Любовь со вкусом моря

Надо бы купить какой-нибудь диффузор. Надеюсь, тут такое продаётся. К запаху старья добавился запах горелого масла с кухни, поэтому я поспешила туда сказать маме, что мне срочно надо в магазин.

– Позавтракаем и пойдём, конечно. А вообще, надо составить план действий: что купить, что посетить, – мама ловко скинула последний блин со сковородки на блюдо.

Упс. Как-то неудобно ей сказать, что мне нужен аромадиффузор, потому что в её шкафу воняет. Ладно, куплю втихаря. Тем более что денег мне бабушка дала достаточно.

– Может, на море? – я не удержалась и взяла блин. Он оказался очень вкусным. Просто дома мы не едим такое жирное.

– Макай, – мама подвинула блюдце со сметаной. Второй блинчик зашёл на ура. – Давай на рынок съездим, купим еды, я ведь всю неделю работала, – виновато предложила мама, – а потом на море. Ты шляпу взяла? – спросила она бодро.

Оказалось, что до цивилизации от маминого дома совсем близко. Надо аккуратно нырнуть в заросли ежевики, и окажешься на тропинке, которая ведёт прямиком на набережную. Здесь же рынок и магазины. Нормальные. Я просто думала, что тут колхоз. А нет, вру. Колхоз. Я так и не нашла диффузор, зато купила саше, пока мама выбирала помидоры. Это такие бумажные подушечки, внутри которых высушенная и измельчённая трава. Я взяла лаванду. Пахнет ужасно, но, надеюсь, перебьёт запах старья в шкафу.

На рынке мы брали всего по чуть-чуть, но пакетов оказалось много, и все тяжёлые. Я хотела купить китайский виноград. Он огромный, каждая ягода как слива. Не успела маме намекнуть, она сама цену увидела и сказала, что «красивый, но дорогой». Свои деньги мне почему-то было неудобно доставать. Как будто я её этим обижу.

– Я Нариману позвоню, ладно? Может, заберёт нас, а то тяжело, – мама с виноватым видом потянулась за телефоном. Я не успела ничего ответить. Хотя вряд ли мама ждала ответа, она просто так поставила меня перед фактом. Мне снова захотелось домой.

– Здрасьте! Давайте помогу, тёть Оль, – раздалось над ухом.

Мы с мамой повернулись. Перед нами стоял парень лет пятнадцати в борцовке и коротких шортах. Он тряхнул чёрными волосами, которые мелкими спиральками упали с макушки на лоб, и протянул мускулистую загорелую руку к пакетам.

– Привет, Вова. Ой, спасибо тебе большое, – засуетилась мама и отдала Вове пакеты.

– А это кто?.. Подружка? – Вова зыркнул на меня. В его больших карих глазах заплясали лисы. Это дедушка так говорит про нас с бабушкой, когда мы что-то замышляем. Например, какую-нибудь поездку, в которую он не хочет ехать, но ему придётся. Потому что с бабушкой никто не спорит.

– Ага, – улыбнулась мама. – Дочь. Юля, – представила меня мама. Вова снова зыркнул. Я поймала его взгляд, и что-то тёплое разлилось по всему телу. Но это было не такое тепло, которое бывает от бабушкиного чая. Скорее, это обжигающее тепло, как от какао, который варят в школьной столовке.

Мама с Вовой мило болтали всю дорогу до нашего дома. Я, как дура, плелась сзади и пыталась вставить хоть слово, но никто на меня не обращал внимания. В конце концов я перестала пытаться и просто радовалась, что сумки несёт всё-таки этот странный Вова и мы не сидим в душной машине Наримана.

«Всегда есть что-то, чему можно радоваться». Помните эту фразу Поллианны?[4] В детстве я читала эту книгу по рекомендации бабушки, и она мне жутко не понравилась. Я сказала об этом бабушке, но она ответила, что мне просто надо дорасти. Всё, доросла. Вова хотя бы симпатичный.

