Сладость или гадость, господин вампир?

Сигрид выдержала мой гневный взгляд, и в уголках её губ промелькнула едва заметная улыбка.

– Ты плохой психолог, Орфеус. Вся её суть – в контроле и порядке. Ты нарушил и то, и другое. Верни ей чувство контроля. Возмести ущерб.

Мой скептицизм вырвался наружу в форме саркастичного смешка.

– Подарить ей коробку ингредиентов? Она расценит это как взятку и швырнёт мне в голову. Вы же слышали!

Сигрид медленно покачала головой, и в её глазах мелькнул огонёк понимания.

– Нет. Она расценит это как жестокую необходимость. Она прагматик до мозга костей. Она ненавидит хаос, а необходимость заново собирать эти компоненты – это хаос чистейшей воды. Ты дашь ей возможность избежать его. Ты предложишь сделку. Её доступ к знаниям – в обмен на твою помощь в восстановлении её «идеального» мира. Это язык, который она поймёт. Язык, на котором она говорит.

Мысль о том, чтобы явиться к ней с дарами и униженно просить о помощи, жгла изнутри, словно кислота. Гордость восставала против этой идеи, но разум подсказывал, что другого выхода нет.

– Я не могу, – простонал я, сжимая виски пальцами. – Она… она буквально выворачивает мои нервы наизнанку. Давай пошлём Вальтера? – я кивнул в сторону стеклянной стены, за которой наш юный стажёр, словно зачарованный, разглядывал мерцающий кристалл, не скрывая своего любопытства.

Сигрид лишь приподняла бровь, и в её глазах мелькнуло нечто похожее на веселье.

– Вальтер на прошлой неделе, представляясь сотруднику архивов, попытался укусить его за палец, приняв рукопожатие за приглашение к трапезе. Ты действительно хочешь доверить ему переговоры с последней из рода Вейнов?

Перед глазами всплыла картина: бледный, заикающийся Вальтер пытается вести диалог с Селестой. Она бы не просто отвергла его – она бы превратила его в пыль на своём идеально выметенном полу, сопроводив это какой-нибудь язвительной репликой.

Чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт!

Я закрыл глаза, пытаясь представить её лицо. Не искажённое гневом, а озаренное жадным интересом к тем редким ингредиентам, которые я мог бы предложить. Её внутренняя борьба между гордостью и прагматизмом… Сигрид была права. Это действительно мог быть единственный шанс.

– Хорошо, – выдохнул я, чувствуя, как тяжесть неизбежного опускается на плечи. – Я достану для неё эту проклятую пыльцу снов и редкие коренья. Но если она снова попытается применить ко мне заклинание солнечного света…

– …уверена, ты найдёшь, что ответить, – закончила за меня Сигрид, уже погружаясь в изучение древних свитков. – Действуй, Орфеус. И помни – на кону стоит нечто большее, чем твоё уязвлённое самолюбие.

Каждое слово Сигрид било точно в цель, заставляя меня осознавать масштаб происходящего. Я должен был переступить через свою гордость ради высшей цели. Ради спасения Анклава. Ради того, чтобы остановить Ростофора.

Глубокий вдох. Выдох. Пора действовать. Время для колебаний прошло.

Я вышел из кабинета, чувствуя себя так, словно только что проиграл важнейший поединок. Команда тут же обратила на меня свои любопытные взгляды. Леон, словно почуяв моё состояние, протянул мне бокал с янтарной жидкостью.

Сделав глоток, я позволил прохладному напитку прокатиться по горлу, надеясь, что он хотя бы немного притупит горечь предстоящего унижения. Напиток разлился по венам, но даже он не мог заглушить внутренний протест.

– И что, шеф? – в голосе Леона сквозило неподдельное любопытство.

– Я иду покупать подарки для самой неприятной ведьмы во всём измерении, – произнёс я с мрачной иронией, стараясь не показывать, насколько эта перспектива меня раздражает. – Лив, дай мне доступ к запасам алхимика. И… закажи огромную, максимально неудобную картонную коробку. С бечёвкой. Такую, чтобы она сразу поняла – я делаю это через силу.

Пока я отдавал распоряжения, в глубине души шевелилось что-то странное. Что-то, чего я не хотел признавать.

Мысль, которая казалась предательской.

«А какой она была бы, Селеста Вейн, если бы перестала злиться?» – этот вопрос крутился в голове, словно навязчивая мелодия.

И тут, к собственному ужасу, я осознал правду. Мне действительно было чертовски интересно это выяснить. Интересно, скрывается ли за этой маской непримиримости что-то другое. Что-то, чего я пока не видел.

Эта мысль заставила меня поморщиться. Неужели я действительно начинаю интересоваться той, кого презираю? А ведьм я презирал всегда.

Нет, это просто временное помутнение рассудка.

Просто необходимость, продиктованная обстоятельствами.

Но внутренний голос ехидно шептал: «А может, дело не только в этом?»