Свет между строк

тем же глухим звуком дверцы холодильника,

и —той же фразой:

–Почему бутерброд не влезает в контейнер?

Я не ответила.

Прислонилась к стене, наблюдая.

Каждое движение Тео —точно по кадрам, как запись, запущенная на повтор.

Даже пауза, когда он морщит лоб и ищет крышку.

–Завяжи шнурок, —сказала я.

Он поднял голову, встретился взглядом и вдруг улыбнулся не тем выражением,

чуть шире, чем обычно.

–Завяжу, —ответил он.

Голос —тот же, но интонация чужая.

Мир будто на секунду сдвинулся.

Как если бы его сняли с треноги и поставили чуть под углом.

Я отошла, села за стол, достала чашку.

Кофе был уже налит.

Я не помнила, чтобы включала кофеварку.

Пар поднимался ровно вверх,

и на секунду показалось, что он складывается в буквы.

Я зажмурилась.

–Нова, —сказал Тео, натягивая куртку. —Ты… какая —то не такая.

–В смысле?

–Не знаю. Будто не здесь.

–Я просто устала, —сказала я.

Он смотрел слишком долго,

а потом тихо добавил:

–А я —будто уже видел это. Всё.

Я замерла.

Он пожал плечами, застегнул молнию, будто ничего не сказал.

–Не забудь поесть.

–Слушаюсь, начальник.

Он улыбнулся, но теперь эта улыбка казалась нарисованной.

Дверь хлопнула, и тишина вернулась —но не та.

Не мягкая.

Жёсткая, как если бы воздух стал плотнее.

Город встречал привычным гулом,

но голоса людей звучали приглушённо, словно из динамиков под водой.

Те же лица.

Та же собака.

Тот же автобус.

Только теперь у женщины на шее —зелёный шарф,

а вчера был синий.

Я помнила.

Точно помнила.

Автобус приехал на ту же минуту,

но двери открылись с тихим скрипом, как будто ему больно.

Я вошла, прошла к окну.

Люди сидели так же,

но парень с наушниками теперь двигал губами —

без звука,

словно репетировал фразу, которую не сможет произнести.

Снаружи город казался изношенным.

Тот же фасад с трещиной, но трещина глубже.

Тот же рекламный щит,

но лица на нём смазаны, будто их стёрли и заново нарисовали в спешке.

Один из домов слегка дышал —

стекло на окнах подрагивало, как плёнка.

Я смотрела и думала:

может, это сон.

Может, просто мозг застрял на повторе.

Но холод под пальцами был настоящий.

В офисе пахло пылью и чем —то кислым, как старый кофе.

Кейт уже сидела, но теперь без пучка —волосы распущены.

Она повернулась, и я заметила, что на ней тот же пиджак, но пуговицы застёгнуты наоборот.

–Утро, —сказала я.

Она моргнула.

–Что?

–Утро.

–Ты уверена, что оно есть?

Я не ответила.

Она усмехнулась,

но глаза —пустые, как у манекена.

–Ты вчера не дописала отчёт, —сказала она.

–Я закончила.

–Нет. —Она повернула экран, и там было пусто.

Файл открыт, но ни одного символа.

Я провела пальцами по клавиатуре —буквы не нажимались.

Пластик под кожей был тёплым,

словно под ним течёт ток, но не электрический.

–Кейт, —я прошептала.

–Что?

–Скажи… какой сегодня день?

Она подумала, долго, слишком долго.

–Вторник, —сказала наконец.

–Вчера был вторник.

–Ну… бывает.

Она снова посмотрела на экран,

но теперь глаза её отражали цифры, которых там не было.

Я встала.

–Мне нужно выйти.

–Конечно, —сказала она, не моргая. —Только не забудь поесть.

Я обернулась.

Эти слова —тот же тембр, те же интонации, что у Тео.

Даже пауза совпала.

На улице было слишком светло.

Небо выцвело до белизны,

и здания будто утратили контуры.

Я шла быстро, чувствуя,

как под ногами асфальт подрагивает,

как будто город дышит.

На перекрёстке —та же женщина.

Собака стояла спокойно,

но теперь глаза у неё были золотистые, как у кошки.

Женщина подняла голову, встретилась взглядом.

Улыбнулась.

