Хроники Дома на перекрестке миров

***

Проснувшись, Антуан первым делом почувствовал не вес, а странную пустоту там, где ещё вчера висел каменный груз. Он поднял левую руку – предплечье по-прежнему было покрыто шершавым камнем, но чудовищная тяжесть исчезла. Камень стал облегчённым, словно полым внутри. «Значит, яд нейтрализуется», – с облегчением подумал он. Мысль о возвращении домой, в родовой замок, больше не пугала его. Пусть отец вновь будет корить его за неудачу, пусть придворные шепчутся за его спиной "неудачливого наследника" – теперь это казалось сущими пустяками. Он быстро оделся, освежился у рукомойника в своей комнате, и ему в голову пришла мысль спуститься в ту самую ванную на первом этаже, откуда Евгения вчера приносила воду. Но, подумав, махнул на это рукой и закончил умывание. «Евгения…» – с внезапной теплотой подумал он, и ему страстно захотелось снова её увидеть. Помня о том, что комната недоступна никому, кроме гостя, пока он живёт в Доме, Антуан оставил на столе обломок меча, кошелёк и вышел на лестничный балкон. Бросив взгляд сверху на Гостевую залу, он с лёгким уколом разочарования не увидел принцесс. Зато за одним из столов шумела компания из шестерых бравых вояк. Все они были невысокими и жилистыми, одеты в одинаковую одежду изумрудно-зелёного цвета, а их наплечные пояса были усеяны настоящими каскадами ножей. На диване у камина одиноко сидел скрипач, бережно сжимая в руках свой инструмент. Антуан направился к нему. Идя по балкону мимо дверей и застеклённых шкафов, он невольно задержался у одного из них, поддавшись тихому зову забытых вещей. За стеклом лежали немые свидетельства чужих судеб: вот засохший, истончившийся до пергаментной прозрачности цветок неземной красоты, хранящий память о запахе другого мира. Рядом – ключ причудливой формы, возможно, от замка, которого больше не существует ни в одном из миров. Там же покоилась потёртая колода карт с незнакомыми, словно чужими мастями, одинокая перчатка, сшитая из чешуйчатой кожи неведомого зверя, и крошечная механическая птичка, навсегда замершая в прыжке с расправленными крыльями. Эти вещи не пылились. Они – ждали. Ждали, когда за ними вернётся хозяин, ступивший на свою дорогу и забывший о потерянной мелочи. Или же ждали, когда новый гость, случайно остановившись перед стеклом, вдруг увидит в них отголосок собственной судьбы и вспомнит что-то, без чего его жизнь была неполной. Спустившись в Гостевую залу и проходя мимо шумной компании, он украдкой взглянул на них, но, поняв, что им нет до него никакого дела, расслабился и подошёл к музыканту, унося в душе лёгкую, щемящую грусть от этого музея разорванных связей. Тот был стар. «И как я не заметил этого вчера?» – мелькнуло в голове у Антуана. Он подсел к старику.

– Добрый день, – произнёс Антуан.

– Уже вечер, – ответил скрипач, и его голос показался Антуану скрипучим и медлительным, как скрип старого дерева. Антуан взглянул на часы, висящие над камином и его веки тут же налились сонной тяжестью. Часы показывали ровно восемь, но не понятно было утра или вечера, мотнув головой он прогнал сон.

– Разве?

– Уж поверь мне.

– Добрый вечер, – тут же поправился Антуан. – Подскажите, а принцессы из Сирты… вы не знаете, где они?

– Уехали ещё в полдень, – произнёс старик и впервые поднял голову. Антуан невольно отшатнулся. Глаза скрипача были совершенно белы – ни зрачков, ни радужки. Молочные, непрозрачные белки смотрели то ли на него, то ли сквозь него, определить это было невозможно.

– А вы? – продолжил Антуан, стараясь скрыть смущение. – Разве не с ними приехали?

– Приехал с ними. И уеду с ними же, через три дня, когда они вернутся.

