Отец человеческий

– Ну чё, будем знакомы? Василий.

– Лейтенант Кононов… Алексей.

Ладонь Василия пахла табаком и долгой дорогой, была сухой и тёплой. Кононов пожал её и опрокинул в себя содержимое чашки.

– Ладно, мне пора на рейс.

– До Гимол, что ли?

– Дальше. Под Вяйняпогу.

– Надо же! И мне туда. Эка тебя занесло. По какому делу?

Кононов взвесил все за и против и решил, что хоть мужик и назойливый, но нет ничего страшного в том, чтобы рассказать ему.

– Сослуживец погиб. Везу вдове кое-что из его вещей. Он просил.

– Вона как. Ясно. А с тобой самим-то что не так?

Кононов пожал плечами.

– Что, так заметно? Ловушку зацепил. Нашу же. Под парализующий импульс попал, сутки провалялся обездвиженный. На ноги подняли, но не все функции ещё восстановились. В общем, типа в отпуске пока.

– Тоже досталось, значит. Что там сейчас на рубеже творится-то? Как и раньше лезут?

– Как раньше уже не лезут, – сказал Кононов. – Попроще стало.

Коллоидная плёнка, интегрированная в ткань барабанной перепонки, завибрировала, и голос «Алисы» напомнил, что до посадки на рейс осталось пять минут.

– Раз мы попутчики, то пора на перрон, – предложил Кононов.

Василий с сожалением оглядел свой напиток. Оставлять его он явно не хотел, но тот был слишком крепким, чтобы выпить его залпом. Мужчина сделал несколько мелких частых глотков, отставил чёрную жижу в сторону и нацепил на плечо видавший виды походный рюкзачок.

Перрон был открытый; снег продолжал идти вторые сутки, намело почти по колено. Сдвоенный автоваг низкоскоростного пригородного маглева с шипением приближался по старой колее, выкуривая снег из-под магнитной подвески. После полной остановки ведомый модуль клацнул, отцепился от ведущего и ушёл на запасной путь. Пассажиров до конечной почти не было, поэтому автопилот решил избавиться от балласта и зря не гонять сдвоенную сцепку туда-сюда.

Кононов и Василий нырнули в дверь и плюхнулись на кресла. Спустя пару станций автоваг остался в их полном распоряжении.

– Ты местный, что ли?

– Да я везде как местный, – ухмыльнулся Василий, протягивая ноги под кресло спереди. – Жизнь побросала. Сейчас тут дельце есть. На рыбалку решил выбраться. Подлёдный лов – слышал такое? Не увлекаешься?

– Равнодушен. В детстве, когда на Дону жили, рыбалил, да. А потом как-то завертелось… Не до того стало.

– Зря ты. Рыбалку я уважаю. Этот навык нам от предков достался. Кто рыбак – тот завсегда в любых условиях выживет. А кто на всё готовое надеется, тот, случись чего, первым коньки отбросит. Батя покойный говорил…

Кононов слушал Василия вполуха. А то и в четверть уха. В голове хороводили заготовки речи, которую ему придётся держать на пороге перед совершенно незнакомой зарёванной женщиной по имени Варвара. Мучительно подбирая нужные слова и подходящий тон, Кононов следил, как быстро мелькают в окне белые пушистые лапы сосен. Наконец, его окончательно сморило, и он погрузился в ту особую дорожную дрёму, когда всякий раз, как голова склоняется на грудь или плечо, тело дёргается, как от удара тока, и пытается очнуться. Но попытка эта длится недолго, несколько секунд, и цикл бесконечно повторяется, пока, наконец, на очередной остановке веки окончательно не сомкнутся.