И медленно произнесла беззвучно —я видела по губам:

“Проснулась.”

Сердце пропустило удар.

Мир дернулся,

звук машин оборвался на середине.

Я моргнула —

и она исчезла.

Дома пахло странно —смесь чая, железа и бумаги.

Тео сидел на диване,

но тетрадь у него была не та —

толще, с золотым срезом,

как старые дневники.

Он писал что —то длинное,

и когда я подошла, быстро закрыл.

–Геометрия? —спросила я.

–Почти.

–Что «почти»?

–Просто записываю.

–Что?

Он пожал плечами.

–Всё, что повторяется.

Я опустилась рядом.

Книга всё так же лежала на столе.

Закрытая, но корешок тёплый, как дыхание.

Я смотрела на неё долго,

и вдруг лампа моргнула —раз, два, три.

Три, как всегда.

И снова тишина.

–Нова, —сказал Тео.

–Что?

–А если завтра не наступит?

–Наступит, —сказала я. —Просто мы его ещё не придумали.

Он кивнул,

и тетрадь тихо щёлкнула, будто закрылась сама.

Ночью я не спала.

Часы на стене тянули стрелки вперёд и назад,

а за окном город переливался —

огни гасли и вспыхивали,

как будто кто —то листал страницы.

Я подошла к окну.

Дома казались ближе, чем обычно.

И в каждом окне —я.

Разная.

В одной тень —стоит у книги.

В другой —спит.

В третьей —смотрит прямо на меня.

Я отошла,

прижалась спиной к стене.

Книга лежала на столе,

и страницы шевелились от сквозняка,

хотя окна были закрыты.

На первой виднелось слово.

Одно, ровное, простое:

“Вспомни.”

Я закрыла обложку.

Тишина вздохнула.

Мир —чуть дёрнулся, как перед новым началом.

И всё остановилось.

Глава 10. Следы на пепле.

Вечер тянулся, как вязкая смола.

Тео давно спал —свернувшись клубком под своим одеялом в звёздочку, тихо посапывал за дверью.

Я стояла у окна, глядя на город.

Неон отражался в стекле, внизу гудели машины, редкие шаги —и всё это казалось чужим.

Слишком реальным, чтобы поверить, что день начался с книги, которой не должно существовать.

На кухне мигал старый чайник. Я налила воду, но забыла включить.

Мозг крутил одну и ту же петлю: сон, книга, имя.

Пустые слова, но от них где —то в груди тянуло тонкой болью, как от шрама под кожей.

Я не собиралась к ней прикасаться.

Клянусь.

Но когда проходила мимо, что —то будто зацепило меня за запястье.

Невидимо, мягко —и не отпускает.

Я открыла её —и сердце ухнуло вниз.

На первой странице, на идеально чистом листе проступали слова, будто выжженные горячим железом:

«Ты ведь всё ещё боишься?»

Холод поднялся по позвоночнику, будто кто —то провёл лезвием по спине.

Я выдохнула —рвано, шумно.

Страх был странный, знакомый.

Как будто я уже когда —то стояла перед чем —то подобным.

Как будто уже боялась —и проиграла.

Пальцы дрожали. Я не могла отвести взгляд.

Слова медленно менялись, словно кто —то писал их прямо сейчас, на моих глазах.

«Боишься —значит жива.»

Воздух выдавило из лёгких.

Я отшатнулась, почти не контролируя тело.

Книга выскользнула из рук и ударилась о пол —глухо, тяжело.

Звук разошёлся по комнате, как удар сердца.

Я смотрела на неё, не дыша.

На полке дрогнула чашка, где —то за стеной скрипнула труба.

И вдруг —злость.

Резкая, горячая, будто инстинкт выживания.

Я подняла книгу, прижала к груди, прошипела:

–Хватит этого дерьма.

Мой голос прозвучал слишком громко.

Сразу —осознание.

Тео.

Я резко повернулась к его двери.

Тишина.

Ни звука.

Он спал.

Я выдохнула, медленно поставила книгу на полку.

Пальцы ещё дрожали.

Сердце стучало где —то в горле.

Я пошла в спальню, пытаясь убедить себя, что всё это —просто усталость, перегрев, нервы.

Всему есть объяснение. Всегда есть.