Я так увлеклась воспоминаниями о Поллианне, что чуть не врезалась в спину Вовы. Оказывается, мы уже пришли. От него пахло сладкими духами, как будто он не нёс пакеты в гору, а только что вышел из душа. Я быстро прижала руки к бокам. От меня несло потом, как от какого-то мужика. Надеюсь, он не почувствовал. Ой, а если и почувствовал? Какая мне разница.

Вова оставил пакеты у калитки, попрощался с мамой, на меня даже не взглянул и быстро ушёл. Индюк! Мы с мамой переоделись и пошли на пляж.

Быть немного ненормальной

Полдня мы провалялись под навесом. Мама то спала, то долго плавала. Купались мы по очереди, чтобы не украли сумку. На всех нормальных пляжах стоят шкафчики, куда можно сумку положить и на ключ закрыть. Здесь я таких не увидела. Ну и ладно. Всё равно я особо не знаю, о чём разговаривать с мамой. О том, что очень жарко, мы уже поговорили. Спрашивать её, почему она меня отдала бабушке с дедушкой, – бесполезно. Проходили уже. Она просто молчит, и всё.

Нет, у меня, конечно, крутые ба и дед, и я не жалуюсь. Просто странно, что я живу с ними, а не с мамой, как все нормальные люди. Ну и ладно. Быть немного ненормальной мне даже нравится. Главное, не переборщить. Как Танька на прошлый Новый год. Она решила сменить имидж и стать блондинкой. Ей, кстати, родители разрешили. Мне бы бабушка ни за что не разрешила покраситься. Ну, максимум временной краской из баллончика. А Таньке даже денег дали, чтобы она в салон сходила. И это несмотря на то, что мать у неё немного того. Странная. Деньги Таньку и сгубили. Она как увидела, сколько там, ей жалко стало тратить. Она решила сама покраситься, а деньги сэкономить. На что, не знаю. Вроде у человека всё есть. В итоге месяц в бандане ходила, а потом под каре подстриглась.

Когда мы вернулись домой, я обнаружила, что мой телефон преспокойно лежит на тумбочке. Подумала: странно, что бабушка не звонит. Посмотрела на экран, а там семь пропущенных. Мне хотелось пойти в душ, но пришлось перезвонить бабушке. Она долго говорила, что так делать нельзя. В смысле забывать телефон дома. Однажды мне это (то, что я не забыла телефон) может спасти жизнь. Потом спросила, мазалась ли я солнцезащитным кремом.

Когда бабушка положила трубку, в комнату вошла мама. Она сказала, что нам надо обязательно сходить на раскопки древнего городища. Но это завтра, а сейчас она будет готовить обед, а я могу помыться и отдохнуть. Мама выдала мне полотенце и показала, как включается горячая вода. Я смотрела, как стекают струйки воды по руке, и зачем-то лизнула себя. Так и есть – солёная.

– Солёная Булка. Юлька – солёная булка! – кричит мама. Она пытается помыть меня с мочалкой, а я вырываюсь и хохочу. Она ловко подхватывает меня и спасает от удара о чугунный борт ванны.

Точно! Это же было здесь сто лет назад. Вот это место, куда я чуть не стукнулась лбом. Здесь такая малюсенькая чёрная точка – откололась краска. Как будто в другой жизни.

Я собиралась рассказать о своём воспоминании маме, но когда зашла на кухню, резко перехотела. Мама нарезала всё для греческого салата и теперь поливала овощи маслом. Но передумала я не из-за этого. За столом, развалившись, сидел Нариман.

– Приветик. А я пораньше сегодня освободился. Дай, думаю, к девчонкам заеду. Заскучали?

– Очень, – огрызнулась я.

– А ты чего в таком виде? Давай-давай, одевайся. На раскопки поедем! – как ни в чём не бывало продолжил Нариман.

– Юль, я подумала, что, может, и правда, сейчас съездим? На машине же удобнее, – виновато предложила мама.

Я бы, конечно, с удовольствием осталась дома, но этот дом не нравился мне ещё больше, чем Нариман.

– Можно, – буркнула я и пошла сушить голову.

