже не слышала ничего хорошего о Лусии де Монсада. Берегитесь ее! Она очень решительная и опасная женщина.
– Дело в том, что князь Федор открыто называет ее ведьмой, – усмехнувшись, сказала Эвелина. – И моя подруга, Эли Радзивилл, похоже, разделяет ее мнение.
– Она не ведьма.
Лицо пани Валевской стало серьезным. Она внезапно встала и взволнованно прошлась по гостиной.
– Она просто очень несчастная и оттого очень озлобленная женщина, – остановившись возле дверей, ведущих на патио, наконец, сказала пани Валевская, оборачиваясь к Эльжбете и Эвелине. – Но ваш тесть прав, герцогиня де Монсада – не совсем подходящая для вас компания.
Эвелина вглянула на нее с просквозившем в ее взгляде невольным удивлением:
– Но что я могу сделать? Она живет в нашем доме в Вильне.
– Просто держитесь от нее подальше, Эвелина, умоляю вас! – пани Валевская приблизилась к Эвелине, порывисто взяла ее за руку и с тревогой заглянула ей в лицо. Было видно, что она очень взволнована. – Я молю бога о том, чтобы мой муж прибыл в Краков как можно скорее. Тогда мы сможем рассказать вам о том, что знаем сами. Если нет, то мы найдем вас в Вильне. Вы не останетесь с ней один на один! Это я вам обещаю!
– Что вы имеете в виду? – теперь уже Эвелина с тревогой смотрела в лицо пани Валевской. – Вы говорите загадками, я не понимаю вас. Вы словно хотите сказать мне что-то важное, но как будто опасаетесь меня. Говорите же, подумайте сами, какой вред вам я могу принести? Да я и не собираюсь ничего вам делать! Зачем, с какой стати?
– Я опасаюсь не вас, – с непонятным выражением в голосе ответила пани Валевская после некоторого колебания.
– Тогда кого же? – воскликнула Эвелина. – Этой женщины?! Герцогини де Монсада?!
– Нет, Эвелина, – по губам пани Валевской скользнула грустная улыбка. – Я опасаюсь гнева вашего мужа.
– Гнева Острожского?! – с недоверием переспросила Эвелина, вглядываясь в печальное лицо женщины. – Да бог с вами, пани Валевская, он никогда не причинит вреда моим друзьям!
– Да-да, – живо поддержала ее Эльжбета, усмехаясь. – В руках своей прекрасной жены князь Острожский совсем ручной! При условии, что его тетушка не подаст ему на ужин белладонны!
– Не обращайте внимания, – быстро сказала Эвелина. – Эльжбета шутит!
– Конечно же, шучу, – мрачно подтвердила литвинка. – Герцогиня де Монсада никогда не делает ничего сама. Она предпочитает вкладывать свои снадобья в руки простодушных и доверчивых дурачков из близких родственников.
– Эльжбета! – не выдержала Эвелина.
– Мне пора идти.
Пани Валевская вновь взяла за руку Эвелину и еще раз внимательно посмотрела ей в лицо, словно ища в нем нечто такое, что ответило бы на ее невысказанные вслух вопросы. Затем она неожиданно слегка улыбнулась, напряжение, появившееся в ее голосе с того времени, как было упомянуто имя Алиции Острожской и герцогини де Монсада, исчезло так же внезапно, как и появилось.
– Я была очень счастлива познакомиться с вами, дорогая Эвелина, – сердечно сказала она. – Надеюсь, наше знакомство окажется долгим и приятным для обеих наших семейств. Прошу вас о любезности еще раз встретиться со мной и моим мужем, когда он прибудет в Краков.