Меркьюри

У Марли даже быстрей забилось сердце от того, как эта женщина единым своим словом способна была управиться с целым миром. «Бэйлор» ― в ее устах этого было достаточно. Марли не многих мужчин знавала в своей жизни, а тем более таких, что вообще прислушались бы к ее зову.

Тем временем миссис Джозеф взяла Бэйлора за руку.

– Ты ведь знаешь, нельзя так драться с Уэйлоном, ― сказала она. Взгляд ее не был осуждающим, как у людей вокруг, она смотрела умоляюще. Точно взывая к сыновьей исключительности, неведомой всем остальным. ― Он же не сможет, как ты, просто встать и отряхнуться.

Отчитывала она сына очень тихо, и у Марли возникло ощущение, будто она невольно вторглась в деликатный момент общения матери с сыном. Отступив на пару шагов, девушка устремила взгляд на небольшие рекламные щиты за кедрами. Прямо за вывеской «Джозеф и сыновья» она заметила явственно ругающуюся пару: мужчина сердито размахивал шляпой в ломаную клетку перед женщиной в длинном сарафане, cкрестившей руки у груди.

Выросшая без отца и братьев-сестер, Марли обычно проявляла интерес к подобным семейным ссорам в легких романах и телесериалах, пытаясь разобраться в тех отношениях, которых была лишена в реальной жизни.

Впрочем, у матери с сыном непосредственно перед ней разногласия выражались явно в одностороннем порядке. В целом Джозефы на первый взгляд показались Марли достаточно плотно сбитой семьей, где все в равной степени ссорились и не умели наладить отношения.

И Бэйлор был жестким и упрямым юношей, начала догадываться Марли, наблюдая, как тот набычившись стоит перед матерью. Парень, которого все боялись и никто не любил. Уэйлон был полной ему противоположностью, и братья определенно не ладили между собой, как бы ни связывали их кровные узы. У Марли, напротив, Бэйлор не вызывал ни малейшего страха. Тем более что у него имелась грозная мать, которая так с ним разговаривала.

– Прости, мам, ― угрюмо буркнул Бэйлор и чмокнул ее в щеку.

Миссис Джозеф между тем перевела взгляд на Марли и приветственно взмахнула ладонью.

– Я Элиза, ― сообщила она. ― А ты, должно быть, только приехала в наш город. Ты здесь одна?

Поскольку на подобные расспросы девушке приходилось отвечать множество раз еще с юных лет, она как всегда почувствовала потребность гордо расправить плечи, вскинуть подбородок и защитить себя как есть.

– Моя мама на работе, ― вежливо ответила она.

Миссис Джозеф медленно кивнула.

– Добро пожаловать в Меркьюри.

Марли взяла протянутую ладонь миссис Джозеф и тут же почувствовала себя в досадном положении, поскольку рукопожатие их длилось куда больше, чем требовалось. Через их соединенные ладони словно заструился тот же беспощадный жар, что ощущался в пронзительном и жестком взгляде Элизы, натренированном на сыновьях. Казалось, эта женщина вмиг постигла внутренним чутьем, что Марли с ее матерью уже давно живут одни и что приехали они в Меркьюри с совсем мизерным скарбом в багажнике своей старушки-«Акуры».

До этого мгновения Марли чувствовала себя незнакомкой в новом месте. Теперь это ощущение исчезло.

Наконец Элиза разжала ладонь.

Из-под заколки у нее выбилась белокурая прядь.

– Будь умницей, ― сказала миссис Джозеф Бэйлору и тут же развернулась к младшему сыну, протянув ему руку: ― Пойдем, Крошка Шэй.

Все это время, пока мать его не позвала, мальчик сидел по-турецки прямо на гравии. Вскочив на ноги, он взглянул на Марли и улыбнулся уголком рта. Бэйлор пообещал Элизе, что вернется домой к ужину. И только после этого Марли заметила Уэйлона: насупившийся и все такой же красный, тот сидел сгорбившись у сетчатой ограды, безвольно уронив руку в бейсбольной перчатке. Да, его бросок принес команде победу и он поймал последний в игре мяч, ― но все равно сидел сейчас разбитый и поверженный.

И его вид пронзил ей душу.