Снилось много рваной мозаичной чепухи. Почти всё сразу выветрилось. Лишь один сон Кононов почему-то крепко запомнил. Он был посреди пустоши, один под низким небом. По колено в жирном чернозёме. Вороны гаркали, кружа сверху. А он стоял с лопатой и всё не решался сделать то, что должен. Наконец, он резко вогнал штык в землю и принялся отбрасывать вязкие комки в сторону, пробираясь к чему-то, что было спрятано в плодородной почве. Вот показалась скользкая плёнка, покрытая сетью красных пульсирующих ниточек. Кононов отбросил лопату, чтобы не повредить находку, стал разгребать землю руками, горстями убирая из лунки дождевых червей, потом потянул за какие-то гибкие скользкие трубки. Найденный трепещущий кожух с хлюпающим звуком выскользнул на поверхность. Плёнка лопнула, и из неё потянулась розовая крохотная ручка. Раздался пронзительный детский плач… Кононов поднял младенца на руках, сощурился и увидел, что всё поле до горизонта усеяно разрытыми лунками, в которых что-то копошилось в бурой жиже…

– Браток! Браток! Лёха! Конечная, приплыли.

Василий тормошил его за плечо, напоминалка в ухе голосила, что пора пробудиться, но сознание всё не желало возвращаться. Кононов приказал назойливому голосу в ухе заткнуться, прижав кончик языка к нужной точке на нёбе. Голос утих. Автоваг не трогался с места, частым миганием индикатора над входом намекая медлительным пассажирам пошевеливаться. Кононов закинул сумку с вещами на плечо и вышел в раскрытые створки дверей. Они тут же захлопнулись со звуком, похожим на облегчение, и автоваг бодро укатил в бокс, чтобы подзарядиться и пройти диагностику.

Василий уже прохаживался по перрону, выдыхая облачка пара и прикрывая щёки от цепких когтей мороза. Попутчик ловко увернулся от автоматического снегоуборщика, катавшегося по перрону и сдувавшего снег в кучи. Кучи подбирал и вывозил его более крупный автоматический собрат – беспилотный погрузчик. Кононов постоял немного, прогоняя остатки кошмара, и решил, что надо прощаться.

– Ну что, счастли́во, – сказал Кононов. – Мне пора, хочу засветло успеть. Обратным рейсом назад рвану.

– Погодь минуту, – попросил Василий. – Что-то моего компаньона нет. Фомич, мужик из местных, пожилой уже. Договорились, что свои клёвые места покажет, но что-то не пришёл.

– Позвони, – простодушно предложил Кононов.

– Да вишь как… Обронил где-то коммуникатор. Не знаю, на какой станции. Я как-то и не переживал, без связи обходиться давно привычный. Думал, ну раз уговорились, то всё в силе. А он, не дозвонившись, наверное, по-другому рассудил.

Кононову хотелось расспросить, почему Василий пользуется неудобным отжившим своё хламом и не интегрирует в себя современный модуль связи, но удержался. Мало ли какие у человека причины и обстоятельства. Не надо лезть не в своё дело.

– И что, в блокнот айди не записал?

Василий сокрушённо взмахнул руками, мол, ну о чём ты говоришь, конечно нет.

– Что делать будешь? – спросил Кононов.

– Не против, если я тебе компанию составлю? Не надоел я ещё? Болтаю много, есть за мной грех, хе-хе. Но так-то человек безобидный, хлопот не доставляю. А может, и пригожусь чем. Кстати, я места здешние знаю. Могу окрестности показать, красо́ты местные.

На последней фразе по лицу Василия пробежала какая-то тень, он бросил в Кононова оценивающий цепкий взгляд, но тот постарался не придавать этому значения, и Василий вновь расслабился.

– Ну а почему нет? – сказал Кононов. – Пошли, раз так.

По дороге Василий расспрашивал его о всяком: где родился да где учился, женат ли и есть ли дети. Кононов больше отмалчивался, сказал только, что с семьёй всё сложно и, с тех пор как ушёл, с сыном видится редко. Но о причинах того, почему жизнь пошла вкось, умолчал. Настолько открываться первому встречному он был не готов.