Просто так попасть на раскопки нельзя. Нужно сначала пройти восемь залов в музейном комплексе, в который входят раскопки. «Здесь скелет первобытного медведя», а это «отпечаток ракушки со дна древнего моря», и «обратите внимание на предметы быта древних людей». Всё это нам монотонным голосом рассказывала экскурсовод. Мама внимательно слушала и пыталась смотреть ей в глаза. То ли правда ей было интересно, то ли хотела показаться заинтересованной. Только зачем, непонятно. Нариман то и дело наклонялся к тумбам с экспонатами и восторженно тыкал пальцами в стекло.

– Девчонки! Юлька! Юлька! – он шептал так громко, что на его «Юлька» оборачивались другие экскурсанты.

Наконец экскурсия закончилась, нас посадили в автобус и повезли к раскопкам. Они расположились на берегу моря, с другой стороны того пляжа, на котором мы были сегодня. Здесь тоже купались люди, а о том, что рядом древние раскопки, «говорила» сетка, разделявшая берег и немного моря. Ну и ещё табличка «Древнее городище. Купаться запрещено».

В сетке, как оказалось, была калитка. Для нас её открыли, и ещё час мы скитались по пустынной местности, поросшей такой вонючей травой. Кажется, полынью. Мы спотыкались о камни, Нариман чуть не упал в какой-то колодец, который оказался древним, но почему-то не был огорожен. Я хмыкнула, мама печально посмотрела на меня. Экскурсовод что-то всё время говорила, но из-за ветра я слышала только отдельные слова: «крепостная стена», «эллины», «наделы», «за выход к морю», «закат эпохи». Ну не прям так, это я уже додумывала. Слышалось немного по-другому: «епостная на», «ины», «аделы», «за ход к рю», «закатпохи». Зато хорошо услышала, что «к сожалению, музею не хватает финансирования, поэтому пока здесь всё в плачевном состоянии, но мы ждём федеральную программу…»

Наконец хождение по руинам закончилось, и нас привезли обратно к музею. Нариман предложил пойти в кафе. Я мысленно поставила ему лайк. Оказалось, зря. Я думала, мы пойдём в кофейню через дорогу. Она выглядела прилично, к тому же только открылась, о чём свидетельствовали шарики вокруг входа. Но Нариман посадил нас в машину и повёз есть «лучший шашлык на всём побережье, а может, и в мире». «Лучший шашлык» подавали «у Марата» в деревянном строении с покосившейся крышей. Нариман долго обнимался с самим Маратом, разговаривал на татарском и смеялся. Мы с мамой молча сидели за столиком. Я облокотилась, и локти прилипли к пластику. Мама достала влажную салфетку и вытерла стол.

– Пробуй, пробуй. М-м-м-м-м. Тает, тает во рту. Только утром бегал, – Нариман уплетал мясо, которое нам быстро принесли. Я вообще мясо не очень люблю, а от последних его слов меня чуть не стошнило. Попросила капучино, но Марат, который зачем-то крутился вокруг нас, округлил глаза.

– Капучино-шмакучино. Э-э-э. Я сейчас тебе настоящий кофе приготовлю. На песке, – и ушёл за барную стойку. Вернулся он минут через десять с малюсенькой чашкой горького кофе. Мама попросила принести хотя бы молока. Он обиделся, но принёс ещё кружку молока и сахар в стеклянной банке с дозатором.

– Ладно, ты не обижайся, – подмигнул Нариман, высаживая нас с мамой возле дома. – Я ж от души. А завтра сходим в твою кофейню, лады? – он похлопал меня по плечу и неловко чмокнул маму в щёку.

Я должна была обрадоваться, что он наконец уехал. Но настроение почему-то портилось с каждой минутой.

– Юль! Помнишь, нам парень сегодня помогал пакеты донести? – крикнула мама с кухни.

И вдруг я поняла. Целый день меня всё бесит по одной-единственной причине. Её (причину) зовут Вова.