Вскоре Шэй пристроился у брата под мышкой и стал дружески подшучивать, пока Уэйлон не рассмеялся и не встал. Марли проводила взглядом братьев, пока те шли вслед за Элизой к бежевому «Линкольну», припаркованному в другом конце автостоянки.

Бэйлор взял ее под локоть.

– Что же ты ему такое сказал? ― спросила его Марли.

Парень промолчал.

– Что? ― потребовала она ответа, остановившись перед капотом «Шеви».

– Что надо было, то и сказал, ― буркнул Бэйлор, резко открывая пассажирскую дверцу. Он застыл, продолжая сжимать пальцами дверную ручку. ― У тебя было когда-то ощущение, будто весь окружающий мир пытается спасти кого угодно, но только не тебя?

Марли нахмурилась. Таким вопросом она еще не задавалась.

– Я не из тех, кто нуждается в спасении.

Девушка села в фургон, и Бэйлор закрыл дверцу, хлопнув по ней пятерней.

– Твои слова, ― сказал он, склонившись близко к ее лицу через открытое окошко, ― прям просятся на рекламный щит!

Светлые крапинки в его глазах как будто весело замерцали. Бэйлор казался парнем грубым, прямодушным и не понимаемым другими ― в том отношении, в каком, представлялось Марли, сама она способна была его понять. Она испытала совершенно новое для себя ощущение ― противоположное тому, чтобы оставаться незамеченной. Здесь ей не требовалось громко заявлять о своем существовании, чтобы ее не обошли вниманием. Не было ни малейших сомнений, что Бэйлора к ней влекло, пусть даже он совсем ее не знал.

– Так как тебя зовут-то? ― спросил он.

– Марли.

Свое имя он в ответ не назвал, равно как не стал и спрашивать, откуда ей известно его имя. Бэйлор Джозеф ― суровый и сексуальный ― явно привык к тому, что все его знают. Точно так же, как Марли привыкла оставаться инкогнито.

Бэйлор вскочил на водительское сиденье, повернул замок зажигания. Затем вдруг обхватил пальцами запястье девушки и потянул ее руку к себе, пока ее ладонь не оказалась на его голой ляжке. Посмотрел ей в глаза даже не с вопросом, а с вызовом. Марли не отвела взгляд. Жар от его бедра пробуждал в ней плотскую, животную натуру, необузданную и непокорную. Именно этого она жаждала. Физической близости, соприкосновения кожи, волнующего осязания чужого тела. Огня в глядящих на нее глазах.

Марли любила рекламные объявления и броские слоганы, потому что они привлекали внимание. Они были прямолинейными, и их невозможно было игнорировать. Но разве одно и то же ― быть увиденным и стать желанным? Или быть желанным и быть понятым?

Ее охватила ликующая радость от того, что она наконец-то избавилась от бремени одиночества, и когда Бэй снова улыбнулся ей, Марли легонько прикусила губу. Она уже уяснила, что ее новый знакомый так просто не раздает улыбки, что она каким-то образом это заслужила.

Бэйлор припарковался в переулке позади того дома, где было ее новое жилье, и, не теряя времени, стал ее целовать. Его пальцы ерошили ей волосы, зубы покусывали мочку уха. Он шептал ее имя, пряча свое волнение за ухарством.

В какой-то момент щетина на подбородке Бэйлора царапнула ей горло, и Марли открыла глаза. В зеркале заднего вида она заметила, что мимо них вот-вот тихонько проползет «Линкольн» Элизы с двумя ее другими сыновьями на заднем сиденье. Миссис Джозеф глядела строго перед собой, и все же Марли могла поклясться, что та их видела. Каким-то образом Элиза Джозеф знала обо всем.

Глава 4

Спустя неделю Марли получила приглашение на семейный ужин в особняке Джозефов на Холлоу-стрит. На дворе стоял июль, и даже в вечерние часы солнце проливало яркий свет через широкие окна столовой, образуя на полу угловатые тени.

Казалось, за семейным столом Джозефов Марли всегда ожидало местечко ― еще до того, как она появилась в их городе. Она заняла пустующий стул рядом с Бэйлором, напротив Уэйлона и Шэя, с Элизой в дальнем конце стола. Предполагалось, что Марли будет сидеть рядом с Миком, но тот пока что не вернулся домой к ужину.