– Три дня… – задумчиво произнёс Антуан. В его планы это вполне укладывалось.

– А кем вы приходитесь королевской семье? Учителем музыки?

Скрипач усмехнулся, и его пальцы нежно обняли гриф скрипки.

– Я – их глаза там, где их собственные видят лишь политику и интриги. Старый скрипач, который слышит не только музыку, но и ложь в голосе советника, и страх – в стуке копыт за окном. Сирт – прекрасный мир, юноша. Но даже в прекрасных мирах тени бывают очень длинными.

– А что за тени? – оживился Антуан.

– О, – старик покачал головой, – это уже не моя история. – Его слепые глаза будто уставились куда-то вглубь самого Антуана. – Впрочем, у каждого здесь своя тень.

– А… вы не сможете мне подсказать, как понять, когда Дом захочет, чтобы я ушёл? – робко спросил он. Старик просиял, и его слепые глаза, казалось, улыбнулись.

– О, это легко, – произнёс он и нежно погладил гриф своей скрипки. – В вашей комнате есть полотенца?

– Да, есть. Два полотенца лежат стопкой около умывальника.

– По одному на каждое утро, – таинственно изрёк старик, и в его голосе прозвучала непоколебимая уверенность в этом простом, но безотказном законе Дома.

– Спасибо, – произнёс Антуан и направился в кухню, решив раздобыть съестного, не выходя в общую залу. Оставшись в одиночестве среди булькающих кастрюль, он чувствовал себя спокойнее. Открыв дверцу духового шкафа, от которого пахнуло волной согревающего душу тепла, он достал противень с румяным пирогом. Отрезав себе большой, щедрый кусок и налив в глиняную чашку душистого ягодного отвара, он принялся за ужин под убаюкивающее шипение и парение плиты. «Два полотенца…» – неотвязно крутилась в голове мысль. Одно он использовал сегодня утром. Значит, у него в запасе ещё одна ночь, не больше. Этого знания было достаточно, чтобы не навлечь на себя ненужного внимания или, того хуже, гнева Дома. Он доел пирог, и вместе с последней крошкой в душе осталась лишь одна, лёгкая, но горьковатая мысль: «Жаль… Вряд ли теперь удастся повидать её ещё раз».

Когда Антуан допивал ягодный отвар, в кухню ввалилась шумная компания воинов. Они гремели посудой, с грохотом складывая её на стол у стены. Не обращая на него абсолютно никакого внимания, все шестеро, словно по команде, развернулись и резво вышли, оставив после себя звенящую тишину. Антуан последовал их примеру и поставил свою пустую тарелку с чашкой на край груды грязной посуды. И тут его охватило внезапное, непреодолимое любопытство. Ему ужасно захотелось проверить, что же будет дальше. Он отступил в тень арочного проёма, прислонился к косяку и стал ждать, затаив дыхание. Но ничего не происходило.

Абсолютно ничего.

Посуда не взмывала в воздух под невидимые струи воды, не терлась щётками-невидимками. Она просто лежала на столе немым укором его глупому ожиданию. Лишь плита с её шипящими и булькающими кастрюлями нарушала затянувшуюся паузу, будто посмеиваясь над ним. Кухня была самой что ни на есть обычной. Внутри Антуана что-то обидное щёлкнуло. Неужели он так наивен? Магия магией, но даже волшебному Дому, наверное, нужны какие-то слуги, которые…

Мысль оборвалась. Ему надоело это занятие. С чувством лёгкого дурачества он вышел за дверь, но, сделав два шага по коридору, резко остановился. Рука сама потянулась к ручке. Он развернулся и рывком распахнул дверь. И замер. Грязной посуды не было и в помине. Стол лоснился чистотой, а на его противоположном конце стояли ровные, сверкающие стопки тарелок, чашек и кружек, будто только что из мойки. От былого хаоса не осталось и воспоминания.