Между посёлком и станцией пролегал обширный заснеженный пустырь. Судя по количеству свежевыпавшего снега, уличный снегоуборщик пролетал тут часа два назад, и уже впору было вызвать его из коммунального автопарка обратно.

Слушая байки Василия, Кононов шагал по улице, звено за звеном укладывая на снегу цепь шагов. Северное безлюдье томило смутной тоской и чувством одиночества; здесь сама природа, несклонная к сантиментам, нашёптывала мысли о конечности и бессмысленности всего.

На многие километры вокруг не было ни городов, ни деревень – во всяком случае населённых. После оптимизации в большинстве малых населённых пунктов остались только тёмные остовы законсервированных во времени административных зданий да покинутые дома. После кризиса сороковых много где оставались в основном женщины и старики. Инфраструктуру надо было как-то содержать и обслуживать, а ресурсов на это не хватало. Вот и провели реформу, определив оптимальные места для компактного проживания населения. В глубинке девять населённых пунктов из десяти прекратили своё существование, а их жителей переселили в оптимизационные центры, созданные на базе самых удобных и развитых посёлков. С логистикой, жилищно-коммунальным хозяйством и социальной сферой всё наладилось – благо автоматизация к моменту реформы уже продвинулась так, что живых рабочих рук требовалось всё меньше. Вот только беду с демографией реформа так и не смогла исправить. И если бы соседи не страдали от той же проблемы, Кононову, как пограничнику, было бы нелегко удерживать рубежи обезлюдевших просторов.

К нужному адресу они явились вместе с сумерками. Василий удивлённо хмыкнул и пропустил попутчика вперёд. Отступать было некуда.

Кононов долго настраивался на предстоящий разговор, но у двери понял, что забыл все заготовленные фразы. На стук в дверь на крыльцо вышла женщина средних лет, тело её было рыхлое, а под глазами залегли мешки. По памяти сравнив её лицо с фото, которое передал майор Поршнев, Кононов с большим трудом угадал в сальных прядях прежние шаловливые локоны. В отсутствие мужа женщина сильно сдала.

– Варвара, здравствуйте! Кононов Алексей. Может, Гриша рассказывал… Я к вам по поручению… То есть исполняя последнюю волю…

– Я поняла, – резковато сказала хозяйка дома. – Ну, заходите, что уж. Шули́ка, а ты что тут забыл? Снова сбежал?

– Но-но! – вальяжно произнёс Василий, сбивая снег с подошв. – Что за фамильярность! Я честно искупил вину, службой доказал, что встал на путь исправления. А в тот раз я и не сбегал никуда. Я просто не предупредил, что отлучился. И вообще, кто старое помянет…

Он скинул верхнюю одежду и стал разуваться. На предплечье, выше запястья, Кононов успел разглядеть мелькнувшую тюремную наколку.

Они что, знакомы? И как близко? Кононов понял, что попал в неловкую ситуацию, и не знал, что делать. Излагать велеречивые фразы, которые он заготовил, показалось вдруг неуместным и смешным. Кононов понял, что сослуживец, Царство ему Небесное, не пояснил, в каком семейном статусе он находился с Варварой, и не предупредил, что она может быть не рада нежданному посещению. Хозяйка и впрямь проявляла интерес не к Кононову, а к Василию, которого называла то ли по фамилии, то ли по прозвищу – Шуликой.

Василий хлопнул в ладоши и прошёл в комнату.

– Попотчуешь чем? Двое суток в дороге. Так ты, оказывается, вдова, а мне-то всё пела, что свободная барышня.

– Ой, Шулика, умолкни. На стол придумаю что-нибудь. А вы, как вас… Алексей, что у порога топчетесь? Заходите, погрейтесь. Чайник поставлю.

– Да я не замёрз, – сказал Кононов.