Впятером они сидели тихо на своих местах, дожидаясь его возвращения. В углу отсчитывали время старинные напольные часы.

Шэй негромко побарабанил ладонями по столу. Бэйлор возмущенно вздохнул. Элиза сходила выключить духовку. Уэйлон уставился в окно.

Прошло десять минут, затем двенадцать. Наконец в шесть пятнадцать в дом с заднего входа ввалился мужчина весь в грязи и саже, в шляпе с узкими полями и тульей в ломаную клетку. Он плюхнулся на свой стул, с недоверием покосился на гостью, и Марли тут же поняла, где ей уже довелось видеть этого человека.

В тот день, когда был бейсбольный матч, именно этот мужчина за рекламным щитом на повышенных тонах разговаривал с женщиной, которую Марли приняла тогда за его жену.

Как оказалось, она ошиблась.

Марли уставилась на него во все глаза, а Элиза тем временем поставила на середину стола большое блюдо с кассеролью.

– Мик, ― обронила миссис Джозеф, ― шляпу.

Сняв шляпу, глава дома прицепил ее к спинке стула, а Шэй попытался передать Марли тушеную зеленую фасоль. Она же не могла оторвать глаз от Мика, у которого был такой же волевой и упрямый подбородок, как у его сыновей, и такие же загрубелые кончики пальцев.

– Это асфальт, ― тихо объяснил ей Шэй через стол, решив, что Марли разглядывает шершавую черноту на руках Мика. ― Кровельный.

Вот оно ― их род занятий, их общее предназначение и превосходство всех Джозефов по праву рождения.

– Это типа черепицы? ― уточнила Марли.

За столом дружно грохнули смехом.

– Не-а, ― мотнул головой Бэйлор. ― Мы делаем малоуклонные крыши на промышленные постройки. Асфальтовые, резино-битумные. Для мельниц, больниц, всяких складов.

– Звучит очень непонятно, ― сказала Марли, взглянув на Элизу в другом конце стола, которая чинно сидела на стуле.

– Все, что требуется, чтобы настелить крышу… ― впервые обратился к гостье Мик, оторвав взгляд от своего дежурного кроссворда, который Элиза предупредительно положила возле его тарелки.

Тут он сделал очень долгую паузу.

– Вот только не начинай опять, ― проворчал Бэйлор.

– Пожалуйста, папа, не надо, ― попросил Крошка Шэй.

– Все, что требуется, чтобы положить крышу, ― непоколебимо продолжал Мик, ― это пара ножниц да пистолет с герметиком для швов.

– А еще подъемный кран, бригада да песка с галькой до черта, ― пробурчал в свой стакан воды Уэйлон, но расслышала это только Марли.

– А я на прошлой неделе видела вашу рекламу в парке, ― сказала Марли. Поймав взгляд Мика, она не отвела глаз. ― И прямо за щитом, мне показалось, были именно вы.

Услышав это, Мик будто оторопел. Наморщив лицо, он крепко сжал в ладони вилку, воздев вверх острые зубцы.

– Кто твой отец? ― спросил он у Марли, и девушка различила, как кто-то резко вдохнул.

– Мик! ― точно взмах хлыстом, прозвучал негромкий оклик Элизы.

Сыновья ее мгновенно оживились. Бэйлор плюхнул на отцовскую тарелку порцию куриной запеканки. Шэй предложил покрасить ставни. Уэйлон кашлянул, прочищая горло, потом поднялся, чтобы перевесить отцовскую шляпу со стула на вешалку.

Причем вся эта суета поднята была лишь для отвлечения сидящего во главе стола мужчины, чтобы он не ляпнул что-либо непозволительное. Подобных хитростей Марли никогда еще не доводилось наблюдать.

– Отца у меня нет, ― без обиняков сообщила она. ― Он не умер, его просто нет.

В комнате повисла тишина. Элиза встала, чтобы принести из кухни кувшин с водой, но так и не двинулась с места. Бэйлор уставился куда-то в сторону, а Мик принялся сосредоточенно жевать.

Довольно долго он был единственным за столом человеком, кто вообще что-либо ел.