«Ах ты ж хитрец…» – мысленно протянул Антуан, и на его губах появилась улыбка. Дом не просто творил чудеса. Он делал это с определённым шиком, настаивая на своей приватности, как стеснительный фокусник. Сделав в уме эту заметку, он наконец вышел в гостиную, унося с собой тёплое чувство причастности к маленькой, никому не известной тайне.

В гостиной зале, кроме него, никого не было. Тишина, нарушаемая лишь потрескиванием поленьев в камине, была непривычно гулкой. Антуан вышел на крыльцо. Оно было просторным, подпертым двумя массивными резными столбами, а по периметру его ограждала сплошная, грубо отёсанная балюстрада, напоминавшая частокол в миниатюре. По всему крыльцу стояло несколько лавок. С первого взгляда их расстановка казалась хаотичной, но, присмотревшись, Антуан почувствовал странную, едва уловимую геометрию, словно они были расставлены не для людей, а являлись частью некоего невидимого узора. Его взгляд скользнул дальше. Конюшня была пуста. Исчезла и та странная колесница из металла и стекла, которую он смутно помнил со вчерашнего дня. Из двух карет не было той, что с гербами – той самой, что принадлежала принцессам. Вторая, попроще, оставалась на месте.

«А где же для неё лошади?» – мелькнула у него мысль, когда он вновь окинул взглядом пустые стойла. Сойдя с крыльца и ступив на утоптанную землю двора, он подошёл к оставшейся карете вплотную. Приглядевшись, он ахнул от удивления. Карета не подразумевала конной тяги – в ней не было ни дышла, ни оглобель. А на месте козел, где должен был сидеть кучер, располагалась панель с какими-то странными рычагами, поручнями и даже… похожими на чаши углублениями, явно предназначенными для рук. Во всём остальном это была самая обычная, даже немного старая карета. Дом хранил секреты не только в своих стенах, но и, как оказалось, в своём дворе. Побродив немного по двору и обойдя его почти полностью, Антуан дошёл до самых ворот и обернулся. Он вглядывался в бревенчатый фасад Дома, пытаясь уловить его подлинные очертания. Он мысленно прикидывал размеры и границы, сверяя их с грандиозным пространством Гостевой залы, которую он видел изнутри. Вывод, к которому он пришёл, был невероятен, но неоспорим: внешние стены совпадали с размерами залы. Точь-в-точь. Но где же тогда кухня и ванная первого этажа? Где тридцать спален? Фасад был высотой в два этажа – ровно, как и Гостиная внутри. Но ни с боков, ни сзади не было ни малейшего намёка на пристройки, ризалиты или хоть сколько-нибудь выступающий фундамент под те самые три десятка комнат. Охваченный нарастающим недоумением, Антуан даже обошел весь Дом вокруг, вжимаясь в узкий проход между бревенчатыми стенами и частоколом. Он щупал брёвна, искал скрытые двери, заглядывал в каждую щель – тщетно. Геометрия была безупречной и обманчиво простой. Снаружи Дом был ровно таким, каким и должен был быть: большим, но конечным срубом. И это осознание вызвало у него не страх, а благоговейный трепет. Дом не обманывал. Он был просто… больше внутри, чем снаружи. Его истинные размеры были скрыты не в метрах и бревнах, а в ином измерении, в самой ткани реальности, которую он для кого-то растягивал, а для кого-то сжимал, создавая каждому гостю его личное пространство. Он стоял, прислонившись лбом к прохладному дереву, и понимал, что все его попытки измерить, взвесить и понять этот Дом с помощью привычной логики были изначально обречены. Здесь нужно было не вычислять, а верить. Или, по крайней мере, принимать правила игры. В итоге, пожав плечами и смирившись с тем, что привычная логика здесь бессильна, Антуан собрался было вернуться в Дом, как его внимание привлек колодец. Он стоял посреди двора на дощатом четырехугольном настиле, с лавками по границам. Сам