– Вона какая штука, брат, – сказал Василий, возвращаясь в сени с довольным видом. – Сразу б сказал, к кому едешь. Я б и сам вещи передал, не пришлось бы тебе в этот тупик волочиться. Ну, зато познакомились теперь, тоже плюс. Заходи, заходи, будь как дома. Заночуй. Я завтра Фомича найду, где он, старый хрыч, забухал, наверно, пусть ведёт к своему заповедному рыбному месту. Ухи сварим. А? Или у тебя предрассудки какие из-за этого? – Василий бегло указал на скрытую под рукавом наколку.

Кононов растерялся. Особого опыта общения с сидельцами у него не было, и он не знал, как правильно себя держать. Впрочем, неприязни он не чувствовал. Василий на первый взгляд отличался от того, что Кононов слышал про уголовников: ради помилования отслужив, пусть и в штрафбате, он частично изжил, видимо, многие присущие «коллегам» неприятные черты. Но в доме Варвары, словно оттаяв в тепле, в прежнем попутчике вдруг проклюнулись скрываемые доселе театральность и блатная куражистость.

Укол обиды за Гришу сдавил Кононову горло.

– Да какие предрассудки, – сказал он. – Просто я не к месту. Не буду вам мешать.

– Да куда вы собрались? Там метёт, не переставая, – сказала Варвара.

– Я положу тут, – сказал Кононов, выкладывая свёртки из рюкзака. – Это Гришины вещи. До свиданья! Извините!

Он попятился, словно боясь поворачиваться к ним спиной, и закрыл за собой дверь. «Иди, вороти его, а то замёрзнет ещё», – из-за двери услышал Кононов голос Варвары, от которого почему-то захотелось ускорить шаг. Он побежал, набирая снег в ботинки, в сторону станции. Раз, два, три, четыре, пять – вдох; раз, два, три, четыре, пять – выдох. Самоконтроль, нужно сохранять самоконтроль.

Кононов нахлебался морозного воздуха, носоглотку жгло, зато до станции добежал минут за десять. Вот и перрон. Дождаться, когда из бокса выползет автоваг, и катить на юг, в Питер, где люди, суета, жизнь.

Он прождал, подмерзая, полчаса. То ли автоваг уже ушёл, то ли из-за отсутствия заявок рейс отменили. Точно, как он забыл! Нужно было сделать заявку на проезд. Видимо, из-за непогоды больше желающих куда-то ехать сегодня не было.

Кононов вызвал на сетчатку глаза доступ в Сеть, но не смог ни запросить поездку, ни посмотреть изменения в расписании.

Заградительные помехи.

Глушили на максимуме, буквально стеной, и Кононов обоснованно решил, что врубили протокол «Абсолютный ноль». Такое бывает, когда под покровом темноты на приграничную территорию в силе тяжкой вдруг поползёт, полетит и поскачет рой из десятков тысяч умных и скрытных устройств, каждое из которых, если его не остановить, может стать причиной большой беды. А такие ночи в последнее время снова стали случаться всё чаще.

Кононов посмотрел на индикатор мобильной сети. Так и есть – на нуле. Звонить-то особо некому, а вот выяснить, работает ли в Вяйняпоге какая-нибудь гостиница… Кононов понял, что пытаться дозвониться – дохлый номер, и через пустырь побрёл обратно в посёлок. Хоть какая-нибудь конура для командировочных тут должна быть.

Между тем окончательно стемнело. С запада небо затягивало облаками. Приметив какой-то дальний уличный фонарь, Кононов двинулся на его свет, стараясь держаться просеки, проделанной снегоуборщиком. Обратный путь почему-то казался намного дольше. Предательский фонарь, мигавший сквозь метель, казалось, был всё также далёк. Кононов ускорился, но снегу намело так много, что он совершенно перестал отличать края колеи от девственных сугробов. Кононов почувствовал раздражение, потом в голову заполз туман, поджилки затряслись, тело стало словно ватным. Приступ. В первые дни после паралитического импульса они накатывали каждый час, потом всё реже и реже. После выписки их ещё не было, и Кононов просто забыл, что они могут вернуться в любой миг. А зря.