Море солнце проглотило

Ну серьёзно! Он строил мне глазки, знает мою маму, помог нам. Почему бы не спросить мой номер телефона и не позвонить? «Стоп, Юля! Тебе не кажется, что ты бабушкиных романов перечитала?» – мелькнуло в голове.

У нас большая библиотека. Шкафы от пола до потолка занимают целую комнату. Бабушка гордится тем, что дедушка прочёл все книги оттуда. Сам дедушка молчит и хитро улыбается. Бабушка лично протирает пыль с этих книг раз в несколько недель. В детстве она запрещала их трогать, но мы с дедушкой всё равно доставали с полки те, что покрасивее, листали и нюхали. Читать их было неинтересно, так как все они взрослые.

Один раз среди коричневых скучных переплётов я заметила яркую обложку, которую раньше не видела. Думала, это что-то детское, но оказалось, это роман. Бабушка их втихаря от дедушки читала. Втихаря, потому что ей стыдно было, что у него такая библиотека умных книг, а она «пустое» читает. Но дедушка всё равно узнал (я ему случайно проговорилась) и сказал, что ничего стыдного в любовных романах нет. А то, что там много неправды, это не так. «В жизни ещё похлеще бывает», – успокоил он бабушку. Бабушка согласилась, но мне читать не разрешила (она не знала, что я уже прочитала). Хм. Только что поняла, что я бабушке уже не один раз соврала.

– Ю-у-уль! – мама всё ещё ждала ответа.

– Ну, – я постаралась, чтобы голос звучал равнодушно.

– Оказывается, он мне ещё днём написал, телефон твой спрашивает, – мама появилась на пороге комнаты с телефоном в руках. – Дать? Он вроде неплохой мальчишка. Греблей занимается, – мама оторвала взгляд от экрана и внимательно посмотрела на меня.

– Ну… э-э-э… давай. Всё равно делать нечего, – буркнула я. Да я прям мастер по сокрытию эмоций. О! Надо запомнить: «мастер по сокрытию эмоций».

– Хорошо, – вздохнула мама. – Но ты смотри там… – замялась она.

«Что „смотри“? – спросила я мысленно с ухмылкой. – „Осторожно, не наделай мне внучат?“ Сама осторожно со своим Нари. Фу-у-у-у-у». Мама, наверное, уловила ухмылку.

– Смотри сама, Юль, – после паузы сказала мама. – Слушай, а хочешь, закат посмотрим? – переменила она тему.

– Опять ехать куда-то?

– Да ты что? Прямо у нас во дворе! А ты не помнишь? Мы с тобой часто смотрели… – немного грустно добавила она. Я отрицательно покачала головой.

– Подожди! А который час? – засуетилась мама. – 20:30, – воскликнула она, глядя на экран телефона. – Через восемь минут! Я только плед возьму, на обрыве ветрено, – сказала мама, быстро выходя из комнаты.

Она вернулась через полминуты, и мы отправились смотреть закат на то самое место за домом, где я увидела дельфинов. Мама разложила плед на скалистом выступе, мы сели на одну половину, а вторую она приготовила, чтобы укрыться, если станет прохладно. Но было тепло, и я обрадовалась. У нас как-то не приняты нежности. Я не знаю, как бы высидела с ней под одним пледом. А солнце тем временем приближалось к воде и готово было вот-вот булькнуться в море. Оно было похоже на огромный апельсин, который занесли над чашкой с облепиховым чаем и приготовились опустить внутрь. Небо и море слились и стали оранжевого цвета. Смотреть на закат было интереснее, чем на самый залипательный ролик. Честное слово. Последний кусочек солнца скрылся за горизонтом, но всё ещё было светло.

– Юлька, смотри! Море солнце проглотило! – всплыло в памяти.

– А ему не больно? – спрашиваю у мамы.

– Кому? – удивляется она.

– Морю! Солнце же горячее! – переживаю.

– Да ты что! Ему даже нравится! У него почётная миссия: всю ночь солнце сторожить. Оно полежит, остынет, отдохнёт, а завтра, бодрое и весёлое, снова взойдёт! – успокаивает меня мама. И я верю. Мама подхватывает меня на руки, и мы возвращаемся в дом. От неё пахнет чем-то сладким, едва уловимым, я засыпаю в тёплых руках.