колодец, сложенный из диких голубоватых камней, возвышался на две трети человеческого роста. Над ним скрипело большое деревянное колесо, вращавшее вал с цепью; ведро, прикреплённое к ней, стояло рядом на каменной чаше. Ничего особенного. Антуан не то чтобы заинтересовался, но его вдруг осенило: а вдруг какая-то тайна есть и здесь? Он медленно подошёл. На одной из лавок стоял деревянный ковш – тот самый, из которого вчера пила женщина, чьё лицо было испещрено шрамами. Он смутно помнил её и не смог бы сказать о ней ничего, кроме этого. Ковш был пуст и сух. Антуан наклонился над каменным краем и заглянул вглубь. Вода лежала идеально гладким зеркалом всего в паре метров ниже, и он увидел своё отражение. Оно было чётким и спокойным. Но спустя пару секунд оно начало меняться. Отражение ожило, заструилось, и перед изумлённым Антуаном поплыли картины его жизни, начиная с самого момента перед попаданием в это странное место. Это был не просто пересказ – жизнь пролетала перед его глазами, выхватывая лишь самые значимые вехи и судьбоносные поступки. Вот бежит по лесу, спасаясь от тени Гортага. Вот стоит на коленях перед суровым лицом отца. Вот он, маленький, впервые берёт в руки тренировочный меч. Он взирал на это новое чудо с таким изумлением, что рот его приоткрылся, а глаза стали невероятно широкими. Он не заметил, сколько времени провёл, заворожённо глядя в воду. Но когда его жизнь подошла к самому началу, и он на краткий, болезненно-яркий миг увидел усталое, но нежное лицо молодой женщины, матери, в углу его глаз блеснула слеза. Он дёрнулся назад, словно обжёгшись, и с силой отвёл взгляд от колодца. Дыхание сбилось, в груди защемило. Он не знал своей матери. Его, ещё младенцем, забрали у неё в замок отца и отдали на воспитание нянькам. Этот образ, чистый и лишённый всякой памяти, обжёг его сильнее, чем яд Гортага. Он тяжело опустился на лавку, спрятал лицо в ладонях и тихо, по-детски, заплакал, отдавая колодцу ту боль, которую носил в себе всю свою жизнь, даже не осознавая этого. Слёзы смыли пыль дорог, тревоги и боль последних дней. Антуан сидел у колодца, чувствуя непривычную, глубокую умиротворённость, и наблюдал, как на самом краю бесконечности две спиральные галактики начали свой вечный, волшебный танец слияния. Тишина вокруг была одновременно оглушительной и блаженной. Вдруг эту космическую идиллию нарушил отчаянный цокот копыт по каменной мостовой и судорожный скрип колёс, входящих в поворот на слишком большой скорости. Спустя минуту ворота двора распахнулись, и в них, словно вихрь, ворвались обезумевшие от страха лошади, волоча за собой сильно потрёпанную карету с гербами – ту самую. Карета едва не перевернулась, резко остановившись. Кучер, бледный как полотно, мгновенно спрыгнул с козел и бросился успокаивать взмыленных, загнанных животных. Дверца распахнулась, и оттуда, почти падая, вывалилась Ева. Её платье было в пыли, а лицо заливали беззвучные слёзы. Антуан, забыв про всё на свете, сорвался с лавки и подбежал к ней.

– Что произошло?! – выкрикнул он, уже на бегу, подхватывая под руки готовую упасть женщину. Её тело дрожало мелкой дрожью.

– Нас… на нас напали, – её голос был хриплым от ужаса и недавнего крика.

– Кто? Где? Когда? – сыпал он вопросами, оглядывая её, пытаясь найти раны, и одновременно вглядываясь в распахнутые ворота в ожидании погони.

– Тень… это была Тень… – прошептала она, и её глаза закатились. Тело обмякло, и она полностью лишилась чувств. Подбежавший кучер, его лицо было бледным и перекошенным от ужаса, успел помочь Антуану подхватить безвольное тело. Вместе они на руках внесли Еву в дом и уложили на ближайший диван в гостевой зале, которая встретила их звенящей, тревожной пустотой.