Он привалился к первому попавшемуся стволу, унимая частый пульс. «Дыши, Алексей Кононов. Вот так. Ещё». Ещё. Медленно, глядя вниз, чтобы не кружилась голова, он сделал несколько шагов. Кажись, норма. Порядок. Кононов поднял глаза, осмотрелся и не смог определить нужное направление. Вокруг только отяжелевшие деревья, облака да снег. Он чертыхнулся, сложил ладонь лодочкой, подмигнул по очереди левым и правым глазом, вызывая бинокулярное зрение. Несколько секунд неприятного щекочущего ощущения – и линза, хранившаяся в слёзном мешочке, покрыла зрачок. Кононов стал с разной интенсивностью щуриться, настраивая фокус и зум. Линза, повинуясь сигналам нервной системы, меняла структуру, толщину, просвет диафрагмы.

Кононов чертыхнулся: огонёк, который он принял за фонарь, на самом деле оказался звездой, висящей в безоблачной полосе у самого горизонта. Облачная мгла поглотила её прямо на глазах.

Кононов огляделся. Ну ладно, похоже, на пустыре он свернул куда-то с просеки, вот и не дотопал до посёлка. Но станция-то в какой стороне осталась? Пока он справлялся с приступом, метель успела надёжно скрыть его следы пушистым одеялом.

Нужно признать: он заблудился. Неудивительно. Когда теряешь контроль, последствия могут быть куда хуже. Кононов знал это, как никто другой: охрана границы ошибок не прощала, и несколько его сослуживцев, допустивших легкомысленную оплошность, поплатились за это здоровьем или, как Гриша, даже жизнью.

Кононов волевым усилием подавил позыв паники. И не из таких ситуаций выпутываться приходилось. Служба в мобильной группе сортавальского погранотряда – это когда ты один отвечаешь за многие километры границы, а все твои помощники – это комплекс автоматических боевых охранных систем «Периметр», разработанный корпорацией «Заслон» в помощь погранцам. Рассчитывать можно только на себя и возможности умной техники. Слабак не справится. Поэтому слабаков туда и не берут. Только лучших. И он, Кононов, пусть всего лейтенант, но в своём деле толк знает.

Его окружал строй карликовых сосен и берёз, склонённых под снежным грузом. Кононов поднялся на ближайший холм, снял рукавицы и пальцами нащупал на виске нужную точку, где в один узел сплетались нерв и вживлённая под кожу нить управляющей системы. Бинокулярная линза убралась на место, вместо неё по глазу растеклась другая жидкокристаллическая плёнка, с командным интерфейсом. Программная оболочка распознала, кто подключился. Интерфейс задал несколько кодовых вопросов, на которые Кононов голосом дал условленные ответы, подтверждая, что не захвачен в плен, не одурманен сывороткой правды и действует по собственной воле. Получив доступ к управляющему функционалу «Периметра», Кононов запросил служебную карту с геопозицией, но получил отказ. Конечно, ведь он в отпуске, а система открывает доступ к служебным данным только на дежурстве!

Кононов выругался: вот же невезуха! Ладно, «Периметр» всё же может ему пригодиться. Что ему сейчас нужно? Тёплое помещение, в котором он сможет дождаться утра. Любое. А утром, когда развиднеется, он сориентируется на местности и вернётся на станцию.

Кононов извлёк из сумки крошечный дрон на оптоволоконном кабеле, и отправил его в разведывательную миссию. Прошло несколько секунд, и данные об источниках пассивного инфракрасного излучения стали поступать с летучего помощника на сетчатку глаза. Кононов быстро отсеял маленькие шевелящиеся объекты под снегом. Это животные в спячке, мыши или что-то более крупное – без калибровки термографии не определишь. Кононов приказал дрону подняться выше и задал радиус облёта сначала в сто пятьдесят метров, а затем, когда результатов это не принесло, в триста метров. Индикатор заряда замигал, предупреждая, что дрон вот-вот вырубится. Кононова стала наполнять ярость – сам виноват, надо было подзарядить вовремя, а он об этом забыл.