– Ну что, возвращаемся? – голос мамы выдёргивает меня из воспоминаний.

– Давай ещё посидим, – шепчу, и мама молча кивает.

– Знаешь, мне не раз предлагали продать этот дом! – вдруг нарушает она тишину. – Ну место-то лакомое. Для какой-нибудь гостиницы или ресторана. На весь посёлок таких мест раз-два. У нас же степь вокруг, а тут холм. Коммуникации все есть, и подъезд для машин хороший. Большие деньги предлагали, но я всем отказала. Это же бабушкин дом. Твоей прабабушки Нины Константиновны. Предательство это было бы… – мама не смотрела на меня. Она уставилась в одну точку на горизонте, туда, куда только что упало солнце. Я молчала. Не знала, что сказать. Нас обдало потоком прохладного воздуха, и мама стала собираться домой.

Дома мы выпили чая, мама осталась на кухне, а я пошла к себе. Надо бы позвонить бабушке, но почему-то не хотелось ни с кем разговаривать. Не знаю почему. Я просто лежала и изучала потолок. Мысленно водила линии по неровностям и застывшим каплям краски. Мама ещё немного повозилась на кухне, потом полоска света из-под двери исчезла. Я слышала, как она прошла к себе, немного постояв возле моей двери. В окно лезли яркие звёзды. Старый шкаф нависал надо мной молчаливой махиной.

«Я верю в домовых…» – очень вовремя вспомнила я наш с мамой утренний разговор. Вдруг шкаф как затрясётся! Сердце у меня чуть не разбилось о грудину – так биться начало. Я хотела крикнуть, но ни один звук не хотел вылетать из моего рта!

Через секунду я, правда, выдохнула с облегчением. Вот бы опозорилась перед мамой. Шкаф снова затрясся, а через долю секунды… пиликнул. Фу-у-у-ух. Да это же не шкаф, а телефон на тумбочке возле него.

Я нащупала на тумбочке телефон, схватила его и повыше натянула простыню (на всякий случай). Надо ответить бабушке.

«Привет. Как дела? Что делаешь?» – пришло десять минут назад. И «Есть планы на завтра? Го на море!» – высветилось с незнакомого номера только что.

Яркие пятна на горизонте

Конечно, это был Вова. Комната сразу перестала быть страшной. Она превратилась в обычную. Я улыбнулась, а внутренности заполнило удовлетворение. Написал всё-таки.

Если честно, со мной ещё ни разу так романтично не знакомились. Ладно, со мной вообще ещё никто не знакомился. У нас даже так и не принято. Обычно (мне Танька рассказывала) знакомятся на каких-нибудь секциях или в онлайн-играх. А чтоб так прямо – не знаю. Может, только маньяки какие-нибудь. Надеюсь, Вова не маньяк. Его мама знает, и она сказала, что он хороший парень. Хотя один раз мы с бабушкой смотрели передачу про маньяков. Так вот, почти про всех знакомые и друзья говорят, что они «хорошие парни». Ладно, куда-то меня понесло.

Я нажала на Вовину аватарку и сохранила фотку. Отправила Таньке, пусть заценит.

«М-м-м-м. Симпатюля. А сколько ему?» – тут же отреагировала сообщением подруга.

Я прыснула. Звучит так, как будто щенка обсуждаем. Танька тут же поддержала. «А что, немного похож на дога», – прислала Танька после кучи смайлов. Мне больше бультерьера напомнил. Мускулистый и решительный. Глаза – напряжённые плотные капли. По таким не разгадаешь, что за человек перед тобой. Но Таньке я не стала об этом говорить.

«Завтра иду с ним на море», – вместо этого отправила я.