– Лошади… надо распрячь, – задыхаясь, выдохнул кучер и, бросив на Антуана взгляд, полным немой мольбы и доверия, бросился обратно во двор. Антуан не заставил себя ждать. Он стремглав полетел в ванную комнату, схватил первый попавшийся медный таз, с шумом наполнил его прохладной водой и, на ходу перекинув через плечо белое полотенце, вернулся в залу. На шум из своих комнат уже спускались обитатели Дома. Со второго этажа, ловко перескакивая через ступеньки, сбегала девочка-подросток с серьёзным, не по годам взрослым лицом. Она молча, но уверенно перехватила у Антуана таз и полотенце, тут же принявшись смачивать ткань и прикладывать её ко лбу Евы. Вслед за ней, осторожно ощупывая пространство перед собой, спускался слепой скрипач. Антуан, подхватив его под локоть, мягко, но поспешно помог старику добраться до дивана.

– Тень… – скрипуче прошептал скрипач, садясь на край и поворачивая своё незрячее лицо к Еве, будто пытаясь «увидеть» её состояние. – Она сказала «Тень»… Антуан кивнул, но, опомнившись, тут же поправился:

– Да… именно, «Тень».

Старик бессознательно пожевал губами, словно пробуя на вкус это слово, пожал плечами и, осторожно нащупав, взял в свои старческие руки холодную, безжизненную кисть Евы. Она не приходила в себя; обморок был глубоким, похожим на бегство от невыносимой реальности. Минут двадцать спустя, нарушив тягостное молчание, в гостиную залу вошёл кучер. Он был бледен, его одежда была в пыли, а руки всё ещё мелко дрожали. Все взоры – зрячие и незрячий – обратились к нему. Он молча подошёл к своей госпоже, на мгновение застыл, глядя на её бледное лицо, и тяжело вздохнул. Обернувшись к собравшимся, он начал рассказ, и его голос был глух и надтреснут от пережитого ужаса.

– Мы уже были на полпути к Хайяне, когда дорога… изменилась… Он замолчал, пытаясь собраться с мыслями, его пальцы бессознательно теребили край запылённого кафтана.

– Точнее… не совсем изменилась. Она, как и всегда пролегала через лесную чащу, от самого Перекрёстка Миров до ворот королевского замка. Но в этот раз… – он закашлялся, – по бокам дороги, по которой мы ехали, начало бить ослепительное сияние. Оно было не просто ярким, оно было… жидким. Заполнило собой всё. Стерло лес по бокам, саму дорогу и само небо над головой. Он поднял на Антуана и скрипача широко раскрытые глаза.

– Несколько секунд… мне казалось, мы не едем, а парим в этой… этой пустоте из чистого света! Я зажмурился, и в тот же миг почувствовал, как лошади взбесились от страха и понесли, вырвав вожжи чуть ли не из моих рук! Кучер сглотнул, и его кадык судорожно дёрнулся.

– А когда я.. когда я смог открыть глаза, мы уже с бешеной скоростью влетали в белесое марево, что висело меж двух деревьев. И… вот мы тут. Он беспомощно развёл руками, его взгляд снова упал на бесчувственную Еву.

– Больше мне нечего добавить. Что произошло внутри кареты… я не знаю. Все взоры снова обратились к Еве, возле которой продолжала хлопотать девчушка. Но та по-прежнему лежала без сознания, её дыхание было ровным, но неестественно глубоким, словно она укрылась в нём от ужаса. Было решено пока оставить женщину в покое и подкрепиться, чтобы иметь силы для дальнейших действий. Девчушка, назвавшись Лисой, вызвалась остаться у дивана на случай, если Ева придёт в себя. Антуан в сопровождении кучера, бережно ведя слепого скрипача под руку, прошли в кухню и расселись за большим столом, предварительно наполнив тарелки дымящейся снедью и чаши ароматным отваром.