Пространство вокруг было безжизненным и холодным. Кононов хотел было уже сворачивать миссию разведчика, но тот всё же уловил какой-то слабый след инфракрасного излучения. Кононов отправил его в сторону объекта и жадно впился взглядом в появившийся столбик данных. Множественные источники тепла! Десятки, может, сотни. Замкнутые контуры с более интенсивным излучением – наверное, трубы отопления. Жилой дом? Вряд ли. Больница? Сомнительно, что столь крупное сооружение, полное людей, располагается так далеко от посёлка, где-то почти у границы. А ещё подозрительнее, что оно стоит особняком и к нему не ведут ни дороги, ни коммуникации.

Что за аномалия?

Чутьё подсказывало Кононову, что он столкнулся с чем-то необычным. Возможно, интерес к объекту чреват проблемами. Но разве у него есть выбор? Раз забрёл так далеко, что датчики дрона не видят ни станцию, ни посёлок, то лучше уж двигать к источнику тепла, чем замёрзнуть в лесу.

Разведчик пустился в обратный путь. Кононов уже различал, как вращаются крохотные лопасти и слышал бодрый стрёкот. Он вытянул ладонь, словно посадочную площадку, и уже готовился принять устройство, но дрон рухнул в снег, недотянув нескольких метров. Заряд таки кончился.

Кононов мысленно отругал себя за недальновидность, потом приметил направление и расстояние до цели. Служебный алгоритм любезно подсказал, что идти не так уж далеко, километра два. На дежурстве он, конечно, построил бы точный маршрут с помощью штатной системы геопозиционирования, но сейчас придётся по старинке, на глаз. Кононов спустился с холма, подобрал дрон, стряхнул налипший снег и спрятал малыша в сумку. «Спасибо, спаситель!»

Пара километров ночью, по снегу, сквозь лесистые холмы оказалась почти непреодолимым препятствием. Под одеждой Кононов почти не мёрз – выручало термобельё. Но вот пальцы на стопах замёрзли, а щёки и нос совсем потеряли чувствительность. Днём было минус восемнадцать, а сейчас, наверное, все минус тридцать, а то и ниже. Развести бы костёр, да где взять сухих дров. Лучше уж скорее добраться до обжитого тёплого места. И хорошо бы там поесть. Зря он на станции пренебрёг калиткой. Сейчас её чёрствое тесто и вчерашняя начинка представлялись Кононову вожделенной пищей богов. И кофе, нужно будет обязательно выпить большую чашку ароматного кофе.

Он шёл несколько часов, стараясь держаться выбранного направления, пока не понял, что возвышенность, служившая ему ориентиром, осталась позади. Подсказка, выплывшая на интерфейс смартвзора, уведомила, что расстояние до объекта он уже преодолел. Но рядом, куда ни посмотри, не было никаких признаков обжитости – ни домов, ни хозпостроек. Кононов допускал, что отклонился от направления, которое держал в голове, но всё же не настолько, чтобы сильно промахнуться.

Кононов всерьёз забеспокоился. Чертовщина какая-то. На поверхности не было никаких следов человека. Не мог же прибор ошибиться! Значит, он просто неправильно интерпретировал его показания. «Думай, Кононов, думай».

Он перебрал в голове арсенал доступных возможностей. Есть табельное оружие. Можно подать сигнал. Но кто его услышит в этой глуши? Пытаться кому-то дозвониться бесполезно: он в перекрёстной зоне между двух потоков помех, подавляющих все сигналы. На этой неровной поверхности, изрезанной складками и буграми, в такую пургу он невидим даже для поискового дрона, ведь сканирование тот будет вести не в тепловом, а в обычном и радиоволновом диапазоне.