Но когда я хотела выключила свет, раздался лёгкий шорох.

Такой тихий, будто кто —то перевернул страницу.

Книга лежала на полу. Открытая.

На страницах —мелкий, дрожащий почерк, будто писала рука, не привыкшая к письму.

Буквы неровные, в некоторых местах будто смазаны водой.

Я прочитала первую строчку.

«Они нашли их утром. Двор был тихим, только мусорные пакеты качались на ветру…»

Слова начали оседать внутри, холодом.

Я знала этот двор.

Эти облупленные стены, зелёную дверь, запах сырости.

Это был мой дом.

Дальше читать было всё труднее, но я не могла остановиться.

«Женщина —без признаков жизни.

Мужчина —не найден.

Следы борьбы, наркотики, отпечатки двух посторонних лиц…»

Каждая строчка —как гвоздь в голову.

Память ожила вспышками.

Жёлтая лампа под потолком.

Крик.

Запах бензина.

Горячее, обжигающее пятно на руке.

Тишина.

Только моё дыхание и звук собственных шагов.

Я была там.

Маленькая. Сжавшаяся в углу, пока кто —то ломал стены моего детства.

Слышала, как хрипят голоса, как захлопывается дверь.

Потом —крик. Мамин, высокий, сорванный, будто не из горла, а из самой груди.

За ним —хлопок. Один.

Гулкий, окончательный.

Мир застыл.

А потом всё двинулось разом: запах пороха, горячий воздух,

треск, будто что —то рвётся.

Пламя. Сначала тонкой ниткой по занавеске, потом вспышкой —ослепляющей, жадной.

Огонь полз по стене, по ковру, будто живой, голодный.

Краска на окне лопалась, в комнате стало светло, как днём, но не от солнца.

Я прижала руки к ушам, но пламя ревело громче, чем голоса.

И тогда —только бег.

Я закрыла глаза, но звуки всё равно проходили сквозь уши —глухие удары, рыдания.

Я слышала, как кто —то дышал у самой двери.

А потом —шаги и тишина.

Я перелистывала страницы.

Они пахли пеплом.

«Двое мужчин задержаны через три дня.

Орудие найдено.

Оба ранее судимы.

Дело закрыто.»

Закрыто.

Как будто можно поставить точку —и жить дальше.

Пару строк —и чья —то жизнь превращается в отчёт.

А я —в статистику.

Но последняя фраза ударила сильнее всего.

«Отец ребёнка не найден.

По словам соседей, ушёл за несколько дней до инцидента.

Местонахождение неизвестно.»

Я перечитала её несколько раз.

Слово “ушёл” застряло, будто кость в горле.

Не погиб. Не исчез.

Просто ушёл.

В голове звенит, как от удара.

Я помню его пустые глаза, запах дешёвого табака, раздражённое дыхание.

Помню, как он швырял вещи, как кричал на маму.

Но чтобы он просто ушёл…

Нет.

Он не умел уходить —он умел только ломать.

Я закрыла книгу.

Мир не рухнул.

Только стало тише.

Слишком тише.

Пальцы всё ещё дрожали, когда я подняла взгляд.

На внутренней стороне обложки проступили слова, будто выцарапанные ногтём изнутри:

«Ты ведь знала, что он жив.»

Книга выскользнула из моих рук и упала на пол.

Я не двинулась.

Только смотрела, как тень от книги растекается по ковру, как пятно.

Воздух звенел.

В груди —пустота.

И где —то глубоко, под всей этой тишиной, шепот —еле слышный, но отчётливый:

Она не рассказывает. Она обвиняет.

Глава 11. Те, кто смотрят из страниц.

Книга лежала на полу.

Раскрытая, будто ждала, что я продолжу читать.

На странице —те же слова, выцарапанные неровно, будто ногтями:

«Ты ведь знала, что он жив.»

Я не двигаюсь.

Просто смотрю.

Словно каждое движение может спугнуть тишину, в которой эти слова звучат громче, чем всё вокруг.

Кожа под пальцами покрывается мурашками, дыхание короткое, будто воздух стал гуще.

Внутри —странное ощущение. Не страх, а узнавание.

Будто эти слова я уже слышала когда —то.

Давно.

Не из книги —из телефона.

Обычный день.

Серый, липкий, ничем не примечательный.