Затем раздался звонок в дверь, и Мик поднялся с места. Как только он скрылся в прихожей, Элиза принялась за еду. Остальные последовали ее примеру, отдавая дань ужину. Наконец миссис Джозеф поднялась, чтобы собрать и перемыть тарелки. Мик позвал Бэйлора помочь ему с чем-то в прихожей, Шэй понес корзинку с остатками хлеба на кухню, и Марли с Уэйлоном остались в столовой одни.

Он глядел на нее изучающе, нисколько не улыбаясь. С удивлением Марли поймала себя на том, что не нуждается в его улыбке. В искренности Уэйлона ощущалось великодушие, как будто говорящее: «Мы такие, какие мы есть, и я ничего не стану от тебя скрывать».

– Ты уж прости, ― произнес он наконец. ― Мы обычно стараемся удержать его от нечаянных слов.

Эти извинения были словно дверь, которую все прочие члены семейства предоставили открыть именно Уэйлону. Уэй Джозеф казался человеком предсказуемым, и добрым, и надежным. При этом его зеленые глаза, когда он извинялся за еще не совершенные проступки отца, глядели решительно и твердо.

– Да все в порядке, ― ответила Марли. ― Мне вообще все равно, что он обо мне думает.

И это действительно было так.

– Он никогда не ходит на бейсбольные матчи, ― добавил Уэйлон, теребя пальцами золотую цепочку у себя на шее. ― Наверняка ты видела кого-то другого.

Марли хотела было упереться и убедить его в своей правоте ― держаться той же честности, что только что проявил перед ней Уэйлон. Но тут со стороны прихожей донеслись громкие и резкие диссонирующие звуки.

– Такое впечатление, что кто-то бренчит на рояле, ― сказала Марли.

Уэй поднялся.

– Похоже на то.

Вслед за Уэйлоном она прошла в большую комнату рядом с прихожей. Там, возле каминного кресла с «ушками», на котором покоился кларнет, стоял большой напольный фонограф Victrola.[6] Бордовый коврик под ногами у девушки оказался задранным. Как и следовало ожидать, в дальнем конце комнаты перед раскрытым пианино сидел глава семейства. Успев вновь нацепить свою шляпу, Мик лихо сдвинул ее набекрень.

– Мик, ― молвила миссис Джозеф, появившись сзади, ― погляди на пол.

Обнажившиеся из-под коврика деревянные половицы оказались поцарапаны, когда Мик с Бэйлором затаскивали небольшое пианино с улицы внутрь. Ничего не ответив жене, мистер Джозеф прошелся пальцами по клавишам с верхнего регистра вниз, отчего ноты покатились водопадом. Инструмент был расстроен, издавая к тому же медное дребезжание, и всякий раз, как Мик нажимал ногою на педаль, клавиши глухо гудели. Тем не менее Мик принялся энергично играть Moonlight Serenade[7], мгновенно наполнив музыкой дом. Его пальцы легко скользили по клавишам цвета слоновой кости, и все тело при этом изгибалось.

Закрыв глаза, Мик с проникновенным видом обратился в слух, всецело сосредоточившись на мелодии. Казалось, он вообще не испытывал надобности что-либо говорить. Быть может, это и есть настоящий Мик Джозеф, подумалось Марли, а вовсе не тот грозный и сердитый дядька, которого она наблюдала тогда в парке?

Элиза прислонилась виском к дверному косяку, а Шэй пристроился внизу у самого инструмента, ловя своим телом исходящие от него вибрации. Уэйлон забрал с кресла кларнет, чтобы Марли могла сесть. Когда прозвучал последний аккорд, который несколько мгновений, точно падающие с неба снежинки, медленно опускался в воздухе, несмотря на то что Мик уже отпустил педаль, у Марли так защемило в груди от этих прекрасных звуков, что она вынуждена была отвернуться.

Именно в тот момент она и заметила, как Бэйлор выскользнул в прихожую и сел на ступени спиной ко всем, опершись локтями на колени. То ли его так взволновало появление в доме пианино, то ли ее, Марли, присутствие ― трудно было сказать. Бэйлор, который так активно домогался ее внимания на бейсбольном поле, начал ее игнорировать, стоило Марли ступить в его дом. И предпочел вычеркнуть себя из членов семьи в тот самый момент, когда Марли только стала в нее вписываться.