На поверхности… Кононова посетила внезапная догадка: сооружение, которое засек теплоискатель дрона, укрыто под землёй, вот его и не видно, тем более под снегом. Зачем его так упрятали? Кононов мрачно рассудил, что если это какой-то засекреченный военный бункер, то он пропал. Даже если он найдёт вход, погреться его никто не впустит. А если его любопытство покажется опасным, могут и пристрелить. Может, лучше попытаться развести костёр или выкопать в снегу пещерку и дождаться в ней утра? Если повезёт, он не околеет.

Кононов решил, что отступить всегда успеет. Он взобрался на небольшой холм, пологие подходы к которому были скрыты зарослями. С северной стороны был довольно крутой склон, почти обрыв. Кононов подошёл к краю, извлёк из чехла табельное – «поражатель автоматический дистанционный импульсный» – и привёл его в боеготовое положение. Прицел синхронизировался с командным интерфейсом, и Кононов стал медленно перемещать его, получая на сетчатку глаза объёмную картинку с георадара, совмещённого с прицелом.

Совершив полный оборот, он ничего не добился: в округе не было ничего похожего на данные с дрона-разведчика. Где же это чёртово подземелье?

Отчаявшись, Кононов опустил поражатель, и внезапно на сетчатку вывалился объёмный контур полости, расположенной внизу.

Объект в буквальном смысле был у него под ногами. Прибор показал, что внутри холма находится обширная система связанных между собой полостей.

Это и есть его цель? Он на месте? Похоже на то. Но толку?

Ладно. Раз есть помещение, значит, есть и вход в него. Попытка не пытка, надо пробовать.

Кононов потратил ещё немного времени и определил точку, где длинная продолговатая полость – видимо, туннель – максимально близко подходила к поверхности. Спустился ниже, на небольшой уступ, и стал рукавицами разгребать снег на склоне. Заледенелая почва, бурые остатки мха на валунах.

Дверь! Шершавая, неровная, имитирующая бугристую поверхность валуна, но несомненно дверь. Из какого-то композитного материала или пластика. Кононов криво усмехнулся, понимая, что внутрь ему всё равно не попасть. Без всякой надежды он навалился плечом, и дверь неожиданно подалась.

Не заперто!

Кононов понял, что она уже была приоткрыта, просто щель засыпало снегом, который подтаял и заледенел. Эта ледяная прослойка и удерживала просвет открытым. Кононов с воодушевлением налёг на замаскированную под камень пластину и, добавив усилий, рывком ввалился внутрь.

В камере у входа было темно: то ли контакты отсырели и окислились, то ли светильники просто перегорели.

А ещё там была вторая дверь, и мёртвое тело рядом с ней.

Кононов поколебался лишь миг, но решил, что остаётся пограничником и в этой ситуации, а значит, должен выяснить, что это за место и что здесь произошло. Он перевернул труп и осмотрел его. Мужчина, физически развитый, средних лет. В защитном маскировочном костюме. Умер явно не своей смертью. У него было оружие – модель Кононову была неизвестна, и лезть в базу за этими сведениями было не самой важной задачей.

Вероятно, мертвец использовал оружие непосредственно перед тем, как погибнуть, потому что покойный в буквальном смысле накрывал его собой. Пальцы левой руки сжимали какой-то предмет, и Кононов без особого труда извлёк его: бейдж с жетоном. Очевидно, дверь открывалась именно с его помощью. Принадлежал ли бейдж мёртвому, или тот заполучил его силой? Никакой информации о владельце не было. Окоченевшее тело не имело физических повреждений, но, судя по искажённому ужасом лицу, смерть была мучительной. Кто этот мужчина? Какие у него были намерения? Что убило его? А самое главное, почему никто не позаботился убрать тело и привести дверь в порядок? Кононов мог только строить догадки, но предчувствие было нехорошим. Возможно, ответы скрыты внутри бункера. А ещё там наверняка теплее, чем в предбаннике. Правда, есть шанс умереть, как этот мужик. Надо принять решение.