Танька сказала, что мысленно она со мной, и посоветовала надеть оранжевую юбку. Пф-ф-ф. Я юбки терпеть не могу. Мы бы ещё переписывались, но позвонила бабушка по видеосвязи. Я сказала, что уже легла, но тёмный экран её ничуть не смутил. Она не просила встать и включить свет, а убедилась, что я сыта и дома, пожелала спокойной ночи и отключилась.

Я же долго не могла заснуть. Рассматривала Вовину фотку и представляла, о чём мы будем завтра разговаривать и вообще как всё пройдёт. Что говорить незнакомому человеку? Вдруг он вопросы дурацкие начнёт задавать? Терпеть не могу, когда у меня спрашивают, чем я занимаюсь в свободное время. Если сказать правду, что ничем, на тебя смотрят как на сумасшедшую. Как будто те, кто задают такие вопросы, постоянно чем-то заняты. А вдруг он мне встречаться предложит? Как мы потом будем, когда я уеду? Переписываться и фотками обмениваться? Любовь на расстоянии возможна? Оу! Стоп, Юля! Какая любовь, какие расстояния? Ты просто завтра идёшь с ним на море. ПРОСТО ИДЁШЬ НА МОРЕ! МОРЕ!

Море вдруг зашумело где-то совсем рядом. Потом я всё-таки поняла, что это мама включила душ, и погрузилась в сон.

Снилось, что я лежу на тёплом песке и смотрю на горизонт сквозь прищуренные глаза. Солнце бегает по ресницам, и от этого перед глазами скачут яркие разноцветные пятна, похожие то ли на сказочных животных, то ли на кляксы с картины Кандинского. У нас такая в библиотеке висит. Не подлинная, конечно, но бабушка говорит, что очень хорошая репродукция.

– Юльчик-бульчик! Кукурузу хочешь? – слышу над головой. Я открываю глаза и секунду пытаюсь сфокусировать зрение. Наконец мне удаётся разглядеть улыбающуюся маму с варёной кукурузой в обеих руках.

– Ага! Буду! – я захватываю ртом как можно больше зёрен и обжигаюсь. – Ай!

– Дуй, дуй, – переживает мама.

– Ай! – снова восклицаю, тянусь рукой в рот и достаю вместе с жёлтыми зёрнами что-то твёрдое и белое. Зуб! Протягиваю маме.

– Ух ты! Первый выпал! Давай сюда, сохраним, – мама радуется как ребёнок и прячет зуб в кошелёк.

Я закрываю глаза, и разноцветные пятна снова водят свой хоровод перед глазами.

– Юля! Юля! Юля! – раздаётся над ухом. Открываю глаза – никого. – А где мой зуб? – спрашиваю сама у себя.

– Где-где? У Павлика! – раздаётся мужской голос.

Я открыла глаза и полминуты соображала, где я. Ага, вспомнила. Улыбаюсь.

– У Павлика взял. У него ж ферма. Как страусиные, чесслово! – орёт на кухне Нариман. Тьфу. А я думаю, что это за Павлик.

– Здрасьте! – я вошла и кивнула Нариману.

– Здра… здрасьте, – Нариман глянул на меня как на приведение.

– Ю-у-уль! – Мама с силой опустила пакет с яйцами на стол так, что одно треснуло и с него полилось. – Это что за пятна? Ой, аллергия?

Я побежала в ванную. Зеркало показывало опухшее лицо, покрытое красными пятнами, похожими на те, которые мелькали перед глазами, когда я во сне смотрела на солнце. Некоторое время я вытаращенными глазами смотрела на своё отражение. Но у меня никогда не было аллергии!

– Что это? У меня никогда не было аллергии! – уверенно сообщила я маме, которая появилась на пороге ванной с обеспокоенным видом.

– А ты когда-нибудь пила козье молоко? – спросила она, потупившись.

– Нет, где мне его пить? – «У нас же не колхоз», – собиралась я добавить, но сдержалась. – Да и пила я его когда? Аж вчера! – вместо этого возразила я.

– Аллергическая реакция замедленного типа. У тёти Аглаи так было. И тоже на козье молоко. Вся пятнами пошла только на второй день. Редчайший вид аллергии, – с умным видом заявил Нариман, возникший, как призрак, на пороге ванной. – Да-да, это нам врач сказал. Алиго… аллё… аллерголог! – Ему наконец удалось справиться с произношением.