Незаметно подошел август. Марли уже каждый вечер ужинала в доме Джозефов. Девушка рассудила, что это постоянно действующее для нее приглашение к семейному столу означает, что они с Бэйлором встречаются, несмотря на то что единственные места, где она бывала с Бэйлором, ― это столовая в их доме да пассажирское сиденье его фургона. Впрочем, Марли не возражала. В этом огромном доме было бесчисленное количество ведущих один в другой коридоров и комнат. И этот масштаб невозможно было полностью охватить воображением ― во всяком случае, как съемное двухкомнатное жилище девушки с его демонстративной простотой. Легко поселиться, легко съехать ― как раз то, что и требовалось Марли и ее матери.

Ее мама, Рут, была медсестрой и, чтобы покрыть все их семейные расходы, работала, помимо долгих дневных дежурств, еще и сверхурочно. Добираться до больницы ей было далеко, зато жилье в Меркьюри сдавалось дешево.

– А что, здесь вполне можно и задержаться, ― сказала мать Марли, когда они только приехали в городок. Для уроженок Запада «задержаться» обычно означало год, ну, может быть, чуть дольше.

Рут любила рассказывать Марли обо всех диких выходках, что она проделывала в юные годы. Как, например, автостопом добиралась до фестиваля фолк-музыки в Ньюпорте или как выкрасила волосы в синий цвет. Теперь она ни в коем случае не пропускала сроков оплаты счетов и постоянно держала возле микроволновки старую жестяную баночку из-под кофе с мелочью, чтобы дочь утром всегда могла взять оттуда деньги на школьный ланч. Рут крайне редко ходила на свидания и никогда не сетовала по этому поводу. Она все так же слушала пластинки Стиви Никс[8] и отчаянно пела в кулак, как в микрофон, ее знаменитый хит Rhiannon. И Марли восхищалась матерью ― за ее решительность, за прозорливость, за ее способность снова и снова упрямо начинать жизнь с нуля.

История их жизни до приезда в Меркьюри мало отличалась от многих подобных ситуаций: молодая мать-одиночка, отец, не пожелавший остаться. В каждом городе их всегда манило новое начало. Для Марли ее мать была богиней, которая никогда не уставала, которая обладала неиссякаемым источником любви и нежности к своему чаду и которая любила устраивать совместный поздний ужин перед телевизором с большой миской попкорна.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

 Бэттер ― отбивающий в бейсболе, игрок атакующей команды. Кэтчер ― игрок защищающейся команды, который находится за «домом» и спиной бэттера, но перед судьей, и принимает мяч, поданный питчером. Питчер ― игрок защищающейся команды, подающий мяч в сторону «дома». Иннинг ― игровой отрезок, в котором обе команды по разу атакуют и защищаются.

2

 Bad Moon Rising (1969) ― песня Дж. Фоггерти, лидера американской рок-группы Creedence Clearwater Revival, в которой апокалиптического настроя текст исполняется в веселом жизнерадостном ритме.

3

 Имеется в виду текст, написанный совместно двенадцатью апостолами, получившими вдохновение от Святого Духа: «Верую в Бога, Отца Всемогущего Творца неба и земли… (и далее)».

4

 Ротари-клуб ― некоммерческая общественная организация представителей бизнеса и профессиональной элиты.

5

 Имеется в виду распространенная в 80–90-х годах прошлого века практика помещать фотографии без вести пропавших детей на пакетах с молоком и упаковках пиццы.

6

 Стационарные фонографы Victrola, где корпус в виде шкафчика служил как усилителем звука, так и местом для хранения пластинок, выпускались в начале ХХ века американской фирмой Victor.

7

 Moonlight Serenade («Серенада лунного света») ― джазовая свинг-баллада Гленна Миллера и его оркестра, впервые записанная в 1939 году и прославившаяся после выхода музыкальной комедии «Серенада солнечной долины».

8

 Стефани Линн «Стиви» Никс (род. в 1948 году) ― американская певица и автор песен, дважды включенная в «Зал славы» рок-н-ролла.