– Вы осмотрели карету? – спросил у кучера скрипач, невидящие глаза которого были обращены куда-то в пространство над его тарелкой.

– Да, – ответил тот и, помедлив, извлёк из кармана своего камзола маленький, изящный кружевной платок. – Вот этот платок… принадлежал госпоже Евгении. Я нашёл его на полу. Он положил платок на стол перед всеми. Белоснежная ткань, тонкая паутина кружева, казалась кричаще хрупкой и беззащитной на грубом дереве стола. На ней не было ни пятен крови, ни разрывов – лишь едва уловимый, почти угасший цветочный аромат.

– И… никаких других следов? – спросил Антуан, его голос дрогнул при виде этого крошечного свидетельства её присутствия. Кучер лишь молча покачал головой, его плечи сгорбились под тяжестью беспомощности.

– Мы… мы можем отправиться в Хайян вместе? – робко, но с внезапной решимостью предложил Антуан. Кучер начал было мотать головой, его лицо исказила гримаса страха при одной мысли снова выезжать на ту дорогу.

– Можем, – тихо, но с непоколебимой уверенностью произнёс скрипач, прерывая его. – И отправимся. Его слепые, белые глаза будто бы видели то, что было скрыто от остальных. Взор кучера поник.

– Но сначала дождёмся, пока Ева придёт в себя, – добавил старик. – И надо бы отнести поесть той девчушке.

– Пожалуй, я пришлю её сюда и останусь с Евой, – вызвался Антуан, вставая и ставя свою грязную посуду на край стола у стены. Выйдя в Гостевую залу, он направился прямиком к дивану. Ева по-прежнему лежала без движения, её дыхание было ровным. Рядом с ней, поджав под себя ноги, сидела Лиса. Антуан подсел рядом.

– Спасибо тебе, – тихо сказал он. – Давай я сменю тебя, ступай позавтракай. Девушка подняла на него взгляд. На вид ей было лет шестнадцать. Её одежда разительно контрастировала со всем, что Антуан видел до сих пор: цельный комбинезон тускло-оранжевого цвета, облегающий фигуру от шеи до щиколоток. Спереди, от горла до самого низа, зигзагом шла какая-то странная змейка-застёжка, поблёскивающая металлом. На широком поясе, охватывавшем её талию, висело настоящее арсенал из непонятных инструментов, ключей и устройств, от которых так и веяло чуждой магией. Всё это металлическое разнообразие тихо позвякивало, когда Лиса меняла позу, словно сопровождая её движения короткими механическими аккордами. Она кивнула, её движения были быстрыми и точными, как у хорошо отлаженного механизма, и без лишних слов направилась в сторону кухни, оставив Антуана наедине с тишиной и треском камина.

Через несколько минут тягостного молчания дверь Дома отворилась, и в Гостевую залу вошли четверо новых гостей. Они прошли стремительно и молча, без лишних взглядов и слов, будто знали маршрут наизусть, и сразу направились на второй этаж. Антуан, наблюдавший за ними, замер от изумления. Это были не совсем люди. Скорее… волки. Высокие, статные, покрытые густой серой шерстью, они уверенно держались на задних лапах. Их звериные морды с умными, жёлтыми глазами были исполнены невозмутимого достоинства, а необутые лапы с когтями мягко ступали по деревянному полу. Несмотря на звериный облик, одеты они были с аристократической роскошью: расшитые серебряной нитью камзолы, короткие бархатные штаны, и у каждого на поясе висела изящная, но недвусмысленно боевая шпага. Самое удивительное ждало Антуана рядом с каждым из них. На тонком, шелковом, почти декоративном поводке шли… кошки. Кошки невероятных размеров, примерно по колено своему высокому хозяину-волку. Две – короткошёрстные, дымчато-серые, с грацией пантер, и две – пушистые, с длинной шерстью и белыми «манишками» на груди и изящные «носочки» на лапках. Их движения были бесшумными и полными собственной, независимой важности. Антуан во все глаза наблюдал за этим невозможным шествием, в его мире такое нельзя было бы даже вообразить. Он проследил за ними взглядом, пока они не скрылись за дверьми своих комнат, и лишь тогда удивлённо потряс головой, словно сгоняя наваждение. Дом снова напомнил ему, что для него нет ничего невозможного, и что чужие миры таят в себе куда больше чудес и загадок, чем он мог предположить. Спустя ещё несколько минут Ева начала подавать признаки возвращения в себя. Её пальцы задрожали, веки затрепетали и приоткрылись, а из груди вырвался шумный, прерывистый вздох, словно она всплывала из самых тёмных глубин. Антуан тут же склонился над ней.