И почему я не закрыла дверь?

– Ага, редчайший. Мне-то что делать? – огрызнулась я.

– Юлечка, я сейчас сбегаю за антигистаминным в аптеку. И надо бы в поликлинику сходить. На всякий случай, – засуетилась мама. Нариман вызвался её подвезти, но она оставила его со мной на всякий случай.

Я не успела придумать, что сказать бабушке, которая должна была вот-вот позвонить, как мама вернулась.

– Юль, тебя там Вова ждёт возле калитки. Сказал, вы на море идёте.

Никаких роз, только гладиолусы!

Супер. Просто супер. Моё первое в жизни свидание не состоится из-за козы. Я не могла выйти с таким лицом, чтобы сказать, почему я никуда не иду.

– Юлечка, ну, позвони и объясни ситуацию, – лебезила мама.

Ага, легко сказать. Как только я представила, что набираю номер Вовы, и он отвечает, рот тут же сковывало, как будто я съела недоспелую хурму. Буду заикаться и бекать что попало. Да ещё и при маме с Нариманом звонить. Ну нет. Надо написать. А что написать? «Моё лицо испортила коза. Извини, я никуда не иду».

– Да ничего не объясняй, скажи, что завтра выйдешь, – прервал своим «умным» советом мои размышления Нариман. – А лучше – через пару дней, – добавил он, смерив меня критическим взглядом.

Это было уже слишком. Я психанула и выбежала из кухни. Плюхнулась на кровать и смотрела в потолок, пока через несколько секунд на пороге не появилась мама.

– Давай я выйду и скажу, что тебе нездоровится, – начала она.

– Ой, ничего-ничего. Если сильно надо, то подождёт. Чего бесишься-то? Никуда он не денется, – комментировал с кухни Нариман.

– Ма-а-а-ам! – умоляюще посмотрела я на маму. Боже, пусть она скажет, чтобы он заткнулся.

Мама провела рукой по моим волосам и вышла. Я слышала, как она шикала на Наримана и как он возражал «а что, я не прав?» Мама ещё раз зашла ко мне и тихонько сообщила, что идёт в аптеку. «Одна нога здесь, другая там», – сказала она и прикрыла дверь.

Мне было уже всё равно, кто что скажет Вове. Ясно одно: моё первое в жизни свидание не состоится. Хотелось плакать, но слёзы почему-то застряли где-то в голове и не хотели вытекать наружу. Ещё и этот сидит на кухне. Надеюсь, он не припрётся сюда со своими советами. Накатила злость. Я схватила телефон и удалила все сообщения от Вовы (четыре штуки). Лучше сразу вычеркнуть его из своей жизни. Я бесцельно тыкала в экран и зашла в галерею. Стала листать фотки. Почти на всех я или с Танькой, или с бабушкой. Так и останусь в старых девах, наверное. А Таньке что сказать? А может, в нейронке какой-нибудь соединить наши с Вовой фотки (ну ту, которая с аватарки, взять)? О, а вот я с дедушкой. Из всех лиц мужского пола вот только дедушка у меня и есть. Ха-ха. Это нервный смех. Ладно, дедуля у меня классный.

Он мне вместо отца, которого я никогда не видела и ничего о нём не знаю. У нас не принято говорить про «этого человека». Бабушка на все мои попытки разузнать, что да почему и как это вообще возможно – бросить родную дочь, отвечает: «Плюнь да разотри». Когда я была маленькая, я действительно плевала себе в одну ладошку, а другой растирала. Когда бабушка не видела. Потом где-то в ленте попалось, что если психически больному человеку предложить объяснить смысл пословиц, то он будет делать это буквально. Только здоровый понимает, что смысл пословицы – в метафоре. Короче, псих реально плюнет и разотрёт, а здоровый поймёт, что имеется в виду простить и забыть. Так что я псих Юля, приятно познакомиться. Ха-ха.