– Как вы себя чувствуете?

Ева удивлённо смотрела на него, не произнося ни слова. Её взгляд был ясным, но абсолютно пустым, лишённым узнавания. С врождённой грацией, выдававшей в ней особу высокого происхождения, она села на диване, механически поправила растрепавшиеся волосы и смахнула пыль с платья.

– Где Жак? – спросила она, глядя на Антуана тем пронзительным взглядом, который он помнил, но в котором теперь не было и тени прежней доверительности.

– Жак? – растерянно переспросил Антуан.

– Да, Жак! – в её голосе зазвучали нотки лёгкого раздражения. – Позовите его, пусть явится.

– Х-хорошо, – произнёс Антуан и, поддавшись её властному тону, бросился в кухню.

– Она пришла в себя! – выпалил он, распахивая дверь, и, не дожидаясь реакции, помчался обратно. Вернувшись, он присел на краешек дивана неподалёку, наблюдая за ней. Ева сидела прямо, как на троне, и с холодным ожиданием смотрела в пространство, совершенно не обращая на него внимания. Спустя мгновение к дивану подошёл кучер, поддерживающий под локоть слепого скрипача.

– А, Жак, вот и ты, – обратилась Ева к кучеру. – Ну где же тебя носит? Нам пора отправляться в Хайян, мы и так уже слишком здесь задержались. Дела короны не ждут. – Она легко поднялась на ноги, её движения были уверенными и полными цели. Жак замер, его лицо вытянулось от ужаса.

– Постойте, госпожа, – прошептал он, запинаясь.

Она недовольно обернулась к нему, брови взметнулись вверх.

– Что такое, Жак?

– Нам… нам нужно разыскать ваших сестёр, – с трудом выдавил кучер. Ева застыла. Её лицо выразило чистейшее, неподдельное недоумение. Она медленно оглядела зал, словно впервые видя его.

– Сестёр? – её голос прозвучал тихо и растерянно. – Каких сестёр? Я… я единственная королевская дочь. Тишина, воцарившаяся в зале после этих слов, была громче любого взрыва. Жак побледнел ещё больше. Скрипач повернул своё незрячее лицо к Еве, и на его губах застыла безмолвная гримаса понимания. Все было куда страшнее, чем они предполагали. «Тень» забрала не только девушек. «Она стёрла саму память о их существовании». Эта мысль висела в воздухе, холодная и неоспоримая.

– Позвольте нам сопровождать вас, – твёрдо произнёс Антуан, разрывая тягостное молчание. Он понимал, что другого шанса не будет. Ева повернула к нему свой новый, чужой взгляд – взгляд принцессы, снисходительно взирающей на просителя.

– Но кто вы и на каком основании я должна это позволить?

– Мы просто путники, – вмешался скрипач, его скрипучий голос прозвучал удивительно спокойно и убедительно. – И так же направляемся в Хайян, ко двору короля Стейна. – Он сделал небольшую паузу, давая словам просочиться в её сознание. – К тому же, я могу развлекать вас в дороге игрой на скрипке. На губах Евы дрогнула тень улыбки. В её стёртой памяти, казалось, осталось место для музыки.